| Убеждая тебя принять игуменство, не на честь я призываю тебя, а на великий подвиг борьбы и труда над собственною душою и над душами сестер. Для тех, кто трудится для приобретения насущного куска хлеба, весь путь этой борьбы над собою может совершиться около какого-нибудь станка рабочего, но для тебя нужна более обширная деятельность, и вот, Господь тебя призывает к ней. Если ты откажешься вступить на этот путь, то ты откажешься от данного тебе Господом средства в собственному очищению, и от пути, ведущего тебя к совершенству. Эти годы уединенного безмолвия, эта жизнь со мною, эти постоянные беседы духовные не были ли посланы тебе, как приготовления к готовившемуся тебе подвигу. И можешь ли ты теперь, имеешь ли право отказываться вступить на новой подвиг труда и борьбы?» Убежденная такими доводами старицы м. Арсения с душно, полною готовности к новому подвигу, приняла предложенную ей должность. 4 января 1864 года она была поставлена на игуменство архиепископом Иоанном в городе Новочеркасске, куда была вызвана для этого. Схимонахиня Ардалиона, чтобы облегчить для своей почти единственной ближайшей ученицы первые шаги на новом поприще, на время оставила свое безмолвие и вошла в дела монастыря, особенно по внутреннему строю его жизни. Часто она призывала к себе новую казначею м. Валерию, благочинную и других сестер, поставленных над разными послушаниями, беседовала с ними, указывая им на правильное отношение к порученным им делам и знакомя с характером новой игумении; даже иногда приглашала к себе и священников и диакона монастырских для таких бесед, относительно чего говорила, что теперь надо всех приобретать, чтоб все жили и действовали в одном духе. Келейниц своих, к которым присоединились м. Павлина и м. Митрофания, оставившие свои собственные келлии, чтоб быть около схимницы и новой игумении, старица Ардалиона учила общительности, которой они были чужды. «Вы были келейницы схимницы, теперь вы келейницы игуменьи, – говорила она им, – вам надо всех привлекать своей лаской, всех, приходящих к матери, ободрять своим веселым видом, чтоб все шли к ней с доверием и любовью». |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АРСЕНИЯ (Серебрякова Анна Михайловна; 3.07.1833 - 21.07.1905, Саровская пуст.), прп. (пам. местн. 21 июня), игум. усть-медведицкого в честь Преображения Господня монастыря . Род. в семье землевладельца М. В. Серебрякова, предводителя дворянства области Войска Донского. В 1836 г., во время паломничества семьи к мощам свт. Митрофана Воронежского , девочку благословил архиеп. Воронежский Антоний (Смирницкий) , предрекший ее служение в монашеском чине. Мать Анны умерла, когда ей было 4 года, отец дал детям блестящее образование. Уже в отрочестве Анна осознала, что цель ее жизни - служение Богу. 30 дек. 1850 г. она поступила в Усть-медведицкий мон-рь; трудилась на общих послушаниях, занималась иконописанием. В 1854 г. пострижена в рясофор с именем А., 11 янв. 1859 г.- в мантию с тем же именем; наставницей А. стала схим. Ардалиона Усть-Медведицкая . 4 мая 1862 г. А. была назначена казначеей мон-ря, а после кончины игум. Вирсавии - настоятельницей, 3 янв. 1864 г. в Новочеркасске архиеп. Донским Иоанном (Доброзраковым) возведена в сан игумении. Попечением настоятельницы в мон-ре была открыта четырехклассная школа для девочек (1867), где А. преподавала историю и географию, построен храм в честь Казанской иконы Божией Матери с нижней ц. во имя прп. Арсения Великого (1875-1890), обновлен и украшен Преображенский собор, выстроены двухэтажные сестринские корпуса, дома для священнослужителей, обновлена трапезная, устроено подворье мон-ря в ст-це Урюпинской, основан скит с ц. во имя прп. Марии Египетской. 10 июля 1874 г., в день памяти прп. Антония Киево-Печерского , А. начала новый подвиг - рытье пещер по ночам, до конца жизни ей удалось вырыть ок. 164 м. Почитая свт. Игнатия (Брянчанинова) , А. много сделала для утверждения в обители старчества . Брат святителя П. А. Брянчанинов был благотворителем Усть-Медведицкого мон-ря. Неоднократно А. получала благословенные грамоты епархиальных архиереев и Святейшего Синода, была награждена наперсным крестом из Кабинета императора, знаком Красного Креста, медалью в память царствования имп. Александра III Александровича , Библией от Святейшего Синода за образцовое содержание уч-ща. Очень ценил А. и до конца жизни состоял с ней в переписке еп. Аксайский, вик. Донской епархии, Никанор (Бровкович) . |
| Схимонахиня Ардалиона была дочь священника слободы Завязки, Хоперского округа, о. Андрея Игнатова, родилась в 1816 году 30 января и при крещении наречена была Анною. Семи лет она лишилась своего отца, который умер, оставив после себя двух сыновей и трех дочерей, из коих Анна была старшая, на попечение престарелого родителя своего Димитрия Игнатова, бывшего также священником в той слободе Завязке. Трудно было прокармливать, не только воспитывать осиротевшую семью: детей надо было обучать грамоте, и, за неимением лишних средств, мальчиков стал учить сам дедушка, а девочку Анну – мать Матрена Семеновна отдала сперва учиться грамоте к одной черничке, старой девице, потом отправила к сестре своей дворянке Краснушкиной, жившей в 20 верстах от Завязки. У тетки Аннушка прожила несколько лет, и, когда выучилась читать, то так страстно полюбила чтение, что не могла равнодушно видеть ни одной книги. Когда бывала в доме у своего деда, то, невзирая на его строгость, часто уносила из его домашней библиотеки книги, уходила с ними на гумно, и там, забравшись на скирду, погружалась в чтение на целый день, так, что забывала и о пище. По смерти о. Димитрия, прожившего 105 лет, внучки стали делить между собою его имущество, состоявшее из всякой хозяйственной мелочи. Анна Андреевна ни на что другое не обратила внимания, а взяла хлебный мешок, наложила его доверху книгами и ушла к себе. Мать, увидев это, стала упрекать ее, что набрала ни к чему негодных старых книг, а годных вещей никаких не принесла из наследства дедовского; но дочь выше всяких сокровищ на свете ценила эти книги. Такая беспримерная в детском возрасте любовь к чтению расположила сердце девушки к духовной стороне жизни. Когда Анна Андреевна на 18 году от роду прибыла случайно с богомолками в Усть-Медведицкий монастырь, то скромная обстановка монастырская и жизнь монашеская до того ей полюбились, что она решительно не могла оторваться от святой обители и захотела остаться в ней навсегда. Молодая душа, напитанная духовным чтением, ощутила, что тут кроется исполнение ее заветных мыслей и чувствований, какие наполняли ее тогда, когда она предавалась чтению любимых книг. Игуменствовавшая тогда мать Афанасия приняла Игнатову в число сестер. Это было в 1834 году Воспоминая это время, Анна Андреевна говорила впоследствии, что чувствовала тогда такую радость в сердце, такую легкость в душе, что «точно у нее были крылья». Избранница Божия в первые две недели обоняла всюду вокруг себя благоуханный воздух: и в церкви, и в келлии, и в огороде, куда была посылаема. |
| В 1862 году игумения Вирсавия подала прошение об увольнении ее от должности настоятельницы за старостью лет; но сестры монастыря стали просить управлявшего тогда Донской епархией преосвященного Иоанна, чтоб он не сменял ее. Владыка оставил Вирсавию на игуменстве и назначил ей помощницей м. Арсению, которую и определил на должность казначеи. Пред наступлением Великого поста 1863 года схимонахиня Ардалиона собрала к себе своих келейниц и сказала им: «до сих пор вы жили моею жизнью, а я жила вашей; теперь мы будем жить отдельно: мать (так она всегда называла Арсению, когда говорила о ней с келейными) теперь казначея. Ей надо заниматься делами монастыря, к ней будут приходить сестры с разными вопросами, к ней и вы относитесь с делами келейными; – я хочу затвориться в своей келлии, сюда мне будете подавать пищу; а когда кому будет духовная нужда, постучите в мою дверь, я отворю». На прощенный день все помолились в ее келлии и распростились. Много при этом было пролито слез: келейным казалось, что для них затворяются двери рая. Никто не хотел нарушать глубокого безмолвия затворницы, но духовная нужда приближенных была так велика, что ей приходилось очень часто отворять двери своего затвора, вследствие чего келейная жизнь ее мало изменилась против прежнего. Духовные же потребности, с какими являлись приходившие, затворница строго разбирала: она давала ответы только на такие вопросы, которые действительно касались жизни внутренней, самонаблюдательной. Иногда м. Павлина приходила со словами: «благословите говеть», – затворница отвечала: «проси на это благословении у игумении». Раз, эта Павлина спросила: «Матушка! что это читают в церкви, в антифонах»: «в дому Давидове страх велик?» – «Я не толкователь писания, был ответ, на это есть богословы, их этому учат в семинариях и академиях». Часто случалось, что кто-нибудь придет и сидит молча, ожидая слова от затворницы; а она сидит с четками, опустив голову; просидит так довольно долго и скажет, наконец: «если нет у вас дела, идите». |
| И сама подавала пример такой общительности: заставляли поить чаем приходящих сестер, ободряла их несмелость Настоятельницу же никогда не руководила в ее действиях, предоставляя ей полную свободу и личное усмотрение; даже уклонялась от советов, говоря ей: «не бойся ошибок, они больше всего вразумляют». Когда жизнь монастыря под управлением новой игумении потекла обычным порядком, и м. Арсения применилась несколько к своему положению, схимонахиня Ардалиона опять пожелала уединиться. К Великому посту 1864 года для нее убрали маленькую келейку, всю стену этой келейки уставили иконами, увесили лампадами, и в этом уединенном уголке затворница почувствовала вожделенный покой, опять вся сосредоточилась в самой себе. Пища и все необходимое доставляемо было из игуменских келлий. В качестве келейницы в эту келейку к затворнице перешла м. Рипсимия. Эта послушница с таким почтительным страхом относилась к своей старице, что без зова ее никогда не осмеливалась входить к ней. Потому случалось, когда игуменья зайдет вечером и узнает, что матушке не был подан обед, начнет упрекать Рипсимию, почему не спросила; матушка же говорила на это: «я и забыла, что не обедала, так рада, что про меня хоть день один забыли, дали мне покой». Иногда затворница целый день не отворит оконных ставней, сидит, или по нездоровью лежит в полумраке, занятая умной молитвою. Но строгий и долговременный затвор не был уделом м. Ардалионы: вскоре она должна была опять расстаться с ним. Ее духовная дочь не могла скоро привыкнуть к самостоятельной общественной деятельности. Часто какой-нибудь выговор виновной сестре или высказанное замечание повергали игуменью Арсению в тяжкий недуг: с нею делались жар с бредом и мучительная бессонница. Видя такое страдательное состояние, одна из ее келейниц, м. Митрофания, пошла к схимонахине Ардалионе и все ей передала подробно со слезами. Затворница, выслушав такую печальную повесть, ничего не отвечая, встала, помолилась на свои иконы и сказала: «ну, веди меня к матери, пойду к ней жить». |
| Во время затвора болезненное состояние схимницы настолько усилилось, что она не могла ежедневно бывать в церкви и часто большую часть дня лежала на одре. Но и при затворничестве, и при таком болезненном состоянии она не отменяла всегдашнего своего правила служить ближним до крайней возможности. Одна монахиня, вовсе не близкая по духу схимнице, была очень огорчена игуменьей и впала в такое малодушие, что заболела и ничем не могла утешиться. Тогда келейницы ее вспомнили, что слова затворницы, в бытность ее благочинной монастыря, всегда на нее хорошо действовали: поздно вечером они пришли просить матушку посетить болящую и укрепить ее душу. Схимница, хотя согласилась навестить монахиню, но сама не могла идти, по собственной слабости; тогда келейницы привезли салазки, на которых возят дрова, посадили старицу и повезли через весь монастырь. Там она пробыла долго, утешила скорбящую, и так же на салазках ночью обратно ее привезли в келлию. 22 ноября 1863 года умерла игумения Вирсавия. После первой панихиды все сестры монастыря единодушно обратились к казначее м. Арсении с просьбою принять на себя начальство монастыря и быть им матерью и игуменией. М. Арсения, очень огорченная смертью игумении Вирсавии, которую она с молодых лет привыкла уважать, и не желавшая никакой перемены в своей монашеской жизни, просила сестер отложить избрание настоятельницы до погребения умершей игумении и до приезда благочинного монастыря архимандрита Маркеллина. Между тем, старицы-монахини одна за другой стали приходить к м. Ардалионе и просили ее убедить м. Арсению принять должность игумении. Схимница не только по просьбе сестер, но и по своему собственному желанию стала уговаривать свою ученицу принять предлагаемое игуменство. Ученица, беспрекословно послушная воле своей наставницы, только слезами изъявляла перед ней свою скорбь, что ей тяжело расстаться с той безмолвной жизнью, в которой она провела столько лет, и войти в такую деятельность, к какой не лежала ее душа. Схимница Ардалиона говорила ей: «хотя я желаю, чтоб ты исполнила в этом мою волю, но желаю, чтобы ты сама убедилась в необходимости ее исполнить, – чтоб ты с охотой приняла на себя должность, которую предлагают тебе сестры, и к которой призывает тебя Господь; чтоб ты с усердием пожелала послужить обители, воспитавшей тебя в монашеской жизни». |
| Блаженной памяти схимонахиня Ардалиона при жизни принимала к себе многих из простого народа, которые с верою в ее молитвы приходили издалека, чтобы попросить у нее совета или получить облегчение в своих недугах. Таких приходящих она всегда с любовью назидала, недужным указывала на молитвы Церкви, заставляла часто отслужить молебен Божией Матери, а иногда сама читала над ними Св. Евангелие. По кончине ее, вера простых людей была такова, что многие болящие, приходя в обитель искали ее загробной помощи и просили возлагать на них ее схиму. Некоторые из родных игумении Арсении, принадлежащие к лучшим фамилиям войска Донского, сохранили о ней воспоминания, исполненные истинного уважения; и родная сестра игумении А. М. Маржанова в течение более 20 лет, бывая в монастыре, всегда служила на ее могиле панихиды. Сама игумения Арсения в тяжелые минуты жизни приходила поверять этой безмолвной могиле свои недоумения и печали: тогда, говорила она, из глубины ее собственного сердца возникала мысль, отвечающая на ее душевные вопросы, и она верила, что то влагала в сердце ее загробная молитвенница... Часто упоминаемая в сем жизнеописании послушница Рипсимия, в мире Параскева Багрова, вскоре по кончине своей старицы была пострижена в монашество, и потом в великую схиму, в которой наречена Пафнутией. Для усовершения себя в духовной жизни схимница Пафнутия пожелала поселиться на безмолвие в той келлии, которая была устроена в монастырском саду и предназначалась для старицы Ардалионы; с благословения игумении Арсении она пошла в эту уединенную келлию. Шесть лет провела она в подвиге поста и молитвы в этом затворе, подвергаясь непрестанно искушениям от демонов, которые явно нападали на подвижницу и заставляли испытывать все ужасы отшельнического единоборства с духами злобы. Наконец, ослабленная телесными силами от постоянного и усиленного подвига, затворница Пафнутия была переведена из этой келлии в другую, устроенную внутри монастыря, где и скончалась мирно в 1878 году, марта 30 дня, на 67 ищу жизни, окруженная единомысленными сестрами, с которыми вместе провела годы послушничества своего при старице Ардалионе 28 . |
| Бдительно усовершая своего внутреннего человека, подвижница в последние и еще немногие годы жизни своей пришла в такую крайнюю простоту нрава, которая отличается младенческим неведением всякой злобы и составляет черту духовного совершенства. Она не только не опровергала возводимые на нее клеветы, но и нисколько не старалась оправдывать себя в глазах людей, напротив, поступками своими как будто подтверждала недоброе о себе мнение. Иногда келейницы ее прибирают дрова около келлии, – «что-то наши девчата утомились, пойти их подбодрить», скажет схимница, и выйдет на крыльцо, по-домашнему одетая, в белом платке на голове, громко и весело разговаривает с своими девчатами; а те, увидев матушку веселой и ласковой, не чувствуют никакой усталости. Проходящие же мимо сестры, видя схимницу смеющейся и неприлично одетой, отходят, полные соблазна. В большие праздники, когда в тесной монастырской церкви собиралось много мирского народу, она не ходила в церковь , а скажет бывало: «идите все, а я буду келлию караулить», или: «вишню надо караулить, а то воробьи ее клюют» – и сядет на крыльце во время звона ко всенощной в виду всех идущих в церковь . Если при этом кто замечал ей, что сестры ею соблазняются, то она серьезно не понимала, чем они могли соблазняться. Родитель м. Арсении присылал дочери разные шерстяные материи, платки и проч., чтобы она сама носила и делилась с другими сестрами. Вследствие этого, на схимонахине Ардалионе, вместо убогой многошвейной одежды, стали появляться то приличная ряса, то хорошая шуба. Монахини, видя такую перемену, говорили, что схимница развратилась, потеряла подвиг нестяжания. А м. Ардалиона, слыша такие пересуды, говорила: «вот, что значить полагать упование на внешний подвиг: переменил рясу – и человек в их глазах стал уже не тот. И может ли быть ценно то приобретение жизни, которое от перемены рясы может уничтожиться! И самое это рубище мы носим, чтоб приобресть беспристрастие к вещам; если же к рубищу привяжемся, то это будет тоже страсть, да еще страсть, питающая духовную гордость». «Внешние подвиги, учила она, это только орудия добродетелей, и, хотя без орудия нельзя приобрести добродетели, но главною целью искания должны быть самые добродетели. А, чтоб приобресть их, надо искоренить страсти и всю плотскую нечистоту. Нелегко это, надо трудиться до смерти, надо кровь пролить», – и при этом часто приводила известные из слова Божия глубокого смысла слова: даждь кровь и приими дух. «Тем труднее этот подвиг душе, что нечистота наша велика; она объяла всего человека: наши страсти, плотское кровяное чувство примешиваются даже к нашему человеческому добру, сквернят нашу молитву. Надо подвизаться добрым подвигом, даже до отречения своей души». |
| Видя это, игумения Вирсавия сказала однажды Арсении: «так как ты чисто ходишь к схимнице, то возьми ее к себе в келлию». Это очень обрадовало Арсению. Она тотчас же объявила схимнице о благословении игумении жить им вместе и сказала, что свою келлию и все, что имеет, и себя, вполне отдает в ее волю, а сама будет жить при ней, как послушница. «Если я буду дурной послушницей, говорила Арсения, вы можете выгнать меня из келлии». На другой день после обедни прямо из церкви, в схимническом одеянии, с палочкой в руке, старица Ардалиона пришла на жительство в келлию м. Арсении. Келейницы перенесли кое-какие вещи, что сами считали нужным взять. Келлия была просторная и удобная; одну половину заняла схимница, в другой оставалась м. Арсения. Вскоре пришла к ним жить прежняя келейница Агафья Прокопьева, а через год и м. Рипсимия. Жизнь схимонахини Ардалионы, вполне обеспеченная, среди послушниц, преданных ей душой и телом, потекла мирным порядком. «Наша келлия не только монашеская, но и схимническая, говорила она, и если монаху нужно иметь общение с другими только по крайней нужде духовной, или житейской, то схимнику и говорить даже кроме этой потребности не следует. Так все они и жили в течение пяти лет. Придет кто-нибудь из сестер – приветствуют ее, спросит о деле – не распространяются, не угощают, не приглашают посидеть. Если встречалась надобность кому из келейниц сходить по делу в другую келлию, то переговорит о деле и сейчас в свою келлию. Между собою никогда не вели речи о посторонних предметах, а переговаривались только касательно собственной жизни. Все жили безмолвною жизнью старицы. Если какая-нибудь из сестер монастыря имела надобность объясниться со схимницей по своей духовной нужде, то схимница принимала ее и беседовала с ней; только таких мало находилось: все, открывающие ей свое душевное состояние, ученицы жили вместе с нею. Но и с теми схимница беседовала не часто, а больше всех с одной м. Арсенией. Арсения читала ей Евангелие, каноны и почти каждый вечер отеческие книги. |
| Что она свою кончину знала ранее отъезда из монастыря, можно заключить из следующего: в день отъезда игумения пожелала отслужить панихиду над могилами ее сестры, монахини Марии, и духовной матери, схимонахини Ардалионы. Панихиду совершал духовник, протоиерей Феодор Прокопьев. Прощаясь с ним, игумения попросила его перекрестить ее, благословляя в путь; а отец Феодор со своей стороны пожелал, чтобы она перекрестила и его. Такого прощания ранее никогда не было. В день отъезда игумения сама показала ризничей, монахине Веронике, и экономке, монахине Геннадии, место, на каком должны ее похоронить, приказав монахине Веронике показать его казначее, монахине Леониде, как только уедет из монастыря, что монахиня Вероника и исполнила в точности. Впрочем, еще ранее это место сама матушка указала казначее. 23 июня, на храмовой праздник в честь Владимирской иконы Божией Матери, несмотря на усталость, матушка написала духовное завещание и, как дополнение к нему, список, кому из келейных и духовных дочерей дать какую из ее вещей на память. В ее письменном столе найдена записочка, писанная карандашом, следующего содержания: «дорогая Леонида. Прошу Вас похоронить меня хорошенько». Келейная покойной монахиня Митрофания видела, как матушка писала эту записочку стоя, в то время, когда уже были поданы лошади и потом спрятала ее в стол. Все эти дни от 22 до 31 июля тянулись мрачно и будто без конца долго. Ежедневно служились по две обедни, утром и вечером панихиды. 31 июля тело почившей, было встречено обителью торжественно. Только по приезде монахини Агнии удалось узнать о кончине игумении Арсении. Монахиня Агния сообщила, что и для нее, неотлучно бывшей при матушке, ее кончина была такой же неожиданностью, как и для оставшихся в Усть-Медведицком монастыре. Матушка скончалась в 11 часов ночи с 21 под 22 июля. Кончина была тихая, мирная, безмятежная. В Сарове, с самого дня приезда, матушка пожелала пользоваться только трапезным кушаньем с братской трапезы Саровских монахов, а трапеза там весьма грубая и тяжелая для желудка. |
|
|
