| В основе этой саги, может быть, лежит та мысль, что добро в борьбе со злом не может оставаться незапятнанным, и, что только путем самопобеждения, путем свободного терпения и работы можно достигнуть чистоты, не имеющей пятен. С этой, нравственно освящающей и очищающей деятельностью, у Аполлона соединяется деятельность, оживляющая и одушевляющая, он возбуждает поэтический и пророческий энтузиазм. И в том и другом отношении, он является истинным богом откровения греческой религии, посредником между светлым миром богов и темною земною жизнью и в этом значении он поднялся тем выше, чем более сам Зевс отступал в далекую и высокую по ту сторону бытия. Религиозная лирика, пение гимнов, было существенным элементом греческого культа, и потому, дар таковой лирики, подаваемый богом откровения, который упражнял в нем и учил ему, этот дар был очень важен. Но, особенно, пророческое одушевление, мантика имела своим источником его откровения. Важнейшим местом Аполлоновской мантики был дельфийский оракул. Над расщелиной в земле, из которой поднимались одуряющие пары, садилась жрица „пифия“, названная так по имени бога, и отвечала на вопросы, которые ей поставлялись. Ответы, конечно, были очень темными и допускали много объяснений. Окончательная редакция ответа давалась коллегией жрецов. В цветущее время оракула, вопрошающим не только сообщалось, что должно случиться, но, главным образом, объяснялось, что, при данных обстоятельствах, по воле бога, должны делать люди. Вследствие этого, оракул приобрел сильное влияние на ход греческой жизни. Свободный от тех интересов, которыми наполнялась жизнь отдельных греческих государств, стоя выше их частных споров, и понимая хорошо общее положение Эллады, дельфийские жрецы имели возможность, изрекаемые ими целесообразные советы, выдавать за божественную волю. Они получили репутацию избранных сосудов и возвестителей божественной воли. Дельфийский оракул стал религиозным средоточием Греции и сильно влиял на местные культы. Политическая жизнь также долго стояла под влиянием этого религиозного института. Дельфийские жрецы часто имели решающий судебный голос во внутренних спорах государств, и даже самое законодательство от них получало цензуру и санкцию. На образование колоний дельфийский оракул имел весьма сильное влияние. Наконец, религиозный союз греков нашел для себя, правда, слабое, но все-таки выражение в амфиктионовом судилище (охранявшем дельфийский храм и культ), в котором, впоследствии, принимали участие все значительные племена Греции. |
| Непосредственные беседы с богами были делом редким, хотя греки признавали, что в древности боги часто являлись людям и открывали им свою волю. Все же у греков были храмы, где паломники, приготовив себя постом и молитвой, ложились спать, чтобы увидать пророчеств сны; были особые подземелья при священных местах, как, например, грот Трофония, где выделялись удушливые газы и приводили вопрошающего в галлюцинаторное состояние. Но обычным способом непосредственных сношений с богами был оракул, где лица, специально к этому подготовленный впадал в транс, и бог, вселяясь в них, прорицал вопрошающим. Впрочем, не все оракулы давали прорицание именно таким образом. Старинный оракул в Додоне, едва ли не догреческого происхождения, находился у священного дуба, и прорицания давались по шелесту его листьев. Оракул Геракла в Ахайе давал решения вопросов посредством метания жребия. Наибольшее значение для жизни греческого народа имел знаменитый оракул Аполлона в Дельфах. По преданию, таинственные свойства этой местности были открыты пастухами, которые приходили в экстатическое состояние под влиянием испарений, поднимавшихся из земли. Впоследствии здесь возник храм, в котором особая жрица, Пифия, приходила в исступленное состояние, вдыхая газы, выходившие из земли, и произносила пророчества; жрецы перелагали эти изречения в гекзаметры и передавали вопрошающему. Слава этого оракула распространилась и за пределами Греции; чужеземные цари, как Крез Лидийский и Римский Тарквиний обращались к нему за советом, но главное влияние его было, конечно, в Греции. Дельфы были органом объединения греческих племен, выработки национального самосознания и характера. Ни одно важное дело не совершалось без благословения этого оракула. Постройка храмов, образование новых колоний, прокладка дорог, и, что всего важнее – законодательство, все эти отрасли греческой жизни находились под наблюдением оракула и получали от него санкцию. Другой важной функцией Дельф было искупление, очищение от убийств отдельных лиц и даже целых городов и областей. |
| 293 См.: Грицков В. В. Сказания русов. М., 1992. Ч. 1. Влесова книга; Грицков В. Велесова книга: подделка или отзвуки далекого прошлого//Мифы и магия индоевропейцев. М, 1996. Вып. 3. С. 167–171. (Магия и мифы); Грицков В. Тайна «Влесовои книги»//Наука и религия. 1993. 7. С. 32–36. 295 Белякова Г. О «Влесовой книге» и славянских древностях: («Влесова книга» – реальность или мистификация?)//Русская старина: Лит.–ист. альманах. М., 1990. Вып. 1. С. 184–191. 297 Советский энциклопедический словарь/Редкол.: А.М. Прохоров (гл. ред.). 2–е изд. М., 1983. С. 637. 299 Изображение данной «копии» «Книги Велеса» см.: Асов А.И. Златая цепь. Мифы и легенды древних славян. М., 1998. С. 12. 300 Жуковская Л.П., Филин Ф. П. «Влесова книга»... Почему же не Велесова?: (Об одной подделке)//Русская речь. 1980 4. С. 116. 303 Литература. 5–й класс. Учебник–хрестоматия для общеобразовательных учреждений: В 2 ч./Авторы–составители В.Я. Коровина, В.П. Журавлёв, В.И. Коровин. М.: Просвещение, АО «Московские учебники», 2000; Просвещение, 2001. 304 Положительным примером в этой связи может служить издание: Шуклин В.В. Мифы русского народа. Учебное пособие. Екатеринбург, 1995. 336 с, где в качестве приложений даны произведения А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, А.А. Фета, В.Я. Брюсова, К.Д. Бальмонта и др. 305 Литература. 5–й класс. Учебная хрестоматия для общеобразовательных учреждений: В 2 ч./Автор–составитель Т.Ф. Курдюмова. М.: Просвещение, АО «Московские учебники», 1996. СП. 306 См. Программно–методические материалы. Литература. 5–11 кл./Сост. Т.А. Калганова. М., 1998. С. 177. 307 Проект образовательного стандарта основного общего образования по литературе//Литература. 2002. 33. С. 10. 319 Сказания о начале славянской письменности/Вступ. ст., пер., коммент. Б.Н. Флори. М., 1981. С. 61. 322 Гореславский А. История России начинается в прошлом тысячелетии: Записи древних жрецов открывают свои тайны//Моск. комсомолец. 1996,25 июля. 323 Асов А. Коловрат встречает восход//Оракул. 1997. 6. С. 7; Асов А. Легенда о Богумире//Оракул. 1997. 9. С. 8; Асов А. Путь в волшебную Русь//Оракул. 1997. 5. С. 3. |
| Весьма характерно также и следующее рассуждение Плутарха: «…если Александр ставил перед собой какую-либо цель, удержать его было невозможно. Ибо судьба, покровительствовавшая его устремлениям, делала его упрямым. Он не только ни разу не был побежден врагами, но даже оказывался сильнее пространства и времени; это поощряло его и без того пылкое честолюбие и увлекало на осуществление самых пылких замыслов»(36) . Конечно, дело было не только в упорном характере Александра, но дело заключалось также еще и в огромной политической значимости обожествления, которое к тому же отнюдь не теряло в те времена своего религиозного смысла. Александр идет по Малой Азии, берет Тир, вторгается в Египет, занимает Мемфис. Но с Египтом было не так-то просто разделаться. Там был знаменитый оракул бога Аммона-Ра, о котором мы сейчас сказали, и жрец, который с приближением Александра вышел ему навстречу и торжественно объявил волю бога Аммона. Возможно, что первоначально Александр вовсе и не ставил цели обожествления, а прибыл к этому знаменитому оракулу для подтверждения необходимости похода на Персию и для утверждения факта персидского участия в заговоре против Филиппа. Этого второго подтверждения оракул Аммона Александру не дал. Но зато оракул не только подтвердил необходимость похода на Персию, но и объявил его богом, кем-то вроде Диониса. Правда, идея мировой империи после образования монархии Александра Македонского далеко не сразу реально осуществилась. После смерти Александра его империя быстро распалась на отдельные монархии, властители которых сами были не прочь называться богами. Но уже со II века до нашей эры начинает чудесным образом возрастать римская республика, вступившая с I века до нашей эры, со времени правления Августа (I b. до н. э. — I b. н. э.) в эпоху мощной империи, вся общественно-политическая жизнь которой была пронизана культом императоров. Они почитались как настоящие боги. Им строили храмы, в которых совершали священные ритуалы, им приносили жертвы и воскуряли фимиам. |
| Случай, когда Бирону понадобилась преданность Бестужева, не замедлил. 5 октября 1740 года императрице за обедом сделалось очень дурно. Ездовой поскакал к обер-гофмаршалу Левенвольду: его светлость герцог просит во дворец. Левенвольд отправился немедленно и нашел Бирона в сильном волнении. «Императрице трудно: что делать?» «Я не знаю, – отвечал растерявшийся Левенвольд, – надобно позвать министров». За министрами послали, но первый кабинет-министр оракул Остерман болен, да если бы и здоров был, то, по всем вероятностям, не приехал бы, притворившись больным. «Ступайте к Остерману», – сказал Бирон Левенвольду. Тот поехал и возвратился с неприятным для герцога ответом: оракул объявил, что прежде всего надобно думать о наследстве престола, и если быть наследником малолетнему принцу Иоанну, то матери его, Анне Леопольдовне, надобно быть правительницею, и при ней быть совету, в котором может присутствовать и герцог. «Какой тут совет! – сказал в сердцах Бирон. – Сколько голов, столько разных мыслей будет». В это время доложили, что приехали Черкасский и Бестужев. Бирон вышел к ним и начал говорить: «Императрица в превеликом страхе от болезни, я предлагал ей объявить наследницею племянницу свою принцессу Анну, но она на мое представление не согласилась; говорит, что не только наследницею и правительницею принцессу Анну не объявит и слышать о том не хочет, а изволит наследником определить внука своего, которому при крещении его оное обещать изволила. О том. кому правительство поручить, надобно подумать». Но как двоим кабинет-министрам думать без Остермана, который назывался первым кабинет-министром? Черкасский и Бестужев поехали к Остерману в одной карете и дорогою начали рассуждать о том, кому быть регентом. «Больше некому быть, кроме герцога курляндского, потому что он в русских делах искусен», – сказал Черкасский. Бестужев, разумеется, не противоречил. Но с Остерманом этот вопрос было не так легко решить. У Остермана было порешено насчет манифеста о наследовании престола Иоанну Антоновичу, но когда дошло дело до регентства, то оракул прекратил рассуждения, сказавши: «Это дело не другое, торопиться не надобно, надобно подумать». |
| При этом, надеемся, еще резче обнаружится различие между пророками истинными и прорицателями языческими, или лучше, их совершенная особенность. Итак, что же открывается из свидетельств языческих писателей о их пророках? То, что мы кратко высказали уже. Мы сказали, что мантика в форме пророческого экстаза у язычников, это – экзальтация предрасположенных к ней натур, производимая различными искусственными средствами, экзальтация до совершенного помрачения сознания, до полной бессознательности. Замечательно в этом отношении, что прорицалище или оракул в языческом мире обыкновенно привязан был к известным определенным местам, так что прорицатель или прорицательница именно только в этих местах и могли приходить в экстатическое состояние, окруженные при том тайной, в других же местах не обнаруживали этой способности. Таковы – Пифия в Дельфах, оракул Кларийского Апполлона при Колофоне, Дидимейского Аполлона в Милете, Лигирийский оракул во Фракии и пр. и пр., о которых мы имеем свидетельства. Мы будем иметь дело лишь с важнейшими. – И во всех этих и подобных местах экстаз прорицателей и прорицательниц, вообще оракулов, производился искусственно, посредством известных сил природы и употребления известных средств. Так, в Дельфах, где уже самое положение места в глуши дикой, орошаемой небольшой рекой, долины Парнаса, располагало душу особенно суеверного язычника и особенно язычницы к особенному настроению, воодушевление или экстаз Пифии производился посредством особых, наркотических, испарений в роде какого-то чада, выходившего из дикой расселины, над которой стояло внутреннее святилище храма, и в которую еще проведен был рукав из священного источника Кассотис. Здесь, в таинственной обстановке, сидя на треножнике, жуя листья лаврового дерева и напившись из помянутого источника, Пифия насыщалась этими испарениями и приходила в экстаз, в котором ей представлялось без сомнения то, о чем натолковали ей жрецы, бывшие при ней переводчиками или истолкователями её оракульских изречений. |
| Далай-лама советуется с Нейчунгой при решении особо важных дел. " Сам я встречаюсь с ним несколько раз в году, – рассказывает Далай-лама XIV. – Это может звучать неестественно для западного читателя XXI века. Даже некоторые тибетцы, особенно те, которые считают себя " прогрессивными " , имеют предубеждение против использования мною этого древнего метода получения информации. Но я делаю это по той простой причине, что ответы оракула всякий раз, когда я задавал ему вопрос, оказывались верными. Не хочу сказать, что полагаюсь исключительно на совет оракула. Вовсе нет. Я спрашиваю его мнения так же, как советуюсь с собственной совестью. Я считаю божество своей " верхней палатой " . Нижнюю палату составляет Кашаг (Парламент). Как и всякий другой лидер, я консультируюсь с ними обеими, перед тем как принять решение по государственным вопросам. Иногда в дополнение к совету Нейчунги я принимаю во внимание определенные предсказания " . В один из дней после нового года оракул входит в транс. Эта традиция существует у тибетцев уже сотни лет. В состоянии транса оракул обычно делает предсказания: ему задают конкретные вопросы, он на них отвечает. Если ожидается что-то плохое, он об этом не только сообщает, но и пытается предотвратить. И, наоборот, усиливает положительное влияние благоприятных предзнаменований. Нейчунга делает предсказания только глобального характера – например, о положении в мире, будущем тибетского народа, результатах переговоров между главами тибетского правительства и других стран и т.д. Он никогда не берется предсказывать будущее отдельного человека. С подобной просьбой к нему даже бессмысленно обращаться. Как-то однажды я спросила его, не собирается ли он приехать в Россию, на что получила ответ: " Я уже несколько раз бывал в вашей стране. Когда впервые приехал к вам, это было во время перестройки, очень сложно было разговаривать с людьми, сильно сказывались последствия атеистической идеологии. Но с тех пор многое изменилось в России, сейчас вы стали более открытыми и восприимчивыми к духовным знаниям. Поэтому мне есть о чем с вами говорить в следующий раз " . |
| Этим рассказом дается весьма важное дополнение к сообщению Геродота о двенадцати божествах еллинской религии. Наконец, что касается положения главного божества – Зевса среди других божеств греческой народной религии, то положение это мало отличается от того, какое занимает он и в истории Геродота, с тем ограничением, что у Фукидида поклонение Зевсу и почитание его простирается лишь на греческие же земли, хотя и не только в материковой Греции (I, 103. 126; II, 71; III 14. 70. 96; V, 31. 47. 50 и др.), но даже в Силиции (VI, 64. 65). Особенно характерно в этом отношении одно место в истории Фукидида, именно в I, 126, где он рассказывает о Килоне: «был некогда Афинянин Килон, победитель на Олимпийских состязаниях, человек древнего знатного рода и влиятельный; он женился на дочери Мегарянина Феагена, в то время тирана Мегар. В ответ на вопрос Килона Дельфийский оракул советовал ему захватить Афинский акрополь во время величайшего, праздника Зевса (ν τ το Λις τ μεγστ ορτ). Килон получил от Феагена войско, подговорил своих друзей и, когда наступили Олимпийские состязания, празднуемые в Пелопоннесе 83 , захватил акрополь с целью сделаться тираном: празднество это он считал величайшим Зевсовым праздником особенно для него, как победителя на Олимпийских играх. Говорил-ли оракул о наибольшем празднике в Аттике, или в каком-нибудь ином месте, Килон в то время не рассуждал, и оракул не объяснил этого. Действительно, и у Афинян за городом празднуются Диасии, почитаемые величайшим праздником Зевса Милосердного (στι γρ α ϑηναοις Λισια αλεται Λις ορτ Μειλιχ μεγστη), причем совершаются всенародные жертвоприношения, а многие приносят в жертву не животных, а местного приготовления печенье в виде животных», и т. д. 84 . Что же касается до остальных Божеств, то у Фукидида упоминаются: Ира (Гера), Посидон, Аполлон, Афина Паллада, Артемида и т. д. (I, 126 и дал.; II, 102; III, 68. 75. 104; 1V, 92. 97. 118; V, 16. 47. 53. 77; VI, 3. 27. 46. 54 и др.), причем значение их далеко не так высоко поднимается, как значение Зевса. |
| Поскольку всё же оракул выставляет истину халдейской религии, здесь, кроме Порфирия, может быть мыслим Юлиан, халдеянин, собиратель подложных изречений, живший при Марке Аврелии 1674 , но в халдейском сборнике едва-ли мог найти себе место иудейский оракул, – в добавок похвально отзывавшийся об Евреях 1675 . С сборником Юлиана, пользовавшимся популярностью среди представителей неоплатонической школы, Порфирий вообще был хорошо знаком, но приводимый оракул он не мог заимствовать отсюда, так как при написании сочинения περ τς κ λογιων φιλοσοφας еще не знал его 1676 . Таким образом, источник, на который здесь ссылается псевдо-Иустин, мы должны искать не у Юлиана, а у Порфирия, на которого указывает общий смысл ссылки и связь, в какой приводится изречение. Как в сочинении Порфирия это изречение цитируется в доказательство того, что халдеям и Евреям присуще истинное богопознание, так и в Увещании оно отвечает на вопрос, какие люди были когда-либо благочестивые, то есть, владели истинным богопознанием, поскольку автор Увещания отожествляет благочестие с богопознанием 1677 . Порфирий составил свое сочинение περ τς κ λογιων φιλοσοφας пред 262-м годом , но автор Увещания цитирует его слова, как уже πρτερον высказанные. Очевидно, что между изданием в свет Порфириева сочинения и написанием Увещания должен был пройти более или менее значительный промежуток времени, который мог бы оправдывать употребленную в Увещании фразу. Значит, составление этого апологетического сочинения мы должны отодвигать гораздо далее 262-го года, к концу III-ro или началу века. К веку нас отсылает и указание, находящееся в 25-й главе Увещания. В отделе, которому принадлежит эта глава, псевдо-Иустин поставляет своею задачею доказать, что Платон, будучи в Египте, познакомился с учением Моисея о едином Боге, но считая небезопасным упомянуть пред афинянами об имени пророка, изложил заимствованное у Моисея учение, как свое собственное 1678 . В подтверждение этого тезиса Увещание приводит слова Платоновского Тимея: „надобно, по моему мнению, прежде всего различать, что есть всегда сущее и не имеющее начала, и что бывающее, но никогда не сущее», – и здесь находит полное тожество с учением Моисея о Сущем. |
| Дафна издавна пользовалась большим уважением у язычников. Вследствие того там будто бы еще Селевк, царь сирийский, построил великолепный и обширный храм Аполлона. Там же поставлена была прекрасная статуя Аполлона и Дафны. Язычники верили еще, что один текущий там источник имел пророчественную силу и приходящим к нему давал возможность предузнавать будущее. Потому в Дафне в прежнее время славился оракул Аполлона. Так, рассказывали, что у дафнийского источника император Адриан, будучи еще частным человеком, получил предсказание о будущем его воцарении, только, не желая, чтобы и другие могли знать будущее, он приказал засыпать этот источник. Пред воцарением Юлиана Дафна была украшена роскошными гостиницами, банями и другими красивыми зданиями. Отчасти по поводу древнего о ней сказания, эротического свойства, а более по красоте и приятности местоположения, Дафна была любимым местом для гулянья молодых людей, также для тайных свиданий и вообще для разных эротических похождений. Когда при Констанции сирийским наместником сделался Галл, брат Юлиана, то, чтобы по возможности воспрепятствовать разным распутствам, совершавшимся в Дафне, он построил там христианский храм и повелел перенести в него мощи св. Вавилы. Как местный мученик св. Вавила пользовался благоговейным почитанием у антиохийцев. Но Юлиан необдуманно оскорбил его священную память, и тем окончательно вооружил против себя антиохийских христиан. Это случилось так. Открыв давно заключенный дафнийский храм Аполлона, Юлиан оказал ему почтение более прочих, потому окружил его новым рядом роскошных колонн и приносил Аполлону многие жертвы, возлияния и курения. Сверх того, он приказал открыть древний священный источник в Дафне, имеющий будто пророчественную силу, и вздумал восстановить давно замолкший оракул Аполлона дафнийского. Приготовляясь к войне против персов и спрашивая об исходе ее у разных прорицателей, Юлиан вздумал спросить и дафнийского оракула, почтив предварительно Аполлона жертвами и дарами. Оракул, однако же ничего не отвечал. |
|
|
