| Ужас, смятение, безумие овладели людьми, не знавшими, куда бежать. Дороги были загромождены домашним скарбом, а где улицы были поуже, там вообще было невозможно пройти. Искавшие прибежища на рынке и площадях — там, где впоследствии был сооружен амфитеатр Флавиев , возле храма Земли, возле портика Ливии и выше — у храмов Юноны и Луцины , а также меж склоном Вибрия и древними Эсквилинскими воротами — оказались окружены морем огня и погибли от жара. В тех местах, куда огонь не добрался, позже нашли сотни испекшихся, обуглившихся тел, хотя эти несчастные пытались защититься от огня, выламывая каменные плиты и зарываясь по пояс в землю. Вряд ли нашлась бы хоть одна семья из живших в центре города, все члены которой уцелели бы, поэтому у городских стен и ворот, на всех дорогах раздавались горестные вопли женщин, выкликавших дорогие имена погибших в давке или в огне. И в то время как одни молили богов о милосердии, другие кощунственно проклинали их за ужасное бедствие. Можно было увидеть стариков, простиравших руки к храму Юпитера Избавителя с возгласами: «Ты же избавитель, так спаси свой алтарь и город!» Гневное отчаяние обращалось главным образом против древних римских богов, которые, по мнению римлян, были обязаны усерднее прочих охранять город. Очи оказались бессильными, и за это их упрекали. Зато когда на Ослиной дороге показалась процессия египетских жрецов, везших статую Исиды, спасенную из храма в окрестностях Целимонтанских ворот, толпа смешалась с шествием, люди впряглись в повозку, провезли ее до самых Аппиевых ворот и, завладев статуей, водрузили ее в храме Марса, оттеснив жрецов этого бога, посмевших сопротивляться. В других местах взывали к Серапису, Ваалу или Иегове , приверженцы которого, высыпав из закоулков Субуры и Заречья, оглашали воплями и мольбами прилегавшие к городским стенам пустыри. В их криках звучали, однако, нотки торжества, и, когда часть горожан присоединилась к хору голосов, славивших «Владыку мира», другая часть, возмущаясь этими проявлениями радости, пыталась силой заглушить их. |
| Ангела. С Капитолия падает плашмя мертвенный белый свет, на Яникуле глупо мигает то зеленым, то красным пятном подаренный аргентинцами маяк (вполне пригодный, должно быть, для Буэнос–Айреса), ослепительный фонарь убивает ночь на Пиацца Навона, а кругом тихие улицы уже во сне и мраке, электрические свечи потушены в церквах и только в Санта Мариа сопра Минерва над гробом фра Беато, вместо вечной лампады, изливает желтый свет угле–калильная старенькая лампочка. Стоит ли сетовать? Несмотря на все перемены, Италия остается Италией, и Рим, слава Богу, всё еще вечный Рим. «Высокие дворцы», к которым Гете обращается в стихах, еще стоят, хотя и сдаются в наем квартиры в палаццо Барберини; их фасады обрамляют узкое Корсо, где пришлось ввести sens unique не только для автомобилей, но и для пешеходов. Попрежнему несчетные купола мягко плывут над городом, и собор открывает за рекой объятия Берниниевой колоннады. Не в сторону Остии и не по Фламиниевой, а по Аппиевой дороге, надо уходить из Рима и возвращаться в Рим. Среди могил, среди полей она тянется ровная, прямая; обернитесь: исчезли века, и вы снова в той картине Лоррена, где колонны врастают в землю и мраморы поросли травой, где в летнем сумраке гаснет древний мир, — в картине, которую назвал неизвестно кто «Падением Римской империи». Притяжение Италии Сухопарые англичанки с красными книжками в руках торчат на перекрестках, как фонарные столбы, и отвесные тени падают от них на помпейские нежилые улицы. Другие, из таких же книжек почерпнув урок,, с выражением исполненного долга на лице, крошат булку голубям на площади св. Марка. Третьи, запрокинув головы на деревянную спинку скамьи, полувывихнув шею, созерцают потолок Сикстинской капеллы и удивляются вслух странному имени Майкель–Энджело. В июльский полдень бравые баварцы, обливаясь потом, восходят на Палатин «или ползают по крыше Миланского собора; на них толстые шерстяные куртки, такие же чулки, подбитые железом башмаки и зеленые войлочные шляпы с кокетливым петушиным перышком. |
| Подле этой последней находятся катакомбы папы Юлия, папы Феликса, Процесса и Мартиниана. Эта группа, в связи с подземельями Авдона и Сеннен, образует непрерывную линию, оканчивающуюся большими понтийскими катакомбами Монте Верде. Система по другую сторону Тибра расположена под малыми холмами к югу от города. Она начинается гробницею святого апостола Павла на Остийской дороге. Вокруг этой гробницы расположены катакомбы Люцины, Тимофея, Комодиллы, Зенона с товарищами, Кириаки. Подземелье Люцины соединяет катакомбы Остийской дороги с катакомбами дороги Ардейской, а эти, в свою очередь, без сомнения, были соединены с катакомбами дороги Аппиевой. На Ардейской дороге расположены катакомбы Бальбины, Дамаса, Марка и Марцеллина, Нерея и Ахиллея, Домитиллы и Петрониллы, а на дороге Аппиевой – Претекстата, Каликста и Цецилии, Севастиана и Сикста, Люцины, Зефирина, Сотира, Евсевия и Маркелла, Урвана, Януария и Фелициссима, Агапита, Тивурция, Валериана, Максима и Цирина. Подземелья Аппиевой дороги соединялись с катакомбами Латинской дороги: эти последние носят названия – Апрониана, Евгении, Гордиана и Епимаха, Симплиция и Сервилиана, Кварта и Квинта, Тертулина. Но сообщение между Латинской и Лавиканской дорогами, очевидно, прерывается: расстояние очень велико и почва слишком влажна и неудобна для подземных работ. Подземелья Тивурция, Маркеллина и Петра, четырех отроков, святой Елены и Двух лавров составляют подле дороги Лавиканской начало новой цепи, присоединяющейся, подле дороги Пренестинской, к катакомбе Кастула. Недалеко отсюда, на дороге Тибуртинской, развивается целая сеть подземных галерей, известных под именами Кириака и Ипполита, которые, кажется, соединяются, на дороге Номентанской, с катакомбами Никомеда и Агнессы. Остается назвать катакомбы новой дороги Салярской, обыкновенно обозначаемые именем Прискиллы: это подземелья Фелицитаты, Фразона и Сатурнина, Хрисанфа и Дарии, семи дев, Марии, Гордиана, Сильвестра, и, наконец, катакомбы старой Салярской дороги, называемые именами Памфила и Квирия, Гермеса и Василия, Прота и Гиацинта, Иоанна, Власта и Мавры. |
| Утром Адрий и Паулина узнали о чуде и попросили сщмч. Стефана крестить их вместе с Неоном и Марией. Папа исполнил их просьбу. Адриан и Паулина с детьми поселились в крипте вместе с И. и начали раздавать бедным свое имущество. Когда Валериан узнал, что греки, вместо служения своим богатством языческим богам, оказывали помощь нищим, он приказал найти Адриана и Паулину, обещая в награду половину их состояния. Некий Максим, желая разбогатеть, назвался христианином и хитростью проник в дом к верующим. Однако там в него вселился бес, он катался по земле и умолял присутствующих избавить его от мучений. По молитве христиан, Максим пришел в себя, раскаялся и принял крещение от папы Стефана. Узнав об этом, Валериан приказал привести Максима, к-рый смело исповедал Христа и был сброшен с моста. 19 нояб. пресв. Евсевий похоронил останки мученика в катакомбах Каллиста на Аппиевой дороге. Затем Валериан приказал 70 солдатам доставить к нему Адрия и Паулину с детьми, И. и пресв. Евсевия. Через 10 дней их привели на форум Траяна, куда пришел и диак. Маркелл. Христиан допросили поодиночке, а затем бросили в Мамертинскую тюрьму. Через 3 дня арестованных предали мучениям: с них сняли одежду и стали избивать палками на глазах у Неона и Марии; Паулина умерла от ударов. 20 окт. Евсевия и Маркелла обезглавили недалеко от амфитеатра. Через 7 дней И. и Адрий с детьми были доставлены к Секундиану и Прову, помощникам Валериана, к-рые тщетно пытались заставить их отдать имущество и принести жертвы богам, обещая за это даровать им жизнь. Секундиан приказал бичевать Неона и Марию, а затем отрубить им головы (27 окт.). Папа Стефан похоронил их тела на Аппиевой дороге рядом с захоронениями Паулины, Евсевия и Маркелла. По приказу Валериана И. и Адрия подвергли новым мучениям: их ребра опаляли факелами, мучеников били по щекам свинцовыми битами, затем привели на Антониев мост и истязали до тех пор, пока святые не испустили дух. Ночью (9 нояб.) диак. Ипполит похоронил останки умерших на Аппиевой дороге. |
| Св. Зою повесили за волосы и задушили смрадным дымом; Никострат, Кастор, Клавдий, Викторин, Симфорос, Феликс и Симфориан были утоплены в море; Хроматию и Тивуртию отсекли головы; Кастул брошен в ров и засыпан живым. Призвав к себе св. Севастиана. Диоклетиан укорил его в измене отечественной религии и затем приказал привязать его к дереву и расстрелять так, чтобы он умер не сразу, а медленной мучительной смертью и без огласки. Но св. Севастиан вынес эту пытку: палачи оставили его полумертвым, а одна благочестивая христианка, по имени Ирина, жена св. мученика Кастула, перенесла его ночью в свое жилище и выходила. Св. Севастиан вышел к императорскому дворцу, стал обличать Диоклетиана в безбожии, нечестии, кровопролитии и других беззакониях. Тогда св. Севастиана отвели на прилегавший к императорским дворцам цирк, или конское ристалище, где убили его палицей 41 . Тело его бросили в трубу для стока нечистот близ цирка (Circo Massimo) – это место находится сейчас в нескольких шагах от церкви св. великомученика Георгия (Chiesa di S. Giorgio in Veiabro, см. 47) у подножья Палатинского холма. Однако вскоре его честные останки были перенесены отсюда благочестивой римской христианкой Лукиной 42 в упомянутые катакомбы по Аппиевой дороге и положены там «при следах апостольских», т.е. близ той пещеры, где некоторое время покоились мощи апостолов Петра и Павла. Над местом упокоения св. Севастиана и сооружена была в 320 г. св. императором Константином вышеназванная церковь ero имени. В ней произнесена была св. Григорием Двоесловом 37-я беседа его на Евангелия. Перестраиваемая несколько раз, эта церковь в настоящем виде существует с 1611 г. Главный вход в церковь устроен со стороны Аппиевой дороги. В первом приделе на левой стороне от главного входа на возвышении стоит престол. Внутри престола почивают мощи св. Севастиана. Одна часть честной главы его хранится в Ватиканском соборе, а другая – в церкви Четырех Святых (Chiesa dei Santi Quattro Coronati) на Целийском холме в Риме. В первом приделе на правой стороне от главного входа, в запрестольном киоте, в числе разных святынь, во всякое время показывают богомольцам подлинный камень с отпечатавшимися на нем следами стоп Спасителя, находившийся некогда на том самом месте по Аппиевой дороге, где Спаситель беседовал с апостолом Петром во время бегства последнего из Рима, и где теперь стоит церковь «Куда идешь, Господи?» (Chiesa «Domine quo vadis?», см. |
| Самые ранние рукописи, в к-рых содержатся «Страсти...», относятся к IX в. (напр., легендарии Paris. lat. 5299. Fol. 15v - 21v, из Шартра; Valenciennes. Bibl. municip. 173 (165). Fol. 108v - 113v, из аббатства Эльнон (Сент-Аман-лез-О)). Текст был впервые опубликован Б. Момбрицием (не позднее 1478 - Mombritius B. Sanctuarium seu Vitae Sanctorum. P., 19102. P. 241-244, 694-695), затем - Иоанном Болландом в «Acta Sanctorum» (ActaSS. Ian. T. 2. P. 216-219). На «Страстях...» основано более позднее агиографическое сказание о мч. Валентине Римском, сохранившееся в виде богослужебных чтений (BHL, N 8463-8466; изд.: ActaSS. Febr. T. 2. P. 753-754). Эпитомы «Страстей...» включены в энциклопедический свод Винцентия из Бове ( Vincent. Bellovac. Spec. hist. XI 98-100) и в «Перечень святых и их деяний» Петра Наталиса ( Petr. Natal. CatSS. II 100). В XIX в. предание о Марии и др. мучениках получило известность в Италии благодаря созданию католич. св. Джованни Боско и гр. Карло Каисом нового Жития, основанного на «Страстях...» ( Bosco G. Una famiglia di martiri ossia vita de " santi Mario, Marta, Audiface ed Abaco. Torino, 1861). Поминовение мучеников указано в Иеронимовом мартирологе. Под 20 янв. в этом источнике содержится искаженная запись о памяти «на Корнелиевой дороге, на 12-м милиарии от города, Мария и Аввакума... на кладбище Марии и Марфы, Авдифакса и Аввакума» (MartHieron. Comment. P. 50-51). Схожая запись, подвергшаяся еще более сильному искажению, приведена под 16 янв., скорее всего ошибочно: «...на Аппиевой дороге, на кладбище Каллиста, страсти святых Анания, Мария; на 9-м милиарии Корнелиевой дороги, на кладбище, прочих 13, чьи имена знает Бог... и на Аппиевой дороге, на кладбище Каллиста, страсти святой Марфы, мученика Авдеина. На Корнелиевой [Corniua] дороге, на кладбище, на 9-м милиарии, и прочих 13, чьи имена записаны в книге жизни» (MartHieron. Comment. P. 42-43). Под 20 янв. в Геласия Сакраментарии содержится проприй мессы в день памяти мучеников Себастиана, Мария, Марфы, Авдифакса и Аввакума (Sacr. Gelas. Р. 131). Молитвы Марию и др. мученикам содержатся также в смешанном франко-геласианском Сакраментарии из Ангулема (рубеж VIII и IX вв.); здесь поминовение мучеников перенесено на 19 янв., вероятно, чтобы отделить его от поминовения мч. Себастиана, а молитвы, в к-рых упоминается Себастиан, заменены др. текстами (Liber Sacramentorum Engolismensis/Ed. P. Saint-Roch. Turnhout, 1987. P. 20. (CCSL; 159C)). |
| Что душа, по тонкости своей, узнает иногда будущее, видно из следующего события. Один адвокат, умерший в нашем городе два года назад от болезни в боку, незадолго перед смертью позвал раба своего и приказал приготовить ему одежды для выхода. Отрок подумал, что он бредит, и не исполнил приказания; тогда больной встал, надел на себя одежду и сказал, что пойдет по Аппиевой дороге в церковь блаженного Ксиста. Спустя немного времени от усилившейся болезни он помер. Положено было похоронить тело его на Пренестинской дороге около церкви блаженного мученика Януария. Но тем, которые несли прах его, путь этот показался длинным; поэтому несшие прах его вдруг порешили идти по Аппиевой дороге и, не зная, что он говорил перед смертью, похоронили его в той самой церкви, о которой он предсказал. Мы знаем, что этот человек занят был мирскими заботами и притом пристрастен до земной корысти, какою же силою он мог предсказывать? Очевидно, сама душа его, по своей тонкости, провидела, что будет с телом. А как умирающие узнают будущее по откровению, можем заключить из того, что случилось у нас в монастыре. В моем монастыре, за десять лет перед сим, был один брат по имени Геронтии. Будучи одержим тяжкою болезнью тела, однажды увидел он в ночном видении беловидных мужей, которые сходили с небес в светлых одеждах в этот самый монастырь. Когда они предстали к постели больного, один из этих мужей сказал: «Мы пришли затем, чтоб некоторых братьев из монастыря Григорьева взять на службу, — и, обращаясь к другому, присовокупил: — Запиши: Маркелла, Валентиниана, Агнелла». Он перечислил и других, которых я теперь не помню. После сего еще прибавил: «Запиши и этого, который на нас смотрит». Убежденный сим видением, вышеупомянутый брат утром же известил братии этого монастыря, которые должны были в скором времени умереть; объявил также, что и сам последует за ними. Со следующего дня упомянутые братия начали умирать, и именно в том порядке, в каком были записаны. Наконец умер и сам предвидевший смерть сих братьев. |
| Выпадет час, пойдешь среди дня на Форум, сядешь где на приступочке — Forum Romanum! — и до слез станет. Я все камушки собирал, и со священной дороги, по которой в Колизей мучеников водили, голышок-камушек в кармане себе спрятал, теперь у меня этот камушек на белой полке хранится у заветного креста ростовского. III Очень хотелось нам то самое место на Форуме разыскать, где Симон Волхв, препираясь с апостолом Петром перед царем Тиверием, поднялся с помощью бесов на воздух и, по молитве апостола Петра, сверзился — и «разседеся на мелкия части». По старым книгам мне не случалось указаний находить, а спрашивали старичка, — старичок при входе в сторожке билеты продает, — не понимает. Ну, долго мы бились и так по всяким догадкам нашли-таки уголок и поплевали на нечистое место. Тут Иван Николаевич изловчился и хотел меня снять на нечистом месте, да я присел вовремя, так ничего и не вышло. Возвращались как-то по Аппиевой дороге… Говорил мне один человек, спутник мой неизменный, что на этой дороге и всякое горе забудешь, и верно, оттого ли, что под памятниками много желаний в земле покоится вместе с людьми, на тот свет ушедшими, либо уж такое место, Богом благословенное, так бы и шел и ни о чем не думал до самых гор Албанских. Да, эти самые горы Албанские… впервые в выговоре одного простеца римского нам прозвучали не то какие-то мунтер-бани, не то амбары, и когда после расспросов, догадок и всяких на ум наваждений мы сообразили, наконец, что это такое за мунтер-бани, — и так нам стало весело и сроду еще не смеялись так, ой, на всю-то дорогу, весело! Шли мы по Аппиевой дороге — теплый колосок пшеничный бережем на память, — идем мимо гробниц мраморных и серого камня, а округ поле и в поле маки и какие-то пичужки пересвистываются. IV Зашли по пути к Севастьяну-мученику, постояли немного, — в церкви прохладно. Выходим, — уж думали, либо к царю Каракалле в Красные Термы, либо прямо на Испанскую площадь в Греческую кофейню, где Гоголь любил сиживать, — и видим, откуда ни возьмись монашек: стоит монашек, на нас улыбается и пречудной такой, на крокодиленка похож. |
| В конце Мученичества св. Себастиана говорится, что М. и М. были похоронены на Аппиевой дороге в 2 милях от Рима, в месте, называемом «У карьера» (Ad arenas), т. к. там добывали песок для строительства рим. городских стен. В Иеронимовом Мартирологе под 18 июня содержится запись: «...в Риме в катакомбах Бальбины на Ардеатинской дороге Марка и Маркеллиана» (MartHieron. P. 324). Это же указание на катакомбы Бальбины повторяется в «Перечне кладбищ Рима» VII в. (Codice topografico. 1942. P. 64). В итинерариях VII в. говорится, что мощи М. и М. находились под главным алтарем базилики на Ардеатинской дороге, рядом с базиликой, где был похоронен папа Дамас I (366-384; LP. Vol. 1. P. 212-213), и базиликой в честь папы Марка (Codice topografico. 1942. P. 89, 110). На основе этих данных Дж. Б. Де Росси предположил, что М. и М. были похоронены не в катакомбах Бальбины, а в других катакомбах, впосл. определенных как катакомбы Василия ( Rossi G. B., de. La Roma sotterranea cristiana. R., 1864. T. 1. P. 132; Amore. 2013. P. 197-198); совр. их название - катакомбы Марка и Маркеллиана, месторасположение между Аппиевой и Ардеатинской дорогами. Римский папа, свт. Григорий I Великий (590-604), подарил частицы мощей М. и М., а также св. Феликулы св. Иоанну II Римлянину , архиеп. Равеннскому († ок. 595), к-рый построил в Равенне мон-рь в их честь, где и хранились святыни ( Agnel. Lib. pont. eccl. Rav. 98//MGH. Scr. Lang. T. 1. P. 342). Согласно Liber Pontificalis, Римский папа Пасхалий I (817-824) перенес мощи М. и М. в базилику Санта-Прасседе (LP. Vol. 2. P. 64). Частицы мощей мучеников были также перенесены в ц. св. бессребреников Космы и Дамиана в Риме и в монастырь св. Медарда в Суасоне. Память М. и М. под 18 июня была внесена в Мартиролог Беды Достопочтенного (см.: Quentin. 1908. P. 52), а затем в «исторические» Мартирологи IX в. (Флора Лионского, Адона Вьеннского и Узуарда). Проприй мессы в день памяти мучеников содержится в Григория Сакраментарии (Sacr. Greg. T. 1. P. 236), Геласия Сакраментарии (Sacr. Gelas. S. 140) и др. католич. богослужебных книгах VII-VIII вв. В Римском Мартирологе кард. Ц. Барония (80-е гг. XVI в.) и в современной редакции Римского Мартиролога память мучеников приведена также под 18 июня (MartRom. (Vat.). P. 324). |
| Что душа, по тонкости своей, узнает иногда будущее, видно из следующего события. Один адвокат, умерший в настоящем городе два года назад от болезни в боку, незадолго перед смертью позвал раба своего и приказал приготовить ему одежды для выхода. Отрок подумал, что он бредит, и не исполнил приказания; тогда больной встал, надел на себя одежду и сказал, что пойдет по Аппиевой дороге в церковь блаженного Ксиста. Спустя немного времени от усилившейся болезни он помер. Положено было похоронить тело его на Пренестинской дороге около церкви блаженного мученика Януария. Но тем, которые несли прах его, путь этот показался длинным; поэтому несшие прах его вдруг порешили идти по Аппиевой дороге и, не зная, что он говорил перед смертью, похоронили его в той самой церкви, о которой он предсказал. Мы знаем, что этот человек занят был мирскими заботами и притом пристрастен до земной корысти, какою же силою он мог предсказывать? Очевидно, сама душа его, по своей тонкости, провидела, что будет с телом. А как умирающие узнают будущее по откровению, можем заключить из того, что случилось у нас в монастыре. В моем монастыре, за десять лет перед сим, был один брат по имени Геронтий. Будучи одержим тяжкою болезнию тела, однажды увидел он в ночном видении беловидных мужей, которые сходили с небес в светлых одеждах в этот самый монастырь. Когда они предстали к постели больного, один из этих мужей сказал: «Мы пришли затем, чтоб некоторых братьев из монастыря Григорьева взять на службу, – и, обращаясь к другому, присовокупил: – Запиши: Маркелла, Валентиниана, Агнелла». Он перечислил и других, которых я теперь не помню. После сего еще прибавил: «Запиши и этого, который на нас смотрит». Убежденный сим видением, вышеупомянутый брат утром же известил братий этого монастыря, которые должны были в скором времени умереть; объявил также, что и сам последует за ними. Со следующего дня упомянутые братия начали умирать, и именно в том порядке, в каком были записаны. Наконец умер и сам предвидевший смерть сих братьев. |
|
|
