| Мария 31 октября 2021, 18:58 Анна27 октября 2021, 13:10 Анне: УМК по ОПК есть и успешно апробированы, но они классические, т.е. учат добру, правде, СМИРЕНИЮ, что не в духе новомодных экуменически-модернистских течений. И в них напрочь (вот ведь консервы допотопные) отсутствует половое, гендерное воспитание: в них учат сдерживать низменные порывы, обуздывать страсти ветхого человека и стремиться к святости через праведность, через каждодневный труд над собственными влечениями по трудам Святых Отцов Восточной православной церкви и на примерах героев произведений русской классической литературы. Но инфантильная позиция людей, скрывающихся под вывеской СОРПЦ и публикующих такое заявление-отписку, огорчает. Игорь Александрович 30 октября 2021, 19:31 НН30 октября 2021, 12:44. И это радует. Александра 30 октября 2021, 15:36 Для меня эти комментарии были попыткой мирным образом решить явную проблему в русле любви к Церкви и внутри Церкви. Если бы я увидела такое умк в нецерковной школе, - в тот же день написала бы во все мыслимые госорганы по надзору. Неужели все же придётся искать правды в другом месте? Алла 30 октября 2021, 15:01 Иеромонах Арефа, почему вы говорите, что казнили только женщин, если в книге Левит мы читаем: " Если кто будет прелюбодействовать с женой замужнею, если кто будет прелюбодействовать с женою ближнего своего, — да будут преданы смерти и прелюбодей и прелюбодейка. " А если про блуд, то Второзаконие гласит: " Если кто-нибудь встретится с девицею необрученною, и схватит ее и ляжет с нею, и застанут их, то лежавший с нею должен дать отцу отроковицы пятьдесят [сиклей] серебра, а она пусть будет его женою, потому что он опорочил ее; во всю жизнь свою он не может развестись с нею " . Галина И. 30 октября 2021, 13:23 Игорь Александрович: " Марфы, кстати, не языками чешут в Церкви.. "/Марфы- да, а Марии-нет. Слава Богу за вас, что вы имеете эту счастливую возможность. Кстати, Христос высоко вознес женщину, в отличие от иудеев и их невежливых последователей. У каждого члена Церкви свое предназначение, см. глубже-1Кор. 14. " Ибо все вы одно во Христе Иисусе " . К тому же, здесь, на сайте- не Церковь как " собрание " (греч. εκκλησα, лат. ecclesia), а обмен мнениями. Грустно, что надо доказывать многажды доказанное более умными и просвещенными, чем мы, людьми. " Шедше, проповедите учеником Его " - слова, сказанные Ангелом мироносицам женам, благовестницам, первыми " утру глубоку представши гробу Живодавца " . Мир вам. |
| Раз они засунули пачку банковых билетов в золу под лежанку; прислуга развела под лежанкой огонь и сожгла их. Тяжкий недуг В Киево-Печерской лавре жил инок по имени Арефа. Он был сын богатых родителей и имел большое состояние; но был так скуп, что все свое имение хранил в келье и никогда ни копейки не давал нищим. И вот, проведали лихие люди, что в келье инока Арефы хранится много золота и серебра. В глухую, темную ночь забрались воры в келью монаха, ударом дубины ошеломили Арефу и, когда тот в бесчувствии упал на землю, принялись разыскивать его добро. До утра пролежал Арефа без памяти. Удивились монахи, что не был он у заутрени, и пришли в его келью. Здесь нашли они инока в бесчувственном состоянии, с глубокой раной на голове. После долгих трудов удалось привести Арефу в чувство. Едва вернулось к нему сознание, он прежде всего осведомился, целы ли его деньги. Оказалось, что воры унесли все, до последней полушки. Отчаяние овладело Арефой; безумные подозрения роились в его больной голове. Он старался разыскать вора. По его просьбе игумен велел обыскать все кельи. Много тяжелых минут пришлось пережить братии! У Арефы сделалась горячка. Страшный бред овладел больным. В ужасе слушали иноки, по очереди дежурившие у его постели, страшные подозрения, упреки и ропот, которые повторял в бреду Арефа. И вдруг, однажды ночью, инок, сидевший в келье Арефы, услышал, что Арефа плачет во сне. Тихо подойдя к постели больного, монах заметил, что бред оставил Арефу, что уста его тихо шепчут молитву. – Господи, прости! Господи, прости! – твердил во сне Арефа. – Я согрешил! Твое это и ни о чем не жалею… Всю ночь проспал больной без бреда и на другое утро попросил к себе в келью игумена и братию. Когда все собрались, Арефа смиренно просил у всех прощения за то, что своими подозрениями оскорблял братьев, и сказал: – Господь просветил мой грешный ум. Нынче было мне дивное видение. Я видел Ангелов и бесов, споривших о моей душе. С радостию говорили бесы о погибшей из-за денег душе моей. С сокрушением взирали на меня святые Ангелы Божии и говорили: «Покайся, Арефа, еще есть время!» И я покаялся! Я просил Господа простить мне мой великий грех , и обещал отныне сделаться бессребреником. Я видел ликование Ангелов, слышавших мой обет, и горестный вопль бесов. Я хочу спасти свою душу… |
| В этом году римляне и персы нарушили мир и опять возобновилась Персидская война из-за того, что Гомеритские инды 185 прислали дружественное посольство к римлянам и с своей стороны царь отправил магистриона Юлиана с сакрою (т. е. с договорною священною грамотою) к Арефе, царю эфиопскому. Юлиан шел к Арефе от Александрии рекою Нилом и Индийским морем и был принят у царя Арефы с великою радостью, ибо Арефа дорожил дружбою царя римлян.– Возвратившись сам Юлиан рассказывал, что во время аудиенции царь Арефа был голый и на чреслах имел льняную златотканную одежду, обтягивавшую мускулы, а на чреве накладку из драгоценных камней; а на плечах по пяти обручей, а на руках золотые запястья, а на голове льняную златотканную повязку, от обеих узлов которой спускались четыре шнурка. Престол же царя был таков: четыре слона были заложены в четырехколесный экипаж, на котором возвышалась эстрада, обитая золотыми листами, подобно той колеснице, на какой ездят начальники епархий. Царь стоял на этом возвышении, держа позлащенный щит и два золотых дротика. Все члены царского синклита стояли с оружием и пели музыкальные мелодии. Римский посол, будучи представлен, поклонился и получил от царя Арефы приказание встать и приблизиться к нему. Приняв императорскую сакру, царь Арефа поцеловал печать, на которой было грудное изображение императора. А получив дары и очень возрадовался. Прочитав грамоту, Арефа нашел в ней предложение вооружиться против царя персидского, и губить соседнюю с Эфиопиею страну персов, и на будущее время не вступать в соглашение с персами, но производить торговлю подвластной ему страны Гомеритской рекою Нилом чрез Египет и Александрию. Тотчас же царь Арефа, ополчившись в присутствии римского посла, воздвиг войну против персов, послав впереди себя сарацин. Затем пошел и сам в Персидскую область, и опустошил всю подвластную персам страну, находящуюся в тех пределах.– Взяв в руки голову посла Юлиана, царь Арефа дал ему целование мира и отпустил его с большою сохранностью и со многими дарами. |
| Если он списывал сочинения эти из древнего кодекса, где они были вставлены между сочинениями Иустина, то, во-первых, это еще не основание для заключения, что сочинения: „Прошение» и „О воскресении» принадлежат Иустину, и если Арефа сделал такое заключение, то совершенно произвольно. Во-вторых, ни откуда не видно, что сочинения Афинагора списаны для Арефы из сборника Иустиновых творений, потому что в таком случае непонятно отсутствие в кодексе Арефы апологий Иустина, тем более, что кодекс этот, по мысли Арефы, был собранием древних апологий. Наконец, если Арефа считал сочинения Афинагора принадлежащими Иустину, то почему в своем кодексе он не поместил их рядом с сочинениями Иустина, имеющимися в его кодексе, а поместил между сочинениями Евсевия? Итак, мы решительно не видим тех источников, из которых Арефа мог бы почерпнуть свое убеждение в принадлежности сочинений Афинагора Иустину. Да мы не согласны с Гарнаком и в том, что подобное убеждение было у Арефы. Его кодекс дает нам право только на такие заключения: а) он имел пред собою „Прошение» без заглавия и имени автора, б) с этим сочинением, как одно с ним целое, было связано другое сочинение: Περ ναστσεως νεκρν. В первом же примечании к этому последнему Арефа называет неизвестного автора: νρ θεος κα θαυμσιος. Может быть, слова эти были стереотипными эпитетами всякого правомыслящего автора. Но, может быть, как угодно Гарнаку, слова эти есть явный признак того, что Арефа разумел под ними Иустина. В таком случае он ошибался, и ошибка эта принадлежала ему лично, основывалась на его личных соображениях, чем конечно и объясняется, что он не выставил на „Прошении» имени Иустина: сомневался. Обратим внимание еще на одно обстоятельство. Слова νρ θεος κα θαυμσιος относятся к автору трактата Περ αναστσεως. Этим, думаем, подтверждается наше предположение, что Арефа лишь догадывался, что автором был Иустин. Он знал, что у Иустина есть сочинение Περ αναστσεως и, когда увидел безымянное сочинение Афинагора под тем же заглавием, он, может быть, предположил, что оно и есть сочинение „удивительного и святого мужа» Иустина. Но это несмелое предположение только и выразилось в словах θεος κα θαυμσιος. Не более. |
| Если хочешь достичь столь высокой меры, о которой мы говорили, стань тоже чистым, как голубь. Я, твой духовник, все постарался объяснить.Завершив свое поучение, отец Онуфрий, не скрывая слез, ушел в каливу, стараясь, чтобы никто больше не узнал о его тайном подвиге. Монах Арефа В 1915 году на Афон прибыли трое юношей из Америки: Афанасий, Георгий и Оттон. Афанасий и Георгий поселились в келье Святого Харлампия в Карее, где тогда находился книжный магазин отца Косьмы, ученика отца Саввы. Афанасий был доблестным подвижником. Когда он еще жил в Америке, там однажды начался спор о всемирном потопе. Некоторые говорили ему, что в Священном Писании ошибка, потому что, если потоп был, он мог быть только в окрестностях Иерусалима, а не по всей земле. Но однажды Афанасий, работая на каменоломне, скрытой среди лесов, нашел морские окаменелости. Он показал их американцам, и те согласились, что потоп был по всему миру, о чем и говорится в Писании. Афанасий исповедовался у блаженной памяти отца Косьмы в Малом скиту Праведной Анны, у моего «духовного дяди», послушника отца Григория, который ходил причащать «нагих отцов». Этот богоизбранный юноша утром приходил в скит, исповедовал свои помыслы, а вечером возвращался в келью, где прислуживал парализованному старцу отцу Савве. По благословению духовного отца он был пострижен в монахи с именем Арефа. С самого дня пострижения он стал брать на себя подвиги, превышающие человеческие силы, – я сам это видел. У него даже не было своей рясы: он носил старую поношенную рясу своего духовника. Отец Арефа был очень полезен всей монашеской округе благодаря добродетели, благоговению и знанию языков. Когда на Афон прибывали иностранцы, Арефа водил их по монастырям. Однажды меня отправили помочь на виноградниках, а я едва мог собраться, – такая угнетала тоска. Отец же Арефа меня сразу ободрил. Он знал о моей немощи и вручил мне лепешку и сыр, сказав с улыбкой: «Ну, дорогой Хрисанф, поешь – и за дело, там немного отвлечешься». Отец Арефа знал, что мне нужно немного отдохнуть и после этого я могу браться за тяжелый труд. Всю вторую половину дня я подрезал лозу. А вечером мы взяли связки сухих веток и отправились в сторону Кареи. |
| 55. Как должно поступать, когда мы внезапно лишаемся своего имущества (Из жизни преподобного Арефы. Чет. Мин. окт. 24) Случается, братие, что некоторые из нас попущением Божьим лишаются, иногда внезапно, всего своего имущества. Иных, например, обкрадывают воры; у других отнимает всё пожар; у третьих часто непредвиденные неудачи в торговле; у четвёртых, бывает, море поглощает имущество; у пятых... – да и не перечтёшь, сколько есть людей, которые по тем или иным несчастным обстоятельствам лишаются всего и из богатых делаются бедными. Что же остаётся, братие, делать подобным людям? Чем им утешить себя? Чем ободрить? Что говорить? Чем укрепить себя в терпении? К кому обратиться за помощью? Так как решение этих вопросов не лишним будет и для указанных людей, внезапно обнищавших, а с тем вместе, пожалуй, равно и для всех нас, ибо и мы от несчастья не застрахованы, то, ввиду сего, мы и предлагаем решение сих вопросов к сведению всех в нижеследующем примере. В житии преподобного Арефы Печерского читаем между прочим вот что: инок Арефа был весьма богат и весьма скуп. Много денег тайно он держал у себя в келье, но из них никогда и копейки даже не подал нищему, да и себе самому отказывал во всём. Но так продолжалось недолго. Раз воры, в отсутствие Арефы, вошли в его келью и украли все деньги. Арефа пришёл в отчаяние, и сначала хотел наложить на себя руки; а потом всех окружающих стал подозревать в воровстве, всех укорять, всем досаждать, многих даже, сказано, и мучить без правды. Сколько братия ни уговаривали его, сколько ни утешали, всё было напрасно. Но вот Арефа впал в тяжкий недуг и был при смерти. Казалось, хоть бы тут нужно было образумиться ему, но и тут он не переставал роптать и хулить. Наконец Господь, однако, вразумил его. Лёжа на одре болезни, вдруг, к изумлению всех, Арефа начал восклицать: «Господи, помилуй! Господи, прости! Всё Твоё, не жалею об украденном! Согрешил я, Господи, прости меня!» И после этих слов он тотчас встал со своего одра и сказал окружавшим его инокам следующее: «Видел я, что пришли ко мне Ангелы, а с ними и бесы, и вот те и другие стали спорить между собой об украденном у меня богатстве. |
| Это – первое недоумение, возбуждаемое гипотезой Гарнака. Замечательно, что сам Гарнак нигде в своем сочинении не предусматривает возможности этого недоумения. В самом ли деле он не подозревал его, или надеялся на некритичность своих читателей, или наконец он слишком уверен в непоколебимости тех оснований, на которых построена вся его гипотеза?... Перейдем к тщательному рассмотрению этих оснований. Начнем с конца, – с выводов, сделанных Гарнаком из изучения древних кодексов: эти выводы, по нашему мнению, служат исходным пунктом для его гипотезы. Прежде всего заметим, что, скептик в других отношениях, Гарнак в данном случае слишком доверчив к свидетельству кодексов и схолий и слишком много придает им значения. Он как будто забывает, что древнейший из кодексов относится к X веку, когда искони темная история сочинений Афинагора могла совсем позабыться в церковном предании, оставляя широкое место произвольным догадкам ученых и неученых собирателей книг. В кодексе Арефы (Par. 451) „Прошение» Афинагора и его трактат „О воскресении» не имеют (не имели до XI в.) заглавия и имени автора. Схолиаст в примечании к адресу „Прошения» обращает внимание на отсутствие в нем приветствия (χαρειν) и имени автора, а в первом примечании к трактату „О воскресении» называет автора θεος и θαυμσιος. Гарнак из всего этого делает такие заключения: а) схолиаст (вероятно сам Арефа) имел под руками „Прошение» без имени автора, но б) он сам был убежден, что автором трактата „О воскресении», а следовательно и „Прошения», был Иустин, иначе не называл бы его θεος и θαυμσιος. Рассмотрим оба эти вывода в их взаимной связи. Первый вывод, на наш взгляд, прямо говорит против второго. В самом деле, Арефа имел под руками список „Прошения» без имени автора и в объяснение этого сделал несколько догадок; но этот же самый Арефа считал, по Гарнаку, „Прошение» принадлежащим Иустину философу и, следовательно, имя автора ему было известно. Мы спросим: на каком же основании Арефа считал Иустина автором трактата „О воскресении» и „Прошения»? |
| Но продолжим странную историю „Прошения» Афинагора, как представляет ее немецкий историк. Иероним и Фотий заблуждались вслед за Евсевием, повторяя только сказанное им. Впрочем Иероним, – говорит Гарнак, – по-видимому, имел в руках „Прошение», потому что о второй апологии Иустина (которую, заметим кстати, Иероним называет прямо apologia minor) он говорит, что она была адресована „преемникам Антонина – Марку Антонину и Люцию Аврелию Коммоду» – Successoribus ejus Antonini, – Marco Antonino et Lucio Aurelio Commodo 47 ), – но ведь это, – говорит Гарнак, – буквальный адрес „Прошения» Афинагора 48 ). Невероятно, чтобы Иероним здесь произвольно переиначил адрес второй апологии, как он значился у Евсевия (т. е. М. Аврелию и Л. Веру), и случайно совпал с точным адресом „Прошения». Нет, он, вероятно, видел „Прошение» Афинагора и, считая его, подобно Евсевию, второй апологией Иустина, списал с него точный адрес. Фальсификатору не удалось, однако, совершенно изгладить со скрижалей церковной истории имя Афинагора: некоторые списки уцелели от искажения. Мы видели уже, что не только Мефодий патарский , но, спустя 100 лет после него, и Ф. Сидет имели экземпляры „Прошения» с именем Афинагора. Однако, разоблачение обмана совершилось не скоро. Экземпляры с именем Афинагора где-то скрывались, а экземпляры анонимные, напротив, получили широкое распространение в собраниях сочинений Иустина и под именем последнего. Так, Арефа в своем собрании апологетов (Codex Parisinus 451) помещает „Прошение» и трактат „О воскресении мертвых» без означения имени автора. Спрашивается, считал ли Арефа эти сочинения сочинениями Иустина? Гарнак отвечает на это утвердительно и основание для такого ответа видит в той, выше приведенной нами, схолии 49 ), где Арефа называет автора трактата „О воскресении» – θαυμσιος οτοσι κα θεος νρ. Эта схолия, по мнению Гарнака, не оставляет сомнения, что Арефа, написавший ее, считал автором трактата о воскресении (а следовательно и автором „Прошения», потому что он был один и тот же для обоих сочинений – το ατο) Иустина мученика , потому что к кому же, кроме него, приложимы эпитеты θαυμσιος и θεος?! |
| Арефа жалуется, что его дело не доведено до сведения царя, а решено внутри церкви без настоящего суда и отмщения: «Когда вы услыхали, что он сочиняет грамоту с обвинением в тирании – а прошло столько времени – вы не донесли царю, а придержали у себя неразобранным и неотмщенным судебное дело», «не послали к царю приготовленную нам западню и гибель?». Арефа был осужден судом церкви, об этом он говорит глухо, но это следует из текста: «многие другие вкусили его подлости. И чтобы не говорить впустую и для кого-нибудь непонятно: мудрым судом [ирония] главы божьей церкви осужден на семилетний срок, из-за развратных языков изгнан из божественных церквей». Обвинение против Арефы в тирании было концом его карьеры. Произошло это спустя какой-нибудь год после избрания патриархом Феофилакта, о возведении которого на патриарший престол так хлопотал Арефа. Апологетик F. 94 Этот апологетик произнесен в то время, когда пытались при помощи писем примазать ему построенное на плястографии обвинение в какой-то тирании в Пелопоннесе. Не к чести мне составлять апологию, по поговорке «из-за вымысла фантазий», и бог-отец говорит, что это случилось с ним: «Онемел и унижен и смолк о благе и скорбь моя возобновилась». Что за необходимость противопоставить негодяям нашу пристойность обольщая душу, разбавляя, как в харчевне, вино беспорочности водой злодейства? Но, чтобы не дать основания, что мы уличены безгласием по признанию за собой того, что наклеветали на нас, – мы выскажем строгое и простое и согласное с нашим характером. Достаточно уже по времени произносить защитительные речи вместе с Сократом, сыном Софрониска. Теперь я в первый раз, пожалуй, и в последний – да не победит клир преступников-подвергаюсь клевете в установлении тирании на основании подделки грамот, я, достигший семидесятитрехлетнего возраста. Кто я?! Архиерей первого и величайшего престола, занимающий второе место по патриархе, с детства изощряемый по божьей милости в самых прекрасных добродетелях и в безупречном образе жизни, зримый как некий светильник благочестия всеми в духе Христовом. |
| «Его письма – к папе ли, византийскому епископу, придворному диакону, или даже к простому монаху, безразлично, – всегда носят характер задушевного, отеческого или братского слова. В них нет сухой морали… но везде видно живое чувство. Просьба, негодование… удивление, сожаление, скорбь… радость, молитва – вот что выражается в… письмах патриарха, выражается чуждым риторизма, простым и легким языком. Николай Мистик был не только ревностным пастырем, знатоком Св. Писания и церковных правил, но и писателем, владевшим даром увлекательного и даже поэтического слова» . Видным церковным деятелем и духовным писателем первой трети X века был архиепископ Кесарии Каппадокийской Арефа. Он родился в знатной семье в Элладе, вероятно, в 861 году, потому что в одном из своих сочинений он написал, что в 934 году ему было 73 года. Арефа получил основательное образование, был хорошо начитан в христианской и классической литературе. До 886 года он перебрался в столицу империи, где познакомился с патриархом Фотием, которого считал своими учителем. До 895 года Арефа был рукоположен в диакона, а в 901 году он предстал перед судом по обвинению в безбожии. Что в самом деле стояло за этим делом – неизвестно. Возможно, его незаурядная начитанность в классической литературе, к которой он, подобно позднейшим гуманистам средневекового Запада вроде Петрарки или Лоренцо Валлы, относился с большим пиететом. Судом он был оправдан за отсутствием улик. Вскоре после этого процесса Арефа получил назначение при дворе – стал дворцовым ритором, составлял похвальные речи императору и слова, посвященные церковным праздникам, которые, очевидно, получили высокую оценку современников, потому что не позже 902 года он был хиротонисан на кафедру Кесарии Каппадокийской с титулом архиепископа. Занимаемая им кафедра считалась в Константинопольском Патриархате второй по диптиху после столичного первосвятительского престола. При этом он, очевидно, большую часть времени оставался в столице. Высоте его иерархического статуса соответствовали его личные качества: сильный характер, незаурядный ум, основательное богословское образование. Он имел поэтому значительное влияние на ход церковных дел и на взаимоотношения патриархии с правительством, а его позиция по болезненному вопросу о четвертом браке императора Льва и возможности его церковного признания не оставалась неизменной. |
|
|
