| Эней Софист (конец V в.) Софист Эней был учеником философа и ритора Гиерокла (умершего в 485 г.). Он преподавал в сирийском городе Газе, который славился в то время своими школами и соперничал с Антиохией. Учитель Энея, Гиерокл, был язычником, сам Эней – христианином: ему приписывают диалог «О бессмертии души», в котором христианин Эвкситей опровергает доводы ряда греческих философов, приводимые его противником, язычником Феофрастом. Кроме этого диалога от Энея дошли двадцать пять писем к друзьям и знакомым, свидетельствующие о том, насколько прочно держалась классическая традиция в риторических школах и в литературном языке даже простых личных писем на разные темы. ПИСЬМА 239 Лаэрт в старости уже не хотел царствовать и управлять людьми, а предпочел стать садовником и заботиться о деревьях 240 . Ты, мне кажется, подражаешь ему: ведь ты, покинув город и своих близких, уже столько времени сидишь в деревне и беседуешь с растениями. А следовало бы тебе вспомнить не о Лаэрте, а о Сократе и о его поучительных словах, в которых он изящно и убедительно высказывает философскую мысль, что поля и деревья ничему научить не могут, – не то, что люди в городе. Поверь же ему, проникнись презрением к полям, которые не приносят земледельцам плодов мудрости; вспомни о своих привычных занятиях, в которых можно и самому кое–чему умному научиться, и других научить, а самое главное, порадовать своих друзей. Пусть пропадут пропадом те, кто причинил такой ущерб вашему делу! Сколь это меня огорчило, я – клянусь богами – даже сказать не могу! Однако потом, к счастью, мне пришла на ум некая утешительная мысль, которой мне кажется уместным поделиться с вами; я подумал, что ваша беда вовсе не лишена некоторой пользы: теперь вы убедитесь в том, что ни золото, ни серебро, ни роскошные одежды – словом, все то, чего добивается толпа, – имущество непрочное и ненадежное, да, по правде говоря, вовсе и не принадлежит тому, кто им владеет, раз его может похитить каждый, кому захочется. А вот знания и мудрость – то, над чем люди неразумные издеваются, – это добро прочное, надежное и неотъемлемое. О нем и старайтесь заботиться больше всего, и для охраны его не понадобятся вам ни стены, ни оружие, ни сторожевые отряды. |
| Прямо противоположное значение tepeinophrosyne имеет в породившей его религиозной традиции. В сущности, данная категория христианского мышления охватывает содержание истинной духовной жизни в: целом – ее истоки, действия и результаты. Но в аспекте подвижничества (а именно в связи с этим аспектом нас интересует сотериологическая философия Дандамия) она реализуется в духовной интенции, прямо противоположной той, что определяет мышление индийских нагомудрецов: чем более человек истинно подвизается, тем менее высоким он оказывается в собственных глазах. Хотя патристика обращалась к этой центральной христианской добродетели (без нее невозможны ни начальное совершенство – страх божий, ни конечное – любовь) в самых разнообразных контекстах, основной ракурс ее рассмотрения тот, в котором она выступает неопределимым в своей «сущности» и различимым лишь по отдельным «энергиям», условием и одновременно проявлением стяжания благодати Св. Духа – конечной цели всей жизни христианина 263 . Поскольку смирение нельзя определить, ему нельзя обучить словами и оно обретается только в меру самого «обожения» человека (в Новом завете говорится: «Приидите и научитеся от Мене яко кроток есмь и смирен сердцем» 264 ), христианская аскетика рассуждает о нем,, принимая путь аллегорий и уподоблений. Три таких уподобления предложены в популярнейшем на Руси патриотическом тексте – «Поучениях» аввы Дорофея (VI – VII вв.), причем в каждом из них разработаны отдельные аспекты темы соотношения подвижнических трудов и духовного самопознания христианина. В первом уподоблении демонстрируется само «возникновение» смирения в человеке. «Некогда авва Зосима говорил о смирении, а какой-то софист, тут находившийся, слыша, что он говорил, и желая понять [это] в точности, спросил его: „Скажи мне, как ты считаешь себя грешным? Разве ты не знаешь, что ты свят? Разве не знаешь, что имеешь добродетели? Ведь ты видишь, как исполняешь заповеди: как же ты, поступая так,, считаешь себя грешным?» Старец же не находился, какой дать ему ответ, а только говорил: „Не знаю, что сказать тебе, но считаю себя грешным» ...Видя, что старец недоумевает, как отвечать софисту, я сказал ему: „Не то же ли самое бывает и в софистическом и врачебном искусствах? Когда кто хорошо обучится искусству и занимается им, то по мере упражнения в оном врач или софист приобретает некоторый навык, а сказать не может и не умеет объяснить, как он стал опытен в деле; душа приобрела навык, как я уже сказал, постепенно и нечувствительно, чрез упражнение в искусстве. |
| Из предыдущего сравнения, данного нам преп. Иоанном Лествичником , выходит, что раскаяние, плач и смирение имеют одну общую природу, хотя и разные природные качества. Но все же мы не можем сказать по сути, что такое смирение, потому что, как говорит тот же святой отец, «никакое слово не может изъяснить его качество» 65 . И «кто думает одним сказанием своим просветить и научить невкусивших сего самым делом: тот делает нечто подобное человеку, вознамерившемуся словами и примерами дать понятие о сладости меда тем, которые никогда его не вкушали» 66 . Говорить о добродетели смирения весьма затруднительно, ибо нет слов для ее описания и разума для ее постижения. Однажды к авве Зосиме пришел философ. Старец в это время говорил о смирении. Софист, желая понять лучше, попросил объяснения: – Скажи мне, как ты считаешь себя грешным? Разве ты не знаешь, что ты свят? Старец был прост, неучен и не мог подобрать слов для объяснения. Философ продолжал настаивать на ответе. Старец же, не зная что сказать, повторял только: – Не смущай меня, я подлинно считаю себя таким. Видя, что авва Зосима недоумевает, как отвечать, присутствовавший при этом разговоре авва Дорофей попробовал объяснить философу на понятном ему языке так: – Не то же ли самое бывает в софистическом и врачебном искусствах? Когда кто хорошо обучится искусству и занимается им, то, по мере упражнения в оном, врач или софист приобретает некоторый навык, а сказать не может и не умеет объяснить, как он стал опытен в деле. Так и в смирении: от исполнения заповедей бывает некоторая привычка к смирению, и это нельзя выразить словом. Когда авва Зосима услышал объяснение аввы Дорофея , то обрадовался, обнял его и сказал: – Ты постиг дело. Оно точно так и бывает, как ты сказал 67 . Итак, добродетель смирения познается опытно, по мере ее приобретения. Но и по приобретении она бывает все же непостижима. Почему так? Потому что она божественна. Смирение есть свойство и действие Божие. По этой причине невозможно объяснить ее природу. Но как можно говорить о свойствах Божиих, не зная Его природы, так же можно говорить и о свойствах или признаках смирения, что даст нам хоть какое-то о нем представление. |
| На первом плане надо упомянуть частую и очень важную подмену спора из-за тезиса спором из-за доказательства . Софисту надо доказать, что тезис ложен. Вместо этого он разбирает те доказательства тезиса, которые приведены противником, и ограничивается тем, что, если удастся, разбивает их. Чаще всего, однако, дело не ограничивается и этим. Если удалось разбить доказательства противника, правильный вывод отсюда один: «тезис противником не доказан ». Но софист делает вид, что вывод другой: что тезис опровергнут . Это одна из самых частых уловок и, благодаря обычному неуменью отличать спор из-за тезиса и спор из-за доказательства, благодаря также обычной неясности мышления у противника и неуменью охватить спор, она обыкновенно удается. Скажем, кто-нибудь стал защищать тезис: душа человека бессмертна. Противник требует доказательств. Доказательства приведены, но такие, что их легко разбить. Софист разбивает их и делает вид, что «доказал ошибочность тезиса». Такое же впечатление получается у большинства слушателей спора. На суде адвокат разбивает все доказательства виновности обвиняемого, приведенные прокурором. Отсюда прямой вывод: виновность не доказана ; но адвокат иногда делает другой вывод: «подсудимый не виновен»; слушатели же и чаще всего делают вывод: «Оправдан, значит не виноват». 4 . К этому виду софизмов относится перевод спора на противоречия . Указать, что противник противоречит сам себе, часто очень важно и необходимо. Но только не для доказательства ложности его тезиса . Такие указания имеют, напр., огромное значение при критике какой-нибудь системы мыслей . Нередко с их помощью можно разбить или ослабить доказательство противника. Но опровергнуть тезис его одним лишь указанием на противоречивость мышления противника – нельзя. Напр., Х. только что сказал, что он совершенно неверующий человек, а дальше оказывается, что он признает существование чего-то, «о чем и не снилось нашим мудрецам». Разве этот факт противоречия доказывает сколько-нибудь ложность его тезиса? Между тем, нередко спор, задача которого показать истинность или ложность тезиса, переводится на противоречие в мышлении противника. При этом, показав, что противоречие есть, делают часто вид, что противник разбит совершенно и тезис его ложен . Уловка, которая нередко проходит безнаказанно. |
| 12 .1. Мы только что сражались за Муз с людьми бездуховными 418 , которые коварно уходят от обвинения в невежестве, скрываясь за поношениями и оскорблениями вещей, им неизвестных. И если мы говорили порой несколько серьезнее, чем предполагали вначале, то это потому, что из [литературных] забав может возникнуть и нечто серьезное. Мы не можем ничего сотворить, если творим не от всего, что в нас; но если мы шутим, задействуя большую часть наших способностей, то не погрешаем в силу этого относительно всех их [и не отвергаем, шутя, высшего в нас]. 2. Мы встаем в ряды сторонников шутливой речи, поскольку должны свидетельствовать о Дионе, чтобы суженый мне сын мог унаследовать мою любовь к нему, чтобы моя речь коснулась многого всевозможными способами. Бесконечны ведь [в своем многообразии] порывы забавляющихся свободной ли сельской жизнью или сочинением речей, неподвластных клепсидре. 3. Да, я сам видел, как эфет 419 измерял время, отпущенное ораторам: вот время пошло, сам же он – то вздремнет [чуток], то проснется без толку, будучи от слушаемого дела далее, чем от чего бы то ни было. [Несмотря на совершенное равнодушие судьи,] ритор говорил [определенное клепсидрой время], а затем сразу же замолкал. 4. Я же свободен от таких ограничений, не стеснен сроком, до которого можно начать процесс 420 , и не должен готовиться к выступлению перед таким дурацким судьей; и уж, конечно, я не собираюсь идти в театр – суд еще более невежественный [чем суд уголовный], не буду стучаться в двери и возвещать молодым горожанам об имеющем состояться [в городском театре] превосходном сценическом чтении, поскольку это поистине испытание: произносить речь в театре. 5. И действительно, когда нужно понравиться столь большому числу людей, чье внутреннее расположение не подобно друг другу, – как не возжелать недостижимого? Таков в точности публичный оратор: он раб публики, он принадлежит всем, он предмет издевательств для всякого, кто пожелает. Засмеется кто-нибудь – и пропал софист; он подозревает и боится всякого угрюмого лица; ибо софист есть софист: в каком бы жанре он ни произносил речи – он стремится к славе, а не к истине. |
| Некий мудрый старец увещевал гордящегося брата, но сей ответил ему: «Прости меня, отче, я не горд». Мудрый старец возразил ему: «Чем же ты яснее можешь доказать, что ты горд, как не тем, что говоришь: «Я не горд“?» Да, гордость слепая, сама себя не видит. Гордость – изобретение диавольское. Вот исчадия ее: гнев, клевета, раздражительность, лицемерие, ненависть, прекословие, непокорность, крепко настаивает на своем мнении, трудно подчиняется другим, замечаний не терпит, а сама любит делать замечания другим, слова выбрасывает неосмысленно, она не имеет терпения, чужда любви, дерзка даже до нанесения оскорблений, стремление к власти; гордые очень страдают хульными помыслами. Написал кратко, на основании святоотеческого учения. Теперь сообщу о смирении. О блаженное Смирение, ты божественно, ибо преклонило небеса и воплотилось в человечество, и грехи всего мира пригвоздило ко Кресту. Душа моя трепещет, как я могу сказать что о величии твоем. Богомудрые святые отцы вот что говорят о смирении: от него происходит кротость, приветливость, удобоумиление, милосердие, тихость, благопокорность. Смиренный не любопытствует о предметах непостижимых; а гордый хочет исследовать глубину судеб Господних. Смиренный не хвалится природными дарованиями и гнушается людскими похвалами. Как [будто бы] одет в шелковую одежду и, если брызнуть дегтем на него, отбегает, чтобы не замарать своей дорогой одежды. Так смиренный убегает человеческой славы. Свойство смирения – видеть свои грехи, а в других – добрые качества. А гордости свойственно видеть в себе только хорошее, а в других только худое. Вот еще черта смирения: простота, откровенность и естественность. А что такое смирение и как оно рождается в душе, никто не может выяснить словами, если человек не научится сему из опыта. Из одних слов нельзя сему научиться. Авва Зосима говорил о смирении, и его слушал ученый софист. Он говорит старцу: «Как ты считаешь себя грешным, разве ты не знаешь, что ты свят? Разве не знаешь, что имеешь добродетели? Ведь ты видишь, как исполняешь заповеди, – и считаешь себя грешным?» Старец же не нашелся, что сказать, и только говорит: «Не знаю, что сказать тебе, но я считаю себя грешным». Софист настаивал, желая узнать, как сие может быть. Тогда старец опять не нашелся, что сказать, и говорит со своею святою простотою: «Не смущай меня, я подлинно считаю себя таким». |
| 61 Материя есть не-сущее, точнее, она близка к не-сущему, поскольку не имеет собственной формы или логоса, но материя также называется природой, поскольку является началом изменения и заключает в себе некоторую реальность, о которой сказываются противоположности. Эта реальность понимается как возможность, δναμις. См. сноску 47. 63 Подлежащее как материя не обладает той же степенью единства, какой обладает единичная вещь (это-вот). 64 Здесь Пселл различает подлежащее как начало изменения, т. е. «то, из чего», которому сопутствует лишенность, и это-вот сущее (τδε τι). Это-вот – это единичное сущее, которое, по Аристотелю, является неразделимым по бытию и обладает наибольшей степенью единства (Arist. Cat. 3b10–15; Arist. Met. 1016b31–1017a2). Именно такое сущее является подлежащим всех движений, однако в нашем рассмотрении движения это-вот оказывается причиной в смысле «то, из чего», подлежащим, еще не обладающим формой (например, еще не образованным человеком), т. е. тем, что сложено из материи и лишенности. Это подлежащее имеет в себе лишенность не по своей сущности, но по отношению к форме, в которую движется. 66 Здесь имеется в виду первая аксиома из «Метафизики» Аристотеля: «невозможно, чтобы одно и то же разом было присуще и не присуще одному и тому же в одном и том же отношении» (Arist. Met. 1005b19–20). 67 Дионисий Ареопагит в 5 главе трактата «О божественных именах» указывает, что божественное не является сущим в том же смысле, в каком сущим называются подвижные вещи, поскольку божественное превышает всякое сущее и не имеет собственной формы (Dion. Ar. DN 5; PG 3, 816B, 824A–C). 68 Не-сущее как иное вводит Платон в диалоге «Софист» (Plato Soph. 258b) Платон вводит два рода – тождественное и иное, благодаря которым устанавливается тождество каждого рода сущего с самим собой и отличие от других родов. Имея собственную сущность, род иного тождественен сам с собой, един и причастен роду сущего, при этом, благодаря собственной природе иного, он есть иное, чем сущее, т. е. не-сущее. Платон в диалоге «Софист» не говорит отчетливо, что иное само по себе, т. е. род иного, можно трактовать как безграничное множество, но говорит об этом, например, в «Пармениде» (Plato Parm. 158 b–c). Об этом же говорит и Филопон: Philop. In Phys. 169.27–170.5. |
| Зрелый период занимает 70-60-е годы до н.э. Не входя в трудные хронологические проблемы, отметим только, что диалоги зрелого периода литературной деятельности Платона по содержанию и стилю можно разделить на две группы. К первой группе относятся " Федон " , " Пир " , " Федр " и II-X книги " Государства " . Центральным является здесь знаменитое платоновское учение об идеях как о самостоятельно существующей субстанциальной действительности, определяющей собой и всю материальную действительность. В " Федоне " это учение почти переходит в метафизический дуализм и полное отрицание человеческого тола, принесение его в жертву душевной и духовной жизни; правда, подлинного метафизического дуализма нет даже и здесь. В остальных диалогах этой группы мотив дуализма звучит гораздо слабее, а в " Государстве " и вообще стирается, заменяясь учением о гармонии тела и души, о гармонии душевных способностей между собой, гармонии души и общественно-политической жизни и, наконец, гармонии общественно-политических сословий. Завершается эта картина учением о круговороте душ и о загробных наградах и наказаниях. Художественная изысканность речи Платона в данный период кульминирует, поскольку кроме неизменного диалогического способа изложения мы здесь находим целые ораторские речи, богатую мифологию – элементы, носящие более случайный характер в отношении к систематическому развитию диалога, – и тонко разработанную поэтику речи. Ко второй группе зрелого периода литературного творчества Платона относятся " Теэтет " , " Парменид " , " Софист " , " Политик " , " Филеб " , " Тимей " и " Критий " . От предыдущей группы диалогов они отличаются тем, что носят преимущественно конструктивно-логический характер. Идеальный мир здесь нигде не отрицается, а скорее предполагается. Содержание диалогов касается либо критики голого эмпиризма ( " Теэтет " ), либо диалектики категорий ( " Парменид " , " Софист " ), либо диалектики космоса ( " Тимей " ). И вообще Платон оказывается здесь занят материальным миром гораздо больше, чем идеальным. |
| Ополчённый св. верою, при чистоте ума своего, Платон легко проникнул это лжеучение. Вновь проникшие «философские правила, – писал он к Графу Остерману, – угрожающие не только религии, но и политической основательной связи, требуют всеприлежной осторожности». При Дворе нередко случалось Платону встречаться с приверженцами лжеименной философии; под видом неведения и сомнения они искушали юного инока; но он силою правды и убедительностью слова поражал их лжемудрования, так что заграждал им уста. Тогда явился при Дворе Российском Дидрот, союзник Вольтеров и глава Якобинцев, которого назначали было воспитателем Наследника Российской Монархии; увидясь с его Законоучителем, хитрый софист, именовавшийся философом, хотел смешать и осмеять юного ещё инока дерзким воззванием: «Знаете ли, отец святой, философ Дидрот сказал, что нет Бога?» – «Это прежде его сказано, скромно отвечал ему законоучитель». – «Когда и кем»? с нетерпеливостью спросил софист. – «Пророком Давидом – подтвердил Платон: Рече безумен в сердце своём, несть Бога, а ты устами произносишь» 26 . Пристыженный сим ответом, Дидрот, клеврет Энциклопедистов, умолк и обнял Законоучителя, которого слова отозвались в России и Европе. Посольство лжеименного мудреца в Россию не достигло своей цели, он должен был отказаться от предложения воспитывать Наследника Всероссийского Престола и отправился во Францию, не посеяв тех плевел, кои там породили революцию со всеми её бедствиями и ужасами. Между тем в 1767 году Императрица, со всем Двором своим, собиралась в Москву, и новый Архимандрит Троицкой Лавры отпущен был на вверенную ему паству, которую он приветствовал назидательным и утешительным словом; там приняли его с искреннею радостью, как прежнего собрата и как настоящего начальника. Тогда святая обитель представляла совсем другой вид, после учрежденья духовных штатов 1764 года и после отобрания от неё многочисленных и богатых вотчин; она многого ожидала от попечений своего Настоятеля; ибо некоторые начатые в ней строения, как например, колокольня, оставались недоконченными, другие требовали поправок, иные предметы – перемен или улучшений. |
| 606 Тот же, что и выше (см. прим. 17 на с. 327); фрагмент Гераклита в передаче Плутарха и Синезия (там же. С. 200–201). 610 «Противопоставление само собой согласуется, и из стремления противоположностей в разные стороны рождается прекраснейшая гармония». 612 Мы это находим прежде всего у Лассаля в его большой монографии ο Гераклите. Имеется в виду исследование Ф. Лассаля «Die Philosophie Herakleitos des Dunkeln von Ephesus» [«Философия Гераклита Темного из Эфеса»], Bd. 1–2. S. 1., 1858. Он совсем не мог понять символики лука и лиры, несмотря на большую эрудицию и множество цитат, так как он думает, что «тождество противоположностей» составляет основной принцип Гераклита. Он просто без разбора пользуется выражениями «тождество противоположностей» и «единство противоположностей». Этим все потеряно: лук и лира выражают тождество противоположностей, борьба и гармония – одно и то же (т. 1, стр. 90, нем. изд.). Все правдивое и глубокое, что имеется у Гегеля, таким образом, теряется. У Платона есть меткое изречение, которое можно применить как к последователям Гераклита и софистам, так и к гегелианцам; а именно к тем, кто играет антиномиями и кто думает, что может отменить закон противоречия: «доказать, что тождество есть противоположность и что противоположность – это тождество, – что большое есть малое, а схожее непохожее, и радоваться тому, что противоположности постоянно всплывают в речи, – это не есть подлинный диалектический метод, а времяпрепровождение ученика, который едва понимает знализ бытия» («Софист»). Софист, 259 c–d. Cp. пер. C. А. Ананьина: Платон. Соч. В 3 т. Т. 2. С. 385–386. 614 Такой он этому и придает смысл; так можно и так нужно и далыпе развивать его диалектику. Николай Гартман в своей «Этике» с блестящей точностью открыл это и доказал у Аристотеля (стр. 512–520). 618 Эта мысль встречается у Достоевского в поучениях старца Зосимы («Братья Карамазовы»): «...всякий из нас пред всеми во всем виноват...» (Достоевский Ф. М. Собр. соч. В 10 т. Т. 9. С. 361). Ср. в «Бесах» (слова Степана Трофимовича Верховенского): «...все и каждый один пред другим виноваты. Все виноваты!..» (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 491). |
|
|
