| Антония в Фиваидской пустыне), поселился здесь (в пустыне). Старец отвечал: «когда Скит начал делаться много люднее, и я услышал, что авва Антоний почил — встал я и пошел в сию гору; нашедши это место спокойным, я поселился здесь на несколько времени.» – А давно ли, авва, живешь здесь? – спросил брат, – 72 года, – отвечал. Ученик аввы Сисоя часто говаривал: «авва, встань, поедим». Старец говорил: «разве мы еще не ели, сын мой?» «Не ели, отец, отвечал ученик». Тогда старец говорил: «если не ели, пожалуй поедим». Ели же не чаще одного раза в день – вечером. Сказывали об авве Сисое: «он не ел хлеба (а только сырые овощи). В праздник Пасхи братия упрашивали его разрешить с ними трапезу. Старец сказал им: я одно что-нибудь могу сделать: буду есть или хлеб или явства, вами (с. 202) приготовленные. Они сказали ему: ешь один хлеб. Так он и сделал». «Один отец рассказывал о Сисое: однажды он, желая победить сон, привесил себя к утесу в пещере. Ангел пришел, снял его и запретил ему повторять это, дабы не подать примера другим». «Рассказывали об авве Пимене. Когда бывали у него какие-нибудь старцы и, разговаривая о старцах, упоминали об авве Сисое, Пимен говорил: перестаньте говорить об авве Сисое; ибо дела его выше повествования». Влияние египетских отшельников на монастырские уставы. а) Пост Вообще жизнь египетских подвижников этой эпохи наметила идеал для всех сторон монастырского строя, затрагиваемых писанными уставами. Более всего, конечно, сделано было в отношении поста. Сами собой установились известные нормы, правила, минимальные требования, и очень нелегкие, как на счет пода пищи для подвижника, так и относительно времени принятия ее и сроков поста. Мясо, конечно, безусловно не употреблялось, но вкушение его по нужде не считалось нарушением обета. Молочные продукты, по-видимому, иногда (с. 203) допускались, рыба – чаще. Вино принципиально дозволялось, но многие не пили его и вообще ничего кроме воды. Обычная пища состояла, у большинства египетских отшельников, по-видимому, из одного хлеба с солью с воздержанием от всего другого; иные по десяткам лет (с. |
| Потом сказав кое о чем, прибавляет: «когда упомянутый город варварским пленением, огнем и убийствами был стерт (с лица земли), а мы, не знаю – по какой-то нечаянной жалости к нам, были отпущены варварами, которые даже пугали нас грозными представлениями, убеждая скорее уходить из той страны и говоря, что вслед за ними займут ее мазы; тогда мы пришли в Фиваиду, в сопровождении других пленников, которых варвары, – не могу сказать, чем возбуждались они к состраданию, – присоединили к нам. Эти пленники потом разошлись, кто куда желал; мы же вступили в Панополис и явились городскому правительству, боясь, чтобы нашего плена кто-либо не почел выдумкой и не стал обвинять нас в побеге либо в ином каком роде преступления, потому что злоба на клевету весьма изобретательна. Итак, просим ваше величие позаботится о нашем пленничестве, как предписывают это законы, – и впавшего в несчастье пленника не предавать злонамеренности людей, чтобы не родилась и не перешла во все будущие поколения мысль, что лучше оставаться пленником между варварами, чем искать убежища в римской империи». Потом он с клятвой уверял префекта: «донести о нашем прибытии сюда из Оазиса, последовавшем за освобождением нас из плена, чтобы касательно нас состоялось опять какое-либо, угодное Богу определение». То же видно и из второго его послания к тому же самому лицу: «Примешь ли ты это, как дружеское письмо от нас к твоему велелепию, или как убеждение отца, обращенное к сыну, во всяком случае прошу тебя выслушать терпеливо повесть о многом, что описано нами, сколько было возможно, короче. Недавно толпа номадов сделала набег на Оазис, или Ибис, – и он исчез». Потом ниже: «но когда это произошло, – не знаю, по какому побуждению или на каком основании действовало твое велелепие, что из Панополиса я послан был с варварскими воинами в Элефантину, на границы фиваидской области, и влечен туда, как сказано, военным отрядом; пройдя же большую половину пути, опять подучил написанное повеление твоего мужества возвратится в Панополис. |
| Если же рассматривать фактическое положение дел, то по свидетельствам древней христианской письменности, в частности в мученических актах, есть много фактов, свидетельствующих в пользу мнения о допустимости воинской службы для христиан. Сам представитель ригористического направления Тертуллиан подтверждает, что христиане служили в римских войсках «не в малом количестве, при этом на военную службу в большинстве случаев шли добровольно» 166 . Тертуллиан приводит именно как положительный пример известное предание о Мелитинском легионе 167 . Более подробно о нём пишет Евсевий Кесарийский , рассказывая о чуде, произошедшем по молитве воинов-христиан, когда войско императора Марка Аврелия находилось в крайнем затруднении из-за жажды во время похода против германцев и сарматов. Во время молитвы молния обратила в бегство и истребила множество врагов, а дождь оживил силы воинов 168 . Конечно, можно сомневаться в некоторых подробностях изложения и интерпретации этого события, как делали это некоторые историки 169 , но сам факт распространенности этого предания и одобрения его со стороны христианских писателей, а не возмущения, что логически следовало бы ожидать, говорит в пользу воинов-христиан. Из эпохи Диоклетиана дошло другое подобное предание о Фиваидском легионе, который тоже состоял из одних христиан 170 . По некоторым свидетельствам, количество христиан в римских легионах соответствовало примерно общей пропорции христиан к языческому населению 171 . Христиане первых веков служили в римских войсках, а случаи отказа мотивировались не противоречием воинской службы вообще христианской вере, а требованием нарушить верность Христу, что выражалось в принесении, например, жертв перед статуей императора или в других действиях, связанных с участием в языческом культе. Поэтому ссылки на жития святых у противников воинской службы при подробном рассмотрении не подтверждает их мнения 172 . Исключением можно считать единственный случай отказа от военной службы святым мучеником Максимилианом, когда он прямо утверждает, что служба в римской армии есть зло 173 . Но подобный отказ может быть объяснён не только ригористическими взглядами святого мученика, но и тем, что он ясно видел предстоящие опасности для своей веры, связанные с языческим характером лагерной жизни, где в любой момент от солдата могли потребовать принести жертву языческим богам. Кроме этого, в подобном отказе прослеживается неприятие и отрицание христианской совестью самого характера войн Римской империи, которые часто велись с бессмысленной жестокостью 174 . Солдатское звание для христианина было более тяжёлым испытанием в области веры и нравственности, но ненамного тяжелее, чем, например, положение в звании раба, языческого супружества и т. д. |
| Дерево узнается по плодам, религия — по святости. Не слова, а дела, не учение, а святость — вот подлинная мера всякой религии. Вопрос о том, соединимо ли христианство с миром, можно решить, только определив отношение христианской святости к миру — к плоти, к полу, к общественности. Следует, однако, помнить, что говорить о христианстве еще не значить говорить о Христе. Слово, ставшее плотью, — есть откровение Божеской сущности, которая воплощается в мире, становится имманентною миру. Но христианская святость — отречение от мира, доведенное до предела своего — до отрицания мира, как начала, несоизмеримого с Богом, — предполагает откровение Божеской сущности, не имманентной, а трансцендентной миру. Если же это действительно так, то не могло ли бы оказаться христианство, по крайней мере в некоторых точках своей метафизики, — страшно сказать, но страшнее молчать, — противоположным Христу? II В Египте, недалеко от Александрии, в пустыне Фиваидской, находилась под началом одного великого аввы, «светила светил», обитель кающихся, называемая Танобом, или темницею. Иоанн Лествичник, живший на горе Синайской в конце VI века, посетил Таноб, и вот что он рассказывает: «Видел я, что одни из сих невинных осужденников стояли всю ночь до утра под открытым небом, не передвигая ног, со связанными позади руками, и качались жалким образом, одолеваемые сном, но не давали себе ни мало покоя. Иные томили себя зноем, иные — холодом. Иные, отпив глоток воды, тотчас же переставали пить, только бы не умереть от жажды. Иные, вкусив хлеба, далеко отталкивали его от себя, говоря, что недостойны пищи людской, потому что делали скотское. Иные рыдали о душах своих, как о мертвецах. Иные удерживали рыдания и только изредка, когда уже не могли терпеть, внезапно кричали. Иные сидели, поникши к земле и непрестанно колебля головами, подобно львам, рыкали и выли протяжно. Иные, придя в исступление, становились бесчувственны. Иные молились о том, чтобы Бог наказал их проказою, иные — о том, чтобы впасть в беснование, только бы не быть осужденными на муку вечную. И ничего не слышно было, кроме слов: „Увы, увы! Горе, горе!“ Видны были глаза тусклые и впалые; веки, лишенные ресниц; щеки, исцарапанные ногтями; лица бледные, как у трупов; перси, болящие от ударов; мокроты кровавые, извергаемые от биения в грудь; языки воспаленные и выпущенные изо рта, как у псов. Все темно, все грязно, все смрадно. Я же, видя и слыша у них все это, едва не пришел в отчаяние». |
| См. также: Келия ; Труд . Авва Палладий рассказывал: “В Фиваидской области, в городе Арсиное, схвачен был убийца. После долгих пыток он был приговорен к отсечению головы. Его нужно было отвести на казнь за шесть миль от города, на то место, где он совершил убийство. Вместе с другими за осужденным шел монах – посмотреть на казнь. Преступник увидел шедшего монаха. “Отче, – обратился он, – должно быть, у тебя нет ни келии, ни рукоделия?” – “Прости меня, брат, – возразил инок, – у меня есть и келия, и занятие.” – “Так что ж ты не сидишь в келии и не предаешься сокрушению о грехах?” – спросил осужденный. “Правда твоя, брат мой, – отвечал инок, – я вовсе не забочусь о своей душе. Потому-то и иду посмотреть на твою казнь, чтоб хотя бы через это прийти в сокрушение.” – “Ступай-ка лучше, отче, сиди в своей келии и благодари Бога, Спасителя нашего. После того как, вочеловечившись, Он умер за нас, человек уже не умирает вечной смертью.” (Луг духовный. С. 86). 522. Авва Моисей, увидев на монахе Захарии Святого Духа, просил у него наставления; Захария истоптал свой куколь и сказал, что если человек не будет так попран, то не сделается монахом См. также: Дух Святой ; Унижение . Некогда авва Моисей пришел на колодец почерпнуть воды и увидел юного монаха Захарию, молящегося при колодце. Дух Божий в подобии голубя восседал на его голове. Авва Моисей попросил Захарию: “Дай мне наставление для моего жительства.” Захария, услышав это, пал к ногам старца: “Меня ли спрашиваешь, отец?” Старец сказал ему: “Поверь, сын мой Захария, что я видел Святого Духа, сошедшего на тебя, и нахожу нужным спросить тебя.” Тогда Захария снял куколь с головы, положил его под ноги и, истоптав, сказал: “Если человек не будет попран таким образом, то он не может сделаться монахом.” (Еп. Игнатий. Отечник. С. 132. 4). 523. Отшельники, достигшие совершенства, сказали авве Макарию Великому , что монах должен отречься от всего, принадлежащего миру; если же он немощен, то пусть безмолвствует в келии и плачет о грехах |
| Теперь спрашивается: кто более прав в своих воззрениях — первые или последние? Апологеты рассказа слабы в своих доказательствах. Большая часть свидетельств, которыми они хотят подтвердить истинность события, относится к очень позднему времени: Евхерий писал спустя столетие после царствования Максимиана, а такое свидетельство имеет мало цены в науке; еще менее имеют цены показания писателей и свидетелей, живших позднее Евхерия: они могли говорить о событии со слов Евхерия, на основании его сочинений. Больше всего могло бы иметь значения свидетельство Амвросия Медиоланского, так как он жил ранее Евхерия, но слова Амвросия, как очевидно для каждого непредубежденного ума, слишком неопределенны: под сонмом «небесных воинов», по меньшей мере с равным правом, можно разуметь и не разуметь воинов Фиваидского легиона. Последнее представляется наиболее безошибочным. Что касается доказательств, приводимых учеными против достоверности разбираемого повествования, то они сохраняют свое значение и силу. Можно так или иначе ослаблять при помощи каких-либо тонких соображений значимость того или другого доказательства, направленного против истинности рассказа, но совсем отнять вес у всех доказательств вместе едва ли возможно. Ввиду этого повествование о Фиваидском легионе и его мученичестве, несмотря на его грандиозность, или, лучше сказать, и вследствие его грандиозности, следует признать позднейшей легендой. Но каким образом могла сложиться подобная легенда? Где ее источник? Вопрос трудный. Для разрешения его мы можем сделать лишь немногое. В одном сочинении бл. Феодорита встречается известие о том, что (в царствование Диоклетиана, по приказанию Максимиана, в Апамее, в Сирии) подвергнуты были казни несколько христиан-воинов, вместе с их офицером (tribunus militum)- христианином, по имени Маврикий. Можно полагать, что этот восточный рассказ, перейдя на почву западную, в V веке послужил зерном к возникновению повести о Фиваидском легионе и его мученичестве. Отрицать истинность рассказа Феодорита нет основания (хотя, быть может, правильнее было бы вместо имени Максимиана поставить имя Галерия или Максимина); но если так, то, предположив, что и рассказ о Фиваидском легионе тоже историческая истина, мы встретимся с естественным недоумением: неужели в самом деле при Максимиане пострадали двое военачальников-христиан с именем Маврикий, и притом не одни, а с отрядами? Очевидно, верен какой-нибудь из двух рассказов: или Феодорита, или Евхерия. |
| — Как исполнялись указы Диоклетиана и производилось самое гонение? — Точное исполнение указов самим Диоклетианом; разыскание касательно обстоятельств гонения в Никомидии при Диоклетиане; достовернейшие сведения о гонении самого Диоклетиана в Палестине; почему мученичества, случившиеся независимо от Диоклетиана, приписываются личной воле самого Диоклетиана? — Характер императора Максимиана, тяжесть гонения при нем на Западе. — Рассказ о так называемом Фиваидском легионе; критика рассказа. — Констанций, отец Константина Великого, его характер и отношение к христианам; как далеко простиралась его благосклонность к гонимым? — Галерий, его личность и характер; великое число христианских мучеников при нем. — Максимин, его религиозный характер, положение христиан при нем, продолжение им гонения Диоклетианова. — Свидетельство современника о тяжести гонения Диоклетианова В наших исследованиях мы приблизились к жесточайшему из гонений, но в то же время и последнему. То была страшная тризна, но тризна, справленная язычеством по себе самом, потому что это был канун триумфа христианского общества над языческим. Говорим о гонении Диоклетиановом. Причины Диоклетианова гонения доселе кажутся не совсем ясными и понятными для историков. Это зависит от того, что от Диоклетиана меньше всего можно было ожидать гонения на христиан. В самом деле, гонение Диоклетиана случилось в самом конце его царствования, во все же прочее время своего правления он был в высшей степени благосклонен к христианам. Отсюда гонение на христиан, последовавшее в конце его царствования, является решительным противоречием со всей его прежней политикой в отношении к ним. В продолжение начальных целых 19 лет своего царствования (вступил на престол в 284 г.) он не нападал на христиан; так что сами христианские писатели, как, например, Евсевий, который в столь мрачных красках изображает Диоклетиана за его гонение, и те считают первоначальное отношение этого государя к Церкви в высшей степени выгодным для распространения христианства и развития его внутреннего благосостояния. |
| Без сомнения, следует склоняться в пользу рассказа Феодорита. Необходимо еще заметить, что греко-восточная агиология не знает мучеников Фиваидского легиона. Таким образом, как ни был груб и жесток соправитель Диоклетиана Максимиан, однако же нет твердых оснований приписывать ему такое злодейство, как казнь 6600 христианских воинов. Самое возникновение этой легенды, связываемой с именем Максимиана, впрочем, свидетельствует, что в Церкви долго хранилась память о тирании Максимиана. Другими словами, в основе легенды лежит тот верный факт, что Максимиан был слишком жесток в отношениях к христианам. Переходим к обзору противохристианской деятельности двух других соправителей Диоклетиана — кесарей Констанция Хлора и Галерия. Скажем сначала о Констанции Хлоре и его отношении к христианам. Прежде всего возникает вопрос: какие области подчинены были Констанцию? По Диоклетиановой государственной системе, кесари не были лицами, самостоятельно и полновластно управляющими данной страной; кесари — это были несменяемые полководцы, обязанность которых состояла в охранении границ Империи, в водворении порядка в тех провинциях, где возникали беспорядки и волнения, а в управлении они руководились законами, которые издавались верховным императором. Констанцию было поручено охранение спокойствия на крайнем Западе, но подчинена ли ему была, как обыкновенно полагают, кроме Британии еще и Галлия — это очень сомнительно. Обыкновенно кесарю поручалось управление только такими провинциями, которые объявлялись стоящими на военном положении; он лишен был инициативы в правительственных действиях. Поэтому сказать что-нибудь определенное об отношении Констанция как кесаря (292—305 гг.) к христианам трудно. Характер Констанция дает основание ожидать, что он не мог быть жестоким гонителем христианства во времена Диоклетиана. Евсевий говорит о его характере так: «Это был государь самый добрый и кроткий, он один из современных государей провел все время своего правления достойно своей власти, являл себя правдивейшим и благодетельнейшим ко всем». |
| Избрание произошло без участия К-польской Патриархии, традиционно игравшей большую роль в этом процессе, что свидетельствовало о начавшемся движении АПЦ к подлинной самостоятельности. Прибыв в Египет, новый патриарх обнаружил, что положение дел в Церкви за время его отсутствия сильно изменилось. Уже при патриархе Иерофее II начались первые конфликты между Патриархией и греч. общественными орг-циями - общинами, представлявшими интересы быстро растущих численно и экономически греч. предпринимательских кругов, к-рые стремились не только добиться полной независимости АПЦ от К-польского престола, но и обеспечить участие мирян в управлении Церковью. С этой целью общины Каира и Александрии составили новый церковный устав (канонизм), к-рый существенно ограничивал полномочия патриарха. Н. был вынужден подписать этот устав, надеясь в будущем его ликвидировать. Но первая же попытка патриарха выйти из-под контроля общин привела к началу затяжного и самого острого в XIX в. церковно-политического конфликта в Египте, получившего название «египетская смута». В февр. 1866 г. Н. рукоположил новых архиереев и назначил состав Синода без согласования с общинами, чем вызвал недовольство нек-рых мирян и начало дискуссий о правах Патриархии и общин. Нестроения в Церкви и перемена климата пагубно сказались на здоровье патриарха: весной 1866 г. он перенес инсульт. Несмотря на это, Н. пытался заниматься организацией церковной жизни: в частности, он обратился с просьбой к Киевскому митр. Арсению (Москвину) оказать финансовую помощь в строительстве правосл. храмов и уч-ща для правосл. арабов, в т. ч. с целью противостоять католической пропаганде. Ухудшение здоровья побудило Н. в июле 1866 г. назначить местоблюстителем митр. Фиваидского Мелетия. Это назначение вызвало новые протесты. Несмотря на его последующую отмену, в дек. того же года общины без участия Патриархии избрали местоблюстителем архим. Евгения (Дангоса), заручившись поддержкой К-польской Церкви. Вслед. распространившегося мнения об умственной и телесной слабости патриарха и его неспособности к управлению Церковью архим. |
| Пахомий родился в египетской области Фиваиде. Родители его были язычники, он принял христианство при следующих обстоятельствах. Ему было 20 лет, когда его взяли на военную службу. Проходя со своим отрядом различные города, Пахомий везде встречал недостаток в продовольствии и вообще плохой прием; только в одном городе жители оказали воинам помощь пищей и одеждой и обошлись с ними дружелюбно. Тронутый этим вниманием, Пахомий спрашивал, почему жители в этом городе так отличаются от прочих. Ему отвечали, что здесь живут христиане, люди благочестивые, милостивые и гостеприимные, старающиеся относиться хорошо даже к врагам своим. Добрые дела христиан внушили Пахомию уважение к вере их, и он решился присоединиться к их обществу, если возвратится из похода невредимым. И он исполнил обещание. Когда война кончилась, и Пахомий возвратился на родину, то отыскал христианского священника, получил от него наставления в вере и крещение. В то время в Фиваидской пустыне жило много благочестивых подвижников, между которыми особенным уважением пользовался старец Палемон. Пахомий искал полного уединения и пришел к этому старцу, прося принять его в келью. Палемон принял Пахомия, и тот начал разделять с ним все подвиги. День и большую часть ночи они проводили в молитве, пении псалмов и работе (вязании власяниц и плетении корзин), соблюдая в то же время самый строгий пост. Так прожил Пахомий 10 лет. Проходя однажды по пустыне, он, вдали от своего жилища, на берегу Нила нашел уединенное место, которое ему очень понравилось; место это называлось Тавенна. Пахомий остановился и стал молиться; вдруг слышит он чудесный голос: «Поселись здесь и устрой обитель; к тебе соберется множество иноков». Пахомий последовал чудесному указанию, поставил на том месте, где молился, келью, поселился в ней и начал строить кельи для иноков. К месту его уединения стали собираться ученики; он охотно принимал их и после испытания облекал в иноческий чин. Пахомий принял на себя все попечения о внешнем благоустройстве новой обители, чтобы другим инокам было больше времени для духовных подвигов; он готовил пищу, работал в огороде, служил больным и был привратником. Вскоре число братии возросло до ста, тогда Пахомий написал устав иноческого жития, – первый по времени. Сообщим вкратце его содержание. |
|
|
