| Советуют (и весьма справедливо) при каждом наблюдении барометра потрясать его, потому что в то время, когда возвышается барометр, при потрясении его горизонта ртути тотчас возвысится и всегда столько, сколь высока была выпуклость ртути до того (и потом разумеется, явится новая выпуклость, какова должна быть у ртути, налитой в стекло; а когда барометр падает – то горизонт понизится и всегда менее. В конце 3-го отделения, между прочими метеорологическими и барометрическими таблицами, приложено несколько разных высот барометра, после которых были сильные ветры, и проч. 26 . XVI. Ветры Здешнее место есть царство ветров. Во все мое пребывание здесь не было ни одного дня, в который бы с утра до вечера было совершенное безветрие; но каждый день, даже и в самый лучший, с утра или с полдня, непременно бывает какой-нибудь ветер, хотя слабый; и не только на земле, но и в самом море, близ берегов, очень редко бывают такие штили, которые бы продолжались целый день. Причиной тому служат, сколько положение островов на рубеже двух морей, более или менее, но вечно действующих на атмосферу друг друга, нарушая тем равновесие воздуха; столько и самые горы, которые высотами своими и неровностями весьма много действуют на равновесие воздуха; они, не имея на себе лесов, не могут удерживать и самых легких ветров. Ветры здесь бывают со всех сторон, но не со всех равно: осенью они дуют более от запада и северо-запада; зимою северные; весной, прежде западные, со снежными шквалами, а потом, после северо-восточных и восточных, – южные и юго-западные. Юго-восточные же ветры бывают во всякое время года. Вообще господствующие здесь ветры: южные и юго-западные. Новолуние и полнолуние имеют весьма большое влияние на перемену ветров; при новолунии, по большой части, бывают или восточный или юго-восточный ветры, и обыкновенно с дождем. Замечено, что в какое бы ни было время года, ветер с одной точки не дует более четырех суток, но по большой части переменяется чрез сутки или полторы. Сильные ветры и с переменой направлений не продолжаются более 3 суток, но чаще бывают одни сутки и даже менее. Незаметно начавшийся ветер и постепенно увеличивающийся бывает самый продолжительный, а начавшийся вдруг перестает ранее суток. Верхние облака, идущие против нижних, предвещают продолжительность ветра. Почти никогда не случается, чтобы ветер, начавшийся с какого либо румба, не переменил своего направления прежде, чем затихнет. Известно положительно, что ветер, начавшийся от SO, всегда переходит к SW и W; начавшийся от О – к N; а от N – к W. В Уналашкинской гавани замечено, что ветер, начавшийся от S или SO и чрез О перешедший к NO, никогда не возвращается назад чрез О; но или затихает подле N, или постепенно переходит к западу, а начавшийся от N иногда переходит чрез О к SO и возвращается. |
| Дик Сэнд в сопровождении Бата и Остина взобрался на рей и, правда не без труда, убрал брамсель. Если бы падение барометра не было таким зловещим, он оставил бы на мачте оба рея. Но когда ветер переходит в ураган, нужно уменьшить не только площадь парусов, но и облегчить мачты: чем меньше они нагружены, тем лучше переносят сильную качку. Поэтому Дик спустил оба рея на палубу. Когда работа была закончена — а она отняла около двух часов, — Дик Сэнд и его помощники взяли два рифа на марселе. У «Пилигрима» не было двойного марселя, какой ставят теперь на большинстве судов. Экипажу пришлось, как в старину, бегать по пертам, ловить хлопающий по ветру конец паруса, притягивать его и затем уже накрепко привязывать линями . Работа была трудная, долгая и опасная; но в конце концов площадь марселя была уменьшена, и шхуна-бриг пошла ровнее. Дик Сэнд, Бат и Остин спустились на палубу только тогда, когда «Пилигрим» был подготовлен к плаванию при очень свежем ветре, как называют моряки погоду, именуемую на суше бурей. В течение следующих трех дней — 20, 21 и 22 февраля — ни сила, ни направление ветра заметно не изменились. Барометр неуклонно падал, и двадцать второго Дик отметил, что он стоит ниже двадцати восьми и семи десятых дюйма . Не было никакой надежды на то, что барометр начнет в ближайшие дни подниматься. Небо грозно хмурилось, пронзительно свистел ветер. Над морем все время стоял туман. Темные тучи так плотно затягивали небо, что почти невозможно было определить место восхода и захода солнца. Дик Сэнд начал тревожиться. Он не покидал палубы, он почти не спал. Но силой воли он заставлял себя хранить невозмутимый вид. Двадцать третьего февраля утром ветер как будто начал утихать, но Дик Сэнд не верил, что погода улучшится. И он оказался прав: после полудня задул крепкий ветер, и волнение на море усилилось. Около четырех часов пополудни Негоро, редко покидавший свой камбуз, вышел на палубу. Динго, очевидно, спал в каком-нибудь уголке: на этот раз он, против своего обыкновения, не залаял на судового кока. |
| 27 декабря. Воскресенье. День за работой в тишине семьи. В противоположность вчерашнему – сегодня у нас никого. Сделали последнюю прогулку с Миней по Пречистенке и Поварской. Л[иза] чувствовала себя слабой. Вечер за Поссельтом. На фронте наступление, но, именно, только южное. 28 декабря. Понедельник. Утром после прогулки работал над Петром. 1-й Азовский поход двигается и доведен до 29 июня 1695 г. После завтрака был у Богословских с поздравлением по случаю дня рождения М-те 232 . Вернувшись, читал Поссельта в тишине, т. к. Л[иза] с Миней были на елке в [очаге]. Вечером у меня П. И. Беляев , Д. Н. Егоров, Яковлев и Готье. П. И. Беляев любит специальные разговоры по вопросам русской истории и русского права, его занимающим. Мне тоже интересно поговорить с ним о Русской правде и о крестьянском праве. Но нашу ученую публику трудно занять чем-нибудь кроме сплетен, пустых и глупых, и у нас с П. И. [Беляевым] долгое время был только диалог, на который прочие не обращали внимания. Только за чаем одно время разговор о новейших работах по феодализму сделался общим. Жалею, что не мог быть, по болезни, С. Б. Веселовский. У него научные интересы живее. 29 декабря. Вторник. Проснулся с пренеприятным ощущением давления и тяжести на сердце, подумал, что барометр упал, и оказалось верно: барометр упал так, что стрелка опустилась левее «бури». Весь день был от этой тягости сам не свой. В газетах прочел печальные известия: о гибели броненосца «Эдуард VII» 233 , – хорошо, что экипаж спасен, об эвакуации Галлиполийского полуострова 234 . Работа шла не особенно успешно. Во время прогулки был свидетелем ужасной сцены. Когда я, возвращаясь по Тверскому бульвару, шел от памятника Пушкину по направлению к Никитским воротам, по проезду бульвара пронеслись сани без седоков, запряженные в одну лошадь. Лошадь, должно быть, чего-нибудь испугалась и бешено мчала с невероятной быстротой. Кучер, совершенно растерявшийся, не владел уже ею и только кричал встречным: «Легче, легче!». Затем послышались еще какие-то крики и чем-то сильный удар. Все это совершилось в один момент, некоторые из публики, шедшие по бульвару, бросились бежать к дому градоначальника. Я тоже поспешил туда. Оказалось, что лошадь попала под встречный трамвай и была задавлена, кучеру разбило голову, а другие говорили, что его убило. Я, следовательно, видел, как человек несся на смерть, видел его за минуту до ужасной смерти. Тяжко. Весь вечер ничего не мог делать. |
| — Как узнать, все ли благополучно у нас в семейной жизни?.. Не ждут ли нас какие-то скрытые тревоги и опасности? — Узнать несложно. У вас дома должен быть особый барометр, индикатор вашего семейного благополучия: барометр любви. Если показания его день за днем растут, если налицо прирост любви в вашей семье — между мужем и женой, между детьми и родителями, — значит, все в порядке. Если же они не меняются или начали падать — это сигнал тревоги. Надо срочно искать причину, каяться, исповедоваться, исправлять жизнь, чтобы показания барометра любви вновь начали расти. Тогда никакие тревоги и опасности вам не страшны: если они и возникнут, вы перенесете их вместе со Христом и со своими близкими спокойно, при взаимной помощи, участии и сострадании. Источник: photosight.ru Автор: krecty — Когда мой муж в чем-то явно неправ, я всегда стараюсь указать ему на его ошибки. Он слушает, даже не возражает, но почему-то у меня остается ощущение, что у нас что-то не так… — Верное ощущение. В любых делах, а в семейных особенно, надо очень внимательно следить за «побочными эффектами»: делая вроде бы доброе дело, не причиняю ли я при этом зло? Преподобный Авва Дорофей пишет: «Сделать дело — это только 1/8 часть дела. А 7/8 — не причинить при этом огорчения братьям…» Не буду ручаться за арифметику, но по существу это крайне важно. Такое знание и умение дается жизненным и духовным опытом, вниманием к ближнему и памятью о Господе. — Когда меня огорчает жена, я говорю несдержанно, грубо и только потом понимаю, что сам виноват в ссоре. Но тогда уже поздно что-то исправить, слово не воробей, вылетит — не поймаешь… — Правильно. Поэтому воробья этого неразумного надо посадить под замок, пока не научится христианскому поведению… Покупаете маленький замочек (мысленно, конечно) и вешаете его себе на язык, а ключик отдаете на хранение разуму. В случае конфликта захотите что-то сказать, а язык заперт. Идете к разуму за ключом, а он и не дает. Скажет: «Пока молчи». Пока будете молчать, хватит времени на краткую молитву, хоть на секунду-две: «Господи, подскажи!..» И Господь непременно даст вам совсем другие слова, другое отношение к происходящему. Приобретете навык сдержанности, тогда уж и замок не понадобится. |
| Воскресение, 6 декабря . Проснулся уже в 3 часа. Послушал шедшего дождя и снова лег дожариваться. К утру дождь перестал. Молитвы. Служение большим собором в 9 человек. Молебен, конечно. У консула стакан чаю, дома – другой. Еще поморосило маленечко. 2 письма с жидовской почты – из Чердыни и из Екатеринбурга. Последнее есть целый транспорт писем от всех обывателей Верх-Исетских 1320 . Обед с шипением. Оба кавалера, звездосиянные, с визитом. Вечером переписка статьи. Чай дома. Барометр кверху. Понедельник, 7 дек В моей светелке все разбросано в беспорядке. Видно, что никто не живет, но помысл меня толкает идти в верхнюю светлицу. Знаю, что это не годится, упираюсь и все-таки оказываюсь у дверей ее. Нахожу их незапертыми, просовываю голову и спрашиваю: можно?.. Запрета, конечно, нет, но при виде того, что именно влекло меня туда, я в раздумье останавливаюсь и – пробуждаюсь. Отлично сделал, что проснулся. 8°. Сумрачно в небе. Лекарство. Моцион. Чай. Отправка каменного креста с шеей в Горнюю. Анастасия Елеонская. Якуб в город. Переписка с частыми остановками. Ни малейшей почты. Игумен Гефсиманский с 3-мя рублями и приглашением служить у него в среду 1321 . Обед. Данаф junior еще с требованием денег взаймы. Отыскивание пономаря. Патриарх назначил четверток для поездки в Горнюю. Консул пригласил плутишку Иосифа переписывать бумаги в канцелярии. Со мной же ни слова о сем. Топка печки и переписка статьи. Новое лекарство глазное. Чай. Сие. Половина 12-го. Молитва. Смахивает на дождь. Вторник, 8 дек Ночью пошел оный, наконец. Спал, конечно, до 7-ми часов. Поджидал кой-кого к чаю. Вновь переписывал вчера писанное, ради многих его недописок или переписок. Нет почты и сегодня. Совещания с Шлёмом о способе покрытия свинцом Горней церкви. Напугал своими проектами. Зананири, всенепременно требующий денег и выдумывающий вопросы строительные, клонящиеся к «прибавке». От Валеро 200 лир и 2000 рублей, возвращаемых avec une mille remerciments 1322 . Доожжь. Обед. Всенощная. Г-жа Любовь Мих Соболева с посылкой из Москвы от братца. Переписка, разбавляемая частым отдыхом, очес ради. Чай. Барометр все ниже и ниже. Расправление кредиток. 2-й час. Среда, 9 дек |
| Господь да сохранит Вас от сего! Вам уже приходила опасливая мысль: ну как не устоишь! Если точно не устоите, то возвратитесь ли к таким решительным намерениям — Бог весть. Но то ведайте, что, обратясь вспять, Вы будете уже гораздо хуже, нежели каковы были, когда не начинали такой новой жизни. Спаситель подобные возвратные ниспадения в нестроение сравнивает с возвращением в покинутый было дом старого беса, но уже не одного, а с семью другими. И будут, заключил Он притчу Свою, человеку тому последняя горша первых. Господь да избавит Вас от сего! Прочитавши это, не скажите: ах, зачем я начинала! Нет, нет! Не мутите себя. Вы решились на достодолжное: на такой род жизни, при котором одном Вы будете, как сначала возжелали, держать себя на уровне человеческого достоинства. Так не унижайте своего решения и Господа не оскорбляйте, будто Он оставит Вас одну. Он в Вас есть с благодатию Своею. Но если Господь в Вас, кто против Вас? (Рим. 8, 31). Ибо болий есть Иже в вас, нежели иже в мире (1 Ин. 4, 4). К тому же внимательная к себе жизнь не такова, чтобы, лишая одних утешений, не давала взамен их ничего. Напротив, эта жизнь, с памятию о Боге и следованием своей совести, сама в себе есть неистощимый источник радостей духовных, сравнительно с которыми земные радости что полынь пред медом. Вам и лишать-то себя из внешнего придется немногого. Все внутри должно происходить. Можно во всем участвовать и всему быть чужду. Внешне одно делается, а внутри происходит другое. Так вот и все (разумею прописанные в этих двух письмах правильца и предостережения). Много ли? Ничего нет многого. И все так удобоисполнимо и легко. А плод-то, плод-то какой! Итак, воодушевляйтесь и наперед загадывайте держать себя по прописанному. Аминь. 45. Главное занятие вступившего на истинный путь — молитва. Наставление о нерассеянной молитве Как верно Ваше заключение: «Так, выходит, все дело в молитве!» Да, в молитве. Молитва для самонаблюдения — барометр духовный. Барометр определяет, как тяжел или легок воздух, и молитва показывает, насколько высокоходен или низкоходен дух наш в его обращении к Богу. И молитесь, как начали. Почаще становитесь пред своими иконами в продолжение дня и кладите всякий раз по несколько поклонов, поясных и земных. Пасть на колени и класть поклоны ещё лучше. Никто ведь не видит, кроме Господа. Молитвы утром и вечером — своим чередом. В те часы побольше надобно — так, как у Вас положено; а в эти — частые припадания к Господу понемногу; не так, однако ж, как обычно знакомым при встрече: кивнуть головой и довольно. Усердие, впрочем, всему научит, которое и подогревайте всячески. |
| Итак, прощай Румелия! Но – не прощай славянщина. Напротив, можно сказать ей только еще: здравствуй! Мы направляемся в самое сердце ее – в Старую Болгарию. Пек для Старой Сербии и Охрида для Старой Болгарии, это тоже, что наш Киев для Старой России. Не имея в настоящее время возможности, или, точнее, решимости пробраться в первый, зато с большим увлечением мы стремимся в пресловутую первую Юстиниану, родину великого императора, занесшего с собою славянскую кровь на престол Кесарей. Мне припоминается слышанный лет за 15 перед этим, восторженный отзыв одного бывальца грека о местоположении города. „Охридское озеро, говорил он, это целое море пресной воды, обставленное горами. Город царствует над ним, утопая в зелени садов. Какая земля тучная! Какая дешевизна во всем! Какие люди добрые!” Это глашал „старый грек”, времен войны за независимость, еще не помазанный новым, антиславянским патриотизмом. Нынешний зилот вместо: „добрые“, сказал бы верно: „простые“, а думал бы при том: „глупые“ или еще выразительнее: „толстоголовые“ χοντροκφαλοι. Светлые представления Охридского оазиса омрачаются у нас, однако же, зрелищем неумолимо-серого неба. Укладываем вещи и уныло слушаем бьющий в кровлю дождь. А что, как барометр? – спрашиваю я. – Тут в горах и на уровне 2000 футов, машинки плоскоземной Европы не имеют хода и кредита, – отвечают мне. – Наш барометр – вон, гора Перистери. Посмотрите, какая на ней чалма с кистями и завитками, – точно приготовилась к байраму. Дождя у нее, полагать надо, хватит проводить дорогих гостей за Преспу. А там – не ее ведомство, там уже барометрует славный Пинд, у которого хотя тоже немало прозаической влаги, но есть и огонь поэзии. Невеселое напутие, а нечего делать. Надобно ехать. Хозяин не хотел нас пустить в дорогу тощих, и потому сборы наши длились до 11 часов. Прощание наше было трогательно до слез. Они служили данью нашему продолжительному и короткому знакомству с человеком бобылем, как мы сами, не хотевшим или не умевшим устроить жизни своей по общему типу „семейного очага“ со всею его мирною и блажащею обстановкою. Печальное лицо вольного пустынника, провожавшее нас с балкона оставленного нами дома, врезалось в памяти моей так глубоко, как ничто другое в Битоле и в Македонии 5 . |
| Справа поблескивал стрелками круглый барометр-анероид. Генка знал, что это за штука, видел у Шурика. Когда хотели поскорее узнать, какая будет погода, стукали по стеклу ногтем и смотрели, куда дернется стрелка. Генка и сейчас хотел щелкнуть, но спохватился: как и на будильнике, здесь не было стекла. Медная стрелка-указатель торчала прямо вверх. Ее острый конец разделил пополам слово «переменно» и стоял на числе «76». — Ага, — сказал Генка. — Ясно, как ты узнаешь про дождь. — Ты барометр смотришь? — спросил Владик. — Думаешь, по нему узнаю? Можно и без него. Да и врет он часто. Все равно можно. Мне бы еще только термометр, чтобы стрелка была. Без стрелки я не могу. — Бывают и со стрелками, — сказал Генка. — В Москве на университете есть такой, похожий на часы. Большущий. — Я знаю. Только как устроен, не знаю. А то бы мы с папой попробовали сделать… — Он тебе и это помогал устраивать? — Генка щелкнул по железному пруту флюгера, который проходил на чердак сквозь крышу. — Нет, это я сам. — Владик сел на корточки и сжал прут в кулаке. — Тут все просто устроено. Стержень внизу был закреплен на подставке, с подшипником и поэтому легко вращался. На той же подставке, вокруг подшипника, лежало фанерное кольцо с делениями из наклеенных спичек и с выгнутыми из проволоки буквами: NOSW. А над кольцом, прикрепленная к стержню, вздрагивала жестяная стрелка. Ее наконечник прыгал слева от буквы W, где-то у маленького деления, обозначающего, кажется, вест-зюйд-вест. — …И не надо лазить на крышу, — оживленно и немного сбивчиво объяснял Владик. — Ветер наверху… Там флажок двигается, а стрелка здесь ходит. — Хорошо придумано, — рассеянно сказал Генка. Придумано было действительно неплохо, но Генка думал о другом. — Владик… Тут ведь все железное. — Ну да. Из дерева делать плохо. Надо толстый шест искать, а потом такую дырищу в крыше пробивать. Тетка бы лопнула от злости. — Тогда хоть заземление надо сделать, — с хмурой озабоченностью предложил Генка. — А то он торчит над крышей, как громоотвод, только наоборот: громоотводы против молний, а этот притянет. |
| Извольте сие поиметь в мысли. Наложенное вами на меня послушание молиться о N.N. исполняю. Только не молюсь: возьми то и дай это, а так: сотвори с ним Господи как для него спасительно. А то молитва будет походить на указ Богу, что совсем не пригоже. Благослови вас Господи! Спасайтесь! Ваш богомолец Е. Феофан. 28 окт. 82 г. Письмо 553. Беспокойство святителя о руководимой. Слухи. Полезная аттестация. Барометр духовной жизни Милость Божия буди с вами! Насилу вы вспомнили про Вышу. А у меня уже начали порождаться крупные вопросы, что сие? Был маленький крестик. Слава Богу все прошло и благодарите Господа и в наказании милостивого. И другие мне тоже писали, что мне быть в С.П.Б. Кто это там ухитрился так налгать и всех обмануть? Верно только то, что нынче-завтра мне надобно вести серьезную речь с глазными докторами, но где и когда, ничего определенного не было и нет еще. Как восхитителен ваш аттестат: «я такая скверная, такая нетерпеливая, смею роптать... Ничего не делаю, чтоб быть близкою Господу. Хуже меня не было никого и не будет». Особенно последнее многоценно. Если где-нибудь на свете ставят 100 баллов, то и вам следует поставить эту отметку. Такие приговоры были бы очень бедственны, если б не было прописано: «как бы хотелось сделаться хоть на чуточку получше». Се наше дело стремиться вперед к лучшему, а назади ничего не видеть достойного одобрения. И извольте по сей норме усовершать свою нравственность. Будет успех непременно. Имеем Господа Спасителя, всем хотящего спастися. Поелику хотение Его есть и дело, как скоро не встречает препон со стороны нашего произволения, то сами видите, что мешает родиться уверенности во спасении. Именно это есть неправое настроение произволения. Смотрите, как идет молитва, — барометр духовной жизни. Посылаю книжки. Разделите их всем. Себе возьмите: письма к разным лицам. Спасайтесь! Ваш богомолец Еп. Феофан. 23 февр. 83 г. Письмо 554. Два пути присвоения Господу: деятельный и существенный. Как идти путем деятельным, не оставляя житейских забот |
| – Все равно, какая бы ни была, плывем к ней; барометр за ночь начал падать, нужно поторопиться! – заметил Ордин. Когда солнце поднялось выше и рассеялся легкий туман над морем, Горюнов взял бинокль, посмотрел на землю и спросил: – А ну-ка, Никита – зоркие глаза! Какая земля перед нами? Горохов всмотрелся, прикрыв глаза от солнца, и сказал: – Котельный остров! – Верно! И льдина за ночь избавила нас от плавания по очень скверным местам вдоль островов. Теперь мы причалим прямо к нашему складу. Действительно, к полудню уже не оставалось сомнения, что в виду остров Котельный, – все узнали его очертания, исчез только почти весь снег, покрывавший его весной. Под вечер причалили к ледяному поясу, окаймлявшему остров, и на протяжении пяти километров пришлось вспоминать весенние дни, перетаскивая нарты через торосы. В сумерки добрались до поварни у подножия северного мыса. В складе не все было цело – очевидно, летом промышленники, охотившиеся на острове, пользовались провизией, особенно юколой. Но для небольшого числа уцелевших собак корма осталось довольно. На следующий день погода была еще яснее, но барометр сильно падал и предстояла резкая перемена. Не следовало испытывать слишком часто судьбу, и решили выждать. Действительно, вечером началась буря, а утром повалил снег, грянул мороз и сразу началась зима. Пурга с короткими перерывами длилась до конца сентября, но корма для собак, провизии для людей и топлива было достаточно, и путешественники отсиживались и отсыпались в поварне. Путь домой был еще далек, но главное препятствие – открытое море – было уже пройдено. В один из случайных ясных дней все поднялись на высоты над мысом и смотрели на еле видневшиеся на горизонте вершины Земли Санникова. Что делалось там? Кончилось ли извержение? Ушла ли опять вода из котловины? Или все живое погибло, и через несколько лет исчезнет в воде или в снегах и лес – последнее доказательство богатой жизни среди льдов Севера. Все смотрели с грустью на эту далекую землю, где каждый из них оставил нечто дорогое, особенно Аннуир. |
|
|
