| Противоположным стоицизму, но также разрушавшим традиционные для Древнего Рима духовные ценности, было учение эпикурейцев , призывавшее своих последователей наслаждаться телесными удовольствиями, которые согласно данному учению считаются источником всякого блага. Самым ярким представителем этого течения был Лукреций (98–55 гг. до н. э.). Скептицизм , основателем которого считается Пиррон (ок. 360–270 гг. до н. э.), настаивал на ограниченности человеческого разума и невозможности адекватного познания реальности. Весьма популярной была и философия циников , утверждавшая необходимость аскетического делания и личной добродетели и отрицавшая при этом незыблемость устоявшихся в обществе норм. Выдающийся римский оратор и философ Цицерон (106–43 гг.), несмотря на общий эклектичный характер своих воззрений, очевидно, испытал на себе заметное влияние учения циников. Духу моды на иностранные культы соответствовало неопифагорейство , объединявшее в себе эзотерические элементы самых различных учений, символизм и мистику чисел, а также разнообразные магические практики. Среди известных последователей этой философской школы можно упомянуть Аполлония Тианского (1–98 гг.) и Нумения из Апамеи (2-я пол. II в.). В целом, как можно видеть, религиозная жизнь Древнего Рима в этот период характеризуется чрезвычайной пестротой, эклектичностью и разнообразием. §5 От начала империи до Миланского эдикта (30 г. до н. э. – 313 г.) В 27 г. до н. э. высшая государственная власть сосредоточилась в руках Гая Октавия Фурина, вошедшего в историю под именем императора Октавиана Августа (63 г. до н. э. – 14 г.). Среди множества реформ и свершений этого человека был целый ряд и тех, что напрямую соотносились с религиозной сферой. Октавиан пытался утвердить римские национальные традиции, для чего стремился упрочить и даже воссоздать древние обычаи, поддерживая, впрочем, одновременно и новые. В частности, он отреставрировал около 80 храмов в Риме, счёл необходимым вступить в наиболее значимые коллегии жрецов и принял звание великого понтифика (лат. pontifex maximus). |
| С упадком художественной религии Гомера и Гесиода, эти верования начали все более и более распространяется, так как ряды аристократии, высших классов в порабощенной Греции быстро убывали, а между тем низшие классы все более и более пополнялись вольноотпущенниками, рабами и солдатами. Вот какие обстоятельства сообщили синкретическому течению эллинистического периода этико-религиозное направление. В последнем веке перед рождеством Христовым философия через этику так близко подошла к религии, что последняя была объявлена источником высшего знания (и для философии). Это мы видим в философских системах, проникнутых всецело религиозно-мистическим духом – в платонизме и новопифагорействе. Известный неопифагореец, из более позднего времени, Аполлоний Тианский изображается пророком, живущим во храмах и беседующим с богами. Система неопифагорейского платоника Плутарха Херонейского отличается исключительно богословским характером 9 . Под влиянием духа того времени началось особое творчество, незначительными следами которого являются сохранившиеся отрывки, напр. миф о творении в Лейденском папирусе 10 или космогония в Страсбургском 11 мифе о творении человека у наассенов 12 , так называемая «герметическая литература» 13 и мандейские писания 14 . Характерной чертой названных памятников является усвоение религиозному знанию исключительного значения. Это знание не было обыкновенным теоретическим, но совершенно особым: это знание – сила, несущая человеку небесное спасение. Часто это знание приближается к внутреннему созерцанию или чувству – и таким образом γνσις уравнивается с εσεβεα, с религиозным, благочестивым настроением 15 В глубокой древности появилась секта мандеев, существующая еще и доселе. Слово «мандеи» – халдейское, в переводе оно означает «знающие» ( γνωστικο), т. е. полагающие путь спасения в знании 16 . Вот какими результатами сопровождалось синкретическое течение в мире языческом.·Что же касается иудейского народа, то и он, при всей своей замкнутости и отвращении к язычеству, был втянут в это течение. |
| Так и произошло. Бояться храма не надо. Просто приходите, стойте, слушайте. Молитесь, как умеете, своими словами. Просите, чтобы Господь открыл, дал понять происходящее. И очень скоро вы будете все понимать. Зачем верующие кланяются Богу? Это одна из молитвенных поз, то есть поза, выражающая наше душевное настроение. Когда мы обращаемся к Богу с горячей просьбой или словами благодарности, мы можем воздеть руки. А сокрушаясь о грехах или изумленные величием, милостью, мудростью, красотой Бога, мы падаем на землю, на колени. И не только на колени, бывает, что и на лицо свое, и это грешное лицо не смеем поднять… Как начинает св. апостол Иоанн Богослов рассказ о том, что видел на Небесах? Иоанн видит Христа и, пораженный огненностью Его лика и славой, падает к ногам Его, «как мертвый». Многие христиане именно так и молятся, не дерзая прямо встать перед Богом. Эти люди очень глубоко переживают свое недостоинство и духовную нищету. Поклон выражает наше смирение. Когда, совершив поклон, мы встаем, этим самым мы себе напоминаем, что отвергаемся от греха, восстаем к новой, праведной и чистой жизни. Зачем нужен обряд? Гораздо проще просто верить в Бога, разговаривать с Ним, все остальное только отвлекает. Те, кто выступает против обрядов, во-первых, забывают, что мы люди. Если бы мы были ангелами, то естественно для нас было бы прославлять Бога только душою. Но мы люди, и каждое свое внутреннее настроение облекаем во внешнее действие. Собственно слово обряд значит по-славянски одежда. Обряжать – значит одевать. Обряд – это одежда внутреннего настроения. Когда мы приветствуем друг друга – мы пожимаем руки; когда любим друг друга – целуемся. Это тоже обряд, то есть внешнее выражение нашего внутреннего настроения. Второе: возражения против внешнего обряда логичны только в рамках религиозных представлений, вообще отрицающих плоть и мир и все, что с ними связано. Особенно это представление характерно для так называемого гностицизма, ереси II-III столетий, отрицающей все земное, все сотворенное. Гностики говорили, что Христос и воскрес призрачно, иллюзорно; ученикам лишь казалось, что Он воскрес. Не мог же, говорят гностики, Христос, в самом деле, опять воспринять что-то греховное, плохое, какое-то тело… Еретик Аполлоний Тианский говорил, что Бога нельзя чествовать ничем материальным, даже вслух произносимым словом, потому что вся материя в мире слишком осквернена, чтобы ее приносить в дар Творцу. |
| Чудо, о котором говорится в дневном Евангелии, дает нам повод говорить о чудесах Иисуса Христа. 1. Их возможность. В наш век неверия возможность чудес сильно оспаривается. Чудо, говорят, было бы нарушением или уничтожением законов природы. Но эти законы даны Самим Богом, следовательно, Он не может разрушать их и т. д. Что скажем мы на это? а) Бог есть Бог живой и свободный . Разве Он может оставаться в бездействии, когда живет природа и действует человек? б) Он есть Бог любвеобильный и благой . Так мы представляем Его себе, и молим Его об удалении бедствий и т. д. Если это совершается, то происходит чудо. в) В природе ежедневно совершаются Богом тысячи чудес . Земная влага обращается в виноградной лозе в вино, хлеб на нивах умножается и т. д. Собственно, так называемые чудеса отличаются от этих только тем, что совершаются на короткое время и на известном пространстве. Если возможны чудеса продолжительные или постоянные , то возможны также и мгновенные. г) Иисус Христос не уничтожал естественных законов , а только изменял время их осуществления. Волны, воздвигнутые бурей улегались мгновеннее. Смоковница засохла скорее и т. д. Только внешность вещей чудесно изменялась, но божественный порядок оставался нерушимым. д) Иисус Христос часто восстанавливал первоначальный, предуказанный Богом порядок. Бог сотворил человека без болезни и смерти; диавол и грехи внесли их в мир. Иисус Христос, удаляя болезнь и смерть, только восстанавливал таким образом изначальный порядок. 2. Их действительность. Чудеса Иисуса Христа были действительно. а) Иудеи видели их . Они совершались публично перед всем народом. Исцеление слепорожденного было тщательно исследовано. Воскресение Лазаря обратило тысячи людей к вере и ускорило предание Спасителя на смерть. Самые ожесточенные враги — фарисеи не могли ничего сказать, как только то, что Он “ изгоняет бесов силою князя бесовского ” (Мат.9:34)и проч. б) Язычники римского царства не отвергали чудес. Они умерщвляли христиан, но не опровергали их. Они хотели унизить уважение к Иисусу Христу тем, что приписывали подобные же чудеса Аполлонию Тианскому, жившему за 200 лет до того, чудесам которого, впрочем, никто не верил. |
| Эта аргументация значительно менее убедительна, чем сам по себе доказываемый тезис, ибо она строится на последовательно неисторическом представлении о биографии «вообще» и слишком мало ориентируется на историко-литературную конкретность биографического жанра, каким он действительно был в контексте позднеантичной культуры. Во-первых, ориентация Евангелий на т. н. «керигму», на возвещение Благой Вести, т. е. на явление раннехристианской проповеди со всеми практическими требованиями такового, едва ли что-нибудь доказывает в данной дискуссии. Не будем отмечать, что само по себе абсолютное противопоставление керигматического историческому понятно лишь в философской атмосфере экзистенциализма, в которой складывались взгляды Бультмана 8 , и не могло бы быть разъяснено ни одному из предшествовавших поколений христиан, включая те поколения, среди которых и для которых возникли Евангелия. Перейдем к языческой литературе. Хотя бы одни только жизнеописания Пифагора от времен Аристоксена (IV в. до н. э.) до времен Ямвлиха (III в. н. э.), а равно и биографии неоплатонических учителей и чудотворцев, как «Жизнь Плотина», написанная Порфирием, или «Жизнь Исидора», написанная Дамаскием, принадлежат по своему содержанию сфере мистико-философской проповеди . О том, как легко жанровая модель языческой биографии была усвоена христианской житийной литературой, мы уже говорили: вся «агиография» есть в плане историко-литературном совершенно гомогенная ветвь на древе античной биографии. Как назидательность, так и топика чудотворения были весьма свойственны последней (в конце концов, филостратова «Жизнь Аполлония Тианского» есть именно языческая «керигма»). Во-вторых, то обстоятельство, что столь значительная часть объема Евангелий, в особенности первого и третьего, отдано не нарративным эпизодам «хронографически» 9 излагаемой жизни Иисуса, но «логиям», т. е. Иисусовым поучениям, притчам и афоризмам (в терминах античной риторической теории «апофтегмам» и «хриям»), между тем как собственно биографическая канва обнаруживает так много лакун, – тоже не довод. |
| Влияние Юлии Домны держалось и после смерти Севера (211 г.) во все время царствования Каракаллы. Когда ее сын был убит (в 217 г.), императрица предпочла умереть, чем преклониться пред его убийцами. Ее сестра, Юлия Мэза, столь же честолюбивая, как и она, выступила тогда на сцену и неожиданно продлила существование северовской династии, удержав власть в фамилии емезских первосвященников. У нее были две дочери, Соэмиада и Маммея, каждая – с малолетним сыном. Солдат восточной армии, очень преданных Каракалле, уверили, что сын Соэмиады родился от ее незаконной связи с их любимым императором. Мальчик – ему было всего 13 лет – был уже обладателем прав смезского первосвященства. Император Макрин, посаженный было на место Каракаллы, был вскоре устранен, и юный жрец стал римским императором. Мы знаем его под именем его бога Гелиогабала, которого он перенес в Рим и фанатичным служителем которого он оставался всю жизнь. Как и его бабка Домна, новый император был синкретист, но на свой образец. Его бог должен был стать центром Олимпа. Он начал с того, что женил его на карфагенской Юноне Небесной. Перенесенный на Запад Ваал таким образом вновь обрел свою Астарту. Он восстановил также его сирийский культ, с его непристойными обрядами и священным исступлением. Император лично руководил этой религиозной оргией и с наслаждением позорил в ней то, что еще уцелело от древнего римского величия. Наконец, преторианцам надоел этот великий жрец с его сладострастными процессиями: его бросили в Тибр, и на его место посадили сына Маммеи, кроткого и добродетельного Александра. Емезского бога, карфагенскую богиню и много других богов, привезенных издалека на эту небесную свадьбу, разослали обратно по прежним храмам. Александр с своей стороны был также склонен к религиозному синкретизму. Одушевленный гораздо более широкий благочестием, чем Юлия Домна, он поклонялся в своей домовой часовне одновременно Аврааму и Орфею, Иисусу Христу и Аполлонию Тианскому. Его мать Маммея была в переписке с Оригеном и Ипполитом 456 . Возможно, что и Александр был знаком с этими учителями. Он готов был воздвигнуть храм Иисусу Христу и официально причислить его к сонму богов, но его советники отговорили его от этого. Однако они не удержали его от явного допущения христианских общин, от похвал их нравственности и Р организации и, наконец, от защиты их при случае против несправедливых исков 457 . |
| Выявление особенностей почерка Н. Г. позволило установить его многочисленные автографы ( Š ev enko. 1964; Lilla. 1991; Фонкич. 1999; Cl é rigues. 2007). Среди них есть рукописи, полностью или по преимуществу написанные Н. Г. (Palat. gr. 129), и списки, в к-рых содержатся небольшие тексты (Monac. gr. 529. Fol. 246-254; Vat. gr. 2660. Fol. 1-2v, 19-34v) или отдельные пометы, сделанные им (Vat. gr. 303, 1365; Paris. gr. 1776, 2003; Laurent. Plut. 70.5). Кодекс Palat. gr. 129 представляет собой «записную книжку» Н. Г.- создававшуюся на протяжении неск. лет коллекцию выписок из античных авторов для личного пользования. В годы, когда Н. Г. заведовал б-кой мон-ря Хора в К-поле, через его руки прошли десятки книг. На сегодняшний день известны более 50 рукописей, в которые рукой Н. Г. внесены те или иные дополнения ( Bianconi. 2005; i dem. La «biblioteca». 2008; Idem. La controversia. 2008). Помимо научной литературы по арифметике, муз. теории, астрономии и зоологии ( Manolova. 2014. P. 27-49) Н. Г. изучал диалоги Платона (Vat. gr. 228; P é rez-Mart í n. 2004), «Римскую историю» Диона Кассия Кокцеяна (Marc. gr. 395; P é rez-Mart í n. 2015), «Жизнеописание Аполлония Тианского» Флавия Филострата ( Bianconi. La controversia. 2008. P. 340-343), сочинения Ксенофонта (Vat. Palat. gr. 140; Lond. Brit. Lib. Egerton. 2624), «Библиотеку» свт. Фотия I , патриарха К-польского (Vat. gr. 130. Fol. 1v), причем работал с лучшим кодексом сочинения Marc. gr. 450, сер. X в. ( Фонкич. 1999. С. 65, 71-72). Биография Н. Г. рано лишился отца, с 1299 г. его воспитывал дядя по материнской линии свт. Иоанн , митр. Ираклии Понтийской. Благодаря Иоанну Н. Г. познакомился с сочинениями Платона ( Laurent. 1935. Σ. 55). В возрасте ок. 20 лет Н. Г. переехал в К-поль, где изучал риторику и логику под руководством буд. патриарха К-польского Иоанна XIII Глики (1315-1319). В 1316 г. Н. Г. поступил в ученики к самому яркому интеллектуалу эпохи, великому логофету Феодору Метохиту , благодаря к-рому Н. Г. обрел глубокие познания в философии и астрономии. |
| «Исполнились все Духа Святаго». «Дух Святой – говорит Григорий Богослов (IV, 16) – действовал во первых, в ангельских и небесных силах..., потом в отцах и пророках..., после же всего действовал в учениках Христовых, и в них троекратно – по мере их удобоприемлемости и в три различные времена: до прославления Христова страданием, по прославлении воскресением и по вознесении на небо или устроении ( Деян.3, 21 ), как показывает первое – очищение от болезней и духов, производившееся, конечно, не без Духа; также по совершении домостроительства – дуновение Христово, которое очевидно было Божественным вдохновением, и наконец – нынешнее разделение огненных языков... Но первое было не ясно, второе явственное, а нынешнее совершеннее: ибо не действием уже, как прежде, но существенно присутствием и, – как сказал бы иной – «сопребывает и сожительствует Дух». «Начали говорить на других языках, как Дух давал им провещавать». В объяснение сего так говорит Св. Кирилл Иерусалимский : «Петр и Андрей – Галилеяне говорят по-персидски и по-мидийски, Иоанн и прочие апостолы изъясняются на всяком языке с пришедшими от язычников. Дух Св. научает многим языкам вместе, каких вовсе не знали наученные Им. Это – Божественная сила! Какое сравнение между долговременным их неведением и между этою всеобъемлющею, многостороннею, необычайною, внезапною силою говорить на всех языках»... Св. Феофилакт поучает: «почему дар языков апостолы получили прежде других дарований? Потому что имели разойтись по всем странам; и как во время столпотворения один язык разделился на многие, так теперь многие языки соединились в одном человеке, и один и тот же человек, по внушению Духа Святого, стал говорить и на персидском, и на римском, и на индийском и на многих других языках. И дар этот назывался «даром языков», потому что апостолы могли говорить на многих языках»... Св. Ириней († 202 г.) говорит о многих, еще в его время живших христианах, которые имеют «пророческие дарования, говорят на разных языках ( παντοδαπας γλσσαις), открывают тайны сердца человеческого в назидание и объясняют тайны Божии» (adv. haer. V, 6). В собеседованиях о жизни Италийских Отцов – творении Григория Двоеслова – упоминается об одном отроке Арментарии, который говорил на иноземных языках, не учившись им (304 стр.). Следы древности понимания дара языков в собственном смысле можно видеть и в том, что Филострат, описывая жизнь Аполлония Тианского, которого хотел противопоставить Иисусу Христу, заметил о нем, что он знал не только все языки человеческие, но и язык животных. В Церковной Истории встречаются позднее примеры чудесного разумения иностранных языков напр. в Ефреме Сирине . |
| Мир привык идти к извечным истинам окольными путями. Оглохшая от самой себя, переставшая верить себе, цивилизация рождает такие «шедевры», как музыка без звуков и книги с пустыми страницами. Пьеса «4 минуты, 33 секунды» американского композитора Джона Кейджа, впервые «сыгранная» в 1952 году, и книга «Ничто», выпущенная в США в 1974 (и имевшая несколько переизданий!) — яркие иллюстрации эпохи. О девальвации слова и тишине как жизненной необходимости сегодня с новой силой заговорили философия, лингвистика, психология… Эти естественные, как дыхание, идеи преподносятся в виде открытий и откровений. Но от этого, увы, мало что меняется. Мне очень нравится притча, в которой рассказывается, как однажды встретились два монаха, давних друга, которые не виделись много лет. Оба были искренне рады встрече, но, пройдя вместе целый день, они не проронили ни слова. А вечером, когда их пути расходились, один из них сказал: «Ну вот и пообщались, брат»… Понятно, что всё это время иноки молча молились, и молитва единила их больше тысячи слов. О том же говорит известный афоризм: о чём говорить с человеком, с которым не о чем помолчать? Молчание человека нужно заслужить. Я имею в виду «живое молчание», то, которым «безмолвствуют», а не то, которым «замалчивают»; не безразличие и отчуждённость, и не глупое молчание, когда сказать нечего. Живое молчание надсловесно, оно выражает то, что слова выразить бессильны. Поэтому оно предполагает определённую степень доверия к человеку, готовность разделить его сокровенное. И потому мудрецы говорят: если у вас есть человек, с которым вам хорошо молчать, цените его, как воздух. Молчание — это не немота. Выбор между словом и молчанием — это скрытый акт речи. Как писал Аполлоний Тианский, греческий мистик-неопифагореец, «молчание тоже есть логос». Символична в этом отношении икона «Иоанн Богослов в молчании». На ней объединены противоположные, на первый взгляд, идеи: левой рукой апостол держит книгу, открытую на первой главе его Евангелия: «В начале было Слово», — а его правая рука в это время поднесена к устам, что является жестом безмолвия. Но противоположность эта мнимая: на самом деле Иоанн говорит и молчит об одном и том же, и это только усиливает значимость сказанного. |
| Ньюмен, уже став католиком, тем не менее, с большой теплотой и благодарностью вспоминал своего учителя. «Это был человек щедрого и горячего сердца... Тогда, в 1822 г., я был неловким и робким, он взял меня в свои руки и принял во мне участие как мягкий и ободряющий наставник. Он открыл мой разум и учил меня думать и размышлять». 13 июня 1824 г. Ньюмен был посвящен в кафедральном соборе Христа в Оксфорде в сан диакона. Первую свою проповедь он произнес в небольшой церкви Св. Троицы в Овервортоне, недалеко от Бэрнберри. 29 мая 1825 г., в праздник Пятидесятницы, Ньюмен принял сан священника и занял вакансию второго священника (викария) в церкви св. Климента в Оксфорде. Около двух лет он был погружен в приходскую работу, много служил и проповедовал, хотя не оставлял и научных трудов. В это время он написал статьи о Аполлонии Тианском, Цицероне и чудесах для Encyclopaedia Metropolitana. В том же году, по рекомендации Уотли, Ньюмен был назначен вице-ректором колледжа St. Alban Hall. Этот пост он занимал только около года. Общение с Уотли заставило Ньюмена задуматься о многих богословских вопросах, прежде всего о том, что есть Церковь Христова. В 1826 году ушел с поста вице-ректора и вернулся преподавателем в Ориэл-Колледж. Во время своего преподавания Ньюмен сдружился с двумя своими учениками — Робертом И. Уилберфорсом (позже архидиаконом) и Ричардом Х. Фрудом. Ньюмен отмечал потом, что в этой дружбе зародились «первые элементы движения, позже названного трактарианским» . В конце 1827 - начале 1828 гг. Ньюмен переживает тяжелейший душевный кризис, вызванный болезненным переутомлением, а также несчастьями, обрушившимися на его семейство. Отец оказался на грани разорения. Спустя некоторое время скончалась его любимая младшая сестра Мэри. Эти переживания побудили Ньюмена искать утешения в творениях древних отцов Церкви. Он углубился в изучение истории Церкви, жизнеописаний древних святых и мучеников, свидетельств о различных чудесах. Ньюмен в своей Апологии вспоминал, что более всего его заинтересовала история Александрийской Церкви как исторический центр богословия никейского периода. |
|
|
