| Дело в том, что не бывает культуры, не основанной ни на какой религиозной основе. И то, о чем мы говорили в начале, те различия в представлениях о Творце и твари, о смысле человеческой жизни, о том, как ощущается долг человеком перед Богом и людьми, все это закладывается верой, а потом уже из поколения в поколение передается вне осознанного отношения к религии. Нужно обязательно добиваться преподавания этой дисциплины, а принцип отделения Церкви от государства сохраняется полностью. Он реализуется в том, что эта дисциплина не входит в обязательный список для получения лицензии о среднем образовании. Есть многие западные страны, которые нам сейчас представляют как эталон, в них преподается и Закон Божий, если 25% учащихся хочет его изучать, причем – за счет муниципальных или государственных средств. Но не навязывается тем, кто не хочет. Этого и нужно добиваться. Мне кажется, что при правильной постановке вопроса здесь не будет коллизий. – Кто должен добиваться? Должны ли православные активно добиваться выполнения своих требований, в том числе, введения основ православной культуры в школу? – Безусловно. Добиваться этого нужно. Нужно писать и выстраивать отношения с Министерством образования и науки, и депутаты здесь должны объединиться и поставить этот вопрос. Преподавание основ православной культуры вооружает человека внутренним инструментом для распознавания разных подмен, он становится менее подвержен воздействию политтехнологий, у людей есть как бы внутренний барометр, они распознают, где есть грех, где есть подмена. Это инструмент для распознавания всяких разных лжеучений. При постижении православного взгляда на мироздание неизмеримо углубляется как ретроспектива, так и перспектива любой темы и любого предмета для обсуждения. – Сейчас вообще школу пытаются свести к чистому образованчеству… – Человек прикладной, гомо экономикус! Ему нужны только практические навыки для приспособления к жизни. Это страшная тенденция. Изъятие классики из сегодняшних общеобразовательных программ после запрета Закона Божьего после революции, довершило оскудение. |
| Без молитвы не существует и не может существовать ни одна религия. Молитва – потребность души человеческой, непобедимая ни кажущейся, ни действительной бесплодностью молений к высшему Существу, ни очевидным господством законов природы, ни верою в судьбу или рок. Обычные житейские приветствия и пожелания служат невольным признанием, что есть Сила, во власти которой – исполнение добрых желаний. Даже проклятия, изрекаемые нечестивцами, по существу своему – недолжные, извращённые молитвы к высшей Власти, которой усвояется человеческая злоба. Сознательные атеисты – и те перед смертью или во внезапной беде взывают к Небесным Силам. Молитва – это средоточие нравственной жизни человека, это барометр души, показывающий высоту благоговения к Богу, правды – к людям, целомудрия – в самой душе молящегося. Со словом «молитва» часто соединяется понятие о внешних движениях, положении тела, формулах, прошениях, вычитываемых или выпеваемых. Но это все не составляет существа молитвы, как действия нравственного. Молитва есть дело человеческой свободы, встреча человека с Богом, общение с Ним, беседа, в высшем своём проявлении не нуждающаяся в словах и понятиях. «Для преуспевающих в духовной жизни есть правило, что, коль скоро в молитве сердце согреется и не захочет слов, прекращать чтение и молиться сердцем» 85 . Но потребность в такой безусловной молитве может встретиться и на начальных ступенях духовной жизни, когда человек не находит слов излить свою скорбь перед Создателем и лишь вздыхает, удручаемый страданиями своей души. И это – молитвы. Страдавший Сам, – может понять состояние страдальцев и без слов. Рубище само вопиет об одежде и изможденный вид о пище. Даже люди подают у дверей храма немому нищему, хотя он и не выражает прошения в словах. Нужно ли время для молитвы? Молитва так же мало заключается во времени, как мимолетное чувство или мысль. По крайней мере, никто не может определить наименышую продолжительность молитвы. Молитва может довольствоваться временем, протекающим между вопросом и немедленным ответом. Такова, например, была молитва Неемии. Он был Еврей, слуга Артаксеркса. Когда он подавал царю вино, царь сказал ему: отчего лицо у тебя печально: ты не болен, этого нет, а верно печаль на сердце? Неемия сильно испугался и сказал царю: как не быть печальным лицу моему, когда город, дом гробов отцов моих, в запустении, и ворота его сожжены огнём. И сказал Неемии царь: чего же ты желаешь? Неемия помолился Богу небесному. И сказал царю и пр. ( Неем.2:1–5 ). Просьба Неемии была о дозволении обстроить город. Это была заветная мечта не только Неемии, но и всякого честного Еврея. Но прежде, чем высказать эту мечту царю, он помолился об успехе просьбы. Молитва была настолько кратка, что царь не заметил паузы, но эта краткость молитвы не умаляет ее значения, – совершенно напротив. Краткость только усилила молитву Неемии; это был порыв души к Богу 86 . |
| Окись железа вместе с хлористым натрием образуют шлак, который предохраняет реторту от трещин, а саму смесь – от взрывов. – Задачи, находящиеся в учебнике Краевича были бы гораздо полезнее для учащихся, если бы к ним были приложены их решения. – В конце учебника приложены схематические чертежи различных приборов. Для удобства пользования ими лучше было бы поместить их в самом тексте. Рассматривая учебник Краевича с педагогической точки зрения, крупным его достоинством мы должны признать его замечательную ясность, являющуюся главной причиной его широкой популярности. Самые трудные отделы физики в его учебнике являются общепонятными. Его общедоступность нисколько не умаляет его серьёзности. В защиту большинства излагаемых в учебнике положений Краевич представляет математические доказательства. Это сообщает его учебнику особенную основательность, не делая однако его сухим и отвлечённым. Вообще, как в изложении, так и в расположении учебного материала Краевич проявил весьма много педагогического такта и опытности. Но вполне приспособленный для светских средних учебных заведений, учебник Краевича является непригодным для духовных семинарий вследствие особенностей преподавания физики в этих последних. В гимназиях физика преподаётся в течение трёх лет (в трёх высших классах); в семинариях она изучается один год, причём ей уделяется только три урока в неделю. Очевидно, в духовной семинарии не может быть пройдено то количество учебного материала, которое изучается в гимназии. Поэтому гимназический учебник физики, естественно, должен быть слишком обширен для семинарии. Среди других учебников физики учебник Краевича отличается —168— особенной полнотой. В нём кроме подробного изложения современного учения о силах природы сообщается многое, имеющее отношение только к истории науки (описание прибора Реньо для определения коэффициента расширения газов, барометр Фортеня, гальванические элементы Сми и Вульстена, дагерротипия и пр.). Пользуясь учебником Краевича, преподаватели семинарии обыкновенно или оставляют непройденными целые отделы физики, или изучают все отделы, но делают в них значительные выпуски. |
| Отсюда особенная озаренность стихов «Золото в лазури»: как барометр, они отмечают все колебания воздушных течений. А по вечерам, в одиночестве, он погружается в «Критики» Канта, задумывает подвести прочный гносеологический фундамент под шаткое здание символизма. В октябре Белый возвращается в Москву, поступает на филологический факультет и с увлечением отдается бурной жизни литературных кружков. В 1903 году атмосфера Москвы изменилась: новое искусство праздновало свои первые победы, появлялись новые поэты — Макс Волошин, Кречетов (Соколов), имена Блока и Белого приобретали все большую известность, царил всеми признанный «мэтр» Брюсов; Сологуб и Гиппиус выпускали свои лучшие сборники. «Всюду запел, как комар, декадент», — вспоминает Белый. Как из-под земли возникли рои модернистических девушек: тонкие, бледные, хрупкие, загадочные, томные, как героини Метерлинка, они переполняли залу Литературно-художественного кружка и символистические салоны. Вокруг книгоиздательства «Скорпион» объединялись молодые поэты и критики. Под руководством Брюсова они разрабатывали вопросы художественной формы. Здесь не было мистических взлетов, философских исканий: шла упорная работа над «ремеслом поэта»; в кружке участвовали Волошин, Балтрушайтис, Виктор Гофман, Рославлев, Курсинский, три брата Койранских. Второй кружок группировался вокруг издательства «Гриф», во главе которого стоял адвокат Сергей Соколов, печатавший стихи под псевдонимом Кречетова. Белый его зарисовывает: «Красавец мужчина, похожий на сокола, жгучий брюнет, перекручивал жгучий он усик; как вороново крыло цвет волос; глаза „черные очи“, сюртук — черный с лоском… Он пенсне дьяволически скидывал с правильно загнутого носа». Соколов-Кречетов страстно любил литературу, организовывал издательства и журналы (издательство «Гриф», журналы «Искусство» (1905 г.), «Золотое руно» (1906 г.), «Перевал» (1906 г.). Существовал еще теософский кружок, литературные собрания в московских «салонах», и литературно-художественный кружок, и журфиксы у поэтов. |
| Сердце наше, по нечистоте греховной, склонно более к временным благам, чем к вечному блаженству, а потому и ум наш более вращается в познании изменяемого и временного, чем неизменного, вечного, и, не постигая последнего, впадает в неверие в бытие Божие и высочайшее мироправление Его. . Единственным истинным средством для достижения нашего благополучия в этой жизни и в будущей должно стать постоянное обращение своего внимания внутрь самих себя, на собственную совесть, на свои мысли, слова и дела, чтобы взвесить их беспристрастно: это откроет нам наши заблуждения в жизни и укажет единственный путь ко спасению. Путь этот – всецелое предание всего существа нашего, всего себя со всеми обстоятельствами нашей жизни, в волю Божию. Образом такого обращения нашего к Богу да послужит нам растение подсолнечник ( илиотропион ), пусть он будет всегда пред очами нашими. О нем, как о некотором чуде, писал Плиний 45 : «Мы многократно говорили, что растение подсолнечник представляет своего рода чудо в природе: оно постоянно обращено головой своей к солнцу и вместе с ним обращается от востока до запада даже во дни облачные, до того сильно любит оно солнце; ночью же ради исключительной любви к одному солнцу совокупляет оно свои цветочные лепестки воедино и закрывает их» 46 . Христианин-читатель, заметь это раз навсегда, что подсолнечник и в мрачные дни совершает круговое течение, следуя за солнцем от неизменной любви естественного влечения к нему! Таким солнцем, освещающим наш житейский путь, является воля Божия; она не всегда безоблачно освещает нам дорогу жизни; часто ясные дни перемежаются мрачными для нас: дожди, ветры, бури начинаются, и никто из христиан не освобождается от воздействия неприятных атмосферных явлений. Да будет так же сильна любовь наша к нашему Солнцу, воле Божией, чтобы мы неразлучно с ней могли и в дни невзгод и скорби, как подсолнечники в дни мрачные, продолжать безошибочно плавать по житейскому морю, по указаниям барометра и компаса воли Божией, ведущей нас в безопасную пристань вечности. |
| После занесения данных из индивидуальных отчетов в «карточку для отчетов возвещателя», каждое собрание подводит итог и отправляет общий отчет в штаб–квартиру в Бруклине (за пределами Америки – в один из филиалов) 229 . Каждый филиал представляет месячный отчет в Бруклин, в основном содержащий сведения о проповеднической деятельности (часы служения, распространение литературы, соответствующие финансовые документы). Все это объединяется во всемирный отчет, который изучается и анализируется для выявления любых признаков ухудшения. Ни одна другая духовная деятельность или сторона христианской жизни не является предметом такого скрупулезного внимания и стойкого интереса. Отчет рассматривается как главный барометр «духовного здоровья» членов. Старейшины собрания знают, что разъездные представители (районный и областной надзиратели) обязательно обратят их внимание на низкие цифры в любой сфере служения, возложив ответственность позаботиться об их улучшении. Их собственная активность в такой деятельности часто определяет, сохранят ли они положение старейшины, или нет. Члены Руководящего совета и другие представители ежегодно посещают филиалы по всему миру, в основном фокусируя внимание на проповедническом служении и успехах комитета филиала в его поддержании. Принимая все это во внимание, можно понять, почему меморандум главы Писательского отдела Карла Адамса президенту Норру и затронутые в нем проблемы основаны на фактах. Но немногие Свидетели знают, что упомянутые в этом письме 1971 года вопросы неоднократно волновали активных, ответственных старейшин, также как и обеспокоенных разъездных представителей организации, и что с тех пор они неоднократно обращали на это внимание Руководящего совета. Замена библейских понятий на идеи организации Через шесть лет после обсуждения Руководящим советом меморандума Карла Адамса, Руководящему совету написал письмо один старейшина из Нью–Джерси. Он активно сотрудничал с организацией сорок лет и в течение тридцати пяти из них являлся «служителем», или «старейшиной». В своем письме он выразил обеспокоенность в связи с «твердой, „железной“ позицией, занимаемой в отношении проповеднического служения для внешних». Говоря про основания своей тревоги, он написал: |
| Пользуясь остатком дня, пошли на юго-запад вдоль гребня, который оказался неровным: он то понижался, и здесь снеговое поле южного склона доходило до самого края обрыва, то повышался и представлял скалы или острые грядки. При виде их Ордин вспомнил про свой молоток и освидетельствовал несколько таких выступов. Все они оказались состоящими из базальта, то плотного, то пузыристого или шлаковатого, представлявшего базальтовую лаву. – Я начинаю думать, – сказал он, обращаясь к Горюнову, – что ваше предположение, высказанное академику Шенку, что Земля Санникова представляет остаток вулкана, оправдывается. Эта огромная котловина, окруженная кольцом отвесных обрывов, очень похожа на кальдеру большого древнего вулкана, а базальты, встреченные нами внизу и здесь, на гребне, подтверждают это. – Такое происхождение котловины объяснит нам и существование богатой растительности под этой широтой, – прибавил Горюнов. – Но не будем решать преждевременно, посмотрим, что будет дальше. По мере движения на юго-запад гребень заметно понижался, но в сторону впадины обрывался так же круто. Сумерки сгущались, но почти полная луна уже поднялась и освещала путь. Прошел еще час. Горюнов взглянул на барометр – он показывал уже только пятьсот метров над уровнем моря. – Я думаю, нам придется заночевать на гребне. Луна не осветит спуска на ту сторону, а в темноте идти по неизвестной дороге опасно. – Найдем ровную площадку и станем, – согласился Никифоров. – Но если ночью поднимется пурга, нас может смести в пропасть, – заметил Костяков. – Пурги не будет, – заявил Горохов, – небо чистое, ветра нет, солнце село некрасное. Вот разве шайтан захочет наказать нас… – Будем надеяться, что он помилует, – рассмеялся Горюнов. Выбрали более ровное и широкое место гребня в промежутке между двумя скалами, поставили палатку поужинали, но спать не хотелось. Таинственная впадина была слишком близко и возбуждала любопытство. Луна уже освещала более отдаленную часть ее тогда как ближайшая оставалась в тени, в разных местах серебрились зеркала озер и ленты ручьев среди темного фона лугов и леса. |
| В путь двинулись весной, в марте. Один из сыновей вспоминает: когда в Переславле укладывали в ящики многочисленные книги, вошел отец. «Николай отрекся от престола», – сказал он. Начиналась новая эпоха. Глава вторая. Две правды (1917–1923) «Свою русскость я вижу в том, что проблема моральной философии для меня всегда стояла в центре… Всю жизнь я утверждаю мораль неповторимо-индивидуальную и враждебную с моралью общего, общеобязательного». Н. Бердяев . «Самопознание» : «Нет! Саша, веру без дел я не постигаю… Вера дел, а не вера, выраженная одним помыслом и молитвою, – вот моя вера… И еще было бы лучше если бы добрых (истинно добрых) дел было столько в моей жизни, чтоб они мне не давали времени молиться, тогда бы вся жизнь моя была молитва , в настоящем, в глубоком, в христианском смысле этого слова, то есть вдохновенная, богоугодная жертва любви в земной жизни». Н. И. Пирогов. Письмо к невесте 20 апреля 1850 г. Из Москвы до Ташкента поезд тянулся целую неделю: уже начинался развал транспорта. Классный вагон, где от старого, доброго времени остались лишь занавески с помпонами, был набит до отказа. Мешки, духота, детский плач. Чтобы пройти в донельзя загаженный умывальник, приходилось переступать через тела вповалку лежащих на полу людей. При посадке в Москве младшего Войно-Ясенецкого, трехлетнего Валентина, передавали в окно. Валентин Феликсович страдал от нечистоты, от вынужденного безделья. Анна Васильевна извелась от капризов малышей. Ташкент возник как земля обетованная. Когда выбрались из вагонной сутолоки, отдышавшись и оглядевшись, узрели чудо: над городом замерла теплая, благоуханная ночь. И луна, и минареты как из арабской сказки. На привокзальной площади новоприбывших ожидали две запряженные сытыми лошадьми линейки. Дом главного врача встретил свежевымытыми полами и постланными постелями. Дети с восторгом бегали по квартире (шесть комнат) и щелкали выключателями: впервые увидели электричество. Большой переезд – большие надежды. И та теплая, незадолго до Пасхи, ночь обещала усталым путникам вроде бы все, о чем мечталось: Анне Васильевне – выздоровление, Валентину Феликсовичу – спокойное место для научной работы и врачебной работы, детям – радость жизни с родными в большом чудесном городе, который рисовался почти Багдадом из «Тысячи и одной ночи». Возможно, в иную эиоху все эти скромные желания сбылись бы. Но на российском календаре значился год девятьсот семнадцатый, исторический барометр катастрофически падал, предсказывая долгую и безжалостную непогоду. |
| Когда я взносил часть вины своего пресыщения в Страстной Вторник на жену свою, подсунувшую мне после обеда молочной манной каши (я уже помолился и прошло с четверть часа после обеда), что она дала мне и я поел, то Он сказал: а где свой барометр? И этим ответом пристыдил меня. Поделом. У меня есть свой разум, своя воля, и я должен был рассудить, что после обеда по удовлетворении голода и насыщении мне не следовало больше есть, ибо еще есть было бы безрассудно и в тягость самому себе; я должен был сказать наотрез, что не хочу манной каши и не ставь ее пред меня, а не обольщаться сладким блюдом, тем более скоромным. Итак, я сам тяжко согрешил пред Богом, впавши в грех сластолюбия и объядения, и притом когда – на Страстной неделе, когда Церковью заповедуется строжайший пост, когда благочестивые христиане едят хлеб с водой однажды вдень, иные совсем не едят два-три дня. Ты говоришь: верую в Господа Иисуса Христа, люблю Его всем сердцем. Правда ли это? – Посмотрим. Вот в твоем доме, в твоей квартире больной родной, или свойственник, или знакомый, или чужой, или вот больной в соседнем доме или дальше где, тоже знакомый, или сослуживец, или родственник. Как ты относишься к ним? Как обращаешься дома с больным, особенно давнишним? Ты вот, говорят, обращаешься неуважительно, небрежно, холодно, нередко с досадой, даже выжидаешь его смерти, втайне радуешься усилению его болезни, потому что больной – нахлебник твой или чем-либо был неприятен для тебя. Где же твоя любовь ко Христу? Илине знаешь, что больной есть член Христов, что ему надо служить, как Христу, с тем постоянным уважением, охотно, усердно, сердечно, забывая себя, свои интересы, свое тело, как желал бы этого себе от других? Разве не знаешь, что Иисус Христос заповедал нам любить ближнего. как себя, и как хотим, чтобы поступали с нами люди, так поступали и мы с ними? Или думаешь, что если бы Сам Христос страдал в твоем доме, то ты служил бы Ему с великим благоговением, с великою любовью, охотою, усердием? – Нет. Если ты недобр, презрителен, лукав, холоден с ближними своими, то не лучшим бы оказался и с Самим Иисусом Христом, Который соделался Сыном человеческим нашего ради спасения, во всем нам подобным, кроме греха. |
| Шквал аплодисментов и педагог уходит… Александр Викторович Недоступ с его учителем Виталием Григорьевичем Поповым и будущим директором клиники Владимиром Ивановичем Маколкиным Другим наставником по институту был Виталий Григорьевич Попов – ученик основоположника отечественной кардиологии Дмитрия Дмитриевича Плетнева, которого арестовали еще по бухаринскому процессу 1938 года, обвинили в убийстве Горького, Менжинского и т.д., дали срок в четверть века… Но при подходе немцев к Орлу сто шестьдесят одного заключенного тех, кто представлял наиболее ценные кадры, по распоряжению Сталина расстреляли (видимо, чтобы они не достались врагу). Среди них был и выдающийся Плетнев. Сам Виталий Григорьевич в начале войны, не желая бросить раненых, когда наши войска отступали, попал в плен. Да так все последующие четыре года в нем и находился. Проявил настоящий героизм – он не только лечил, но и спасал очень многих приговоренных к расстрелу, меняя им документы с умершими ранее в лазарете. Освобожден был американцами, что чревато было новым заключением уже в советский концлагерь, но по ходатайству Владимира Никитича Виноградова, тоже не побоявшегося вступиться за геройски проявившего себя коллегу, был определен к нему в клинику. Сюда-то в клиническую ординатуру Факультета терапевтической клиники, окончив в 1962 году с красным дипломом лечебный факультет Первого Московского меда им. И.М. Сеченова, и поступил Александр Недоступ. Именно благодаря общению с Виталием Григорьевичем (если не считать влияний родственников) он и выбрал специализацию «кардиология». Мы все верующие, только не все знаем об этом Александр Викторович считал, что сердечность в отношениях – основа профилактики заболеваний сердца Александр Викторович считал, что сердечность в отношениях – основа профилактики заболеваний сердца. Про сердечников говорил, что их особенно щадить надо. Предупреждал, что самые больные и серьезные раны человеку наносятся дома. Советовал своим пациентам приобретать барометры и следить за их показаниями. |
|
|
