| Вступавшие в тайные религиозные союзы, или гетерии, адепты принимали посвящение и затем проходили ряд ступеней. «Эти степени посвящения, – по словам знатока античных мистерий Е. Г. Рабинович, – являются универсальным признаком всех закрытых коллегий, и хотя число степеней варьируется.., но различаются два главных состояния относительно таинства: предварительно посвященный обычно именуется мист (“тот, чьи уста запечатлены”, “молчун”), полностью посвященный – эпопт (“наблюдатель”, “созерцатель (таинства))”. Во всех степенях требовалось соблюдение разнообразных – порой сложных – правил, касающихся еды, одежды, общения с женщинами и т.д., но главным правилом оставалось соблюдение тайны. Тайна (мифологическая доктрина… союза) заключалась в приобщении к некоему сокровенному знанию, всегда имеющему отношение к загробному блаженству, которое… требовало приложения некоторых специальных усилий и получения некоторой специальной информации – вот этой-то информацией и располагал эпопт» (Е. Г. Рабинович. «Жизнь Аполлония Тианского» Флавия Филострата. – Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. М., 1985, с. 246). Несравненно популярнее мистериальных культов были общенародные праздники в честь богов – истмийские, пифийские в Дельфах в честь Аполлона, Панафинеи в Афинах, но самыми знаменитыми из них были те, что устраивались в Олимпии на Пелопоннесе в честь Зевса Олимпийского. Эти празднества сопровождались спортивными состязаниями, в которых первоначально участвовали дорийцы, а потом и гимнасты из всех эллинских полисов. Основателем Олимпиад почитали Геракла, родоначальника дорийских царей – гераклидов. Счет Олимпийских игр ведется с 776 г. до Р. Х., когда их стали проводить регулярно – раз в четыре года. Счет по Олимпиадам стал впоследствии основой общегреческого летосчисления. Олимпиады проходили летом, в течение 5 дней. Самым древним состязанием был бег на расстояние одного стадия – стадион, откуда потом пошло название самого ристалища – плошадки для бега, а потом и специально отведенного места для других спортивных соревнований. |
| У императора Александра Севера Его изображение стояло вместе с изображениями Авраама, Орфея, Аполлония Тианского Оракул Аполлона в Милете отзывается о Христе с большим уважением: «Он был смертен по телу, премудр и творил чудеса». 160 В другом изречении оракул говорит: «Христос, как благочестивый, пребывает на небе с благочестивыми; итак не порицай Его, а сожалей о глупости людей, причиною гибели которых был Он». 161 То же самое говорит Геката: «Душа, о которой идет речь, есть душа благочестивого человека, но те, которые Его боготворят, заблуждаются» 162 . Порфирий, который приводил эти изречения в «Философии оракулов», очевидно разделял такое высокое мнение о Христе. Некоторые язычники свидетельствовали свое уважение к Христу тем, что в своих сочинениях старались противопоставить Ему какую-нибудь знаменитую личность из их истории; так Филострат и Иерокл противопоставляли Ему Аполлония Тианского, Порфирий и Ямвлих – Пифагора. Только у Цельса мы находим совершенно другое отношение к личности Иисуса Христа. Цельс не видит в Нем ничего не только божественного, но и замечательного, выдающегося. Если бы Бог, говорит он, и в самом деле вошел в человека, Он необходимо отличался бы его ростом, красотою, силой, величием, голосом, красноречием, – но этот (Христос) ни в чем не был выше других людей и даже, как говорят они сами (христиане), – был некрасив и незнатен. 163 Смиренный образ Христа, добровольно и кротко переносившего хулы, клеветы и преследования врагов и измену своего собственного ученика, не производил впечатления на Цельса и даже дает ему повод к насмешкам. Этот Бог христиан, говорит он, еще в детстве трусливо бежит в Египет от преследования Ирода. Впоследствии уличенный и преданный суду, Он спасается постыдным образом. 164 Перед страданиями Он просит Бога избавить Его от этих страданий. На кресте Он не переносит простой жажды, которую может перенести самый обыкновенный человек и пьет даже желчь и уксус. 165 Характер Его раздражительный, склонный к угрозам и проклятиям; обращаясь всегда со словами: «Горе вам», «Я вам говорю», Он показывает, что бессилен убедить своих слушателей доказательствами и потому употребляет средства, не приличные не только Богу, но и здравомыслящему человеку. |
| Философия всегда имела тот недостаток, что она существует для немногих, и философия Плотина не представляла в этом отношении исключения; его метафизика была слишком отвлеченна, его мораль преследовала свою цель слишком длинным путем и рассчитана была на человека живущего и могущего жить созерцательной жизнью. Масса же искала положительных религиозных верований и более или менее простых средств общения с Божеством, а для жизни – законов и правил, определяющих эту жизнь, но не отрывающих человека от его среды и от его обычных занятий. Своею реформой Ямвлих вульгаризировал, так сказать, философию своих предшественников, дав ей религиозную форма, и одухотворил народную религию, дав философский смысл не только богам и мифам, но и её культу – жертвам, молитвам, заклинаниям и вообще всяким обрядам. Часто объясняют союз неоплатонической философии с народной религией опасностью, которая грозила той и другой от все более и более распространявшегося христианства. 56 Это соображение верно, но не нужно представлять дело слишком грубо, как будто бы философия, совсем не разделяя народных верований, признала их только для того, чтобы найти поддержку против общего врага, и наоборот, религия по таким же мотивам соединилась с философией. Соединение их произошло много раньше, когда никакой опасности от христианства еще не было видно; предшественники неоплатонизма, как Апполоний Тианский, Плутарх, Апулей, Нумений в своих воззрениях очень близко стояли к народным верованиям и уделяли много внимания богослужебному культу; особенно Аполлоний Тианский, который так же, как Ямвлих, может быть назван столько же жрецом, сколько философом. 57 Философия давно уже приспособляла народные верования к своим идеям, когда они отставали от последних. 58 Теперь она должна была заняться этим с большей интенсивностью и с большей энергией. Христианство, распространяясь с чрезвычайной быстротой, получивши во время Ямвлиха даже значение государственной религии, грозило совершенно уничтожить язычество, а вместе с тем и греческую цивилизацию, которая во всем – и в литературе, и в искусстве, и в государственной жизни была проникнута религией; нужно было оправдать старую религию, оживить её, одухотворить и философия настойчиво занялась этим не новым уже для неё делом; от истолкования мифов она перешла к обряду культа и к теургии и хотела дать и им смысл, философское объяснение; но этот союз не спас религию, а увлёк к гибели вместе с религией и философию; неоплатонизм не мог оживить старых уже отживших форм жизни, между тем как христианство , стремясь оживить общество, оживляя отдельных людей, делая их нравственно лучше, распространялось все больше и больше. |
| Писатель II-III века Флавий Филострат написал произведение «Жизнь Аполлония Тианского», представляющее собой его апологию. В частности, там рассказано и об эпизоде в Аспендосе, который свидетельствует, по крайней мере, о двух вещах – о том суеверном почитании, которым был окружен философ-колдун, и о том, что он в данном случае повел себя весьма достойно и, воспользовавшись своим влиянием, помог голодному народу. Поскольку прямая цитата всегда предпочтительнее пересказа – даже очень хорошего, – обратимся к античному источнику и посмотрим, что пишет Филострат. В то время Аполлоний наложил на себя обет молчания, и восхищенный биограф отмечает, что тот и молча добился успеха. «Было это вот как. Он явился в Аспенд, стоящий на берегу Эвримедонта, – из Памфилийских городов это третий по величине, – в пору, когда местным жителям приходилось в голоде довольствоваться лишь горохом, ибо богатые хлеботорговцы придерживали зерно, чтобы повыгоднее сбыть его в других городах. Поэтому люди всех возрастов в злобном отчаянии окружили градоначальника и, запалив огонь, намеревались сжечь его заживо, хотя он и укрылся подле кумиров кесаря, которые в то время казались страшнее и святее кумира Олимпийского Зевса, потому что кесарем этим был Тиберий, а в его правление, говорят, какой-то человек был обвинен в святотатстве лишь за то, что поколотил своего раба, когда у того при себе была серебряная монета с изображением Тиберия. Итак, Аполлоний , подойдя к градоначальнику, движением руки попросил объяснить, в чем дело. Тот отвечал, что не только не повинен в беззаконии, но, напротив, сам вместе с народом сделался жертвою беззакония и потому, ежели не позволят ему говорить, погибнет не он один, а все горожане. Тогда Аполлоний, оборотясь к надвигавшейся толпе, знаками попросил выслушать градоначальника. Аспендийцы, изумленные его поведением, не только приутихли, но и сложили горящие факелы на ближние алтари, а приободрившийся градоначальник сказал: «В нынешнем голоде повинны такие-то и такие-то (и он перечислил имена), ибо они, собрав хлеб, припрятали его в своих загородных поместьях». Горожане стали сговариваться тотчас же обыскать окрестности, однако Аполлоний , покачав головою, знаками посоветовал не делать этого, а лучше призвать виновных сюда, чтобы они отдали зерно добровольно. Вскоре хлеботорговцы явились, и тут он с трудом сдержал вопль сострадания при виде рыдающей толпы – кругом теснились стенающие женщины и дети, а старики причитали, словно вот-вот умрут с голоду. Однако он сумел соблюсти зарок молчания и, написав на табличке свой приговор, дал его градоначальнику для оглашения» (Арриан). |
| Итак, причина различий христианских и нехристианских песнопений лежала не в конфессиональной противоположности, а в явлениях совершенно иного порядка. Зачастую даже образы, содержащиеся в христианских песнопениях, существенно ничем не отличались от нехристианских. В обоих случаях это были гимны Богу. И там, и здесь характер музыки должен был выражать глубочайшее преклонение и почтение. Достигалось это особыми средствами, зависящими опять-таки как от времени создания песнопения, так и от национальной среды. Правда, существуют некоторые отличия, которые и являются музыкальным показателем для противопоставления языческой и христианской музыки. Среди языческого пантеона находились важные и грозные боги, требовавшие и соответственного «музыкального приношения»: Зевс-Юпитер, Аполлон, Артемида-Диана, Гера-Юнона, Афина-Минерва, Деметра-Церера, Персефона-Прозерпина, Арес-Марс и другие. Однако наряду с ними существовали и Дионис-Бахус, и Флора, и Фавн. Празднества в их честь превращались в многодневные оргии, во время которых пьянство и безнравственность разрастались до неописуемых масштабов. Лучшие из язычников выступали против разгула этой безнравственности, сопровождаемой низкопробной музыкой. Так, ритор конца II – начала III века Филострат, написавший «Жизнь Аполлония Тианского» – роман о философе-пифагорейце, жившем во второй половине I века, – ярко показывает отрицательную реакцию своего героя на Дионисийские оргии. Даже если многие черты образа Аполлония Тианского – плод творческой фантазии Филострата, то и тогда это весьма показательно, так как отражает отношение мыслящей части языческого общества к бытующим порокам. Филострат пишет, что Аполлоний корил афинян за Дионисии, ибо, предполагая, что во время празднеств они собираются в театр, чтобы послушать хорошую музыку, к своему ужасу увидел, что там пляшут под мелодии авлосов, а под звуки древних песен Орфея мужчины неприлично изображают нимф и вакханок. Естественно, что на таких праздниках звучала и подобающая им музыка – скабрезные песенки и инструментальные пьесы, сопровождавшие разнузданные и неприличные танцы. |
| Именно так восприняли труд Филострата в христианской среде, о чем свидетельствует церковный историк IV века Евсевий Кесарийский. По его сведениям, в эпоху гонений императора Диоклетиана римский чиновник Иерокл, бывший префектом Египта в 307–308 годах, в сочинении «К христианам» воспользовался указанным произведением Филострата для сравнения Иисуса Христа с Аполлонием. Сочинение Иерокла до нас не дошло, но сохранилось его опровержение, принадлежащее Евсевию. Последний на протяжении всего своего труда доказывает, что Аполлоний был колдуном, оперировавшим демонической энергией: «…Даже если допустить, что писатель говорит о чудесах правду, то из его же слов при этом явствует, что всякое из них совершалось при содействии Интерес к фигуре Аполлония Тианского в современной новозаветной науке во многом связан с желанием найти «научное» объяснение феномену чудес, занимающему столь значительное место в евангельской истории Иисуса. Ученые, исходившие из того, что между «историческим Иисусом» и временем написания Евангелий прошло несколько десятков лет, в течение которых Его жизнь постепенно обрастала мифологическими подробностями, изобрели теорию, согласно которой образ Иисуса в Евангелиях был смоделирован по образцу «божественных мужей», о которых говорилось в древнегреческой и древнеримской литературе. Данная концепция, применяемая чаще всего к Евангелию от Марка, целиком соткана из натяжек. Не только жизнеописание Аполлония Тианского, но и все остальные литературные источники, в к-рых упоминаются «божественные мужи», созданы намного позднее, чем Евангелия. Герои этих литературных памятников были либо современниками Иисуса, либо жили после Него. Само словосочетание «божественный муж» нигде в Новом Завете не употребляется и является плодом творчества ученых. Последовательную литературную связь между Евангелиями и греческой литературой, несмотря на все предпринятые попытки, выявить не удалось. Даже предположение о том, что концепция «божественного мужа», якобы оказавшая влияние на развитие ранней христологии, повлияла на Евангелистов не напрямую, а через посредство эллинистического иудаизма (прежде всего, Филона не придало гипотезе научную достоверность. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АПОЛЛОНИЙ ТИАНСКИЙ [греч. Απολλνιος Τυανες] (I в. по Р. Х.), философ-пифагореец. Его жизнеописание составлено в нач. III в. Флавием Филостратом по просьбе Юлии Домны, жены имп. Септимия Севера . Основным источником своего труда автор называет дневники Дамида, ученика и спутника А. Т.; ученые считают эти записки выдуманными самим Филостратом, сочинение к-рого носит легендарный характер и изобилует многочисленными историческими и географическими несоответствиями. Согласно этому жизнеописанию, А. Т. род. в г. Тиане (в Каппадокии, М. Азия) ок. 3 г. по Р. Х., получил риторическое и философское образование и посвятил себя «пифагорейскому образу жизни»: предавался строгой аскезе, совершал чудеса, изгоняя злых духов, исцеляя людей (напр., спас от чумы г. Эфес), воскрешая умерших. Он помогал бедным, утешал заключенных, исправлял законы, давал советы царям, поддерживал древнее благочестие, предсказывал будущее и т. п. Во время путешествий А. Т. побывал у магов в «Вавилоне» (этот древний город к тому времени уже лежал в развалинах), в Индии и Эфиопии у гимнософистов, посетил Испанию и Италию. В Риме при имп. Нероне философ попал в тюрьму по обвинению в занятиях магией; произнеся на суде речь в свое оправдание, он чудесным образом исчез. Умер А. Т. при имп. Нерве (96-98), место его смерти не было известно точно (назывались Эфес, Линд, Крит). У авторов, писавших об А. Т. до Филострата, он выступает прежде всего как волшебник и чудотворец: Ориген ссылается на жизнеописание А. Т. некоего Мойрагена (II в.), демонстрируя Цельсу, какое влияние магия может оказать на философа (Contra Cels. VI 41); Лукиан Самосатский (II в.) причисляет А. Т. к колдунам и чародеям (Alexander. 5). О том же свидетельствуют 2 трактата сомнительной аутентичности, дошедшие под именем самого А. Т. (Псевдо-Аполлония). Труд по астрологии «Ββλος σοφας κα συνσεως ποτελεσμτων» (Книга мудрости и смысла влияния [звезд]) трактует названия времен года, часов, дней и ночей и их воздействие на человека, уча выбирать время для колдовства и использовать для заклинаний нужные имена. Др. философский трактат (араб. версию, переведенную на евр. и лат. языки, см.: ROC. 1907. Т. 7) посвящен первоосновам вещей, прежде всего небесным телам, затем минералам, животным и, наконец, человеку; его автор называет себя «Аполлонием из Тианы, превосходным во всякого рода тайных науках». |
| Ново-пифагорейцы высказывали высокое воззрение на божество. Они признавали его духовный характер и учили о духовном служении ему – добрым нравственным поведением, так что порочный не может выказать божеству никакого почтения. Нужно чаще обращаться к божеству не потому, чтобы оно нуждалось в этом, а потому, что благодаря памяти о нем можно облагородить свою душу. Но это духовное почитание высшего божества не исключало внешнего поклонения подчиненным, низшим божествам; наоборот, считалась необходимым, потому что мы не можем обойтись без посредства в общении с божеством. Возвышение божества над миром пробуждало сознание необходимости – узнавать волю божества посредством откровения людям. И эта вера в откровение божества придает совершенно особый характер ново-пифагорейству. Неопифагорейцы верили, что божество сообщает человеку всё, что нужно для его спасения, чрез мантику и в различных религиозных мистериях. Но для общения с божеством необходима чистота жизни и отречение от чувственного мира. В этом пункте учения, касательно разных очищений и воздержаний, ново-пифагорейцы многое заимствовали у древних последователей Пифагора. Для иллюстрации ново-пифагорейского учения приведем хотя в самых кратких чертах жизнеописание знаменитого мага ново-пифагорейства и вообще излюбленного героя языческой древности Аполлония Тианского 139 , этого «языческаго Христа“. 05. Аполлоний – сын богатого гражданина Аполлония – родился в каппадокийском городе Тиане, около времени рождества И. Христа. Самое рождение его сопровождалось чудесными знамениями, которыми, замечает Филострат, «боги хотели указать и предсказать величие этого человека, его возвышение над земным и приближение к божеству“ (I. V, р. 6.). Рожденный при чудесных предзнаменованиях, Аполлоний обнаруживает богатые дарования, любовь к наукам и склонность к аскетическому образу жизни. Когда ему было 14 лет, отец отдал его в учение в киликийский г. Тарс ритору Евтидему. Но Аполлоний здесь не мог оставаться в виду распущенных нравов жителей. |
| Это описание относится к Аполлонию Тианскому – и Эрман хочет подчеркнуть его предполагаемое сходство с Иисусом. Эрман тут не одинок – на Аполлония постоянно ссылаются как на «главного конкурента Иисуса Христа». Но есть ли тут параллели? Прежде всего, сопоставим возможную достоверность данных, которые есть у нас об Аполлонии и о Господе Иисусе. Какие мы имеем источники? Существуют довольно очевидные и здравомысленные критерии при оценке исторических сообщений. Согласное сообщение группы лиц, как правило, заслуживает большего доверия, чем сообщение одного; сообщение современника событий обычно более достоверно, чем сообщение, записанное столетие спустя; сообщение, на истинности которого люди настаивают, несмотря на высокую цену для себя, заслуживает большего внимания, чем то, которое человеку ничего не стоит. Сопоставим сведения, которые мы имеем об Аполлонии и о Господе Иисусе, по этим критериям. Прежде всего, откуда мы знаем о жизни Аполлония ? Из романа «Жизнь Аполлония Тианского», написанного Филостратом Старшим по поручению императрицы Юлии Домны. (Сам текст в русском переводе легко найти в Сети.) Филострат трудился над книгой много лет и закончил, по-видимому, уже после смерти Юлии в 217 году. Сам Аполлоний жил, как предполагается, в 1–98 годах н. э. – то есть мы узнаем о его жизни из источника, вышедшего в свет примерно через 120 лет после его смерти, и от одного автора. Откуда мы знаем об Иисусе? Из свидетельства ранней Церкви, которое нашло отражение в текстах Нового Завета – причем, как признают и верующие, и неверующие исследователи, большинство этих текстов действительно написаны при жизни первого-второго поколения учеников Иисуса. Здесь мы имеем дело с группой авторов, представляющих общину учеников. Филострат не мог знать ни Аполлония лично, ни тех, кто знал его; новозаветные Писания создаются в круге ближайших учеников Иисуса. Филострат не подвергался никаким опасностям за свое повествование об Аполлонии – апостолы сразу же столкнулись с яростным сопротивлением их проповеди . |
| Древние верили, что чудесные исцеления могут совершать не только боги, но и отдельные люди, либо имеющие дар, либо владеющие особой техникой. Провести четкую границу между этими категориями целителей невозможно. И те, и другие использовали свои способности нерегулярно. Однако поведение магов расценивалось скорее как девиантное. Считалось, что колдуны, в отличие от харизматиков-чудотворцев, пользуются запрещенными приемами, применяют амулеты, заклинания, травы и общаются с демонами. Чудеса харизматиков описываются как более простые по исполнению, поскольку тем, кто имеет дар, ритуалы не нужны. Самый известный чудотворец в эпоху Римской империи – Аполлоний Тианский, живший в I в. Ему приписывается исцеление хромого, слепого и расслабленного ( Флавий Филострат . Жизнь Аполонния Тианского 3. 39), женщины, у которой было 7 неудачных родов (там же), изгнание демона из юноши (4. 20) и воскрешение умершей девицы (4. 45: «Некая девица в час своей свадьбы – по общему мнению – умерла. Жених неотступно шел за погребальными носилками, рыдая, что брак остался незавершенным, а вместе плакал весь Рим, ибо девица была из весьма знатной семьи. Узрев такое горе, Аполлоний сказал: «Опустите носилки, ибо я остановлю слезы, проливаемые вами по усопшей», – а затем спросил, как ее звали. Многие решили, что он намерен произнести речь, какие обычно произносят на похоронах, дабы подстегнуть всеобщие сетования, однако Аполлоний ничего подобного делать не стал, а коснулся покойницы, что-то потихоньку ей шепнул – и девица тут же пробудилась от мнимой смерти и собственным голосом заговорила»). Все эти чудеса (особенно последнее, ср. Лк.7:11–17 ), а также его чудесное рождение (1. 4–5; ср. Мф.1:20, 2:13, 19 ; Лк.1:26–38 ), вознесение на небеса (8. 30; ср. Лк.24:51 ; Деян.1:9 ) и посмертное явление юноше (8. 31; ср. Ин.20:24–29 ), уже в античную эпоху давали основания искать параллели с Иисусом Христом (некий Гиерокл написал против христиан сочинение «Правдолюб», ответом на которое стал трактат Евсевия Кесарийского «Против Филостратовой “Жизни Аполлония Тианского”»). Однако, кроме указанных элементов, сочинения Филострата не показывает каких-либо иных знаний о христианстве. В этих эпизодах много расхождений с евангельским повествованием. Просматривается, скорее, неопифагорейское отношение к телу (8. 31: тело как путы души). |
|
|
