| Любартович В. А. Юбилей Елены Александровны Агеевой 13 марта 2020 г. отметила свой знаменательный личный юбилей Елена Александровна Агеева – археограф, источниковед, историк, музейный работник. Среди исследователей традиционной русской книжности и старообрядчества Е. А. Агеева хорошо известна и как признанный знаток рукописной и старопечатной книги XVI–XX вв., и как эксперт по истории и культуре староверия. Читатели «Православной энциклопедии» хорошо знают ее многочисленные статьи о приверженцах старой веры, их культуре и конфессиональной среде ее существования. Не только статьи, но и кураторство над статьями «старообрядческого блока» определяют значительный вклад Елены Александровны в подготовку этого фундаментального современного церковно-научного издания. Научная карьера Е. А. Агеевой началась в студенческие годы: с 1978 г. она участвовала в экспедициях, которые организовывала кафедра источниковедения исторического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова для изучения уклада жизни старообрядцев и археографического обследования мест их расселения. Полевая археография на долгие годы утвердилась в качестве профессионального занятия Елена Александровны, особенно после того, как она в 1981 г. стала штатным научным сотрудником Археографической группы исторического факультета МГУ. Именно в то время, в начале 1980-х гг., я познакомился с Е. А. Агеевой, как-то застав ее за работой в комнате 25 Отдела редкой книги и рукописей Научной библиотеки МГУ. Здесь, среди стеллажей с толстыми фолиантами в кожаных переплетах с медными застежками, она занималась научной обработкой и систематизацией книжных находок, привезенных из археографических экспедиций. Елена Александровна встретила меня приветливо и дружелюбно, увлекла рассказами об изучении памятников книжности, особенностях экспедиционной работы и жизни энтузиастов полевой археографии. Так завязалась наша дружба, которая продолжается по сей день. Позднее я узнал о непосредственном участии Е. А. Агеевой в формировании и изучении множества территориальных книжных собраний Научной библиотеки МГУ. Число полевых экспедиций, в которых она участвовала и которыми руководила, достигает нескольких десятков. Это были путешествия в труднодоступные таежные районы Пермского края, в горы Кавказа и Алтая, на Кубань, в Ставрополье и Молдавию, в Среднюю Азию и Забайкалье, на Урал, по Среднему и Нижнему Поволжью, в другие регионы. С особой любовью Елена Александровна изучает «старообрядческие палестины»: Гуслицу на юго-востоке Подмосковья, эстонское Причудье, Брянщину, общины в Латвии. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла КАЛАЧОВ Николай Васильевич (26.05.1819, с. Алексино Юрьев-Польского у. Владимирской губ.- 25.10.1885, с. Волхонщина Сердобского у. Саратовской губ.), правовед, историк, археограф, один из реформаторов архивного дела в России, исследователь Кормчей книги , чл.-корр. (1858) и академик (1883) С.-Петербургской АН. Род. в дворянской семье, отец - отставной штабс-капитан артиллерии. Начальное образование получил в родовом имении, обучался в Москве в частном пансионе и в Дворянском ин-те. В 1836 г. поступил на юридический фак-т имп. Московского ун-та, по окончании которого в 1840 г. переехал в С.-Петербург, где поступил на службу в Мин-во народного просвещения. Министр народного просвещения гр. С. С. Уваров , видя большой интерес К. к изучению российских древностей, определил его в действовавшую при мин-ве Археографическую комиссию, где К. работал до 1843 г., когда после смерти отца вынужден был неск. лет заниматься делами имения. В 1846-1848 гг. трудился библиотекарем в Московском гос. архиве Мин-ва иностранных дел (МГАМИД). В 1846 г. К. защитил в Московском ун-те магист. дис. «Предварительные юридические сведения для полного объяснения «Русской Правды»», при написании к-рой он привлек к исследованию ок. 50 различных списков этого древнейшего памятника рус. права. С 1847 г. являлся членом имп. Общества истории и древностей российских (ОИДР). В 1848-1857 гг. профессор кафедры истории рус. законодательства Московского ун-та. С 1851 г. К. вновь являлся членом Археографической комиссии, в 1852-1854 гг. участвовал в археографических экспедициях в Орловскую, Тамбовскую, Рязанскую, Владимирскую, Саратовскую, Самарскую губернии. Материалы, собранные в экспедициях, были опубликованы в ряде изданий (Ист. заметки, собранные в Орле и Мценске, 1852; Архив ист.-юрид. сведений, относящихся до России. М., 1850-1861. Кн. 1-3; Архив ист. и практических сведений, относящихся до России. СПб., 1858-1861. Кн. 1-6; ДАИ. 1859-1875. Т. 7-9). К. был редактором и составителем издания «Акты, относящиеся до юридического быта древней России» (СПб., 1857-1884. Т. 1-3), 2 первых тома были изданы за его счет. |
| занимался изучением ПВЛ, обосновал гипотезу об использовании на начальном этапе создания свода XII в. утраченного рукописного моравско-паннонского источника о «поляно-руси» - «Сказания о преложении книг». Важным аспектом творчества Н. стало собирание, а затем систематизация славянорус. рукописного материала в связи с тем, что в 1898 г. Отделение рус. языка и словесности АН поручило ему составить «Повременной список древнерусских авторов» для готовившегося издания полного собрания сочинений рус. писателей XI-XVII вв. Утвердив предложенный Н. план подготовки собрания, АН предложила ученому осуществить археографическую поездку по городам северо-запада России с целью исследования состава рукописных хранилищ для задуманного издания. Вернувшись из экспедиции (нояб. 1899 - окт. 1900), Н. систематизировал собранные сведения и в 1906 г. опубликовал корректурное издание «Материалы для повременного списка русских писателей и их сочинений (X-XI вв.)» (в 1906 удостоено Макариевской премии); часть собранных во время экспедиции данных позднее была опубликована Н. в академических научных журналах. Сведения о рукописях, обнаруженных в государственных и частных собраниях, Н. включал в библиографическую картотеку, располагая карточки по разработанной им системе. В 1902 г. в работе «Ближайшие задачи изучения древнерусской литературы» (ПДП. 1902. Вып. 149) он представил свой взгляд на проблемы исследования истории древнерус. литературы, доказывая необходимость предварительного рассмотрения, систематизации и обобщения всех доступных сведений о древнерусской книжности. Летом 1912 г. Н. предпринял научную поездку по городам Европы с целью сбора сведений о составе зарубежных рукописных собраний, итогом поездки стало издание в 1914 г. труда «Рукописная книжность древнерусских библиотек (XI-XVII в.): Материалы для словаря владельцев рукописей, писцов, переводчиков, справщиков и книгохранителей. Вып. 1: А-Б». Материалы Н. собирал вплоть до 1917 г. Переданная в АН СССР составленная им картотека насчитывает 174 тыс. карточек (ныне в Б-ке РАН). Материалы личного архива Н. свидетельствуют о том, что в 20-х гг. XX в. он обращался к изучению вопросов, ранее не входивших в круг его интересов, напр., истории правления имп. Петра I, а также основания АН и ее б-ки, Кунсткамеры. |
| Видным представителем самокрещенцев (или самокрестов) региона стал писатель и полемист А. М. Запьянцев из с. Толба Сергачского у. Он проводил беседы, вел переписку с последователями разных согласий, полемизировал с представителями РПЦ, написал и издал в Балахне 4 сборника; значительный комплекс сочинений и переписки сохранился в рукописях. Острие его полемики было направлено прежде всего на поморцев и спасовцев. Именно представители этих согласий гл. обр. пополняли число самокрещенцев, которое в нач. XX в. достигло неск. тысяч человек. Моленная самокрещенцев действовала в Н. Новгороде. К нач. XXI в. наличие этих общин в Н. о. уже не прослеживается. Странники региона принадлежали к главному духовному центру согласия - Ярославско-Костромскому Поволжью. Предположение о том, что странники юж. части Нижегородской губ. поддерживали связи с центрами Ср. Поволжья, вызывает сомнение. В 30-40-х гг. XX в. в Балахне жили последователи странников-статейников, тесно связанные с кинешемским центром. Большинство из них было арестовано в нач. 1951 г. В г. Балахне в 1958 г. насчитывалось свыше 40 последователей странников-статейников («истинно православных христиан странствующих») во главе с Алексеем Петрушиным, небольшие группы странников действовали также в деревнях Бакунино и Сухаренки Балахнинского р-на (ныне обе Городецкого р-на). Несмотря на разгром общины Петрушина, уже в 1960 г. в Балахне была зафиксирована новая община численностью 30 чел., собиравшихся на моления в частном доме под рук. Ивана Фёдорова. В 1958 г. прекратила существование община последователей «истинно православных христиан странствующих» в г. Кулебаки, главу к-рой Веру Соколову заставили опубликовать отречение от веры в прессе. Тем не менее наличие странников фиксировалось и позднее: так, в 60-х гг. небольшая группа во главе с Тимофеем Рузановым существовала в дер. Туртапки Ардатовского р-на. Начиная с 80-х гг. в районы проживания старообрядцев проводились археографические экспедиции Горьковским (с 1990 Нижегородским) ун-тами, с 1992 г. также Институтом рукописной и старопечатной книги (ИРиСК). Состоялись совместные экспедиции Нижегородского ун-та и МГУ (1991), ИРиСК и МГУ (1992). При ИРиСК был создан Музей книги. В нояб. 1995 г. в Н. Новгороде зарегистрирована газ. «Старообрядец», ставящая своей целью освещение жизни старообрядцев различных направлений; ее редактором стал С. В. Рудаков. С 2001 г. в рабочем пос. Б. Мурашкино Гос. историко-художественным музеем «Большое Мурашкино» проводятся Аввакумовские чтения (6-е прошли в февр. 2017). К 2018 г. численность старообрядцев в Н. о. составляла ок. 80 тыс. чел. |
| П. Румянцев явился инициатором собирания и издания дипломатических актов. По его поручению Н. Н. Бантыш-Каменский издал 1-й том «Собрания государственных грамот и договоров». После его смерти в 1814 г., помощниками Румянцева в издании последующих томов, были А. Ф. Малиновский и К. Ф. Калайдович. Затем, уже в николаевскую эпоху, археографическими исследованиями занимались Я. И. Бердников и П. М. Строев, которые совершали экспедиции по древним книгохранилищам, в особенности, монастырским, сделав опись ряда библиотечных и архивных фондов, скопировав множество документов. Собранные ими материалы легли в основу издания 4-томных «Актов археографической экспедиции» (1836) и, последовавших за ними, «Актов юридических», «Актов исторических» и «Дополнений к актам историческим». В 1846 г. археографическая комиссия, подготовившая эти публикации, приступила к грандиозному предприятию – систематическому изданию «Полного собрания русских летописей». Самое громкое событие в российской историографии Александровской эпохи – выход 12-томной «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина . Этот знаменитый труд до сих пор читается, в отличие от «Историй» его предшественников, не только профессионалами. Этим он в значительной мере обязан своим литературным качествам, своим слогом, хотя и риторическим, часто напыщенным и манерным, но не тяжеловесным, какими воспринимаются сочинения писателей докарамзинской эпохи, понятным без усилий и, по-своему, ярким. Труд Карамзина затмил историков 18 столетия, может быть, и не вполне заслуженно. Чтобы не перегружать, не утомлять читателя, Карамзин поместил тексты документов, их критический анализ, различные справки источниковедческого характера в примечания, которые составили отдельную серию томов, предназначенных для специалистов и чрезвычайно ценных, тем более, что некоторые из помещенных или процитированных тут источников, впоследствии, были утрачены. «История» Карамзина основана на тщательном и критическом изучении летописей, актов и иных материалов. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла КИЕВСКАЯ КОМИССИЯ ДЛЯ РАЗБОРА ДРЕВНИХ АКТОВ [Временная комиссия для разбора древних актов; Киевская археографическая комиссия, 1843-1921], научно-исследовательская организация, учрежденная в Киеве в 1843 г. с целью выявления, изучения и публикации архивных документов. Образование К. к. происходило в условиях интенсивного развития научных исторических объединений в разных регионах Российской империи - Московского и Одесского об-в истории и древностей, Виленского статистического комитета и др. В 1835 г. аналогичное об-во организовал 1-й ректор Киевского ун-та М. А. Максимович . Финансирование этой структуры было скудным, и в 1841 г. Максимович предложил киевскому генерал-губернатору Д. Г. Бибикову создать об-во по образцу московского. 30 апр. 1843 г. Бибиков подал соответствующее прошение на имя министра внутренних дел. В ответе от 31 мая того же года указывалось, что «император Высочайше соизволил на учреждение при Вас Временной комиссии для разбора древних актов в архивах присутственных мест и монастырей Киевской, Подольской и Волынской губерний» (ЦГИАК. Ф. 442. Оп. 152. Д. 232. Ч. 1. Л. 1-2). Т. о., сразу же была определена задача и территориальные границы деятельности организации. Об этом распоряжении были уведомлены Мин-во финансов, Синод и Главное духовное начальство римско-католич. исповедания. Им вменялось в обязанность помогать деятельности комиссии. Правовой статус К. к. был определен как структурное подразделение Мин-ва внутренних дел и одновременно как часть аппарата управления Юго-Западного края. Первоначальные шаги по формированию К. к. были сделаны профессорами Максимовичем, Н. Д. Иванишевым, В. Ф. Домбровским и коллекционером бароном С. де Шодуаром, которые разработали устав орг-ции, ее структуру и первые акты. Подбором кадров для работы в комиссии занимался Бибиков. Археографические экспедиции начали работу уже летом 1843 г. Первыми получили соответствующие указания Домбровский (выехал на Волынь) и П. А. Кулиш (работал на Киевщине). Им поручалось исследовать и описать местные архивы (в т. ч. церковные и монастырские), а также приобрести документы у частных лиц. Успехи экспедиции и были положены в основу первых изданий К. к. и дальнейших исследований. |
| Как белое платье пело в луче. И всем казалось, что радость будет, Что в тихой заводи все корабли, Что на чужбине усталые люди Светлую жизнь себе обрели. И голос был сладок, и луч был тонок, И только высоко, у Царских Врат, Причастный Тайнам, — плакал ребенок О том, что никто не придет назад. 12 августа 1905 года Когда говоришь, что есть потребность написать книгу, посвященную десятилетию трагедии «Курска», то в ответ неизменно слышишь удивленный вопрос: «Неужели уже десять лет прошло»? В этом вопросе вся суть духовного феномена трагических событий августа 2000 года. События десятилетней давности удивительно свежи в воспоминаньях и продолжают жить в каждом из нас. Почему боль именно этой трагедии не хочет покинуть наши сердца? Почему в Калининграде и на Украине, на Дальнем Востоке и Крыму все это время продолжают писать записки «об упокоении моряков-подводников АПЛ «Курск»». Почему все эти десять лет в сибирском городе Братске каждое воскресенье служат по ним панихиду, а на другом краю света в поморском селе пономарь Ваня каждую Литургию поминает все их сто восемнадцать имен?.. Почему на стенах домов в Венеции можно увидеть портреты моряков экипажа этой подводной лодки, а китайский поэт посвятил им цикл стихов: «Погребальные песни «Курску»». Почему у каждого (и не только в России) есть своя история, связанная с «Курском», свой след в душе, своя память сердца? Сколько уже было иных трагедий, сколько страшных историй прошло перед нами за эти десять лет, какое великое множество людей трагически погибло, но ни за кого (разве только за очень близкого родственника), никто не будет молиться целых десять лет. И с каждым годом становиться все более очевидным, что этому явлению не может быть рационального объяснения, кроме неодолимой духовной потребности, ясного веления сердца и Божьего определения. Предчувствия: «Слышали, что говорит Ванга? Будто Курск уйдет под воду, и все погибнут». (Из разговоров 1999 года) Старец Летом 1999 года я впервые приехал в Пушкинский Дом, что в Петербурге на набережной Макарова. Мне нужно было отыскать материалы, собранные в 70-е годы XX века археографическими экспедициями института в селе Кереть. Я уже тогда приступал к поискам правды жития святого покровителя всех мореплавателей Крайнего Севера, преподобного Варлаама Керетского. В архиве института любезные старушки помогли мне отыскать эти отчеты, и я углубился в их изучение, когда вдруг началось некое волнение в сотрудниках, вполне прояснившееся после услышанного мною: «Приехал Дмитрий Сергеевич!» |
| Особого текста для такой присяги не было. Текст составлял то показание исца или ответчика, которое он защищал и истину которого утверждал крестным целованием. Вот образец такой присяги: «На сей записи целовали крест бояре: князь Данило Васильевич, да дворецкой Василий Андреевич, да казначей Юрий Димитриевич». А говорили бояре у целованья (Далее – их показание) (Акты Арисограф. т. I, 124. 7025–1517). 609 Об этом свидетельствуют: Акты юридические, Акты исторические, Акты Археографической Экспедиция. А. Федотов Чеховский: Акты, относящиеся до гражданской расправы древней России. Т. I и II Киев 1860. Самоквасов: Архивный материал. Новооткрытые документы поместно вопличных учреждений Московского царства М. 1905. Ч. II. Т. II. Сверх того автор имел под руками много рукописного материала Синодальной Библиотеки и Архива М. Д. Консистории. (Судные дела Крутицкого Казенного Приказа). 615 Приводим этот текст по экземпляру, находящемуся в старопечатных книгах Ундольского: «Присяг три чина» 7114. (Румянц. Муз. 314). Этот экземпляр представляет несколько печатных корректурных листов с поправками рукописными. 618 Акты, касающиеся Истории Южн. и Запад. России Т. X. стр. 224 Стат. Список послов 1653 Окт. 9–1654 Февр. 5. 622 Вальсамон в толковании к 29 прав. Вас. Вел. стр. 264. Правила Св. Отец с толкованиями. М. 1884. 624 Тот же ревизор в Петроградской академии о лекциях проф. Бронзова дал такой отзыв. «С приятностью и полным удовлетворением я слушал лекции профессоров:... А. Бронзова по нравственному богословию: Критика социалистической морали. Лекция на тему очень современную»... Итак, что у проф. Бронзова – приятная современная тема; то у проф. Тареева – всякие измы. Это называется: «не по хорошу мил, а по милу хорош». Так пишется история и так производится ревизия. В объяснительной записке к академическому уставу 1910 года преподавателям нравственного богословия уже «вменяется в обязанность с возможною полнотой и обстоятельностью излагать учение о христианских основаниях жизни личной, семейной и общественно-государственной... чтобы для слушателей ясна была несостоятельность социализма и сродных доктрин» (М. Т.). |
| Читаем, например, у автора (стр. 25), что по р. Суре тянулась вотчина Спасо-Евфимиева мона стыря, пожалованная ему в 1393 году нижегородским князем Борисом, которая в XV и XVI веках была уже заселена монастырем. Справляемся с процитированными при этом тремя актами Археографической экспедиции (т. 1, 12. 18 и 21) и находим: 1) что в них речь идет не о суздальском Спасо-Евфимиевом, а о нижегородском Спасо-Благовещенском монастыре и 2) что в 1393 году пожалована этому монастырю по первому из указанных трех актов вовсе не та вотчина, о заселении которой говорится в двух остальных. Неверно воспроизводя отдельные факты, автор приходит иногда к невозможным выводам Образчики их были указаны в первых главах его исследования, в настоящей главе встречаем новые. В очерке распространения христианства в Казанском крае автор уверяет, что «открытую враждебность русские встретили более в среде финских племен, нежели татар», ибо «казанские порядки близко подходили к московским», что поэтому «татары редко принимали участие в движении инородцев против Москвы»; что, напротив, вполне развитый общинный быт финских племен сплотил их и в религиозном отношении, отчего они менее (то есть нежели татары) поддавались влиянию миссионеров (стр. 28 и 29). На чем основаны или откуда извлечены все эти положения, автор не указывает. Но в изложении русско-христианского влияния на инородцев Северо-Восточной России автор не раз цитирует без возражений сочинение г. Фирсова («Положение инородцев в Московском государстве»). В этом исследовании доказывается совершенно противное выводам автора: здесь читаем, что русско-христианское влияние встретило наиболее противодействия именно там, где преобладал татарский элемент, что причина этого заключалась в силе аристократического элемента и в прочной организации духовенства, – в особенностях, которыми характеризовался быт татарских юртов, а не финских племен и которые ставили жизнь первых в противоречие основам русской жизни, что, наконец, именно татарские князья, мурзы и муллы и становились двигателями и вождями мятежей и заговоров против Москвы (г. |
| В 1851 г. Пётр Иванович, получив наследство, вышел в отставку и посвятил себя поиску и собиранию уникальных историко-культурных памятников. Более всего его привлекали острова греческого мира, северные берега Африки, Египет, Сирия, Палестина, Смирна, Константинополь, монастыри Афона. Глубоко заинтересовавшись истоками христианского искусства, он мечтал о создании «Ключа христианской иконографии» — обобщённой энциклопедии сохранившихся памятников. Перед поездкой по святым местам исследователь занимался в библиотеках Петербурга и Парижа, читал специальную литературу по археологии и палеографии. По совету своего друга фотографа С. Л. Левицкого путешественник изучил искусство фотографии, с помощью которого он смог делать копии с древних рукописей, скульптур и других памятников, хранящихся на Афоне. Его идея о создании «фотографического архива рукописей и других древностей» была впоследствии воплощена во Франции. Однако сам Севастьянов не успел создать систематического альбома своих многочисленных уникальных находок. Собрание снимков и значение фоторабот исследователя было высоко оценено учёными. Один из историков писал, что «честь применения фотографии к нуждам археологии принадлежит П. И. Севастьянову, честь особенная, потому что он свои первые фотографии делал с памятников, недоступных учёным, — с памятников Афонской горы». После возвращения Севастьянова в Россию состоялась выставка его собрания в Московском университете и в здании Синода в Петербурге, которую в числе прочих посетил император Aлekcahдp II и императрица Мария Александровна. За свои заслуги он получил орден Св. Владимира 3-й степени, а также стал почётным вольным членом Академии художеств. В апреле 1859 г. Севастьянов вновь отправился на Афон как официальный руководитель экспедиции с рекомендациями Археографической комиссии, собрав в итоге уникальную коллекцию рукописей и церковной утвари. После закрытия экспозиции в Академии художеств, часть коллекции исследователя разместилась в Музее древнерусского искусства при Академии. Однако вскоре по просьбе своего друга Н. В. Исакова, попечителя Московского учебного округа и организатора нового Публичного Румянцевского музея в Москве, П. И. Севастьянов перевёз собрание в Москву и поместил его в четырёх залах открывшегося музея, став первым хранителем и организатором нового отделения христианских древностей Румянцевского музея. |
|
|
