| Большую часть жизни он провел на Востоке. Он имел знакомство с видными лицами своего времени, пользовался репутацией очень образованного человека, известного своей продолжительной болезнью, от которой лечился многие годы. От него сохранилось до нас сочинение под заглавием " Священные слова " (ερολóγυι). Это не что иное, как речи в честь языческого бога Эскулапа; в них он рассказывает историю своей семнадцатилетней болезни, во время которой возвышенный Эскулап, по мнению Аристида, много раз открывал ему во сне врачебные средства. Мы сказали, что Элий Аристид не имел никакого отношения к христианству своего времени, его сочинение — тоже. Но в названном сочинении упоминается Стаций Кодрат, с титулом проконсула Азийского, по–видимому, тот самый Стаций Кодрат, который упоминается в XXI главе актов св. Таким образом, сочинение Аристида " Священные слова " получает некоторый отдаленный интерес для церковной истории. Возникает вопрос: когда жил и болел Элий Аристид, и, следовательно, когда жил тот Стаций Кодрат, который упоминается в сочинении этого автора. Точных указаний на это у самого Аристида нет. Прежде (некто ученый Массой) на основании некоторых признаков утверждали, что Аристид подвергался той болезни, о какой у него речь в сочинении, при императорах Марке Аврелии и Луции Вере, а с этим вместе довольно удобно сближали Стация Кодрата, о каком упоминают акты Поликарпа. В общем исследователи приходили на основании данных, заключающихся у Аристида, к тем выводам, какие как нельзя более соответствовали церковно–историческим представлениям о времени мученической кончины Поликарпа, к тем выводам, что Аристид в своем сочинении описывает времена Марка Аврелия, при котором проконсулом в Азии был Стаций Кодрат, упоминаемый в актах Поликарпа, а, следовательно, кончина Поликарпа случилась при Марке Аврелии в проконсульство Стация Кодрата, в 166 году. Но эти сейчас приведенные выводы не удержались в науке. Явился ученый–археолог, который пересмотрел эти выводы, подверг их строгой критике, пришел к новым выводам, не согласным с общеустановившимися в церковно–исторической науке взглядами на указанный предмет. |
| Нам, которые просят много, он дает мало, а Платону, который ничего не берет, — много!» А ведь Аристипп в юности слушал Сократа, и Ксенофонт оставил нам образец любопытной беседы, в которой Сократ тонко и остроумно опровергал суждения Аристиппа, что, однако, ничуть не помешало этому последнему остаться на своих позициях и теоретически обосновать учение о наслаждениях, или гедонизм. Именно не кто иной, как Аристипп, прекрасный знаток практической жизни, предрек скорое охлаждение Дионисия к Платону. Все началось с того, что астроном Геликон из Кизика, друг Платона, предсказал солнечное затмение. Дионисий, изумленный правильностью математических подсчетов Геликона, наградил его целым талантом серебра. И вот тут-то Аристипп, как всегда, смеясь, объявил, что он тоже готов предсказать нечто для всех неожиданное. В ответ на упрашивания любопытных он остроумно ответил: «Предрекаю вам, что в скором времени Платон и Дионисий станут врагами!» Аристипп за долгие годы странствий при дворах владетелей слишком хорошо изучил людей, чтобы допустить ошибку, разгадывая отношения тирана и философа. И действительно, стоило только Платону завести с Дионисием разговор о Дионе, как он увидел вероломство и лицемерие тирана. Разногласия, тщательно скрываемые Дионисием и уже давно замеченные Платоном, из осторожности ни словом, ни взглядом не выдававшим своего знания, теперь оказались на виду у всех. События ускорились еще тем, что Дионисий запретил высылать Диону доходы с его имущества, якобы принадлежащего теперь сыну Диона. Более того, он вызвал Платона и потребовал от него и его афинских друзей поручительство за Диона, требуя, чтобы тот забрал все свое богатство в Афины, но пользовался только процентами с основного капитала, которым должны были распоряжаться Платон и его друзья. Дионисий настаивал на согласии Платона пробыть еще год в Сиракузах на предложенных условиях, как бы желая испытать Диона. Платон, замученный сомнениями и хитроумными расчетами тирана, овладевшего огромным, в 100 талантов, капиталом Диона, попросил отсрочки до следующего дня. |
| Да, это быть могло. Но представьте себе, как на этот раз побаловала меня судьба; она дала полный бенефис: схолия, которой Вы ищете исключительно у Аристина, не только могла быть ранее Зонары и Аристина, но и действительно была. У Беверегия в примечаниях и в недавно изданных Питрою древних на Восточные правила схолиях, которые он считает возможным возводить к патриархам Никифору и Фотию, схолия на 3-е правило Второго Вселенского Собора есть и именно в той силе и в тех самых терминах, против которых полемизирует Зонара, и эта схолия по оттенкам мыслей и по своим терминам совершенно тождественна с тою, которую имеет в виду Зонара, Аристиново же толкование – далее. Представим вместе схолию, Аристиново Толкование и Зонарину полемику, дабы видеть яснее, с чем она имеет более сходства – с древней схолией или с Аристиновым толкованием: Дело представляется с этой стороны ясным; и только разве для вящего уяснения может представиться нужным разрешение еще некоторых вопросов. – И прежде всего: как могло случиться, что позднейший Аристин принял схолию в ее силе, а Зонара против нее вооружался? Независимо от того, что рассматриваемая схолия относится к предмету самого жгучего интереса того времени, изъяснение предлога μετα в смысле древней схолии, принятом и Аристином, представляло и само по себе значительные внутренние основания в пользу своей состоятельности: ибо действительно, есть внутренняя несообразность и невозможность примирить, чтобы между лицами, получившими равную честь и преимущество, одно было честию и преимуществами ниже другого. Поэтому-то Аристин и принял мысль древней схолии, а не Зонарину. – Полемизировать же или выставлять основания, почему он принимает эту мысль, а не другую, совсем и не в обычае Аристина и не в пределах его задачи. Его за дача представить прямой смысл короткого синоптического изложения и пополнить его из подлинного пространного текста правила. Поэтому он никогда не полемизирует. Поэтому же нет ничего странного, что Аристин младше, как выражается один из моих почтеннейших сотрудников, и ухом не ведет на мнения старшего Зонары: другое делает дело, другую имеет цель, потому и не ведет. Его короткая догматическая схолия исключает всякую полемику. Это особенно ясно в тех случаях, когда оба следуют прежней схолии. Тогда Зонара приводит такую схолию обыкновенно в том виде как находит; а Аристин образует из нее простое догматическое положение. Так, например, в толковании на 7-е правило 1-го Вселенского Собора. Древняя схолия: τινς ντα θα μητρπολιν λγουσιν ερσθαι Καισρειαν (Pitra II, 644). Зонара: τινς δε μητρπολην τν Καισρειαν, λγουσιν νομσαι τν Καννα. Аристин: Καισρεια μητρπολις τυγχνει πρτη Παλαιστνης. ( Σ. II, 132). Может быть по этому-то характеру исключительной положительности и догматизма Аристинова схолия и была предпочтена Славянскими переводчиками. |
| Вместе с этим защита подлинности гомилий переводится на довольно скользкую почву и открывает широкое поле для всякого рода возможностей, которые, однако, не могут привести даже к вероятности. Сопоставление гомилии с Апологией Аристида по мыслям и выражениям также не представляет убедительных данных. В виду сказанного по вопросу о подлинности гомилии в настоящее время нельзя произнести окончательного суждения – во всяком случае, если нельзя утверждать неподлинности ее, то, с другой стороны, должно признать весьма сомнительною и подлинность. Меньше затруднений вызывает решение вопроса о подлинности отрывка из «письма Аристида-философа ко всем философам», насколько, конечно, можно говорить только об отрывке, а не о целом письме, из которого он взять. И здесь Th. Zahn и R. Seeberg высказывались в пользу подлинности, а P. Pape – признает отрывок неподлинным. Но самый отрывок с характерным выражением: «от еврейской девы» напоминает приведенное выше место из апологии Аристида: «Он назван Сыном Вышнего, и сказано, что Бог сошел с Неба и от еврейской Девы принял плоть и облекся в нее, и что Сын Божий обитает в человеческой дочери» (2:6). Нет оснований предполагать, что отрывок составлен по образцу Апологии и с намерением приписан Аристиду; поэтому можно принять, что отрывок, по крайней мере, в существенных своих чертах принадлежит Аристиду. II. Святой Иустин философ и мученик II. 1. Сведения о жизни святого Иустина Между апологетами II века выдающееся и, можно сказать, исключительное по своему значению положение занимает святой Иустин мученик . По своей апологетической деятельности он явился образцом для целого ряда последующих апологетов – Татиана Афинагора, Феофила, Мелитона, Минуция Феликса , Тертуллиана и других, затмив своего предшественника Аристида. Восхищенный его ученостью и литературной деятельностью Татиан называет его θαυμασιτατος ουστι νος (Orat., 18). Очень рано ему усвоен был титул «философа» и «мученика»; уже Тертуллиан говорит: " Iustinus philosophus etmartyr» (Adv. Valent. 5) Мефодий Олимпийский называет его мужем «не далеким от Апостолов ни по времени, ни по добродетели» ( νρ ο τε τω @ χρν π ω ν τω ν ποστλων ο τε τ αςρετ). |
| Но как при ближайшем изучении представленных Вами против общепринятой хронологии возражений не оказывается возможности с ними согласиться, а напротив, представляются основания в пользу ее сохранения и на будущее время, и как устранение из нашей беседы этого вопроса Вы могли бы почесть за признание Ваших доводов против общепринятой хронологии, имеющими решающее значение; то в виду этого я не устраняюсь от обсуждения представленных Вами против общепринятой хронологии возражений. Сущность положения, которое Вы пытаетесь доказать, состоит в следующем: доселе думали, что Зонара жил и писал толкования при Алексии Комнине († 1118), Аристин при Иоанне и Мануиле Комнинах (1118–1142, 1142–1166). Это мнение неправильно. Аристин писал прежде Зонары, при Иоанне Комнине († 1142), Зонара позднее – при Мануиле (1159). Прежде всякого другого рассуждения заметим здесь следующие не подлежащие ни малейшему сомнению данные: 1) Не подлежит сомнению, что Аристин был жив в 1166 году. 2) Вальсамон писал свой комментарий между 1169 и 1177 годами, и несомненно позднее Зонары. Если теперь втиснем между ними еще Зонару, как требуете Вы (1159), то сделаем чистую кашу, то есть всех трех толкователей сделаем современниками. -Недоумеваю, как это одно соображение не остановило на себе Вашего внимания. – Но обратимся к вашим доказательствам. Доказательства в подтверждение Вашей мысли и для опровержения общепринятой хронологии Вы приводите и внешние и внутренние. – Остановимся сначала на первых. Внешнее доказательство Вашей мысли у Вас – одно. Вы утверждаете, что хроника Зонары была первым литературным трудом Зонары. – Не нахожу причин не соглашаться с Вами в этом пункте; но вместе не вижу в этом основания и к тому, чтобы толкования его считать написанными после 1118 года, которым окончена хроника. Хроника, по ее существу, такой труд, который мог быть продолжаем целую жизнь через добавление позднейших событий, и который мог не препятствовать одновременному составлению и других трудов. Хроника могла быть доведена до известного последнего года, напр. до 1100-го и затем автор хроники мог посвятить свое время другим трудам, продолжая в то же время вносить в хронику современные события по мере их совершения. – Из того, что хроника была первым литературным трудом Зонары по отношению ко времени написания им прочих трудов нельзя делать никакого заключения: хроника – вещь растяжимая, как всякая повесть временных лет. |
| Со временем появляется и другое восприятие бога-целителя: Асклепий становится не просто храмовым божеством, но богом, с которым возможны личные отношения. Он оберегает, дает советы, предупреждает, говорит ободряющие и ласковые слова, спасает от одиночества во враждебном и полном боли мире. «Единственный — ты!» Bo II beke h. э. молодой ритор из Смирны Элий Аристид едет в Рим, чтобы быть представленным ко двору императора. Все предвещает ему прекрасную карьеру. Он принят и обласкан при дворе, он удивляет жителей столицы своим красноречием, но болезнь обрывает его карьеру и навсегда меняет жизнь. Врачи не могут ему помочь, тогда он прибегает к Асклепию Пергамскому, и тот берет его под свое покровительство. С этого времени каждую ночь в сонных видениях бог является ему и дает советы относительно лечения и жизни вообще. Элий Аристид записывает сны, которые после составят сборник «Священные речи». В них говорится обо всем: литературе, религии, политике, риторике. Асклепий излечивает многочисленные болезни, прописывая купания в холодной воде, диету, упражнения, промывания и кровопускания, которые пугают врачей, но неизменно имеют благой результат. Так же Асклепий руководит карьерой Аристида, спасает его от опасностей и гибели, исцеляет по его просьбе близких ему людей. Вопреки судьбе, которая так много значила для древнего человека, Элий спасен и может жить, не только творя, но и наслаждаясь близостью богапокровителя, который любит его. В одном из снов Асклепий приглашает своего любимца остаться в храме после того, как все молящиеся удалятся. Восторженный Аристид восклицает: «Единственный!» Это традиционный жреческий возглас, обращенный к богу. Асклепий сказал ему ласково: «Ты!» Наутро Элий пишет в своем дневнике: «Это слово, владыка Асклепий, для меня дороже всякой человеческой жизни: любая болезнь слабее, чем оно, любое удовольствие меньше, чем оно. Оно дало мне силу и желание жить». На примере Элия Аристида мы видим осуществление личной религии эллинистического мира. Это уже не жертвоприношения в храмах, это предстояние богу в сердце, в мире внутреннего духовного бытия человека. Для религиозных и философских учений этого времени был характерен поиск Единого и стремление приблизиться и поклониться Ему. «Человеколюбивейшим богом» называют Асклепия... |
| После этого апологет опять обращается к грекам. Если в заблуждении греки оказались превзойденными со стороны египтян, то все-таки остается удивительным, каким образом греки, выделяющиеся среди всех прочих народов своими нравами и разумом, могли дойти до поклонения мертвым божествам и бездушным изображениям, которые изготавливаются мастерами, обтесываются, обжигаются, ветшают, разбиваются, истлевают. Против возражения некоторых образованных язычников, защищавших греческий культ, что идолы – не боги сами по себе, но делаются для почитания всемогущего Бога, Аристид замечает, что заблуждаются поэты и философы, когда доказывают, что эти изображения суть боги в том смысле, что они сделаны в честь всемогущего Бога; заблуждаются, когда говорят, что они подобны Богу, относительно Которого никто никогда не видел, кому Он подобен, и не мог видеть. Отсюда происходит неправильное представление о Боге, будто Ему приятны жертвы и Он требует кроплений, убиения людей и храмов. Доказав, что греческое богопочитание несовместимо с истинным понятием о Боге, Аристид указывает, что философы и поэты, желая оправдать народный культ, оказались в противоречии с мифологией. Они утверждали, что природа всех богов едина, но тогда как же между ними возникла борьба, о которой передают мифы: один бог преследует другого, убивает его, причиняет ему зло и т. д.? Наконец, греки повинны и в дальнейшем противоречии: они ввели законы и не заметили, что своими законами они осудили своих богов, ибо если законы справедливы, то неправедны их боги, которые допускают нарушения законов; и если их боги хороши и так делают все, как о них написано, то неправедны законы греков, потому что они даны несогласно с волей их богов (cap. 13). Этим заканчивается отдел о религии греков. Аристид показал: 1) что боги греков, как изображает их мифология, не могут быть истинными божествами; 2) что почитание этих богов имеет своим следствием безнравственность и бедствия в человечестве; 3) что только египтяне превзошли греков в безумии; 4) но что греческое идолослужение не слишком отличается от египетской религии, вопреки той защите его, какую представляют образованные люди; 5) что речи философов и поэтов о единстве Бога стоят в противоречии с мифологией; 6) что нормированная законами человеческая нравственность несовместима с греческой мифологией. |
| Неточно передана мысль 14-го правила Сардик. соб.: «осужденный склонным к гневу, говорится в Синопсисе, если просит защиты, должен быть выслушан, но до защиты, очевидно, должен быть вне общения». Аристин излагает ту же мысль несравненно точнее: «клирик, – говорит он, – отлученный епископом, легко раздражающимся, если обратится к митрополиту, которому подчинен этот епископ, для исследования причины отлучения, – законна она, или нет, должен быть принят; но до исследования и решения, справедливо ли был отлучен, или нет, он не должен быть допускаем до общения, но должен быть под епитимиею». В толковании на Синопсис 16-го пр. Сардик. соб. «Определения относительно промедления епископов имеют силу и в отношении пресвитеров и диаконов» указывает, в чем состояли эти определения: «Определено, – пишет он, – чтобы епископ не оставлял своей паствы и не проводил в другом городе более трех седмиц». Неясным является в сокращении и 40-пр. Карф. соб.: «отвергающий высшую честь потеряет и ту, какую имеет». Аристин не только передает ясно заключающуюся в этих словах мысль, но кроме того иллюстрирует ее примером: «Кто от своего епископа почитается достойным большей части и призывается к возведению на таковую честь по необходимой церковной причине, но не повинуется не из благоговения, а из пренебрежения, тот должен быть удален и из той степени, в которой служит и должен лишиться оной; например, если был иподиаконом и признаваем был достойным производства во диакона» и так далее. В толковании на Синопсис 32-го пр. св. Василия Вел. «Клирик, если согрешит грехом к смерти, причащается вместе е мирянами, лишаясь степени»…; объясняет, что грех, приводящий к смерти, есть плотское наслаждение. В толковании на 50-е пр. того же святого (Синопсис этого правила читается так: «Треобрачный вне закона; но подобные дела оставляются без внимания, как нечистоты в церкви и не придаются всенародному позору, потому что признаются лучшими нежели распутное любодеяние») объясняет, как должно быть понимаемо выражение «не придаются всенародному позору»: «это значит, – говорит он, – что троеженец не ставится вместе с плачущими и не подвергается всенародному позору, как осужденный; а иначе несет епитимию в течение пяти лет, именно: два или три года удостоиваясь слушания божественных писаний, стоя в царских дверях, другие два – стоя вместе с верными и участвуя вместе с ниними в молитвах, и таким образом возвращаясь в места причащающихся божественных тайн. |
| Некоторые из древних схолий отличаются такой обстоятельностью и рассматриваемые в них вопросы разрешены на столько удовлетворительно, что знаменитые толкователи канонического кодекса Аристин, Зонара и Вальсамон – сочли нужным воспользоваться ими вполне, или отчасти. Надо, впрочем, заметить, что иногда эти канонисты не разделяют взглядов своих предшественником, и высказываемые ими по некоторым вопросам мнения являются несогласными с мнениями этих последних. Мы приведем здесь как те древние схолии, которые легли в основу толкований канонистов XII в., так и те из них, которые эти последние хотя имели в виду, но с высказанными здесь взглядами являются несогласными. В толковании на 20-е пр. Апост. (Cod. Vallic.), по которому клирикам запрещается, под страхом извержения, давать поручительство за других лиц, предусматривается случай, составляющий исключение из этого правила, а именно, когда поручительство дается с целию освободить кого-либо от оков и темницы; давший такое поручительство за ближнего не только не подлежит наказанию, но и достоин похвалы. Этот случай исключения из правила приводят в своих толкованиях Аристин и Зонара. Вальсамон тоже говорит, что «не будет подлежать извержению (клирик), если поручится за какого-нибудь бедного из сострадания и поставит себя за другого по какой-нибудь благочестивой причине» 125 . Еще более богатой по содержанию является схолия на то же 20-е Апост. пр., находящаяся в Cod. Monac. 380 (стр. 154). Кроме сказанного в предшествующей схолии Cod. Vallic., здесь мы находим ссылку на 4-е деяние Халкид. соб., на 39 и 40 главу IX тит. настоящего собрания (Номоканона) и на 123 новеллу имп. Юстиниана. Первую из указанных ссылок содержить толкование на это правило Аристина, последние же две – толкование Вальсамона 126 . В толковании на 25-е Апост. пр. (Мопас. 122, 2-я стр. 324 листа; 380 стр. 155) есть ссылка на 3-е и 32-е пр. Василия Вел.; теже правила цитирует в своем толковании на это Апост. правило Вальсамон. Толкования на 27-е Апост. правило Зонары и Вальсамона по мысли сходны с толкованием на то же правило, находящимся в cod. Мопас. 122, на 2-ой стр. 324 л.; 380 на стр. 155); и здесь приводится Евангельское изречение: «Ударившему по правой щеке подставь левую», которое встречаем у названных двух канонистов. Толкование же Аристина почти дословно повторяет схолию 127 . |
| Достоинства толкований Аристина. Некоторые неправильности в них встречающиеся. Обращаясь к характеристике толкований Аристина, ответим на следующие три вопроса: 1) какую цель поставил себе этот канонист, при изъяснении Синопсиса церковных правил; 2) какими пособиями он при этом пользовался, и 3) как выполнил он поставленную себе задачу. В ответах на эти вопросы и будет заключаться характеристика толкований, написанных Аристином на канонический Синопсис. Цель, которую поставил себе Аристин, предпринявши свой труд, была вызвана соображениями чисто практического характера; она обусловливалась требованиями и нуждами современной Аристину канонической практики. Выше мы указывали на достоинства и недостатки, присущие Синопсису церковных правил. Источником тех и других является, главным образом, природа Синопсиса краткий, афористический текст его правил. Последствием этой краткости была неясность и неточность некоторых правил канонического Синопсиса, а иногда и неполнота сокращенного текста, не обнимавшего всего смысла правила, а передававшего в сокращении только часть его. Кроме этих, можно сказать, неизбежных недостатков Синопсиса, в нем встречаются иногда и более или менее важные ошибки, и неправильная передача содержания правил 194 . Принявши во внимание распространенность Синопсиса, как наиболее краткого руководства в церковной практике, легко понять, каким благотворным и в тоже время необходимым трудом было устранение указанных недостатков Синопсиса, с сохранением при этом и главного его преимущества – незначительности объема. Попытки удовлетворить этой потребности были еще до Аристина: задолго до XII в. существовали уже, как указано нами выше, толкования или схолии на некоторые церковные правила, и этими толкованиями руководствовались в церковной практике; далее, кроме писанных схолий, были устные толкования или мнения о разных канонических вопросах, быть может, иногда ошибочные, но весьма распространенные 195 . Прежде чем приступить к исполнению своего труда, Аристин, очевидно, должен был изучить основательно весь этот материал, имевший прямое отношение к предпринятой им работе и послуживший важным пособием при ее исполнении. |
|
|
