| Грубая чернь ругалась над мнимым еретиком, бросала в него грязью за то, что он хотел будто бы вывесть огнь из мира. Иногда Дионисий стоял скованным в подсенье дома митрополита от утра до вечера и ему не давали ни капли воды, чтобы утолить жажду в жаркие летние дни. И такие страдания продолжались для Дионисия целый год. Старец Арсений Глухой также был осужден Собором и заключен на Кирилловском подворье, где и томился в оковах около года, терпя разные лишения и нужды . Невольно припоминаются здесь другой подобный суд, совершавшийся столетием прежде, и другой страдалец за исправление церковных книг — преподобный Максим Грек. Но при сравнении этих двух судов настоящий еще более возмущает душу: там была хотя тень правды, были хотя некоторые слабые основания для обвинения подсудимого, здесь действовала одна вопиющая неправда, и Дионисий с своими достойнейшими сотрудниками обвинен и пострадал совершенно невинно. И так беззаконно, так жестоко поступили современники с человеком, который столько сделал для Церкви и отечества в ту страшную годину бедствий, который своими пламенными воззваниями ко всей России едва ли не более всех после патриарха Гермогена способствовал к освобождению ее от врагов. Впрочем, ни Дионисий, ни Арсений не оставались безмолвными страдальцами, они старались оправдаться. Дионисий во время ли суда над ним или уже во время своего заключения написал «Речь», обращенную ко всем православным христианам, которую начинал следующими словами: «Святыя, соборныя, апостольския Церкви чадам, всем православным христианом, пад, припадая, молюся яз, смиренный, последний в братстве Дионисий, от дому великого Сергия чудотворца. Ведомо да буди вам, благочестия хранителем, яко повелением самодержавнаго государя царя и великаго князя Михаила Федоровича всея Русии, священную книгу Потребник правити повелено нам, неразумным. Вы же, искуплении Кровию Христовою, судите се праведно: многим ли свидетелем достоит веровати, или единому против тысящь. Освящении Богом, речь сию разумейте». |
| Хотя Филарет признавал необходимость исправления церковных книг, он подходил к этому делу с чрезвычайной осторожностью и медлительностью. Богослужебный Устав, напечатанный в 1610 г. и признанный потом книгой, содержащей много ошибок, был по приказу Филарета изъят из употребления и сожжен. При Филарете было исправлено несколько книг — этим среди прочих занимались по-прежнему инок Арсений Глухой и священник Иван Наседка, — и исправленные книги были напечатаны. Но книги старой печати, содержавшие множество ошибок, не были изъяты и кое-где, особенно в далекой глуши, остались в употреблении, что, конечно, вело к разнобою в некоторых молитвословиях и богослужебных обрядах. Хотя при патриархах Иоасафе (1634—1641) и Иосифе (1642—1652) напечатаны были почти все богослужебные книги, однако книжные справщики были не на высоте, и издания этих лет содержат много ошибок и темных мест в пояснениях, особенно Устав 1633 г. Но главное заключалось в том, что, хотя в Москве еще до патриарха Никона признавалась безусловная необходимость исправления книг, к проведению этой работы, к сожалению, приступали нехотя, с большой нерешительностью, ибо в Москве не хватало подготовленных для этой работы образованных людей, которые в первую очередь должны были хорошо знать греческий язык, к тому же в их распоряжении не было самых необходимых материалов. В мае 1649 г. царь Алексей обратился к Киевскому митрополиту Сильвестру (Коссову) настоятельной просьбой прислать в Москву «учителей для справки Библеи греческие на словенскую речь». Именно тогда в Москву прибыли трое монахов: Арсений Сатановский, Дамаскин Птицкий и Епифаний Славинецкий, сыгравшие важную роль в деле исправления книг. 3. Патриарх Никон 15 апреля 1652 г. умер патриарх Иосиф, и при его преемнике патриархе Никоне история исправления церковных книг вступила в новый период. Никон был сыном крестьянина, родился он в 1605 г. в Нижнем Новгороде, при крещении получил имя Никита. Мать его умерла вскоре после родов, Никиту воспитывала мачеха, которая плохо обращалась с ребенком, так что детство его было нелегким. |
| 197. На место Сильвестра Медведева назначается справщиком иеромонах Тимофей, первый смотритель греко-латинской школы в Москве, помещавшейся на книгопечатном дворе 24 . 198. Вместо Кариона – Заиконоспасского монастыря строитель Моисей. 199. Иеродиакон Феофан – книжным справщиком. 200. Справщиком и книжным чтецом – монах Аарон, чтецом и книгохранителем – ученик греко-славянской школы Николай Семенов. 201. Писцом на место Ивана Иванова – «школьного учения первого чина» Федор Агеев. 206. Справщик греко-латинской школы учитель Федор Поликарпов; писцом на место Федота Агеева – Чудова монастыря монах Феолог. Монах Аарон назначается книгохранителем на место умершего иеродиакона Феофана, а справщиком на место последнего – учитель Николай Головин. Вот, перечень справщиков по бумагам типографского архива с 20 годов до конца XVII столетия. Не ручаемся за совершенную его полноту и последовательность, так как извлекать эти сведения нам приходилось из целого ряда толстых сборников, заключающих в себе сухие хозяйственные данные о приходе и расходе сумм печатного двора. Можем сказать лишь одно, что в этот перечень вошла большая часть и притом главнейших деятелей на поприще книжной справы с 20 годов XVII века. Действительно, мы встречаем здесь имена известнейших представителей тогдашней учености, каковы: Антоний Крылов, Арсений Глухой, Богоявленский игумен Илья, протоиерей Михаил Рогов, ключарь Иван Наседка, старец Евфимий, Арсений и Дионисий греки, Александр Мезенец, Сильвестр Медведев, Карион Истомин, иеродиакон Феофан, иеромонах Тимофей, Феодор Поликарпов. Это были лица, в которых выражалось умственное движение Руси в течении всего XVII века. Тут фигурируют и ученые греки, и южно-русские богословы, которыми снабжали нас киевские школы, и ученые монахи северорусских монастырей, и первые питомцы греко-латинской школы в Москве. Но в этом длинном ряду лиц, мы не встречаем между справщиками протопопа Аввакума, Лазаря, Никиты – первых расколоучителей и противников никоновского книгоисправления. Видно, что они не были справщиками ни при Иосифе, ни при Никоне; иначе было бы непонятно, почему в расходных книгах отсутствуют их имена и подписи. Это заключение было высказано в статье В. Е. Румянцева «Древние здания печатного двора» и принято Преосв. Макарием (Истор. русск. Церкви, т. XI, стр. 126) в том смысле, что эти лица не были справщиками постоянными, но что престарелый патриарх Иосиф возложил на них заведование изданием книг. |
| Архиепископ Филарет пишет: «После того, как за 10 лет до патриаршества начали ограничивать порчу книг книгопечатанием, а теперь введением патриаршества вводили столь важные перемены в богослужение и не переставали установлять новые празднества 28 ), в самом начале патриаршества в том уже твердо были убеждены, что надобно исправлять ошибки в книгах, возросшия до такого числа с течением времени, и что для того надобно не только печатать книги, но предварительно печатанию сличать поздния с древними, лучшими списками». Направление, в каком шли исправления богослужебных книг после Стоглавого собора, не изменилось до половины XVII века. Книги правились с добрых переводов исключительно по славянским спискам и печатались со всеми ошибками и неисправностями последних, которые в печати становились еще распространеннее и тверже. Патриарх Гермоген, для предупреждения новых ошибок, установил при типографии особое звание книжных справщиков. Они обязаны были внимательно сверять печатаемые книги с лучшими списками, исправляя в случае надобности и эти последние. Трудно было первое время найти надежных справщиков. В Смутное время сгорел печатный дом и издание книг на время прекратилось (Знаменский). С воцарением Михаила Феодоровича, занялись ревностным печатанием книг. В 1617 г. троицкий старец, Арсений Глухой, ранее инок Ниловой пустыни, и клементьевский священник Еван Наседка жаловались царю, что при множестве ошибок, вошедших в Требник, они одни не в силах справиться с исправлениями. Царь поручил троицкому архимандриту Дионисию принять участие в исправлении требника. Дионисий и его сотрудники с большим усердием принялись за дело. Кроме древних славянских рукописей ими приняты были во внимание четыре греческих требника. Арсений хорошо знал славянскую грамматику и греческий язык. Новые справщики, более других образованные, нашли в требнике множество ошибок. В водосвятной молитве на Богоявление в печатном требнике к словам: «Прииди, Господи, и освяти воду сию Духом Твоим Святым» оказалось прибавленным «и огнем». По свидетельству Арсения, в 12 просмотренных им славянских списках слова эти отсутствовали, в одном лишь оно было приписано на поле, в другом же над строкой. Явно было, что это было сделано произвольно позднее. Исправлены были ими концы некоторых молитв. В некоторых печатных книгах нашли ереси. Напр. в служебниках говорилось, что «Отец с Сыном воплотися». Особенно много неисправностей оказалось в церковном уставе, который в 1610 году был издан троицким головщиком Логином Коровою. После полуторагодовой работы справщики летом 1618 г. представили исправленный ими Требник местоблюстителю патриаршего престола митрополиту Крутицкому Ионе. Последний был недоволен справщиками, выполнявшими работу по личному распоряжению царя и не совещавшимися с ним. Жаловались на Дионисия монахи Троицкой обители головщик Логин и уставщик Филарет. Дионисий потребован был к объяснению. |
| Два последних года патриаршества Филарета (1631–1632) и восемь лет руководства церковью его преемником патриархом Иоасафом I, которые совпали с началом реформационного движения Неронова, стали десятилетием расцвета печатного дела в Москве. За эти десять лет число изданных книг увеличивается в полтора раза по сравнению с соответствующим предыдущим периодом, причем, среди этих книг, а их было издано 71 за эти десять лет, впервые выходят из печати произведения русского литургического творчества – службы русским святым 127 . Из этих сухих статистических данных видно, что не только провинциальные священники во главе с Иваном Нероновым, но и сам патриарх, и его сотрудники по Печатному Двору прилагали серьезные усилия, чтобы поднять культурное состояние церкви и улучшить ее богослужение. Так как два наиболее важных сотрудника Печатного Двора – священник Иван Наседка и монах Арсений Глухой – были так же, как и Неронов, учениками и друзьями в то время уже покойного архимандрита Дионисия, то можно предполагать, что их работа была проявлением тех же настроений, которые охватывали самого Неронова. Вполне вероятно, что действия справщиков и администраторов Печатного Двора и их провинциальных друзей, проводивших проповедь духовного возрождения, были согласованы и организационно. С 1640 года отец Иван Наседка становится постоянным справщиком, в то время, как Арсений, видимо, ввиду его очень преклонного возраста, уходит от работы Печатного Двора. Сотрудниками и помощниками Наседки в 1640-х годах были протопоп Михаил Рогов, Шестак Мартемьянов, Захарий Афанасьев и инок Савватий 128 . По крайней мере, о двух из них – отце Михаиле Рогове и Ш. Мартемьянове, а также и о самом Наседке определенно известно, что они твердо стояли за введение единогласия и поддерживали реформационные планы Неронова 129 . Таким образом, сторонникам реформ и возрождения церкви уже с 1630-х и особенно с 1640-х годов удалось проникнуть в самое стратегически ответственное место, из которого они смогли поддерживать дело Неронова, если не проповедью, то распространением печатного церковного слова, так необходимого для борьбы за нравственное и литургическое возрождение. |
| Итак, прежде всего Дионисий и его помощники начали на соборе докладывать о своем деле, конечно разъясняя, какие исправления и почему они сделали в книгах. Но вместо того, чтобы прежде выслушать Дионисия, а потом так или иначе отнестись к его делу, враги его явились на собор с заранее приготовленными речами, в которых дело Дионисия выставлялось ересью. Это были преимущественно лица из монастыря Дионисия, которым более других было известно, что и как исправил он в книгах. «Да на соборе, говорится в Деяниях далее, июля в 4 день преосвященному Ионе, митрополиту Сарскому и Подонскому положили речи за руками Живоначальныя Троицы Сергиева монастыря уставщик старец Филарет, да священник Филипп, да ризничий диакон Маркелл, головщик старец Логин, да Спаса Нового монастыря конархист Дорофей» 468 . В послании Арсения Ивану Лукьяновичу и житии Дионисия упоминается среди обвинителей еще архимандрит чудовский Авраамий, который, говорит Арсений, «паче всех немилостивне нападе на мя люте и зверообразне жестоко поношая мне» 469 . Все эти обвинители представляли собору, что «архимарит Дионисий с своими сложщики во многих книгах выскребал и вырезал, и писал в том месте по своему изволу. А пущий у них развратник, прибавляли обвинители, архимаричий крылошанин старец Антоний да Арсений Глухой да Клементьевский поп Иван Наседка.» Дионисий не признавал справедливости обвинений: «архимарит Дионисий с своими сложщики с старцами Арсением и Антонием не повинился» 470 . И после этого-то, вероятно, поднялись на соборе горячие прения. Восстановить последовательно ход соборных споров на основании сохранившихся известий – нет никакой возможности. В речах исправителей и других сочинениях их сохранились на то только немногие указания. Из этих указаний можно видеть прежде всего, что предметом дов. продолжительных споров была молитва на освящение богоявленской воды, и главным образом прибавка в ней слова: и огнем. Так, Наседка пишет Филарету: «буди-ж тебе, государь, известно, о чем спор с ними учинили в самой той молитве на Богоявленьев день над водою, имущей начало сице: Господи Иисусе Христе, единородный Сыне, и многим стихом последующим ко Христову лицу до того самого стиха: сам и ныне, Владыко, освяти воду сию, и ту строку разсуждающе.... |
| Арсений и Антоний знали по-гречески, и к исправлению одной из книг, Требника, привлечено было до двадцати списков, в том числе пять греческих. При исправлении был найдено и исправлено много ошибок, и через полтора года работы справщики представили свой труд митрополиту Крутицкому Ионе, управлявшему церковью в между – патриаршество. Это быть человек недальнего образования, нетвердого характера, не расположенный к исправителям, потому что это дело было поручено Дионисию без совета с митрополитом; к тому же против Дионисия было и московское духовенство, недовольное тем, что исправление поручено было не кому-либо из его среды; против него были и сами монахи монастыря, раздраженные ревностью Дионисия в исполнении монастырского устава. Кончилось тем, что Дионисий с его сотрудниками были преданы суду на соборе из московского духовенства (в 1618 году). Исправления найдены были неправильными и еретическими. Между прочим, в водосвятной молитве («освяти воду сию Духом Твоим святым») исправители выбросили неправильно прибавленное слово: «и огнем»; сделали исправления в молитвах, где упоминалось о святой Троице. На исправителей взведены были по всему этому тяжкие обвинения против и сотрудников говорили, что они „имя св. Троицы марают и Духа святого не исповедуют, яко огнь есть“. Раздраженный и вместе невежественный собор , не слушая оправданий Дионисия, сурово осудил его. Дионисий был отлучень от церкви, заключен в Новоспасский монастырь, его томили в дыму, били, морили голодом, заставляли класть по тысячепоклонов в день, в праздники его водили в митрополиту на смирение в цепях и рубище, и когда митрополит после обедни сидел с властями за столом, держали на дворе среди ругательств и побоев черни, сбегавшейся смотреть на еретика, который хотел выводить огонь из мира–гнусное зрелище, рисующее нравы и бездонное невежество времени. Арсений Глухой заключен быль в цепях на кирилловском подворье, Иван Наседка, «лукавая лисица», по отзыву Арсения, избежал осуждения, вероятно свалив вину на других, хотя также был отлучен от церкви и от священнослужения. |
| “Лет с семи с верхушки колокольни Оступился он. Но чьи-то крылья Взвились рядом, чьи-то руки Поддержали в воздухе и невредимым На землю поставили. Богородица сама избрала место На Руси меж Сатисом и Сарой Для подвижничества Серафима. Болен был помещик Мотовилов На руках был принесен он в Саров. Старец строго вопросил больного: “Веруете ль вы в Христа, что Он Богочеловек, а Богоматерь Истинно есть Приснодева?” – “Верю”. Полностью поэму я не читал и думаю, что уже не прочту, все наследие Волошина было изъято и находится в архивах. Прежде чем по памяти прочесть вам стихотворение “Владимирская Богоматерь”, скажу, что такое произведение мог написать человек, глубоко чувствующий Бога, Пресвятую Богородицу и имеющий в себе веру, даже если своим гениальным поэтическим восприятием что-то осмысливал и воспринимал не так, как все. За написанное стихотворение Максимилиану Волошину многое можно простить, оно входит в душу православного человека великой любовью ко Пресвятой Богородице. Оно радостно, и мы воочию видим историю Родины и то великое Божественное заступничество России, о котором русский народ восклицал: “Матерь Божия, спаси Землю Русскую”. Любил я стихотворение, называемое “Дом поэта” характеризующее его гостеприимство и любовь к человеку и природе, оно печаталось, найдите и прочтите. Начинается оно словами: “Дверь отперта. Переступи порог. Мой дом раскрыт навстречу всех дорог. В прохладных кельях, беленных известкой, Вздыхает ветр, живет глухой раскат Волны... Войди, мой гость, стряхни житейский прах И плесень дум у моего порога... Со дна веков тебя приветит строго Огромный лик царицы Таиах. Мой кров – убог. И времена – суровы... ” Волошин нес людям добро, многих принимал в своем доме и сам постоянно находился на грани ареста, лагеря, расстрела. Конечно, поэзия Волошина противоречива, но осудить его за это нельзя. Он был большой поэт, сын своего века и окружения, но был верующим и православным”. В то время когда Илья Сергеевич рассказывал о поэтах “серебряного века”, а о. Арсений о Максимилиане Волошине, в столовой собралось десять человек, двух женщин я видел впервые. Обе были, вероятно, одних лет, 55–60, одна из них была молчалива, другая, порывистая и подвижная, все время что-то порывалась сказать. Молчаливую женщину, имя которой я узнал, – звали Елизаветой Александровной, вторую Людмилой Александровной. Во время наступившей паузы Елизавета Александровна, обратившись к о. Арсению, сказала: “Батюшка! Я много слышала от своих друзей, сестер нашей общины, о Максимилиане Волошине, а у мужа он – один из любимых поэтов. |
| Но судьба Дионисия оказалась столь же печальной, как и судьба Максима Грека: против него самого и его помощников выдвинуты были обвинения в том, что они вносят еретические исправления, ибо в чине освящения воды в праздник Богоявления (6 января) в молитве ко Святому Духу они вычеркнули слова «и огнем», как позднейшую и лишенную смысла вставку. Собор 1618 г., разбиравший этот вопрос, не располагал необходимым материалом, чтобы установить правильность или ошибочность исправления. Рвение противников и клеветников победило. Совершенно невиновные Дионисий и Арсений не избегли ссылки в монастырь . К счастью, в Москву тогда прибыл Иерусалимский патриарх Феофан, убедивший нового патриарха Филарета в правильности исправления, сделанного Дионисием. Собор 1619 г. оправдал несчастного, но вставка «и огнем» осталась в Служебнике, лишь в 1626 г. послания патриархов Иерусалимского и Александрийского патриарху Московскому Филарету побудили вычеркнуть эту вставку из Служебника . Хотя Филарет признавал необходимость исправления церковных книг, он подходил к этому делу с чрезвычайной осторожностью и медлительностью. Богослужебный Устав, напечатанный в 1610 г. и признанный потом книгой, содержащей много ошибок, был по приказу Филарета изъят из употребления и сожжен. При Филарете было исправлено несколько книг — этим среди прочих занимались по–прежнему инок Арсений Глухой и священник Иван Наседка, — и исправленные книги были напечатаны. Но книги старой печати, содержавшие множество ошибок, не были изъяты и кое–где, особенно в далекой глуши, остались в употреблении, что, конечно, вело к разнобою в некоторых молитвословиях и богослужебных обрядах . Хотя при патриархах Иоасафе (1634–1641) и Иосифе (1642–1652) напечатаны были почти все богослужебные книги, однако книжные справщики были не на высоте, и издания этих лет содержат много ошибок и темных мест в пояснениях, особенно Устав 1633 г. Но главное заключалось в том, что, хотя в Москве еще до патриарха Никона признавалась безусловная необходимость исправления книг, к проведению этой работы, к сожалению, приступали нехотя, с большой нерешительностью, ибо в Москве не хватало подготовленных для этой работы образованных людей, которые в первую очередь должны были хорошо знать греческий язык, к тому же в их распоряжении не было самых необходимых материалов. |
| Люди благомыслящие понимали все невежество, всю ограниченность понимания русских грамотников XVII в, мнящихся быти учителями, и стремились к изучению творений лучших знаменитых учителей грековосточной церкви. «Или Логину (головщику, востававшему против исправления книг при патр. Филарете.) говирил старец Арсений Глухой, бывший справщиком книг при том же патриархе «не буди сего: ибо паче достоит веровати Василию Великому и Иоанну Златоусту ... Богоноснии отцы и учители, исполнь суще премудрости и разума духовного, с великим опасением блюли (чистоту и неповрежденность текста свящ. книг), у нас же печатные книги и письменные от неискусных писцов перепорчены от неведения» 167 . Приверженцы умственно-неподвижного, невежественного направления, напротив, коснея в невежестве, чуждались, отвращались учений великих учителей христианства. Когда препод. Дионисий, архимандрит Троицко-Сергиевой лавры, ввел читать в храме Божием беседы Златоустого, Логину это «море сладости, яко лужа негодная вменяшеся». Люди, стоявшие за просвещение, вникали в смысл церковных книг, в истины ими возвещаемые. «Ибо не глаголом единем». – говорил старец Арсений, «достоит внимати, ниже чернилу и письменом верити, но ответу писавшего паче достоит верити». Последователи враждебного просвещению направления были слепо привязаны к одной букве. «Злословящий нас, говорил тот же поборник просвещения, точие чернилу верят и письменом единем внимают, и тех в конец добре не сведят; не знают ни православия, ни кривославия, божественная же писания точию по чернилу проходят, разума же сих не нудятся сведети: священная же философия и в руках небывала». Наконец, люди света, просвещения, стремились к расширению круга духовного учения, к оживлению и просвещению преобладавшего доселе одностороннего церковно обрядового направления русской жизни и литературы светом живой мысли, разумного знания веры, стремились ввести в круг русского просвещения знание не одного часослова, но и языков латинского и греческого и стали приобретать не одни церковные книги, но и книги необходимые и полезные для гражданского просвещения, книги греко-латинские. |
|
|
