| Раз Бог теперь для христианина в смысле Его отношения с человеком есть прежде всего Любовь , то догматически Он уже не может «оставаться» только Единицей. Ведь любовь должна быть на кого-то направлена. И если в момент сотворения, и тем более в момент искупления высшим объектом Божественной любви был человек, то кто был таким объектом, когда не было ни человека, ни вообще тварного бытия? Таким объектом могли быль только две другие ипостаси Божества. Необходимость существования трех самостоятельных ипостасей: Отца, Сына и Духа Святого часто понимается как проявление любви каждого Лица Божества по отношению к двум другим. Поэтому определение Бога, данное в Послании Иоанна, является первичным по отношению к пониманию Бога как Троицы и Творца. Поэтому христианский монотеизм уже не мог оставаться исповеданием Единицы. Сотворение Богом мира, ангелов и человека также объясняется главной чертой Его характера, открытой нам через Иоанна – любовью и необходимость произливать ее на мир и человека: Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. 65 1.2. Особенности христианской антропологии Одним из важнейшим пунктов христианской антропологии является учение об однократности человеческого бытия . Это положение христианского богословия прямо вырастает из понимания человека как единого целого. C учением об однократности человеческого бытия неразрывно связан догмат неповторимости искупительной жертвы Христа. Н.А.Бердяев говорил в этой связи: «Исключительная историчность и динамичность христианства связана прежде всего с тем, что центральный факт христианской истории – явление Христа – есть факт однократный и неповторяемый, а неоднократность и неповторяемость есть основная особенность всего «исторического». 66 Идея однократности, неповторимости человеческой жизни порождает представление о личностной истории, истории отношения между Богом и душой. Человеческая жизнь – это единая и однократная история тела, души и духа от их одновременного сотворения до вхождения в Царство Небесное опять-таки вместе. В Евангелии прямо сказано о том, что жизнь дается человеку всего один раз: …Христос… однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею. И как человекам положено однажды умереть, а потом Суд, Так и Христос, однажды принесши Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение. 67 |
| распространять вокруг себя проклятие и мрак? Это очень тревожный вопрос, требующий вдумчивого к себе отношения. По-видимому, аскетика сама по себе не ведет к высшим духовным достижениям и не вырабатывает духовной зрячести, она может даже иссушить и ожесточить сердце. Диавол тоже аскет. Необходим другой элемент в духовном пути, без которого аскетика лишается преображающего и просветляющего смысла. Аскетика без любви бесплодна и мертва. «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий. Если я имею дар пророческий, и знаю все тайны, имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносит, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, все переносит.» (Первое посл. к Коринфянам, гл. 13. 1-7). Епископы собравшиеся на архиерейский собор в Карловцах, не исполнили заветов Ап. Павла. В словах и делах их нет любви, есть глубокое недоброжелательство, нелюбовь к человеку и к Божьему творению. Они не «долготерпят» не «милосердствуют» они «превозносятся» «раздражаются», «мыслят зло», они ничего не «покрывают», ни на что не «надеются», ничего не «переносят». Аскет монах может исполнить заповедь любви к Богу, но если он не исполняет заповеди любви к ближнему, не любит человека и Божьего творения, если видит в человеке лишь зло, то сама его любовь к Богу искажается и извращается, то он — «медь звенящая или кимвал звучащий». Аскетически-монашеское недоброжелательство, нелюбовь, подозрительность к человеческому миру, ко всякому движению в мире есть извращение христианской веры. Христианство есть религия любви к Богу и любви к человеку. Одна любовь к Богу без любви к человеку есть извращение любви к Богу. Одна любовь к человеку без любви к Богу (гуманизм) есть извращение любви к человеку. Тайна христианства есть тайна Богочеловечества. Монах-аскет, в котором сердце иссушилось и охладилось, который любит Бога, но с нелюбовью относится к человеку и миру, есть практический, жизненный монофизит, он не исповедует религии Богочеловечества. Он виновник нарождения в мире безбожного гуманизма. В православии был этот монофизитский уклон и теперь мы изживаем его злые плоды. Мы присутствуем при последних судорожных движениях монофизитского, враждебного человеку православия или, вернее, лже-православия. Этот дух обречен на гибель, он злобствует против человека и проклинает всякое движение жизни. Этот вопрос остро ставится в нашей церковной смуте. Ныне происходит борьба за христианство, как религию богочеловечества, соединяющую в себе полноту любви к Богу и человеку. Аскетика без любви мертва, |
| Революция обнажает условную ложь официальной церковности, обнаруживает всю застойную ее гнилость и тем служит делу религиозного возрождения, которое не может быть простым подновлением старого: слишком слабы и внутренно порочны, хотя и благожелательны, попытки лучших представителей старой церкви сделаться прогрессистами; остается в ней господствующей стихия черная и оживление духа старой церкви скорее приведет к реакционному клерикализму, реакционному не только в политическом, но еще более в религиозном отношении. Но вряд ли теократия, как новая всемирно-историческая сила, выйдет непосредственно из стихии русской революции. Религиозная революция давно уже совершается незримо в разных концах мира и на разных концах культуры и то, что происходит в России, есть только один из моментов. Россия имеет свою религиозную миссию в мире и много уже в ней было пророческого, но политиканство, ныне развивающееся, не имеет прямой связи с этой миссией. Теократия есть явление в мир Богочеловечества, совершенного союза человечества с Богом, подобно тому, как Христос был явлением Богочеловека, открытием религиозной возможности теократического союза. Это – «жена, невеста Агнца», которую один из Ангелов показал Иоанну. Христос был Богочеловеком, но свидания с невестой Своей, – Богочеловечеством, с душой мира, ставшей церковью, падет Он в конце мира. Образование соборного церковного тела в мире есть возвращение мира к Богу, обожение мира и человечества, и лишь в конце этого процесса видим мы «святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с Неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего». «Се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло». Теократия есть объективная, вселенская сила религии, реальная сила благодати, а не субъективная сила или, вернее, бессилие религиозности. He человеческими силами созиждется теократия, но «невозможное человекам – возможно Богу». |
| Свобода для христианства – внутренняя, а не внешняя категория. Об этом Бердяев говорит в другом своем фундаментальном труде, «Философия свободы»: Свобода в христианской религии не есть формальный принцип, как в политическом либерализме, не есть свобода безразличная, бессодержательная... Для христианства не может быть безразлично содержание религиозной совести, и дорожит оно не пустой формой свободы, которую можно наполнить любым содержанием. Христианину безмерно дорога свобода, потому что свобода есть пафос его веры, потому что Христос есть свобода. Путь истины и есть путь свободы во Христе, ибо Сын освобождает. В религии Христа свобода ограничена только любовью, христианство – религия свободной любви и любящей свободы. Новый Завет – завет любви и свободы. Любовью и свободой исчерпывается содержание новозаветной веры, преодолевающей ветхозаветное законничество и языческий натурализм 478 . В первом же поколении христиан прозвучал призыв апостола Павла: К свободе призваны вы, братия. Этот призыв был обращен к разным категориям лиц – свободным и рабам, иудеям и язычникам, богатым и бедным. Но Павел сразу же оговорил, что он понимает под свободой: только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу. И повторил слова, которые звучали из уст Иисуса: Ибо весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя. А затем добавил: Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом ( Гал. 5:13–15 ). Способность людей к счастливой жизни зависит не от внешних условий, а от того, могут ли они научиться любить друг друга. Христианство – религия любви, и именно на идее любви построена вся христианская нравственность. Христианство делает людей творцами своего счастья, научая их любви, в том числе любви к врагам, и тем самым предохраняя от самоистребления. Но счастье, как и свобода, понимается в христианстве не как внешняя категория: счастье человека зависит от его внутреннего мира, от того, как он строит свои отношения с людьми и с Богом. |
| Скажут ему: «Такая-то область не подчиняется тебе». А он скажет: «Нашествие диких зверей истребит ее”» 19 . Тот учитель, которого они ждали, должен был дать власть над внешним миром, а не над внутренним. Он должен был спасать не от духовной смерти, а от политического притеснения. Он должен был не распространить уникальные привилегии Израиля на все остальные народы, а неизмеримо возвысить евреев над остальными людьми… Ради такого мессии, такого учителя казалось ненужным расставаться с педагогом. Большая часть Израиля так и осталась в приготовительном классе 20 . «Образ Мессии двоился у еврейского народа, ожидание Христа смешивалось с ожиданием Его врага, и потому Христос по человечеству был еврей, и еврей до глубины своего существа был предавший Христа Иуда» ( Бердяев Н.А. Национализм и антисемитизм пред судом христианского сознания) 21 . И по сию пору выискиваются оправдания для Иуды: оказывается, «Иисус был арестован евреями для того, чтобы защитить его от римлян» 22 … Что ж, если кто-то переходит в следующий класс, а кто-то задерживается «на второй год», в этом большой беды нет, если дело происходит в обычной школе. Но та школа, в которой воспитывался Израиль, не обычна. В ней педагог строг не только по отношению к своему непосредственному воспитаннику. Еще более он строг, вплоть до жестокости, по отношению к тем его «старшим товарищам», которые зазывают его принять участие в их игрищах. Любой человек, раскрывавший исторические книги Ветхого Завета, знает, сколько там крови, сколько благословений на убийства и разграбление языческих городов: А в городах сих… не оставляй в живых ни одной души… дабы они не научили вас делать такие же мерзости, какие они делали для богов своих, и дабы вы не грешили пред Господом Богом вашим ( Втор. 20:16-18 ). Жестокость ветхозаветного мира столь поражала, что позднее люди «гуманистического» склада задались вопросом: полноте, действительно ли Бог Моисея – это благой Бог Творец? Действительно ли это Творец Жизни? Или это некий дух смерти, сеющий смерть вокруг себя и вокруг своего Израиля? Уже первым христианским апологетам (в том числе Клименту Александрийскому и Оригену ) пришлось выступить с защитой Священных книг Израиля. |
| Так и в рассказанных еще выше примерах святого самопожертвования: монахиня Мария, спасая евреев, «не пожалела «сыночка своего Юру, но это была и его добрая воля; а вот шофер Михаил, бросаясь под автобус, «забыл» о жене и детях, обрек их на страдания недобровольные. А если бы вспомнил – мог бы и остановиться… Можно кстати заметить, что тоталитарные системы парадоксально держались на семейной любви, точнее, страхе от любви, когда человек сам-то готов бы пойти на страдания за правду, но боится за судьбу своих близких. Некто, человек великой души, рассказал мне что перед женитьбой предупредил невесту: «только имей в виду, я уже обручен» – обручен с правдой. Но и такой брачный договор – разве избавит его от страдания?.. Таковы могут быть мучительные конфликты между любовью к дальним и любовью к близким, между стремлением к свободе и жалостью к людям. «Жалость может привести к отказу от свободы, свобода может привести к безжалостности» (Н.А. Бердяев). И далеко не всегда бывает, по совести, ясно – какое следует принять решение. Наш воображаемый оратор на диспуте должен тут же показать, как высоко ставится в христианстве семейная жизнь. Ведь самые главные символы евангельской проповеди – Отец и Сын… А когда Учитель говорил о милосердии Бога к раскаявшемуся человеку, Он рассказал бесконечно трогательную притчу о милосердии отца к распутному сыну (по Луке, гл.15). «Евангелием в Евангелии» назвал кто-то эту удивительную притчу. Апостол Павел столкнулся с «антисемейными настроениями» в христианских общинах и написал: «Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекается от веры и хуже неверного» (к Тимофею 1, гл.5). Семейная жизнь – это начальная школа ЛЮБВИ… Из «гимна любви» апостола Павла: «…Любовь долготерпит: Милосердствует любовь, Не завидует любовь, Не превозносится, Не надмевается, Не знает безобразия, Не ищет своего, Не раздражается, Не мыслит зла, Не радуется неправде, А сорадуется истине, Все покрывает, Всему верует, Всего надеется, Все переносит» (к Коринфянам 1, гл.13, перевод проф. |
| Так обосновано в Евангелии, так раскрыто в Посланиях ап. Павла. Закон как императивная норма, регулирующая внешние деяния, как заповедь «плотская» и человеческая – противополагается свободному преображению сердца, пребыванию в Духе и в любви, творчеству, вытекающему из веры, из непосредственной интуиции Божества и полученной благодати. Между этими двумя системами ценностей существует как будто антиномическое отношение взаимного исключения: если Закон достаточен для спасения – Христос-Спаситель не нужен. Если только Христос спасает и есть абсолютная «полнота» (τιλρομα) – закон не нужен. «Если законом оправдание, то Христос напрасно умер» ( Гал.2:21 ). 59 Но Законом спастись нельзя, «делами закона не оправдается никакая плоть». 60 Закон убивает, осуждает, ставит под проклятие: «все, утверждающиеся на делах закона, находятся под клятвою» ( Гал.3:10 ). Проклятие Закона снимает только Христос; мы спасаемся верою во Христа, а не делами Закона, «человек оправдывается верою независимо от дел Закона», получает оправдание «независимо от Закона», «даром, по благодати». Вера уничтожает и упраздняет все то, чем хвалится и чем надеется спастись исполнитель закона ( Рим.3:20–28 ). Деяния стоят на той же точке зрения: «законом Моисеевым оправдаться нельзя, а Христом оправдывается всякий верующий, ибо прощается» ( Деян.13:39 ). Итак, существуют два пути, противоположных и взаимно исключающих друг друга: путь закона, как путь проклятия и осуждения, – и путь веры во Христа и обновления Святым Духом, как путь, снимающий «клятву» и дающий спасение; «служение осуждения» противополагается «служению оправдания», «служение смертоносным буквам» противополагается «служению духа», ибо «буква убивает, а дух животворит» ( 2Кор.3:6–9 ). Противопоставление закона и благодати все более обостряется у ап. Павла и достигает антиномического, контрадикторного отношения между ними, 61 с особой силою выраженного в Послании к Галатам: закон и благодать Христова несовместимы, как несовместимо проклятие и спасение, рабство и свобода, надежда на плоть («закон заповеди плотской») – и надежда «не на плоть», а на дух; 62 как несовместимо, наконец, «покрывало на сердце» 63 и сердце, открытое Богу. |
| Так соединяет натуралистическое богословие крайний дуализм Творца и тварности, сверхъестественного и естественного, с крайним монизмом в понимании характера реальности и бытийственности. Сверхъестественное оказывается в одной восходящей линии с естественным, есть также естественное, но на дысшей ступени, на безмерной высоте. Противоположение духа и природы не есть дуалистическая метафизика бытия, а есть различение в понимании самого характера реальности. Это есть прежде всего противоположение жизни и вещи, свободы и необходимости, творческого движения и пассивного претерпевания толчков извне. Самое первое и элементарное, что нужно установить для познания духа, – это принципиальное различие между «духом» и «душой». Душа принадлежит природе, ее реальность есть реальность природного порядка, она не менее природна, чем тело. Душа есть иное качествование в природном мире, чем тело, чем материя 21 . Но дух совсем не может быть противополагаем телу и материи, как реальность существующая наряду, в одном порядке с реальностью тела и материального мира. Изнутри, из глубины дух впитывает в себя и тело и материю, как и душу, но дух по-иному реален и принадлежит другому плану. Природа не отрицается, а просветляется в духе. Дух изнутри сращивается с душой, преображая душу. Различение духа и души не означает отделение духовного от душевного. Но всякий психологизм в философии есть лишь одна из форм натурализма. Спиритуализм не есть еще философия духа, – спиритуализм есть натуралистическая метафизика, которая пытается увидеть субстанцию бытия в психическом, в объективируемых душевных явлениях. Различение между духовным и душевным есть очень древнее различение. Его знал уже Платон. Апостол Павел выразил его с гениальным религиозным пафосом: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно, но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» 22 . «Сеется тело душевное, восстает тело духовное» 23 . |
| То, что для язычников и для евреев было только будущим и поэтому отвлеченностью, для христиан стало событием, то есть полной конкретностью. Истина для христианина никогда не бывает только чем-то общим, но всегда – делом его жизни. Тот, кто отвергает истину как живое событие, тем самым отвергает и ее саму. «Всякий, отвергающий Сына, не имеет и Отца» (1 Ин. 2, 23). «Кто не любит, тот не познал Бога» (1 Ин. 4, 8). «Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец» (1 Ин. 4, 20). Кто говорит, что имеет веру, а дел не имеет, того вера «мертва сама по себе» (Иак 2, 17). Послания св. ап. Иоанна и св. ап. Иакова есть не что другое, как настойчивое напоминание и заострение того, что сам по себе абстрактный принцип бессодержателен и даже порочен, если только он не превращается в жизненное событие. Недостаточно исповедовать единого Бога как далекую сверхмировую силу: Его надо принять и исповедовать в облике Его Сына Иисуса из Назарета. Недостаточно философски осмысливать проблему Бога, но надо еще и любить – быть носителем любви, ибо без любви познание Бога невозможно. Недостаточно признавать догмы, как теоретическое выражение истин, надо ими руководствоваться в своих трудах, ибо без дел все догмы превращаются в прах. Превращение истины в событие, явленое прежде всего во Христе и должное осуществляться в бытии всякого христианина, это то основное, что отличает Христианство от всякой философии и от всякого теоретического мировоззрения. И если бы вдруг случилось, что некая отвлеченная истина противодействует жизненной истине, которая есть Христос, то восточный христианин скорее отказался бы от отвлеченной общей истины и остался бы со Христом, как с жизненной конкретной истиной, ибо он не только готов к этому, но и подготовлен. Он, как объясняет Н. Бердяев выше приведенные слова Достоевского, готов «пожертвовать мертвой истиной пассивного интеллекта во имя живой истины целостного духа» , ибо «истина не есть дублирование, повторение бытия в познающем. Истина есть осмысливание и освобождение бытия». |
| Тогда только будет органическая религиозная всенародная жизнь, о которой мечтают все жаждущие возрождения. А религиозное возрождение не может быть кружковым, сектантским, подземельным, оно должно стать народным и вселенским или его совсем не будет. В истинной церкви не может быть спертого, душного воздуха, именно в церкви народ может дышать самым свежим, бодрящим, свободным воздухом. И храм, воздвигнутый народом своему Богу, должен быть прекрасен и просторен, из него должно раздаваться слово, благословляющее свободную жизнь народа, освящающее его культуру. Христос сказал про Себя: «здесь Тот, Кто больше храма». Он же сказал: «Сын Человеческий господин и субботы». Слова эти, слишком забытые оффициальными слугами церкви, заключают в себе осуждение отвлеченного храмового благочестия, отвлеченной религиозности, отвлеченного клерикализма. А вот как Христос учил о церкви: «Истинно также говорю вам, что если два из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы не попросили, будет им от Отца Моего Небесного. Ибо где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Значит соединение двух или трех во имя Христово есть уже церковное соединение и, раз Христос присутствует среди них, то значит таинства Христовы могут ими совершаться. В Евангелии нет никаких указаний на то, что благодать священства принадлежит лишь некоторым, лишь рукоположенным священникам, лишь духовному сословию. Понимание церкви, как общества неравного, в котором и не все священники, а лишь члены особой духовной иерархии, грубо противоречит опыту первоначальной христианской общины и не имеет ни исторических, ни философских оправданий. Как не походит мертвящая обрядность вырождающейся исторической церкви на былыя вечери любви, в которых таинство сливалось с жизнью! Протестантизм восстал на привилегии духовной иерархии, утвердил благодать священства за всеми верующими, всеми членами мистической церкви Христовой и этим возродил религиозную свободу, очистил христианство от исторических грехов 83 . |
|
|
