| Евдокия глядела на них, глядела, и ресницы налились слезами, — должно быть, сдуру… Покосилась на дверь, — не вошла бы свекровь, не увидела… Рукавом вытерла глаза. Наморщила лобик. …Чего бы еще написать ему?.. Уехал, голубчик, на Переяславское озеро и не отписывает, когда ждать его назад… А то бы вместе говели, заутреню стояли бы… Разговлялись… (Евдокия вспомнила курицу, — как ели ее после венчания, — покраснела и про себя засмеялась…) На первый день можно позвать девок — играть на лугу в подкучки, катать яйца… Песни, хороводы. На качелях — смеяться, в жмурки бегать. Написать разве про это?.. Петенька, милый, голубчик, приезжа-ай, соскучила-ась… Разве напишешь! — и букв для этого нет таких… Она опять взяла перо и, шевеля губами, вывела: «Просим милости: пожалуй, государь, буди к нам, не замешкав… Женишка твоя, Дунька, челом бьет…» Перечла и обрадовалась, — очень хорошо написано. Батюшки, оглашенная! — а про свекровь-то не помянула. Переписывай теперь в четвертый раз… Ах, свекровь, матушка Наталья Кирилловна, — суровенькая!.. Как ни ластись, все чего-нибудь найдет, что не ладно… Почему, мол, тоща? И не тоща совсем: все, что надо, — кругленькое… Почему Петруша на второй месяц от тебя ускакал на Переяславское озеро? Что же ты: затхлая или, может быть, дура тоскливая, что от тебя мужу, как от чумной язвы, на край света надо бежать?.. И не дура, и не язва… Сами виноваты, — зачем допустили к нему Лефорта, Алексашку да немцев, они и сманили лапушку на Переяславское озеро, и хуже еще куда-нибудь сманят. Евдокия сердито окунула перо. Но подняла глаза, — сквозь зелень берез жидкий свет падал в раскрытое окно, на подоконнике надувал горло, топтался голубь, и еще какие-то птицы посвистывали… Пахло лугами… И на четвертый чистый листок — кап слезища… Вот наказанье!.. 5 Что ни день — письмо от жены или матери: без тебя, мол, скучно, скоро ли вернешься? Сходили бы вместе к Троице… Скука старозаветная! Петру не то что отвечать — читать эти письма было недосуг. Жил он в новорубленной избе на самой верфи на берегу широкого Переяславского озера, где почти оконченные два корабля стояли на стапелях и стрелах. Крыли палубы, кончали резать на корме деревянные морды. Третий корабль, «Стольный град Прешпург», был уже спущен, — тридцать восемь шагов по ватерлинии, с крутым носом, украшенным золоченой морской девкой, с высокой кормой, где сверху пристроена кают-компания. На плоской крыше ее, огороженной точеными перилами, — адмиральский мостик и большой стеклянный фонарь. Под верхней палубой с каждой стороны в откинутые люки высовывалось по восьми пушек. Сходящиеся кверху борта черно блестели смолой. |
| – Хватит с меня бегать, – сказал он. Метиса и след простыл; в небе клубились грозовые тучи; под их навесом горы были как пестрые игрушки. Он вздохнул с нервным смешком: – Какого труда мне стоило перебраться через эти горы, и вот… – Я никак не думал, что ты вернешься. – Да ведь знаете, лейтенант, чувство долга есть даже и у труса. – Прохладный, свежий ветер, который поднимается иногда перед грозой, коснулся его щек. Он сказал с плохо разыгранной непринужденностью: – Сейчас меня и расстреляют? Лейтенант резко повторил: – Я не варвар. Тебя будут судить… по всем правилам. – За что? – За измену. – Значит, надо проделать весь обратный путь? – Да. Если не попытаешься бежать. – Он держал руку на кобуре, чтобы священник и шагу не сделал. Он сказал: – Честное слово, я где-то тебя… – Ну, как же, – сказал священник. – Мы два раза встречались. Когда брали заложника в нашей деревне, вы еще спросили мою дочь: «Кто это?» Она ответила: «Отец», и меня отпустили. – Горный кряж вдруг исчез из виду, будто им плеснули водой в лицо. – Скорее, – крикнул лейтенант. – Сюда, в хижину. – И приказал одному из полицейских: – Принеси какие-нибудь ящики, чтоб было на что сесть. Спасаясь от обрушившегося на них ливня, они вдвоем вошли к мертвецу. Солдат, весь промокший, внес в хижину два упаковочных ящика. – Свечку, – сказал лейтенант. Он сел и вынул револьвер из кобуры. Он сказал: – Садись вон туда, подальше от двери, чтобы мне было видно тебя. – Солдат зажег свечу и, накапав воску на утоптанный земляной пол, приладил ее там, и священник сел на ящик рядом с американцем. Пытаясь достать нож, американец изогнулся и теперь лежал так, будто хотел дотянуться до своего собеседника и сказать ему что-то по секрету. Они были одного поля ягоды: оба грязные, небритые; лейтенант будто принадлежал совсем к иной породе. Он презрительно проговорил: – Так у тебя есть ребенок? – Да, – сказал священник. – У тебя – у священника? – Вы не думайте, что все мы такие. – Он посмотрел на блестящие пуговицы, в которых отражался огонек свечи. Он сказал: – Есть хорошие священники, есть плохие. И я плохой. |
| Профессор был удовлетворён результатами. Операция удалась. Мишель, казалось, был сильно разочарован. Его нога по-прежнему не работала и к тому же была вся в шрамах и оранжевого цвета от лекарств и антисептиков. На лице его застыл отпечаток грусти. Я поняла, что за два месяца, проведённых в гипсе, в его детской головке зародилась и укрепилась уверенность в том, что доктор вытянет ему ногу так, чтобы она стала одной длины с другой. Ведь он хотел этого больше всего на свете! И этого не произошло. Личико моего ангелочка выражало отчаяние. Увещевания врача, о том, что он скоро сможет ходить и даже бегать, что его новый протез будет легче и будет похож на ботинок до колена, были тщетны. Мишель погрузился в тоску. Тем не менее, он сказал, улыбнувшись: - Я рад, что теперь я хотя бы могу сесть. Так будет удобнее кушать! Моё сердце сжалось. Домой мы возвращались молча. Что же мне придумать, чтобы развеселить его? В этот раз я выкупала Мишеля в ванной с ароматной пеной с кучей чудесных игрушек, плавающих вокруг него. Понемногу Мишель заулыбался сначала одними губами, а вскоре и всё его тельце содрогнулось от радостного звонкого смеха, прогнавшего печаль. Этот чудесный смех, как он помогал нам понимать друг друга! Оставалось потерпеть несколько дней до изготовления нового протеза. Мы с Антонио понимали, что каждая операция позволяла усовершенствовать протезы, на которых ходил наш Мишель. И наш сын, несомненно, тоже скоро должен был это понять. После того, как протез был готов, и после многочисленных примерок у ортопеда, Мишель возобновил занятия в школе. Сначала он ходил осторожно, стараясь сохранять равновесие. Но уже вскоре я наблюдала, как он бегает всё быстрее и быстрее, счастливый от того, что он почти не отстаёт от своих друзей по играм. - Смотри! — радостно кричал он мне и бросался бежать с сияющим от восторга лицом. Он бежал, прихрамывая, но всё-таки бежал. Мы преодолели очередной этап, и я была благодарна всем, кто помогал нам. В течение последующих двух месяцев Мишель не носил протез на правой руке, не признавая в этом никакой необходимости. Каждое утро, собираясь в школу, он решительно прижимал свою руку к телу и наотрез отказывался продевать её в протез, говоря при этом, что он ненавидит его. Поскольку он мог держать карандаш и кисточку в левой руке с помощью специальной шины, он не понимал, зачем ему нужно было носить эту «штуковину» на правой руке. |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Нас учили искусству жизни Юлия Шевелева делится воспоминаниям о школьных уроках физкультуры и о своей учительнице 01.09.2017 918 Когда я училась в старших классах, моей учительницей физкультуры была женщина семидесяти с лишним лет, старейший учитель школы. Сказать, что она нас гоняла, - не сказать ничего. С ее уроков мы просто приползали и остальные учителя возмущались, что после физкультуры мы лежим на партах, не имея сил писать. Самое удивительное, что Галина Николаевна делала все упражнения наравне с нами. Она сохранила прекрасную физическую форму, была всегда подтянутой и бодрой. Все 45 минут урока мы выкладывались по полной и ждали звонка как спасения. На наши стоны она отвечала: «Девочки, вы меня еще вспомните. Всю жизнь вам придется трудиться, а без хорошей физической подготовки вам не справиться с ролью жены и матери». И действительно, я вспоминаю ее всю жизнь. И мысленно благодарю. Ведь это ее уроки научили меня много ходить, бегать, прыгать и залезать куда угодно. Я стала выносливой еще тогда, когда свисток Галины Николаевны не давал остановиться во время кросса и заставлял бежать дальше. Благодаря ей я многое умею и не перестаю заниматься всю жизнь, это входит в привычку и становится потребностью для активной, нормальной жизни. Давно уже нет нашей учительницы. Она и на пенсию-то не уходила. Так и умерла, работая в школе, когда ей было уже под 80. И учила до последнего дня очень важному искусству - терпеть, не ныть, не сдаваться, доводить дело до конца, добиваться, побеждать. То есть, она учила нас искусству жизни. А мы и не понимали... Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . target="" > Поделиться РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Закрыть Закрыть 3. Re: Нас учили искусству жизни Свободная Новороссия первой начинает возвращение к истокам и лучшим традициям Русского(советского) мира : " В ДНР отказались от неэффективной «Болонской» системы и взяли всё самое лучшее из советской " http://youtu.be/E6qsuPbMres |
| Мне кажется, что врач — это безусловная профессия. Ты или хороший врач — и тогда ты помогаешь людям, или не очень хороший врач — и тогда ты должен уйти из профессии. Когда я вижу, как работают хорошие врачи, мое сожаление и даже в чем-то зависть сменяется восхищением. Но жалеть о том, что это упущено, я тем не менее не перестаю. — Можете рассказать какую-нибудь историю, которая вас по-настоящему сформировала? — У меня много было разных историй. В основном меня сформировала школа. Не столь важны в этом смысле были оценки, сколько то, как к нам там относились — а относились невероятно. Каждый из нас в школе был личностью, нас учили и воспитывали именно как личностей — сейчас я понимаю, что это был подарок судьбы. Классная руководительница Елена Александровна к нам обращалась на «вы»; до сих пор помню стук ее каблуков и то, как она заходила в класс и говорила: «Доброе утро, коллеги!». И мы действительно были коллегами. У нас не было общения взахлеб, посиделок — учителя справедливо полагали, что должна быть дистанция,— но любой разговор с учителем нами воспринимался как подарок, как огромная честь. У нас был учитель физики Владимир Семенович Гамбург. Я работала в газете, и он читал мои заметки, пока мы писали контрольные, а потом еще со мной полемизировал. Можно было так подстроиться, чтобы идти с ним в пятницу из школы после уроков — и вот ты идешь и обсуждаешь с ним, к примеру, Фазиля Искандера. Он мне как-то принес почитать его «Кроликов и удавов», а я ему дала книжку Сартра. Он погиб так, как, наверное, и должен был погибнуть великий учитель: попал под автобус первого сентября, торопился на линейку. Такое общение с учителями не просто многое в тебе меняет, не просто придает сил — это стартап на всю жизнь. Кроме того, я занималась спортом в детстве — легкой атлетикой. На легкоатлетические сборы нас вывозили в очень красивые места — в Приэльбрусье. Как-то мы поехали в пансионат «Голубое озеро». Лето, высоко по склону цветут рододендроны, пониже цветет клевер — а мне всё это было отвратительно, я ненавидела каждую секунду своего существования в этом лагере. Мы готовились к кроссу, и нас заставляли бегать по утрам. Сейчас я понимаю, что это замечательно: ты бежишь, потом прыгаешь в ледяное голубое озеро, в котором, по легенде, на дне сидит дракон — в озере своих прозрачных слез, которые он наплакал, потому что принцесса не ответила ему взаимностью. А тогда ты бежишь, бежишь, бежишь, тебе холодно, тебе хочется спать, ты плюхаешься в изнеможении в это озеро, идет какой-то пар, с тебя все течет, а потом тебе надо еще куда-то бежать. |
| Частные причины побегов многочисленны. Укажу на недовольство тюремными порядками, на дурную пищу в тюрьме, жестокость кого-либо из начальников, леность, неспособность к труду, болезни, слабость воли, склонность к подражанию, любовь к приключениям… Случалось, что каторжные целыми партиями убегали для того только, чтобы «погулять» по острову, и гулянья сопровождались убийствами и всякими мерзостями, наводившими панику и озлоблявшими население до крайности. Расскажу про побег ради мести. Рядовой Белов ранил при поимке беглокаторжного Клименко и конвоировал его в Александровскую тюрьму. Клименко, выздоровевши, опять бежал, и на этот раз с единственною целью – отомстить Белову. Он пошел прямо на кордон, и там его задержали. «Веди опять своего крестника, – сказали Белову товарищи, – твое счастье». Тот повел. Дорогою конвоир и арестант разговорились. Осень, ветер, холодно… Остановились покурить. Когда солдат поднял воротник, чтобы закурить трубку, Клименко выхватил у него ружье и убил его наповал, потом как ни в чем не бывало вернулся в Александровский пост, где был задержан и вскоре повешен. А вот и любовь. Ссыльнокаторжный Артем, – фамилии его не помню, – молодой человек лет 20, служил в Найбучи сторожем при казенном доме. Он был влюблен в аинку, жившую в одной из юрт на реке Найбе, и, говорят, пользовался взаимностью. Его заподозрили как-то в краже и в наказание перевели в Корсаковскую тюрьму, то есть за 90 верст от аинки. Тогда он стал бегать из поста в Найбучи для свидания с возлюбленной и бегал до тех пор, пока его не подстрелили в ногу. Побеги бывают также и предметом аферы. Вот один из видов аферы, соединяющий в себе жадность к деньгам с самым гнусным предательством. Старый, поседевший в бегах и приключениях бродяга высматривает в толпе новичков, кого побогаче (у новичков почти всегда бывают деньги), и сманивает его бежать вместе. Уговорить не трудно; новичок бежит, а бродяга где-нибудь в тайге убивает его и возвращается назад в тюрьму. Другой вид аферы, более распространенный, рассчитан на те три рубля, которые выдает казна за поимку беглого. Предварительно уговорившись с рядовым или гиляком, несколько человек каторжных бегут из тюрьмы и в условленном месте, где-нибудь в тайге или на морском берегу, встречаются со своим конвоиром; тот ведет их назад в тюрьму, как пойманных, и получает по три рубля за каждого; потом, конечно, происходит дележ. Бывает смешно смотреть, когда маленький тщедушный гиляк, вооруженный одною только палкой, приводит сразу 6–7 плечистых, внушительного вида бродяг. При мне однажды рядовой Л., тоже не отличающийся крепким сложением, привел 11 человек. |
| Ну до чего же ты, Алисочка, глупая! Забыла, зачем забралась в эту кабину? Газ действует! Ты теперь стала меньше ростом, чем была. Алиса попыталась встать, и ей это отлично удалось — она даже не доставала головой до верха кабины. Она подняла руку, чтобы дотронуться до потолка, но рука не достала, и с каждой секундой потолок уходил все дальше, словно Алиса опускалась вниз, стоя на какой-то платформе. И тут стало страшно. Сама не ожидала, что испугается, но испугалась — от неуверенности в том, удастся ли вернуться в свой размер и в свой мир, мало ли что случится? Вдруг останешься крохотулей. Два лилипутика на всей планете — она и Аркаша, будут они жить в коробке из-под ботинок, выращивать тлей, бегать от пчел, смертельно бояться кота, а со всех сторон к ним будут приезжать экскурсии, смотреть на них сквозь специальные увеличительные стекла и протягивать сквозь решетку крошки хлеба. А на решетке, конечно же, будет надпись: «Кормить Алису и Аркашу строго запрещается. У них из-за вас хроническое расстройство желудка». Мама будет приходить каждый день, сидеть в сторонке и тихо плакать… Алисе стало так себя жалко, что она чуть не расплакалась. Но плакать было некогда — Алиса понимала, что, как только уменьшение закончится, надо бежать к Аркаше на выручку. Но когда оно закончится? Оказалось, что вокруг нет ни одного ориентира, по которому можно было бы догадаться, какого ты размера. К тому же свет совсем ослаб и неясно было — где верх, где низ, где выход. Что-то мягкое и громоздкое мешало смотреть — Алиса стала отталкивать эту груду материи, наткнулась на здоровенную железяку — хорошо еще, что тупую. Какой-то дурак подсунул сюда это барахло… И тут же голова сообразила: какой дурак мог подложить, если всего несколько минут назад Алиса еле уместилась в эту кабину, сжимая в кулачке свое добро… Так это ее добро! Это ее плащ, меч и копье. А где же шоколад? Еще растает — хороша она будет, вся в шоколаде! Алиса расправила плащ — он был великоват, но не очень. Можно было одеваться. Она быстро продела голову в отверстие — какая грубая ткань, просто дерюга! |
| Психика тупеет. Наступает, так называемое “скорбное бесчувствие”. Ребенок не только перестает ужасаться при виде кошмаров, но и теряет способность сопереживать чужим страданиям. Мы даже представить не можем, скольких Каев породили телевизионные и компьютерные “агенты Снежной Королевы”, сколько душ заморозили они, сколько пар детских глаз во всех городах и весях в безумном оцепенении смотрят на компьютерные мониторы, выкладывая из виртуальных ледышек слово “ВЕЧНОСТЬ”. Эти дети не смогут нормально жить, любить, строить семью, защищать от врагов страну. Они больны. Теле- и компьютерная зависимость убила в них интерес к жизни. Они навсегда “прописались в компьютерном виртуальном зазеркалье”. Степень поражения психики напрямую зависит от времени, проводимого за компьютерными играми и просмотрами фильмов со сценами насилия. Чем взрослее ребенок, начавший эти опасные игры, тем больше шансов вернуть его к жизни. Мы должны понять, что детям НЕЛЬЗЯ смотреть на насилие. Им нельзя проводить по несколько часов в день у компьютера, стреляя и радуясь тому, что фигурка на экране ими убита. Бегать по дворам и лесам с игрушечным автоматом, играя в “войнушку”, и убивать на экране — не одно и то же. Живая игра развивает. И Миша, в которого попал Сережа, продолжает бежать и доказывать, что это он, а не Миша попал. И даже, если после словесной перепалки они начнут мутузить друг друга, тоже большой беды не будет. Это игра живых мальчишек. И как она не похожа на жестокие стычки юнцов, проведших ночь в интернет-кафе… Американский психолог Дэйвид Гроссман одним из первых в Америке доказал, что агрессивные фильмы и игры заражают агрессией. Жестокость и аномальные действия на экране провоцируют жестокость и аномальные действия в жизни. Это заявление подтвердили многочисленные эксперименты, которые проводили такие известные ученые, как Зиллман, Доннерстайн, Гербнер и самый авторитетный европейский психотерапевт Франкл. 63 процента из опрошенных заключенных в американских тюрьмах, утверждают, что нарушили закон, подражая телевизионным персонажам, а для 22х процентов телевизор явился учителем технологий грабежа и разбоя… |
| Если дети переживали сексуальное насилие и видели, что их никто не защитил, они могут так же поступать по отношению к более слабым. — К нам обращались по разным поводам. Самый условно «безобидный», но на самом деле очень травматичный для ребенка — когда сшивают или прячут его одежду. И тогда ребенок вынужден бегать голым по отряду, — рассказывает Межова. Похожий случай был в июне 2021 года в летнем лагере «Мечта» Ленинградской области. Шестилетний мальчик рассказал маме, что дети ночью сняли с него трусы, а утром он не смог их найти и был вынужден бежать в туалет голым. Также, по его словам, пятеро сверстников вывели его за пределы лагеря и заставили трогать половые органы девочки из другого отряда. В администрации женщине ответили, что это была просто «игра в докторов». Как сообщает Interfax , после публикаций в СМИ в отношении сотрудников лагеря было возбуждено уголовное дело по ч.2 ст. 238 УК РФ (оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности, совершенное группой лиц по предварительному сговору). «Нельзя спускать происходящее с рук» Мария Зеленова Часто всю ответственность жертва сексуализированного насилия возлагает на себя. Ей тяжело попросить о помощи и рассказать о том, что с ней так поступили. Это естественное поведение человека, который чувствует себя глубоко травмированным. Поэтому важно поддержать жертву и вернуть ответственность за произошедшее агрессору и руководству лагеря, говорит Мария Зеленова. Родителям нужно снимать с ребенка чувство вины и слушать его, разговаривать с ним, если он готов. Если же нет — поддерживать, водить к психологу и первое время, вероятно, прибегнуть к медикаментозной поддержке психотерапевта. — Нельзя спускать происходящее с рук, потому что в лагере эта ситуация может повториться вновь. Должна быть проведена и постконфликтная работа, и профилактическая на будущее. И родители агрессора тоже должны проводить работу со своим ребенком, не пускать ситуацию на самотек. Потому что если ребенок или подросток прибегает к такой жестокости, то это не сигнал о том, что он здоров и счастлив. Ему также необходима психологическая терапия, чтобы разобрать его внутренние конфликты и побуждающие мотивы, — заключает психолог. |
| – Моя дружба к вашим услугам, ученый человек, – пропищал Рипичип. – И любой гном – или великан – если он не будет вежлив с вами, должен помнить о моей шпаге. – Разве есть время на все эти глупости? – спросил Никабрик. – Каковы наши планы? Битва или бегство? – Если нужно, мы будем биться, – сказал Трам. – Но пока мы плохо подготовлены, и место не слишком удобное для обороны. – Мне не нравится мысль о бегстве, – возразил Каспиан. – Слушайте, слушайте его, – запыхтели медведи, – что бы мы ни делали, мы не должны бегать, особенно перед ужином или вскоре после него. – Тот, кто бежит первым, не всегда бежит последним, – вступил в разговор кентавр. – И почему мы должны позволять их армии выбирать позицию вместо того, чтобы выбрать ее самим? Лучше мы сами найдем удобное место. – Это очень мудро, ваше величество, – сказал Боровик. – Ваше величество, – начал доктор Корнелиус, – и все вы, разнообразнейшие создания, я думаю, что нам надо бежать на восток, вниз к реке, в леса. Тельмаринцы ненавидят этот край. Они всегда боялись моря и всего, что может прийти из-за моря. Поэтому они позволили вырасти там огромным лесам. И если предания говорят правду, древний Кэр-Паравел находится в устье реки. Эта земля будет помогать нам, а не нашим врагам. Мы должны пойти к кургану Аслана. – Курган Аслана? – раздалось несколько голосов. – А что это такое? – Он стоит на краю великих лесов, это громадный холм, который нарнийцы насыпали в древние времена на том самом месте, где стоял – а, может быть, еще и стоит – магический Камень. Холм весь прорезан галереями и ходами, и Камень находится в центральной пещере. В кургане поместятся все наши запасы, а те, кто нуждаются в укрытиях или привыкли к подземной жизни, поселятся в пещерах. Остальные будут жить в лесу. В случае нужды все (за исключением почтенного великана) смогут укрыться внутри холма, и там мы будем защищены от всех опасностей, кроме голода. – Хорошо, что среди нас есть ученый человек, – сказал Боровик. Но Трам пробормотал себе под нос: «Суп и сельдерей! Хотел бы я, чтобы наши вожди поменьше думали о старых бабьих сказках и побольше о провианте и вооружении». Но все приняли предложение Корнелиуса и этой же ночью двинулись в поход. К восходу солнца они добрались до кургана Аслана. |
|
|
