| Когда Джиневра исчезла, Гибби начал понимать, что это она страдает ради него, а не он ради неё. Всё его тело свидетельствовало о жестоком наказании. В этом ужасном месте живут такие же люди, как те, что убили Самбо! Ему надо бежать! Но что, если они побьют и девочку тоже? Нет, наверное, нет — ведь это её дом. Гибби попытался вскочить, но свалился почти без сил. Потом он попробовал ещё раз, уже осторожнее, и еле–еле поднялся на ноги; страшное потрясение вместе с болью отняло все его силы. Поднявшись, он попытался было взять свои лохмотья, но опять чуть не упал, и это тщетное усилие отозвалось в нём такой болью, что он застонал. Но только он попробовал встать на одну ногу, чтобы вдеть вторую в рваную штанину, как вдруг ему послышались тяжёлые шаги егеря, который, несомненно, возвращался для того, чтобы продолжить истязание. Гибби выронил штаны и выскочил за дверь, забыв про боль, про мучительную слабость и онемевшие руки и ноги. Совершенно голый, он бежал, как ветер, невидимый и не узнанный ничьим глазом. Фергюс увидел, как вдоль поляны возле ближнего леса промелькнуло что–то белое, но принял это за цаплю, потому что знал, что в округе водятся две или три такие птицы. Все трое мужчин поморщились от негодования и отвращения, когда узнали, что маленький негодяй убежал в лес прямо так, в чём мать родила. Бедный Гибби! Он почти не ощутил никакой разницы. Как мало, оказывается, было нужно, чтобы превратить его в дикаря! Или в ангела — в зависимости от того, кто именно на него смотрел. Он бежал, не зная куда, не чувствуя ничего кроме желания поскорее добраться до какого–нибудь пристанища, передохнуть, а потом бежать дальше. Сначала он метнулся в кусты, потом перебежал в небольшую рощицу на краю ближайшего леса. Он не чувствовал, как ветер бьёт его по голым бокам. Он не чувствовал голода, из–за которого плётка так быстро вышибла из него дух. Он бежал и бежал, и ему всё время казалось, что сзади его догоняет жестокий Ангус. Когда под его ногой хрупала сухая ветка, ему казалось, что это треск хлыста, а когда ветер внезапно проносился сквозь сосновую хвою, этот шелест казался Гибби свистом плётки, которая вот–вот хлестнёт его сверху. Он бежал и бежал, но ему всё равно казалось, что преследователи нагоняют его. Он не чувствовал себя в безопасности. Наконец он добрался до того места, где высокая стена перегораживала широкий горный ручей. Здесь вода углубилась и собралась в небольшой, спокойный пруд. Однажды Гибби уже пришлось перебираться через ручей, который он не мог перейти по дну. Тогда он смело бросился в воду и поплыл прямо на противоположный берег. С тех пор плавать для него было так же естественно, как бегать. |
| — Защита во всяком случае остроумная, — сказал Цинциннат, — но я в куклах знаю толк. Не уступлю. — Напрасно, — обиженно сказал м-сье Пьер. — Это вы еще по молодости лет, — добавил он после молчания. — Нет, нет, нельзя быть таким несправедливым… — А, скажите, — спросил Цинциннат, — вы тоже пребываете в неизвестности? Роковой мужик еще не приехал? Рубка еще не завтра? — Вы бы таких слов лучше не употребляли, — конфиденциально заметил м-сье Пьер. — Особенно с такой интонацией… В этом есть что-то вульгарное, недостойное порядочного человека. Как это можно выговорить, — удивляюсь вам… — А все-таки — когда? — спросил Цинциннат. — Своевременно, — уклончиво ответил м-сье Пьер, — что за глупое любопытство? И вообще… Нет, вам еще многому надобно научиться, так нельзя. Эта заносчивость, эта предвзятость… — Но как они тянут… — сонно проговорил Цинциннат. — Привыкаешь, конечно… Изо дня в день держишь душу наготове, — а ведь возьмут врасплох. Так прошло десять дней, и я не свихнулся. Ну и надежда какая-то… Неясная, как в воде, — но тем привлекательнее. Вы говорите о бегстве… Я думаю, я догадываюсь, что еще кто-то об этом печется… Какие-то намеки… Но что, если это обман, складка материи, кажущаяся человеческим лицом… Он остановился, вздохнул. — Нет, это любопытно, — сказал м-сье Пьер, — какие же это надежды, и кто этот спаситель? — Воображение, — отвечал Цинциннат. — А вам бежать хочется? — Как так — бежать? Куда? — удивился м-сье Пьер. Цинциннат опять вздохнул: — Да не все ли равно — куда. Мы бы с вами вместе… Но я знаю, можете ли вы при вашем телосложении быстро бегать? Ваши ноги… — Ну, это вы того, заврались, — ерзая на стуле, проговорил м-сье Пьер. — Это в детских сказках бегут из темницы. А замечания насчет моей фигуры можете оставить при себе. — Спать хочется, — сказал Цинциннат. М-сье Пьер закатал правый рукав. Мелькнула татуировка. Под удивительно белой кожей мышца переливалась, как толстое круглое животное. Он крепко стал, схватил одной рукой стул, перевернул его и начал медленно поднимать. Качаясь от напряжения, он подержал его высоко над головой и медленно опустил. Это было еще только вступление. |
| Указания к проведению. Упражнение можно организовать и для группы детей. В этом случае воспитатель раскладывает на противоположной стороне комнаты различные игрушки (колечки, кубики, флажки) по числу участвующих в игре детей и просит одновременно всех играющих пойти и принести по одной игрушке, а затем отнести их на место. Предметы нужно положить на видных местах, не слишком близко один от другого, чтобы малыши, приближаясь к ним, не сталкивались. Можно усложнить задание, предложив каждому играющему принести определенную игрушку. Педагог должен следить за выполнением своего требования. Дети могут идти или бежать за игрушкой только по указанию воспитателя. К куклам в гости Дети сидят на стульях, расставленных вдоль одной из стен комнаты. Воспитатель говорит им, что сейчас они пойдут в гости к куклам. Дети встают со стульев и вместе с воспитателем медленно идут в кукольный уголок. Они здороваются с куклами, разговаривают с ними, а когда воспитатель скажет: “Уже поздно, пора домой”, поворачиваются и уходят, каждый садится на свой стул. Указания к проведению. Несколько кукол перед началом игры можно расположить в другом месте комнаты. При повторении игры дети навещают и этих кукол. По разрешению воспитателя они могут взять их, погулять с ними, поплясать, затем посадить на место и вернуться на свои стулья. Догони мяч Дети играют в комнате или на площадке. Воспитатель подзывает к себе нескольких и предлагает им побегать за мячом, поиграть с ним. Он раскатывает мячи в разных направлениях, а каждый ребенок бежит за мячом, ловит его и приносит воспитателю, который снова бросает мячи, но уже в другом направлении. Указания к проведению. Играть могут одновременно от 1 до 6–8 детей. Вместо мячей можно использовать разноцветные пластмассовые шары, резиновые кольца, небольшие обручи. Воспитатель, дав задание нескольким детям бежать за мячами, раскатывает все мячи сразу. Малыши способны с увлечением бегать за катящимися мячами много раз подряд, поэтому педагог должен привлекать к выполнению упражнения группы детей поочередно. Количество одновременно играющих детей увеличивается постепенно. |
| Остановился вдруг, огляделся, бровь почесал и вдруг папкой своей махнул: – А ну, беги!.. Дернуло Петьку. Прямо-таки дернуло. Словно коленкой его кто-то сзади пихнул – задрожал весь. Бежать уж собрался и вдруг поглядел: смеется кучерявый. «Ага, – думает, – на пушку ловишь? Ну, нет, брат… Знаем мы эти фольтики. Не поймаешь!» Усмехнулся и говорит серьезно: – Напрасно, – говорит, – кровь портите. Все равно не побегу. Хоть убейте, не побегу. Желания не имею. – Да почему? – спрашивает милиционер. Смеяться перестал. Петьку разглядывает. А Петька как загорловит во весь голос: – Да потому, – говорит, – что никакого полного права не имеете бегать меня заставлять. Отвязаться хотите? Нет, не отвяжетесь! Ведите меня куда по закону следовает, а не то я жаловаться буду. Сказал и сам испугался. «Чего, – думает, – сказал?! Опупел, бродяга…» А кучерявый-то сдрейфил, видно. Смутился. Руками замахал. – Да что ты! – говорит. – Да разве я что!.. Идем, пошутил я. – Знаю, – говорит Петька, – какие это шутки… Не очень-то шутки. Бежать подбиваете? Да? Лень человека до приюта проводить? Да? Шутки? Права не имеете шутить!.. Разошелся Петька. Кричит, руками размахивает. Люди, которые мимоидущие, удивляются даже. Что за дьявол? Стоит посреди улицы маленький рыжеватый парнишка, орет во всю глотку, ругается, а рядом милиционер топчется, красный весь, глазами хлопает, и папка под мышкой дрожит. Умоляет кучерявый не кричать Петьку. Просит спокойно идти. – Идем, – говорит. – Идем, пожалуйста. Покочевряжился Петька – пошел. Идет без оглядки, хмурится, губы дует, а самому смешно, сам про себя хохочет. «Ловко, – думает. – Ловко я его поднапугал. Ай да кучерявый! Ну и дурак!» А кучерявый – с испуга, должно быть, – еле идет. Еле за Петькой поспевает. Молчит, однако, помалкивает. Вздыхает только да поминутно пот с лица смахивает. А Петька для смеха еще подгоняет его. – Ну что, – говорит, – вы так тихо идете? Гуляете, что ли? Нельзя ли слегка поднажать? – Не могу, – отвечает. – Ей-богу, не могу. Почки не позволяют. У меня почки слабые – жары боятся. А я, понимаешь, еще в баню сходил. Понимаешь, попарился. Так что прямо умираю, до чего пить охота. |
| Сказали молчать — молчи, приказали сидеть — сиди, велели бежать — беги. Здесь нет места добровольному, радостному, полному уважения сотрудничеству с другим человеком. Только страх. Ребенок делается источником неудобств и потенциальной угрозой, ведь он может ненароком не то сказать, не туда пойти, не вовремя подать голос. Недостаток жизненного опыта становится серьезным прегрешением, ибо он приводит к небезопасной ситуации, разрешить которую некому и некогда: нужно бежать, спасаться. Страх застилает все вокруг мутной пеленой, сквозь которую не видно другого человеческого существа, видна только опасность. Частенько люди пенсионного возраста с опаской и недоверием смотрят на молодых родителей, слишком много, по их мнению, разрешающих своим детям: бегать, кричать, петь, выбирать еду, игрушки и одежду. Они помнят, чего могло стоить подобное поведение в детстве им самим или их родителям, слишком хорошо усвоив урок ужаса, парализующего ум и сердце. Поскольку самому ребенку необходимость слепого послушания не очевидна, его следует, по мнению некоторых адептов современного домостроя, с детства методично приучать к покорности. И здесь мы встречаемся с другой проблемой. Договориться нельзя заставить . Насилие и покорность в воспитании Абсолютная покорность не свойственна маленьким детям просто в силу их физических и психических особенностей. У ребенка есть потребности, которые он не может удовлетворять по часам, как бы ни желали того взрослые. Нет никакого злого умысла в том, что ребенок ходит в туалет не только на горшок, но порой и в штаны: так устроен его организм. Плакать от голода или одиночества, рыдать от желания получить игрушку, в гневе вопить, когда что-то не поделил с другим ребенком, разобрать дорогую машинку, чтобы посмотреть, что внутри, убежать в соседний двор, чтобы поиграть там, залезть на дерево, преодолевая страх высоты, — все это нормально и естественно для маленького человека. И только искаженное постоянной боязнью мышление взрослых может усмотреть в таком поведении преднамеренный бунт, который следует жестоко подавить. |
| Рекомендуем также “Спортивная обувь — зачем переплачивать?” Далее следует выбрать время, когда вам удобнее совершать пробежки. Если это утро, то нужно знать, что пробежку нужно совершать по истечении 30 минут после завтрака и ни в коем случае не бежать «натощак». Поэтому нужно научиться вставать за 1 час до пробежки, чтобы успеть позавтракать. Если это вечер, то бежать лучше по прошествии 2–3 часов с момента ужина. Так что нужно рассчитать время пробежки так, чтобы занятия бегом не нарушили ваш график сна. Перед каждой пробежкой нужно 15 минут посвятить разминке, чтобы «потянуть» мышцы и «расшевелить» суставы. Упражнения для разминки должны включать наклоны и повороты туловища, приседания, выпады, бег на месте с высоким подниманием колен, растяжки и полушпагаты с наклонами туловища из такого положения. Во время пробежки можно устраивать небольшие ускорения на небольшое расстояние (метров 100–150). После окончания бега нужно выпить фруктовый сок или воды, желательно обогащенной минеральными солями. Контрастный душ усилит бодрящий эффект тренировки. И самое главное – нужно во время бега следить за дыханием. Правильное дыхание – только через нос. Не получается дышать через нос, нужно снижать нагрузку. Специалисты говорят о том, что оптимальная скорость бега – это когда человек может вести непринужденную беседу во время пробежки, не испытывая проблем с поступлением воздуха. На выдохе нужно слегка акцентировать внимание, так как выдох позволяет снять нагрузку на дыхательную систему. При появлении боли в боку можно попробовать дышать через рот. Боль – это признак нехватки воздуха. Если боль усиливается, то следует снизить свою активность и уменьшить нагрузку. Учащенный ритм – тоже сигнал к тому, что нагрузка превышает возможности вашего организма. Лучше уменьшить её. И о боли пару слов… Во время бега может появиться боль в колене, боку, голени. Это нормальная реакция организма. Боль в боку – это спазм мышцы диафрагмы из-за нехватки кислорода. Нужно остановиться, тремя пальцами помассировать больную область. Если не помогло, то нужно сделать вдох, а затем долго выдыхать, насколько это возможно, потом всё повторить. |
| Он выпрыгивает из постели и босой бежит на террасу. В городе босиком не походишь, а здесь раздолье, можно бегать босым целый день, только вечером мать заставляет надевать тапки, да и то не всегда: иногда приезжает из города слишком поздно и, как она говорит, измочаленная , и сама забывает про тапки. Последнее время почти каждый вечер приезжает измочаленная . То забудет привезти масло, то хлеба, то какую-нибудь важную книгу, про которую он напоминал ей двенадцать раз. «Совсем из головы вон!» — говорит мать и слабо машет измочаленной рукой. Ему хочется рассердиться, сказать что-нибудь злое, обидное, потому что он ужасно расстроен, мечтал об этой книге весь день, но что-то его останавливает, и он, мужественно подавив огорчение, убегает во двор, к ребятам. Все дело как раз в том, что он обещал книгу ребятам. Они примут его за обманщика. Но ребята, к счастью, тоже забыли про книгу, поэтому все улаживается. Ах, что может быть лучше, чем ходить босиком! В комнатах толстые шершавые доски пола холодят ступни, но на террасе, которая залита солнцем, пол уже теплый, а выйдешь на крыльцо, там и вовсе солнцепек, сразу обдаст свежим жаром раннего августовского утра, запахами сада, сосны, земли. Он скатывается, стуча пятками, по крутому и высокому крыльцу, бежит садовой тропинкой, еще сыроватой после ночи, и выбегает на большую каменистую дорогу, которая ведет к воротам. Здесь бежать невозможно, дорога стара, разбита, она гораздо старее дач, вся состоит из выбоин и дыр с острыми краями; из нее удобно выламывать мелкие камни для борьбы с врагами, но бежать босиком по этим камням опасно, и он осторожно идет обочиной, мимо кустов сирени и, миновав ворота, выходит на шоссе. Гудрон успел нагреться, через три часа он станет таким горячим, что голой ногой не ступишь, тогда придется пылить рядом, зарывая ноги в нежнейшую и пухлую от сухости, кофейного цвета пыль, которая, чуть тронуть, вздымается облаком. Но сейчас, ранним утром, шлепать по гудрону одно удовольствие. Пробежав шагов полтораста, он сворачивает в редкий сосновый лесок, тянущийся по всему берегу. Здесь босые ноги вновь ступают осторожно, потому что в опавшей хвое попадаются шишки, кусочки стекла, притаились коварные сосновые корни, только и ожидающие того, чтобы ударить по пальцу. И вот он на берегу на обрыве, а все уже там, внизу; Алешка в красных плавках, толстый Петух и загорелый, как чертик, Чуня. Он вопит им радостно, машет руками и прыгает с разбега грандиозным прыжком вниз, на песок. |
| С пациентами, если они, конечно, в сознании, я пытаюсь общаться. Совсем пожилых спрашиваю: «Как вас зовут? Сколько вам лет?» Если они едят, уточняю, разбавить ли им чай холодной водой, положить ли сахар, сколько пакетиков. Это простая забота или вежливость. Я стараюсь не привязываться, ведь пациенты иногда меняются и я не всегда знаю, куда они уехали из реанимации: в обычную палату или в морг. И не уверен, что хочу это знать. К пациентам я отношусь по-человечески с уважением, как, скажем, к незнакомым пассажирам в метро, которым я еще должен помочь чем-то в рамках должностных обязанностей. В часы перерыва можно находиться в комнате отдыха, пойти в круглосуточную столовую, даже погулять во внутреннем дворе. После напряженных четырех часов в красной зоне сил ни на что полезное нет, хочется просто тупить, а ночью пытаешься поспать на диванчике, чтобы были силы на ночную смену. Медперсонал вокруг очень хороший. Сначала я немного опасался: все-таки я человек из сферы, далекой от медицины, как у меня будут складываться отношения с людьми? Оказалось, опасался напрасно. Тем более, там нет давно работающей вместе команды, ведь даже медики пришли работать из разных мест, из разных специализаций, так что все знакомятся, спрашивают, кто откуда. Санитарки доброжелательно стали меня всему учить, объяснять, где что находится. Первый час работы я ничего не делал, просто ходил за всеми и смотрел. Врачи рассказывали мне, как какие приборы работают, что они измеряют. Понятно, что со всем этим я соприкасаться не буду, но было интересно узнавать новое. Если бы я учился на медика, это был бы совершенно бесценный опыт, я бы там мог очень многому научиться. В отделении не принято бегать, суетиться, спешить. Это очень важное правило — все спокойные. Если ты куда-то бежишь, тебя сразу деликатно остановят, скажут: «Спокойно, мы не на войне, все в порядке». У меня так было, я куда-то спешил, засуетился, и меня главный врач сразу остановил со словами: «Все хорошо. Не надо никуда бежать». И я понял, что бежать не надо — можно случайно кого-то задеть, что-то опрокинуть и будет только хуже. |
| Старец упросил молодого монаха, чтоб он возвратился в келлию и потерпел хотя один день, а сам поспешно пошел в обитель упомянутого старца. Когда он приблизился к этой обители, то распростер руки горе и произнес следующую молитву, сопровождая ее слезами: Господи! Ты - един полновластный Владыка над тайными силами и немощами человека! един - Ты врач благий, врачующий непостижимо! Обрати брань этого юноши на этого старца, чтоб он научился, хотя в старости, снисходить немощи подвизающихся и соболезновать удобопреклонности юных к страстям. Когда он, воздыхая, окончил молитву, - видит мрачного ефиопа, стоящего против келлии старца и направляющего против него огненные стрелы. Уязвленный ими, старец выскочил из келлии, начал бегать туда и сюда, как бы сумасшедший или пьяный, то входил в келлию, то выходил, уже не мог оставаться в ней спокойно, и, наконец, возмущенный, пошел тем же путем, на который направил молодого монаха. Авва Аполлос, увидев, что старец пришел в положение безумного и беснующегося, поняв, что стрелы диавола, направленные в него, вонзились в его сердце, произвели в нем омрачение ума и невыносимое страстное возмущение в чувствах, подошел к нему и сказал: куда ты так спешишь? Что заставляет тебя забыть степенность, столько приличествующую старцу, и так быстро бежать в беспокойстве, подобно мальчику? Старец, объятый стыдом, не мог дать никакого ответа вопросившему: его обличала совесть, его обличал наружный вид, данный ему порочным возмущением: он понял, что страстное вожделение его сердца угадано, что тайны его открыты авве. Возвратись, продолжал тогда святой Аполлос, в келлию твою, и пойми, что до сего времени диавол или не знал тебя, или презирал. Ты не удостоился сопричислиться тем, которые своим преуспеянием и тщаливостию возбуждают диавола ежедневно бороться и сражаться с ними. После стольких лет, проведенных в молитве, одной стрелы врага, направленной в тебя, ты не мог отразить. Что говорю отразить? ты не мог претерпеть в течении одного дня. Господь попустил тебе подвергнуться этому искушению для того, чтоб ты, по крайней мере в старости твоей, из собственного опыта научился сострадать немощам ближних и снисходить удобопреклонности юных к страстям. |
| Не сразу понял, что попал он, как и положено зверьку, в капкан. Нюх ему отказал. Хотел честным путем зажить, ан опять в авантюру вляпался. Да какую! Бежать бы! Да устал он бегать. И — деньги нужны. А тут, глядь, Кузьменыши подвернулись. Проснулись братья поздно. Солнце за середину дня перевалило. На сене стало душно. С трудом, преодолевая вялость, дошли до избы, а уж Илья завтрак приготовил: чай да чуреки, и опять — самогонка. Кузьменыши головами замотали: не то что пить, смотреть на нее не могли. При виде бутылки начинало поташнивать. Медленно отхлебывали чай из железной кружки и исподтишка поглядывали на Илью, который был сегодня особенно суетлив и многословен. Он спросил: — А вы так и не умылись?.. Ну и правильно. Часто умываться даже вредно. Я в какой-то книжке читал. А можно и после завтрака. Историю про кошку знаете? Нет? Ха! Вот, расскажу. Поймала кошка птичку. Только присела, решила закусить, а птичка-то была сообразительная, говорит: «Как же ты, кошка, не умывшись, станешь меня есть? Нечистоплотно вроде?» Только кошка лапки разняла, а птичка пырх и улетела. Вот с тех пор кошка и умывается только после еды… И опять энергичный хозяин все пытался налить им самогона, будто ничего вчера такого и не было. Или правда, ничего и не было? Братья помнили лишь начало, остальное виделось сквозь какую-то муть. Кто-то хвалился, кричал; кто-то куда-то звал… А может, не кричал, не звал, потому что и во сне приснилось им обоим что-то лихое, с лошадьми… Куда-то скакали на лошадях, и дух захватывало от этой скачки. Трудно было отделить сон от яви, но уж точно: лошадей наяву быть не могло! Тут вспомнил Колька про вещи и посмотрел в угол, а потом на Сашку. И Сашка о вещах подумал. Илья перехватил их взгляд, быстро спросил: — Что? Потеряли что-нибудь? — И как-то странно засмеялся. Усы у него зашевелились. — А пальто… где? — спросил Колька. — И шапка? — добавил Сашка. — И эти… ботинки? — Ах, вы вон о чем! — простодушно удивился Илья. — Ха! Они далеко… Их уже не догонишь! — Как… не догонишь? — спросил Колька и посмотрел на Сашку, и оба уставились на Илью, который между тем продолжал им улыбаться. Но улыбка стерлась, он озабоченно спросил: |
|
|
