| (Ну, как-нибудь, может быть, обойдётся?) Из Тамбова дорога была недлинная – до Кобылинки, впрочем уже на краю одного из излюбленных партизанских районов. Всё – верхом. (И чекисты, в гражданском, рядом, неотступно. И полуэскадрон красноармейцев при них.) А – снова открытый воздух. Открытое небо. Уже начало июля. Цветут липы. Вдыхать, вдыхать. Сколько наших поэтов и писателей напоминали об этом: как прекрасен мир – и как принижают и отравляют его люди своими неиссякаемыми злобами. Когда ж это всё утишится в мире? Когда же люди смогут жить нестеснённой, неискорёженной, разумной светлой жизнью?.. – мечта поколений. Несколько вёрст не доезжая Кобылинки, встретились с самим Котовским – крупная мощная фигура, бритоголовый и совершенно каторжная морда. При Котовском был эскадрон, но не в красноармейской форме, а в мужицких одеяниях, хотя все в сапогах. Бараньи шапки, папахи. У кого, не у всех, нашиты казачьи красные лампасы по бокам брюк. Самодельные казаки? Так и есть. Приучались называть друг друга не «товарищ», а «станичник». Старший из сопровождавших Эктова чекистов теперь объяснил ему задачу: этой ночью будет встреча с представителем банды в 450–500 сабель. Эго должен подтвердить, что мы – казаки из кубано-донской повстанческой армии, прорвались через Воронежскую губернию для соединения с Антоновым. И к ночи дали Эго навесить на бок разряженный наган и посадили на самую скверную хилую лошадь. (Четверо переодетых чекистов держались тесно при нём как его новая, после разгрома главных антоновских сил, свита. И у них-то наганы – полнозаряженные, «убьём по первому слову».) И сам Котовский с эскадроном поехал на встречу в дом лесника, у лесной поляны. С другой стороны, тоже с несколькими десятками конников, подъехал Мишка Матюхин, брат Ивана Сергеевича Матюхина, командира ещё неразбитого отряда. (У тамбовцев часто шли в восстание по несколько братьев из одной семьи; так и при Александре Антонове сражался неотлучно его младший брат Митька, сельский поэт. Вместе они теперь и ускользнули.) |
| 1854 год 186 Январь, 1, пятница. Боже веков и Царю всякого создания! Продли мою жизнь. Свети мне. Святи меня и веди, аможе хощеши. После этой краткой молитвы я разделил дневник свой на несколько отделов и стал записывать в них здешние надневности. Отдел первый о погоде Первый день нового года был жаркий. К ночи на небе появились разрозненные облака. Луна полна. Здешние арабы в этот день едят бараньи головы, а в Дамаске вкушают одни сладкие снеди, без мяса. 2, суббота. Ночью был гром с молнией и дождь, но недолго. Весь день – пасмурен. А вечером и ночью накрыл нас густой туман. 4, понедельник. Во весь день шел перемежающийся дождь без грома и молнии. 5, вторник. Утро ясно и тепло. День такой же. 8, пятница. Все дни хороши. 12, вторник. Позавчера и вчера было очень холодно, но ясно. А ныне с полуночи гром и дождь-ливень. 13, середа. Утро облачно. В полдень светлее стало. А в три часа пополудни полился дождь, но на короткое время. К вечеру небо очистилось. Однако воздух стал прохладен. Оспа свирепствует. В Святогробском монастыре на днях заболели его два послушника. 14, четверток. Ясно, но пронзительно холодно. Холод тонок и сух после восточного дождя. 18, понедельник. С утра до полудня дождь. К вечеру гром и дождь. Ночью дождь-ливень. С запада дует ветер сильный. 20, середа. Ночью и днем дождь. А утром слышен был слабый удар грома. 21, четверток. С вечера и во всю ночь под этот день лил дождь с снежной крупой. Утром гремел гром, потом воссияло было солнце, но западные тучи заволокли его. В 9 часов опять дождь со снежной крупой; а ветер притих. Около половины десятого часа опять воссияло солнце. 22, пятница. Утро туманно. Сегодня теплее. Из Иовлева колодезя полилась вода через верх. Христиане радуются, говоря, что будет год урожайный. 23, суббота. Утро ясно и тепловато. Солнце, умывшись, блестит ярко. Благодарение Богу! 24, воскресенье. Утром светило солнце. Но скоро с запада набежали тучи и обложили все наше небо. До полудня шел проливной дождь; в полдень перестал, но скоро опять полился и до полуночи лил, как из ведра. |
| Каждый крестьянин старался непременно обзавестись сенокосными лугами. Вообще этих лугов было, кажется, не так много; однако, все же сена на них ставилось достаточно. Деревни же расположенные при более или менее значительных реках, напр. при Волхове, Керести, – имели громадные покосы (пожни), на которых ставили целые сотни копен сена. Сено предполагает потребителей его. Однако, прямых указаний на развитое скотоводство в Водской пятине мы не имеем. Земля возделывается сохами, – значит имели крестьяне лошадей; но сколько лошадей – приходилось на хозяйство, трудно сказать. Полти мяса, ядовицы, чем платили доход крестьяне, говорят о том, что крестьяне имели коров. Ставци и блюда масла (коровьего), сыры, сметана, – вот продукты, которыми не только продовольствовалась деревня, но которыми платили опять и доход. Бараны, лопатки бараньи, овчины, свиные головы – дополняют нам картину деревенского хозяйства, вводя в Число дворовых обитателей овец и свиней. Наконец, куры, которыми платился иногда доход, яйца неизбежно мыслятся при всякой, конечно и древненовгородской, деревне. Не выходя за пределы двора своей деревни, или того, – что мы называем теперь усадьбой, новгородец мог заниматься огородничеством; однако, сведений об этом занятии Писцовая Книга не дает и лишь, вероятно случайно, упоминает грядах капусты, напр. в Спасском на Оредежи погосте (III, 92). Однако, и из случайного упоминания о капусте мы можем заключить о том, что огородничество было у древнего новгородца; хотя холчание о нем Писцовой Книги не говорит ли того, что оно не принимало размеров организованного промысла? Сады фруктовые были, кажется, большей редкостью; не поэтому ли писцы не только отмечали их, но даже говорят нам и о количестве яблоней. Отмечаются в Писцовой Книге в с. Белом «садишко, а в нем 9 дерев яблоней» (III, 279), в с. Хабалиной Горе «двор большой с садом» (III, 306); в д. Колище «садишка, 6 дерева» (III, 338); «в Плотичне – садишко» (III, 459); «в деревне Вихтерице сад, а в нем 50 дерев» (XI, 268). Само собой разумеется, что нужно иметь сильное воображение, чтобы на основании приведенных данных говорить о садоводстве, как организованном промысле в древнем Новгороде. |
| Эти слова дорого обошлись Хастингсу. — Я знаю, откуда идет все зло предательства! — вопил Ричард. — Знаю, кто таится под той колодой! Глостер указал скрюченным пальцем на дубовую колоду, которая испокон веков валялась у дверей дворца в Тауэре. На ней мясники рубили бараньи туши к обеду. — Змея! — кричал Ричард. — Вот она, змея в моем доме! Заговор! Он бился, как волк, попавший в капкан, и друзья стали удерживать его, думая, что герцог и на самом деле в страшном гневе. Но даже самые близкие к Ричарду люди не знали, как отлично он умел изображать гнев, милость и даже любовь. Иногда он просыпался ночью, и ему казалось, что его жертвы, люди, убитые по его приказам, сходятся к его ложу и грозят страшной местью. Тогда он начинал умолять призраков и так убедительно клясться, что он все делает только ради государства и народа, что привидения смиренно убирались в царство теней. И сейчас, безумно дергаясь и крича об измене, на самом деле он вел довольно простую и гадкую игру. Потому что рядом с Хастингсом, осмелившимся предупредить герцога, стоял старенький епископ Йоркский, тот самый, кто впустил королеву в Вестминстерское аббатство и помешал Ричарду схватить младшего наследника престола. И гнев, направленный против Хастингса, должен был ударить и по епископу. — Если вы обвиняете меня в измене, — сказал лорд Хастингс, — то я прошу судить меня высоким королевским судом, и пускай все в королевстве узнают, изменник я или нет. — И что же, — вдруг тихо, почти шепотом, спросил Глостер, — неужели здесь кто-то считает… Неужели кто-то думает, что изменников надо судить, а не кинуть бродячим псам? Герцог повернулся к епископу Йоркскому. Он смотрел на старика так, будто ждал ответа именно от него. Сейчас же! И епископ заговорил. И сказал именно то, чего от него ждал Глостер. — По законам королевства, — твердо произнес священник, — знатного лорда нельзя казнить без суда. Мы живем в великом государстве, а не в бандитской пещере. — И это говорит мне священник, который укрывает у себя подлую, продажную… — Тут Ричард оборвал свою речь и как будто забыл о Вестминстере. |
| – Хоттабыч, – строго перебил его Волька, – можно тебя на одну минуточку? – Они отошли в сторонку. – Признайся, это ты у меня зачитал учебник по географии? – Да будет разрешено мне узнать, что ты подразумеваешь под этим странным словом «зачитал»? Если ты под этим словом подразумеваешь, о Волька, что я… Что с тобой, о якорь моего сердца? На тебе лица нет!.. У Вольки вдруг отвисла нижняя челюсть, а взор его застыл, обращённый на что-то, замеченное им здесь же, на прогулочной палубе, за спиной старого джинна. Хоттабыч хотел обернуться, чтобы узнать, в чём дело, но Волька возопил: – Не надо оборачиваться! Умоляю тебя, не оборачивайся!.. Хоттабыч! Миленький!.. Дорогой!.. И всё же старик обернулся… К ним приближалась под руку с какой-то другой пожилой женщиной Варвара Степановна Кольцова, заслуженная учительница республики, преподавательница географии и классная руководительница седьмого класса «Б» 245й московской средней школы. Хоттабыч медленно двинулся ей навстречу. Привычным жестом он выдернул из бороды один волосок, другой. – Не надо! – крикнул страшным голосом Волька и схватил его за руку. – Она ни в чём не виновата!.. Ты не имеешь права!.. Сзади на Хоттабыча молча набросился Женя, схватил его в объятия и сжал что было силы. Александр Яковлевич смотрел на эту странную сцену, оцепенев от удивления. – Ребята! – властно промолвила Варвара Степановна, нисколько, по-видимому, не удивившись встрече со своими учениками здесь, на ледоколе. – Не хулиганьте! Оставьте этого гражданина в покое! Ну! Кому я говорю?! Костыльков! Богорад! Вы слышите? – Он вас тогда превратит в жабу! – отчаянно воскликнул Волька, чувствуя, что ему не совладать с Хоттабычем. – Или в колоду, на которой мясники разделывают бараньи туши! – подхватил Женя. – Бегите, Варвара Степановна! Прячьтесь поскорее, покуда он не вырвался из наших рук!.. Волька вам правду говорит!.. – Что за глупая болтовня! – чуть повысила голос Варвара Степановна. – Дети! Вы слышали, что я вам сказала?! Но Хоттабыч уже и сам освободился из цепких объятий своих юных друзей и быстро порвал оба волоска. |
| То, что коран существует сейчас, во многом благодаря тому, что он собрал все бараньи и верблюжьи кости, камни и пальмовые листья, на которых были написаны отрывки из священной книги, «суры», и оформил в одну книгу. Однако, его система расстановки сур, вызвала значительные богословские и исторические проблемы. Вместо того, чтобы перечислять 114 сур в хронологическом порядке, он сначала записал самые длинные суры (за исключением первой), а самые короткие – последними. Ученым потребовалось несколько сотен лет, чтобы разобраться в этой загадке. Осман сохранил одну из нескольких ходивших версий корана, но, возможно, чтобы свести к минимуму богословские столкновения, уничтожил три других существовавших тогда, возможно, имевших отличия от его варианта. Другой из первых новообращенных, Билял, негр-раб с громким голосом, начал призывать верующих к молитве тем же тоном, что и сегодня в мечетях по всему миру, и стал первым муэдзином ислама. Когда Билял отказался отречься от ислама, его первый владелец, мекканец, оставил его умирать от жажды в пустыне, положив огромный камень на грудь, так что тот не мог двигаться. Абу Бакр, сосед Мухаммеда и первый ученик, немедленно выкупил Биляла, чтобы спасти ему жизнь, отправился за ним в пустыню и даровал свободу. Ранняя группа верующих выросла до тридцати пяти человек и собиралась в доме недалеко от Каабы, принадлежащем одному из первых обращенных, аль-Аркаму. Именно в этот дом однажды ночью ворвался будущий завоеватель Иерусалима Омар, холерик, высокий, двадцати шести лет, и покаянно спросил Мухаммеда, может ли он присоединиться к группе. Омару предстояло стать вторым халифом и первым убитым из них. Владелец дома дожил до преклонных лет, впрочем, не слишком больших, так, что мог принимать участие в кампаниях джихада после смерти Мухаммеда. Смертный приговор Билялу, вынесенный его разъяренным хозяином, олицетворял дух мекканского общества VII века, когда учение Мухаммеда распространилось и сократило доходы торговцев. Они утверждали, что ислам вреден для торговли. |
| – Мистеру Висконти нужны деньги. – Но он украл ваши. – Это было очень давно. Сейчас они все наверняка кончились. 16 Вернувшись домой, я словно попал в другой, какой-то более светлый мир; я приехал под вечер, когда тени уже начали удлиняться; где-то вдалеке по Норман-лейн на бешеной скорости пронесся мопед; подросток насвистывал мотив из битлов. С непередаваемым облегчением я позвонил в «Петушок» и заказал протертый суп из шпината, бараньи котлетки и «чеддер» – в Стамбуле я ничего подобного не ел. Затем я вышел в сад. Майор Чардж забросил мои георгины; с каким удовольствием я стал поливать их, пересохшая почва впитывала воду, как мучимый жаждой человек, и казалось, будто я вижу, как в ответ цветы расправляют лепестки. «Траур по королю Альберту» было уже не спасти, но «Бен Гуры» засияли ярче, как будто долгое иссушающее состязание на колесницах осталось далеко позади. Майор Чардж заглянул ко мне в сад поверх изгороди и спросил: – Удачное было путешествие? – Да, спасибо, интересное, – ответил я сухо, направляя мощную струю воды прямо на корни. Дурацкий наконечник я давно снял, пользы от него было мало. – Я старался не заливать их, – сообщил майор. – Оно и видно, земля совсем пересохла. – Я держу золотых рыбок, – пояснил майор. – Когда я уезжаю, приходящая служанка, черт бы ее побрал, всегда их перекармливает. К моему возвращению половина околевает. – Цветы не рыбки, майор. В такую сухую осень им требуется много воды. – Я против крайностей, – отрубил майор Чардж. – И в политике тоже. Мне что фашисты, что коммунисты – ни тех, ни других не перевариваю. – Вы либерал? – Помилуй бог, с чего вы взяли? – Майор мгновенно ретировался. Вечерняя почта пришла ровно в пять: проспект из «Литтлвудза» [крупная торгово-посылочная фирма, владеет рядом универсамов и универмагов в разных городах Великобритании; основана в 1932 г.], хотя меня это мало интересует, счет из гаража, брошюра от лоялистов Британской империи, которую я тут же выбросил в мусорную корзину, и письмо с южноафриканским штемпелем. Адрес на конверте был напечатан на машинке, поэтому я не сразу понял, что письмо от мисс Кин. Еще меня поставила в тупик коробка порошка «Омо», прислоненная к нижней ступеньке. Я определенно не заказывал никаких моющих средств. Всмотревшись, я разобрал, что это подарок от фирмы. Какую уйму денег сэкономили бы изготовители, если бы поручали рекламировать их продукцию местным магазинам – здесь-то знали, что я и так регулярно покупаю «Омо». Я унес коробку на кухню и с удовольствием убедился, что мой порошок почти весь вышел, так что теперь я был избавлен от покупки нового. |
| — Переведешь его в Преображенский в первую роту правофланговым. 4 Генерал Горн спустился с башни и пошел через базарную площадь — длинный, с худыми ногами в плоских башмаках. Как всегда, народу было много у лавок, но — увы — все меньше с каждым днем можно было купить что-либо съедобное: пучок редиски, ободранную кошку, вместо кролика, немного копченой конины. Сердитые горожанки уже не кланялись генералу с приветливым приседанием, а иные поворачивались к нему спиной. Не раз он слышал ропот: «Сдавайся русским, старый черт, чего напрасно людей моришь…» Но возмутить генерала было невозможно. Когда на городских часах пробило девять — он подошел к своему чистенькому домику и стал вытирать подошвы о половичок лежавший на ступеньке. Чистоплотная горничная отворила дверь и, низко присев, взяла у него шлем и вынутую из перевязи тяжелую шпагу. Генерал вымыл руки и с достойной медлительностью пошел в столовую, где пузырчатые круглые стекла низкого окна — во всю стену — слабо пропускали зеленый и желтый свет. У стола в ожидании генерала стояла его жена, урожденная графиня Шперлинг — особа с тяжелым нравом, три сутулые жидковолосые девочки с длинными, как у отца, носами и надутый маленький мальчик — любимец матери. Генерал сел, и все сели, сложив руки, молча прочли молитву. Когда с оловянной миски сняли крышку, повалил пар, но соблазнительного в ней, кроме пара, ничего не было, — та же овсяная каша без молока и соли. Унылые девочки с трудом ее глотали, надутый мальчик, отталкивая тарелку, шептал матери: «Не буду и не буду…» На вторую перемену подали вчерашние кости старого барана и немного гороху. Вместо пива пили воду. Генерал, не возмущаясь, жевал мясо большими желтыми зубами. Графиня Шперлинг заговорила быстро-быстро, кроша над тарелкой корочку хлеба: — Сколько я ни пыталась за четырнадцать лет моего замужества, я никогда не могла вас понять. Карл… Есть ли в вас капля живой крови? Есть ли у вас сердце мужа и отца? Король посылает вам из Ревеля караван кораблей с ветчиной, сахаром, рыбой, копчениями и печениями… На вашем месте как должен поступить отец четырех детей? Со шпагой в руке пробиться к кораблям и привести их в город… Вы же предпочли невозмутимо поглядывать с башни, как русские солдаты пожирают ревельскую ветчину… А мои дети принуждены давиться овсянкой… Я не устану повторять: у вас камень вместо сердца! Вы — изверг! А злосчастный случай с фальшивой баталией!.. Теперь мне нельзя показаться в Европе… «Ах, вы супруга того самого генерала Горна, кого русские провели за нос, как дурачка на ярмарке?» — «Увы, увы», — отвечу я. Вы даже не знаете, что в городе каждая торговка называет вас старым журавлем на башне… Наконец, наша единственная надежда — генерал Шлиппенбах, желая нам помочь, гибнет под Венденом, — а вы, как ни в чем не бывало, сидите и невозмутимо жуете бараньи жилы, будто сегодня самый счастливый день в вашей жизни… Нет — довольно! Вы должны отпустить меня с детьми в Стокгольм к королевскому двору… |
| Чингис велел еще передать брату Тооринь 337 : «Что я называю тебя братом, причина тому та: в прежнее время, у Туньбиная и Чарахайлинху был раб из пленных, по имени Охда; у Охды был сын Субегай; у Субегая – сын Кокочукирсаан, у сего – сын Егайхуантохар; сын же Егайхуантохара – ты. Из-за чьего народа ты льстишь Ван ханю? Управлять моим народом Алтань и Хучар никогда не позволят другим. Ты мой раб, по наследству от моих предков. Вот обстоятельство, почему я называл тебя братом 338 ». Чингис велел передать Санкуню: «Я сын твоему отцу, родившийся в одежде, а ты – сын ему, родившийся нагим. Отец наш некогда лелеял нас обоих равно. Тебе запало подозрение, и ты, опасаясь, чтоб я не опередил тебя; возненавидел и прогнал меня. Теперь перестань причинять отцу скорбь и страдание; постоянно навещай его и рассей его печаль и скуку. Если же ты не изгонишь из своего сердца старую зависть, то, верно, тебе хочется еще при жизни своего отца сделаться царем, когда заставляешь его страдать. Если пошлешь ко мне людей, то посылай двух 339 ». Когда Архайхасар и Сугэгайчжэун, по приказанию Чингиса, передали эти слова Санкуню, Санкунь отвечал: «Когда он называл отца моего царем отцом? Он называл его старым убийцей 340 ; и меня, когда он называл Аньдой? Он называл меня только Тохтоашиун 341 , которому бы плести бараньи вихры и хвосты 342 . Тайный смысл речей его я разгадал; битва – это самое первое слово. Вы, Билгэбеки и Тодоянь! 343 Поднимите большое знамя и откормите меринов на пастбище. Нечего более сомневаться! 344 » Тогда Архайхасар возвратился от Ван ханя, а Сугэгайчжэун остался там, потому что жена его находилась у Тооринь. Архайхасар передал Чингису полученные им ответы. Вслед за тем, Чингис перекочевал к озеру Балчжуна. Здесь он встретил Соосычаханя и других, из рода Хоруласы, которые без боя покорились ему. Пришел также сюда Хойхой Асань 345 , от Алахушидигитхури, рода Вангут 346 ; у него было 1000 кладеных (кастрированных) баранов, да один белый верблюд, он переходил вниз по реке Эргуне, для вымена соболей и белок и, подошедши к озеру Балчжуна поить овец, встретился здесь с Чингисом 347 . |
| И вроде бы всем будет очевидно, что это грубейшее нарушение обязательств и откровенный геноцид, но отыграть назад уже будет невозможно. Что сделано — то сделано. Помните, что говорил помощник Коломойского в бытность того главой Днепропетровской области? «Давайте мразям любые обещания, а вешать будем потом» — вот оно кредо команды Коломойского, а значит — Зеленского. Под «мразями» тогда имелись в виду крымчане. Вспомним, как Украина уничтожила Республику Крым в 1994 году, когда законно избранная (по украинским законам) власть была фактически свергнута и выдавлена из страны, а Конституция республики была изменена без учета мнения местных жителей — с помощью голосования полученного киевскими марионетками после изгнания сторонников автономии большинства. Вплоть до 2014 года Киев перестраховывался, назначая не только главу автономной республики, давно переставшей быть таковой, но и мэра Севастополя, в то время как мэры других городов избирались. А еще все это до боли напоминает ситуацию с Сербской Краиной, которая была ликвидирована хорватской армией в мае-августе 1995 года в нарушение всех предварительных договоренностей. При том, что РСК находилась под защитой миротворцев ООН, которых просто отодвинули и не пускали к месту событий, да и те не особо настаивали. Это, кстати, к слову о постоянных попытках Киева затащить миротворцев ООН в Донбасс и поставить их вдоль границы. Украинские политики, кстати, и не скрывают, что внимательно изучили хорватский опыт и считают операции «Молния» и «Буря» образцом для подражания. Еще более показателен опыт реализации «Эрдутских соглашений» о статусе Восточной Славонии, Бараньи и Западного Срема, подписанных в ноябре 1995 года. Документ предусматривал мирное окончание войны и переходный период для интеграции данных регионов в состав Хорватии. Там тоже говорилось о выборах, об особом статусе, о сохранении прав сербского большинства, был даже создан Объединенный совет муниципалитетов с сербским большинством. На деле введенная временная администрация ООН фактически уничтожала сербскую вольницу, помогая хорватам установить полный контроль над регионом, «переварить» его. Вначале они разоружили все «незаконные формирования» — сербские силы самообороны, потом провели административную реформу, которая разделила анклав на две части, присоединенные в итоге к соседним хорватским областям. |
|
|
