| В Святейшем Правительствующем Синоде Ноября 9 дня 1721 года выписано: по именному Его Великого Государя указу, каков состоялся в прошлом 715 году, повелено: которые при Санкт-Питербурхе в Правительствующем Сенате и в прочих Коллегиях у дел Великого Государя жалованья давать, – и даётся повсегодно, а именно: секретарям по 240 рублёв, хлеба по 60 юфтей; подьячим: старым по 120 рублёв, хлеба по 30 юфтей; средней статьи по 80 рублёв, хлеба по 20 юфтей; молодым по 30 рублёв, хлеба по 10 юфтей. А в нынешнем 721-м году по Его Великого Государя указу и по приговору Святейшего Правительствующего Синода того Синода обретающимся подьячим за прошедшие две трети Его Великого Государя жалованье денежное и за хлеб деньгами ж по продажной цене выдано; токмо передаточные им деньги за те числа, в которых оные подьячие в Святейшем Правительствующем Синоде у дел не были, повелено вычесть в последней сентябрьской трети. А в Святейшем Правительствующем Синоде по списку подьячих, которые обретались у дел до нынешней сентябрьской трети и ныне обретаются: Старых: Иван Орлов, Дмитрий Парфеньев, Михайло Кручинин, Филип Коретников, Матвей Киреев, Дмитрий Яковлев; Средней статьи: Иван Мельницкий, Пётр Яковлев, Иван Башилов, Иван Молчанов, Михайло Инкин, Козма Давыдов, Матвей Ушаков, Дмитрий Грозин; Молодые: Пётр Терновский, Алексей Попов, Михайло Протопопов, Дмитрий Прокофьев, Дмитрий Соболевский, Фёдор Попов, Афанасий Полканов, Пётр Лодыгин, Пётр Кудрявый, Пётр Смирной, Григорий Попов, Алексей Баженов, Дмитрий Филипов. Да в нынешней в сентябрьской трети явились и определены к делам в Святейшем Правительствующем Синоде, а именно: секретарь Василий Фёдоров Октября 28 дня; подьячие Сентября 15 дня старые: Иван Патрикеев, Григорий Нестеров, Андрей Носов, Василий Сурков; средней статьи: Алексей Волков; молодые: Дементий Титов, Матвей Кутазников, Тихон Петров; 21-го дня старый Алексей Волков; в Октябре: 1 дня старые: Борис Щепин, осип Андронов, Иван Рудомазин; средней статьи: Фёдор Попов Ростовский; 14-го дня старый Лев Ражев. |
| Назначение на эту весьма выгодную должность в первой пол. XI в. зависело от императора, и назначались иногда светские люди из высокопоставленных лиц, даже родственники царя, каков, например, был при Константине VIII Роман III Аргир, сам потом занимавший престол. 2334 Великий сакелларий имел при своем ведении монастыри как со стороны имущественных отношений, так и надзора за монастырской дисциплиной и уставами; ближайшим помощником его был архонт монастырей. При Михаиле Керулларии сакелларием был Константин. 2335 На обязанности великого скевофилакса, назначение которого на должность, подобно тому как и на должность великого эконома, зависело в первой пол. XI в. от царя, 2336 лежало заведование сосудами, священными одеждами, книгами и вообще утварью Великой церкви. Сакеллион заведовал по одним показаниям женскими монастырями, по другим – приходскими церквами (имея помощником архонта церквей), сверх того исправительным домом при патриархии. Протэкдик стоял во главе корпорации экдиков, на обязанности которых лежало защищать интересы Церкви в светских присутственных местах, ходатайствовать по делам как Церкви, так и лиц, прибегавших к ее защите и покровительству. 2337 Положение, равное с Константинопольским патриархом de jure, хотя далеко не de facto, занимали другие патриархи, затем следовали автокефальные архиепископы, за ними митрополиты и (подчиненные патриархам) архиепископы, наконец – епископы. Все эти подразделения составляли первую богоучрежденную степень иерархии – епископскую. Вторая степень – пресвитерская – подразделялась на протопопов, второсвященников и священников, третья – диаконская – на архидиаконов, втородиаконов, диаконов и иподиаконов. Избрание патриархов и автокефальных архиепископов выдерживало аналогию с избранием Константинопольских патриархов, и если в деле избрания последних решающее значение имели императоры, то и при избрании первых светская власть пользовалась не меньшим влиянием. Избрание митрополитов и архиепископов, подчиненных патриархам, производилось при патриарших кафедрах, в патриаршем синоде, причем и здесь светская власть сплошь и рядом вторгалась, назначая от себя митрополитов и оставляя патриарху лишь акт хиротонии. |
| У нас ведь уже избраны и представлены до 5 новых преподавателей из прошлых стипендиатов. Что же им делать, если их предметы ныне еще не будут введены? Потом, где взять в следующем году еще 5–6 новых доцентов с уходом «старцев»? Придется, вероятно, пустить на академ[ические] кафедры людей с убогою ученостью; а работы-то и от профессоров, и от студентов требуется вдвое больше и серьезнее теперешней. Трудно и вообразить, что только будет в «новых Академиях». Но довольно. Помоги тебе Господь одолеть тяжелый и серьезный труд по составлению отчета. Раиса Никандровна тебе низко кланяется. От нас обоих пренизкий поклон незабвенной Анастасии Ивановне. Твой неизменный друг протоиерей Н. Виноградов . 14 от 20 августа 1910 г. Казань. Л. 22–23 об. Любезнейший и дорогой друг, Алексей Афанасьевич! Настоящее письмо пишу тебе по настойчивой просьбе одного из моих сослуживцев – э[кстра]-орд[инарного] проф[ессора] Василия Ивановича Протопопова 90 . Сей господин, оставаясь ныне по новому Уставу на год без лекций (по библейской истории), надумал спутешествовать вместе со своей супругой с научными целями на Восток (в Иерусалим). Командировка Св. Синодом ему дана, но в субсидии отказано; Совет Академии также дать ему ничего не может; отказано даже в пособии из Михайло-Архангельского попечительства. В этих критических обстоятельствах он решился прибегнуть к твоему высокогуманному и просвещенному содействию. По словам нашего доцента Е. Я. Полянского, ты в свое время оказал ему неоценимые услуги, устроил его в Палестине наилучшим образом 91 . Не найдешь ли возможным что-нибудь сделать и для Протопоповых? Люди они очень хорошие и вполне заслуживают помощи и содействия в своем добром намерении. Они хотели бы и самолично обратиться к тебе со своею просьбой, но по незнакомству стесняются и во всяком случае предпочли заручиться пред тобой чьей-либо рекомендацией. Знаю, что тебе сейчас не до сторонних хлопот, ввиду сложной и ответственной работы по твоей командировке, но, быть может, и найдешь несколько минут черкнуть куда следует, чтобы по твоему авторитетному слову им оказано было на Св. |
| Тобольского, при патр. Иосифе «имяху дерзновение к самодержцем». 344 Аввакума ласкали князья и бояре. 345 Таков же был ученик Аввакумов, расколоучитель Исаия, дворецкий слуга боярина Салтыкова. «Сей, пишет Денисов, за множество разума и за доброе ревности двором всем, поместьями всеми господина своего обладание, любезный своему господину и присный советник бяше, и не сие токмо, но и самому царскому величеству за благоразумие познаваем бяше». Пользуясь таким влиянием, этот учитель старообрядства совратил в свою общину и своего господина, и многих из своих родственников и близких, а оправляя поместьями боярина Салтыкова полновластно, легко мог совращать в раскол и крестьян его. Когда его судили за упорство в старообрядстве гражданским судом, то, по словам Денисова, «многочеловечное множество слезоплачевно провожало его», и он, как исповедник старообрядства, ограждая сопровождавших его людей двуперстным крестом, умолял их «крепце и безбоязненно стояти в исповедуемом ими древне-церковном благочестии». 346 Таков был Спиридон, архимандрит покровский, происходивший из боярского рода Потемкиных: «он, по словам Денисова, аненсея (помощника – покровителя) имяше в царских палатах водворяющася и сродники имяше многомогущия у монарха». 347 Такие проповедники старообрядческого ученья, знавшиеся с князьями да боярами, чего не могли сделать, особенно когда враги п. Никона – бояре, имели нужду во врагах его; уже и сан первых расколоучителей большею частью протопопов, архимандритов, игуменов, сам по себе внушал к ним доверие в простом народе, а содружество их с придворными князьями и боярами еще больше располагало в их пользу людей легкомысленных, особенно искательных. Многие завлекали народ в старообрядческую общину своим богатством. Таков напр. был великолуцкий купец Иоанн Дементьев, ученик главного расколоучителя псковского и новгородского, протопопа Варлаама. Разъезжая по торговым делам по новгородскому краю, купец этот, по словам Денисова, «всебогатый, преизобильный плод усугубил не в тридесять токмо и шестдесятъ, но к во сто прозябаемый, яко и во граде и в селах и в весех и во всех пределех новгородских неленостно слово простираше. |
| Что же особенно взволновало духовенство и народ, какой первоначальный источник раскола, и почем прежде всего восстало духовенство? Вслушиваясь терпеливо, беспристрастно в признания самых первых расколоначальников, в их протесты и жалобы, мы находим, что первоначально два главных начала руководили оппозицией восставшего против патр. Никона духовенства и народа. Первую причину, подвигнувшую к восстанию собственно духовенство, со всею ясностью раскрыл один из главных расколоначальников, протопоп Неронов. В 1654 году он писал в письме к царскому духовнику, протопопу Стефану Вонифатьеву, «своему союзнику», как он называет его, от лица своей братии, прочих протопопов и попов,– своих единомышленников: «несть наша брань к плоти и крови, весть вседержитель, владыка Христос, но аз облазнихся и братию т. е. прочие протопопы и попы, о патриархе: не веры бо отпадох, но облазнихся, яко патриарх мучительский сан на ся восприят и братию церковныя уды мучит, поругания над ними творит, овых убо остриже, овых прокля... Рассмотри добре, превожделенне, себе ли ради то творю? Не буди то: но церкви ради и братии, и в лепоту ти к подвигу мя поощряти. А еже нам быти у него, патриарха, в послушании и без рассуждения не прекословити ни в чем, самое беззаконное се дело... А еже рекл еси, яко Никон патриарх ожидает от нас прощения и истинного покаяния, должен убо сам той просити от нас прощения. А еже рекл еси, о возлюбленне, яко Царь Государь положил свою душу и всю Русию на патриархову душу, не буди ему Государю тако мудрствовати». Потом, по возвращении из заточения в Москву, протопоп Неронов еще яснее объяснил лично самому патриарху Никону эту же причину своего восстания: «со вселенскими патриархами», говорил он Никону, «несм противен, яко же глаголеши ты; но тебе единому непокоряюся... мы тебе противны в церковных вещех. Патриархи тебе писали, что креститися тремя перстами подобает, непокорящихся же под клятвою и запрещением устроити заповедаша: аще ты с ними соглашался, аз сему не противен; аз убо под клятвою вселенских патриархов быти не хощу: да кая тебе честь, владыко святый, что всякому еси страшен, и друг другу грозя глаголют: знаете ли кто ты, зверь ли лютой, лев или медведь, или волк? Дивлюся: государевы-царевы власти уже не слышат, от тебя всем страх, и твои посланники паче царевым всем страшны, и никто же с ними смеет глаголати что; аще силою те озлобляеми кем, затвержено у них: знаете ли патриарха? Не знаю, который образ или звание приял еси. |
| Приказывает своему генералу подойти поближе и спросить поучтивее: кто он таков? Генерал подходит и спрашивает Василья-царевича: «Царь приказал узнать: царь ли вы царевич, король ли вы королевич или сильный, могучий богатырь?» Он ему отвечает: «Я здешний». На отходе заутрени Василий-царевич стал наперед христосоваться с протопопом; похристосовавшись, отдает ему яичко; идет потом к брату Ивану-царю и говорит: «Христос воскресе, братец!» Тот отвечает: «Воистину воскресе!» И отдает ему Василий-царевич другое яичко; оставалось у него еще одно. Выходит он из церкви, попадается ему Алеша Попович: «Христос воскресе, Василий-царевич!» – «Воистину воскресе!» Пристает Алеша Попович: «Давай яичко!» – «Нет у меня», – отвечает Василий-царевич, пришел домой, похристосовался с Еленой Прекрасной и отдал ей третье яичко. Она говорит: «Ну, Василий-царевич, а я не думала, чтоб ты мне оставил яичко; теперь я согласна выйти за тебя замуж; поезжай просить своего братца на свадьбу к нам». Василий-царевич поехал к брату; тот ему шибко обрадовался. Стал Василий-царевич просить его на свадьбу к себе; а брат спрашивает: «Где ж ты берешь невесту?» – «Я беру невесту Елену Прекрасную». Вот сыграли они свадьбу, после той свадьбы сделал Иван-царь пир на весь мир и позвал брата Василья-царевича с женой Еленой Прекрасною. Время приходит на пир идти, зовет Василий-царевич жену свою; она говорит: «Василий-царевич! Я так хороша, что боюсь, как бы меня не изурочили; поезжай лучше один». Приезжает к брату Василий-царевич, а тот спрашивает: «Что же ты один приехал, а не с женою?» – «Она нездорова, братец!» Вот они много ли, мало ли попировали, и, подгулявши, каждый из гостей начал хвалиться; у этого то хорошо, у другого другое; а Василий-царевич молчит, ничем не хвалится. Подходит к нему брат и спрашивает: «Ты, братец, что сидишь, ничем не похвалишься?» – «Да чем похвалюсь я?» – говорит Василий-царевич. «Ну, хоть тем похвались, что жена у тебя хороша». – «Да, правда твоя, братец, жена у меня хорошая». Вдруг подбегает к Василью-царевичу Алеша Попович и говорит: «Ну, уж хороша! Я с нею без тебя ночь спал». Тут все гости сказали: «Коли ты спал с нею, так поди же с нею выпарься в бане и принеси именное ее кольцо; тогда мы поверим. А не принесешь кольца – поведем тебя на виселицу». Нечего делать, пошел Алеша Попович, сам запечалился. |
| Итак, Ртищев содействовал образовательной поездке в Киев двух москвичей. Но это же следственное дело устанавливает и более близкие связи его с киевлянами и их наукой. Сошедшиеся 5 марта в келье чернца Саула противники латыни беседовали не только об уехавших в Киев любителях западного просвещения. Они, по извету Саула, шептались ещё между собой: „учится у киевлян Фёдор Ртищев греческой грамоте, а в той де грамоте и еретичество есть“. На допросе Костка Иванов подтвердил, что, действительно, у них на масленице был разговор у старца Саула, причём Лучка Голосов и Ив. Засецкий просили его, Константина, известить Благовещенского протопопа (Стефана Вонифатьева), что „он, Лучка, у киевских чернцов учиться не хочет: старцы не добрые, он де в них добра не познал, доброго учения у них нет: ныне де он манит (угождает) Фёдору Ртищеву, боясь его, а вперёд де учиться никак не хочет“, ибо „кто де по латыни научится, и тот де с правого пути совратится“. „Старцы-киевляне всех укоряют и ни во что ставят благочестивых протопопов Ивана и Стефана и иных; враки де они вракают, слушать у них нечего“ 1426 . В зиму 1649–1650 г. учить любознательных москвичей латинскому и греческому языкам могли только что прибывшие из Киева Епифаний Славинецкий и Арсений Сатановский (последний только латыни: греческого языка он —17— не знал), не говоря о ранее приехавших без вызова киевлянах. Хотя Славинецкий и Сатановский были приглашены, судя по царской грамоте 14 мая 1649 г., „для справки библеи греческие на словенскую речь“, – им было поручено и „риторское учение“. Последнее выступает как цель (вторичная) и в докладе об их приезде, и в других местах официальных документов 1427 , и в литературных памятниках 1428 . И это обучение было не только в намерении, но и осуществилось, судя по действительно составленному Славинецким для учебных надобностей Лексикону, о чём говорит и „Житие“ Ртищева, по тому преданию, которое называет ряд его „учеников“ Ртищева, чудовских стариков Евфимия и Германа справщика, Игнатия Корсакова, впоследствии Тобольского митрополита, Афанасия Любимова, после Холмогорского архиепископа 1429 . |
| Это – наука Догматического Богословия. Но невозможно излагать содержание этой науки без предварительного исследования о религии вообще, ее основаниях как в самом человеке, так и вне его, о способах богопознания и убеждения в безусловном достоинстве христианской религии и о других предметах, составляющих вообще содержание введений в науку. В виду разнообразных религиозных и противорелигиозных учений и воззрений сделалось необходимым исследовать вообще учение о религии, с одной стороны, с большей полнотой, а с другой с разбором разнообразных религиозных и противорелигиозных учений и воззрений. Таким образом произошла особая богословская наука, известная под именем Основного Богословия, по своему содержанию, или Христианской Апологетики, по своим приемам и способам исследования содержания, в связи с разнообразными воззрениями и направлениями. Название Апологетики восходит к первым векам Христианства (πολογομαι – защищаю). Христианские апологеты защищали и доказывали истинность христианской религии против возражений и нападок на нее со стороны греко-римских язычников и иудеев. Сочинения их известны под именем «апологий», выясняют только те стороны христианского учения, против которых направлялись возражения, и разбирают только те религиозные воззрения и учения, которые господствовали в греко-римском мире; потому у древних апологетов (св. Иустин философ , Мелитон, Минуций Феликс , Феофил, Тертуллиан и др.) не встречаются ни обозрения других противохристианских воззрений, ни изложения общего учения о религии, излагаемого в Основном Богословии. У более поздних христианских апологетов, каковы: Климент Александрийский , Ориген , св. Афанасий Александрийский , Феодорит Кирский , блаженный Августин , излагается общее учение об основных христианских истинах. Круг христианской апологии постепенно расширяется, когда она стала направляться против иудеев, магометан и язычников; таково сочинение Гуго Гроция (1645) «de veritate religionis Christianae». Апологетика принимает более и более научный характер, когда выступает против различных видов неверия, возникавшего в христианских обществах, в Англии, Франции и Германии. В Англии против деизма образовалась в XVII веке целая школа писателей и апологетов; во Франции против рационализма и материализма наиболее известны апологеты: Паскаль, Бонне и Шатобриан. В школе защитников христианства являются такие представители науки, как Ньютон, написавший толкование на книгу пророка Даниила и Апокалипсис против рационалистических воззрений на эти книги, Галлер анатом и физиолог, Ейлер († 1777 г.) и другие. В первой половине настоящего века Апологетика получает научный характер преимущественно в Германии; она излагает основы религии и основные истины Христианства в связи с философскими воззрениями вообще на религию и в част- |
| По богословию нравственному имели особенное значение: Деятельное богословие (1821 г. в Собр. сочинений) Иннокентия Смирнова , читанное им в петербургской академии, и Черты деятельного учения веры И. Кочетова (Спб. 1824), получившего за это сочинение степень доктора. Каноническое право не получило самостоятельного положения в богословском курсе, как предполагалось при реформе дух. училищ, и преподавалось лишь в общих чертах вместе с богословием. В 1814 г. инспектору петербургской академии Афанасию Протопопову (после архиепископ тобольский) поручено было составить систему этой науки, но за скорым своим выездом из Петербурга в ректоры старой казанской академии он не успел выполнить этого поручения; некоторая часть этой работы осталась после него в рукописи. В рукописи остались так же записки по канонике преподавателя московской академии (после епископа нижегородского) Моисея Близнецова-Платонова и Систематический свод законов грекороссийской церкви в 6 частях епископа оренбургского Августина Сахарова. Церковная археология в преподавании по дух. школам соединялась с церковной историей и вошла по частям в упомянутые классические руководства по этой истории Филарета и Иннокентия. В литературе по этой отрасли богословских наук более всего являлось трудов литургического содержания, более интересных для публики и для самого духовенства. Сюда относятся: Новая Скрижаль Венианима Руновского (М. 1803); Изъяснение литургии И. Дмитревского (М. 1804. 1805. 1807. 1812), сочинение для своего времени весьма ученое; два руководства к пасхалии архиепископа Мефодия Смирнова и профессора московской академии А. Тяжелова (М. 1820); Опыт краткого повествования о древностях церковных протоиерея И. Кутепова (М. 1814), представляющее краткое изложение сведений о священных лицах, временах и местах, о священных действиях, церковном правлении, свящ. одеждах и богослужебных книгах; сочинения законоучителя петербургского Екатерининского института Иак. Воскресенскаго – Краткое толкование на литургию (Спб. 1815) и О церкви, утварях, службах и св. облачениях в 2 ч. (1821). |
| (Речь, произнесенная 19 февраля 1912 г. в зале Общества религиозно–нравственного просвещения в духе Церкви православной на Стремянной улице). В настоящие достопамятные дни, в этот святой вечер молитвенного поминовения, мученически скончавшегося «твердого адаманта, непоколебимого столпа, крепкого поборника по православной истинной христианской вере» и «противу врагов (Отечества) крепкого и непобедимого стоятеля», третьего всероссийского святейшего патриарха Гермогена, нам представляется вполне благовременным и уместным в настоящем торжественном собрании предложить вашему благосклонному вниманию свое посильное слово о патриархе Гермогене и русском православном духовенстве в их служении Отечеству в смутную на Руси годину, именуемую лихолетьем. Избрать этот предмет для настоящей поминальной беседы, по нашему мнению, благовременно и полезно по многим причинами. Чествуемый ныне первосвятитель российской Церкви, блаженнейший и святейший патриарх Гермоген, окруженный великим сонмом доблестных современных ему иерархов российской Церкви митрополитов, архиепископов и епископов, подвижников и вождей иночества архимандритов, игуменов, соборных и рядовых старцев, и неисчислимым множеством соборных протопопов, попов и диаконов, представляется перед нашими мысленными взорами во всем своем обаятельном величии именно несокрушимого адаманта и стойкого борца против врагов Церкви православной русской и нашего Отечества, с одной стороны, и нежного пестуна–отца среди своих горячо любящих и послушных чад, с другой стороны. Остановить ваше внимание на этом предмете нашей беседы побуждает нас далее и то, что сам подвиг мужественного стояния патриарха Гермогена на страже Отечества и Церкви православной был возможен для него лишь при условии, когда его ближайшие сотрудники архипастыри и все русское духовенство, за весьма немногими печальными исключениями, были с ним единомысленны в убеждениях и единодушны в действиях, всячески спомоществуя ему во всех его благих начинаниях. Находясь в самом сердце своей многострадальной родины, в Москве, и большей частью среди честолюбивых, коварных русских бояр и служилых людей, окруженный постоянно исконными хитрыми врагами родины и Церкви православной – поляками, зорко следившими за всеми движениями мужественного печальника русской земли, а потом заключенный даже «в велицем заточении», в душном подземелье Кирилловского подворья, патриарх Гермоген без помощи и энергичного содействия этих преданных ему душой и телом пособников и сотрудников не смог бы поднять всю Русь на ноги, вдохновить ее на крестовый поход к стенам Белокаменной для освобождения дорогих всем кремлевских святынь. |
|
|
