| Вопрос был потом решен в том смысле, что епископ Иерофей сделался помощником Амасийского митрополита. Это было и вполне благовременно, потому что против митрополита Анфима в синод были принесены жалобы со стороны паствы, с обвинением его в неспособности к епархиальному управлению. Священный синод, потребовал от митрополита Анфима объяснений, которые также служили предметом особого обсуждения на одном из синодальных заседаний в августе 1902 года. Священный синод признал апологию митрополита Анфима достаточною, отверг возводимые на него паствой обвинения и постановил особым патриаршим питиакием рекомендовать ему, чтобы он, возвратившись в епархию, усилил церковную проповедь среди народа, поручив епископу, которого имеет, протосинкеллу митрополии и особому иерокириксу, знающему турецкий язык, проповедовать слово Божие в различных частях епархии 107 . Таким образом, в данном факте содержится перемещение епископа-помощника из одной епархии в другую, применительно к особому соглашению его кириархов-митрополитов Корицкого и Амасийского. Такое предложение патриарха Иоакима знаменательно. Оно указывает на ненормальности в избрании и перемещении архиереев, установившиеся в практике Константинопольской Церкви н состоявшие в том, что как избрания, так и перемещения иногда удостаивались не те кандидаты, которые заслуживали этого, но те, которые или имели сильных покровителей и жили вблизи Константинополя, куда могли являться для напоминания о себе, или присутствовали в составе очередных членов священного синода и, значит, могли добиваться улучшения своего быта посредством личного воздействия на других членов синода. Устранить такую практику и имел ввиду патриарх Иоаким, с целью дать возможность становиться у кормила церковной власти и «забытым» из среды кандидатов архиерейства. Предложение патриарха Иоакима служило предметом синодального обсуждения. Но, не удовлетворившись его результатами, святейший Иоаким в конце июля 1902 года вторично предложил священному синоду определеннее высказаться относительно возведения в архиерейский сан таких клириков, которые в течение ряда лет служат вдали от центра церковного управления, в окраинных епархиях, с ревностью исполняя обязанности архиерейских епитропов и протосинкеллов, иерокириксов и профессоров, проводя жизнь честную и безукоризненную, и однако-же они игнорируются при избрании новых архиереев, и им предпочитаются те кандидаты, которые служат в столице и находятся в непосредственном общении с Церковью. |
| Возвратясь в Ветрянку в 1754 году, Анфим стал называться «епископом кубанским и Хотинския Раи». Из Ветрянки поехал он наконец в Боровицу, где московская барыня, а теперь игуменья Елизавета с молоденькими дьякониссами и с попами Буркиными уже более года нетерпеливо ожидали возвращения своего архипастыря. В ветковских пределах он пробыл самое короткое время, необходимое только для сборов в дальний путь. Вместе с Елизаветой и дьякониссами, с попами и клириками им рукоположенными, и некоторыми своими приверженцами из мирян, всего с 15 человеками, поехал он в Хотинскую Раю, где обещал своим домочадцам тихое и безмятежное жительство. Дорогой Анфим очень сблизился с молоденькими дьякониссами: обе они сделались беременны. Проезжал Анфим гласно, с некоторою даже торжественностью, называя себя православным епископом, посланным будто бы от русского правительства в польские владения и в Молдовлахию отыскивать там беглых русских раскольников и вывозить их назад в Россию. Так сказался он и в местечке Радомысле. Случившийся в то время в этом местечке епархиальный католический епископ, узнав от своих людей о такой миссии проезжавшего Анфима, хотел подробнее и точнее удостовериться в том и послал за Анфимом, требуя, чтоб он немедленно явился к нему. Анфим перепугался и поскакал наскоро по дороге в Житомир. Его бегство возбудило в бискупе сильное подозрение; была послана погоня, и в двух милях от Радомысля Анфим со спутниками был схвачен и привезен к бискупу. Бискуп рассмотрел анфимовы бумаги и удостоверился, что он обманщик и никакого поручения от русского правительства не имеет. Вообще Анфим показался ему лицом подозрительным. Неточные, неопределительные и сбивчивые его ответы, а больше всего рваные ноздри внушили прелату подозрение, что это какой-нибудь преступник, бежавший с русской каторги. Он посадил Анфима в тюрьму вместе с дьякониссами и всем его причтом. «А которые были с бородами попы и мужики, тех всех перебрил, а его (Анфима) не брил, и деньги и сосуд его церковный и ризницу, которой у него было сот на пять, обрал». |
| Атрибуты духовного сана, обрамляющие гербовый щит святителя, образуют четкую и продуманную композицию, отчасти отражающую стереотипы католической церковной геральдики, но, прежде всего соответствующую литургическим традициям православной церкви. Над щитом расположена «греческая» митра, позади щита скрещены процессионный (предносной) крест первоиерарха и характерный для восточной традиции пастырский жезл с двумя «ветвями». Подобным образом процессионный крест помещается и в гербах западных прелатов, но там ему придается совершенно иное значение: он обозначает епископское достоинство, причем архиепископы, - a католической ровней митрополиту Валахии могли считаться именно архиепископыпримасы Запада - имеют в гербах особый крест: с двумя перекладинами. Так что вместо копирования соседской практики Римской Церкви мы видим пример корректного и уважительного (к чужим и к собственным обычаям) переосмысления. При этом Ивериянин счел возможным завершить гербовую композицию довольно-таки «западным» элементом: геральдической шляпой со шнурами, наподобие шляпы «галерума», какую помещали (и помещают поныне) в своих гербах кардиналы и епископы Западной Церкви. В этом случае Анфим чувствовал себя свободным: галеруму нет прямого аналога в православной традиции (ближе всего по сути - совершенно несходный с ним клобук). Кроме того, геральдические галерумы прелатов имели подвешенные по сторонам на шнурах целые гроздья кистей, количество которых варьировалось в зависимости от сана и ранга. У митрополита Анфима шляпа имеет лишь две кисти, что по современным ему западным правилам означало ранг простого кюре. Следовательно, речь не идет о копировании системы галерумов. Но на принадлежность к церковной иерархии шляпа указывала вполне четко. Недаром еще до Анфима его использовали другие православные владыки - митрополит Киевский Петр Могила, к примеру, и предшественник Анфима на Валашской кафедре - митрополит Стефан. Кроме того, изначальный символизм этого убора - оснащенной завязками путевой, страннической шляпы, подобающей преемникам апостолов, - как нельзя лучше подходил самому грузинско-валашскому святителю. |
| Церк. ист. VIII, 6; Lact. De mort., cap. 14–15. Кн. VIII, 6. Лактанций, впрочем, не называет по имени тех придворных христиан, кои подверглись казни от Диоклетиана в Никомидии; о них он говорит: potentissimi quandam eunuchi necati, per quos palatium et ipse ante constabat (Были убиты некогда влиятельные евнухи, благодаря которым и дворец, и сам (император) прежде твердо стояли). Сар. 15. Ср.: 14. Quum pars quaedam conflagrasset… ira infiammatus (Diocl.) excarnificari omnes suos protinus praecepit. Cap. 14. Cap. 15. VIII, 6. Что писатель сочинения De mortibus persecutorum был жителем Никомидии, это хорошо доказывает Hunziker. Op. cit. S. 121. VIII, 13. Этого Лукиана не следует смешивать с другим Лукианом, обер–камергером Диоклетиана, исповедовавшим христианство. ______________________ А так как сам Евсевий ясно дает знать, что Лукиан пострадал при соправителе Галерия Максимине в Никомидии, после личной беседы с этим государем, в 311 или 312 то отсюда следует, что Анфим пострадал тоже уже при Максимине, в одном году с Лукианом. Дальше, есть прямой факт, указывающий, что Анфим пострадал в указываемое нами время: Лукиан из темницы в Никомидии перед своей смертью писал к антиохийцам послание такого содержания: " Приветствует вас, весь сонм мучеников, возвещаю вам, что Анфим–епископ сподобился мученической кончины " Здесь Лукиан извещает о смерти Анфима как о новости, как факте, только что совершившемся на его глазах; нельзя думать, что Лукиан пишет здесь о смерти Анфима, совершившейся 8 лет тому назад, если принять с Евсевием, что Анфим скончался мученически в 303 Итак, Диоклетиан неповинен в смерти епископа никомидийского Анфима, который умер в 311 или 312 году. Вообще, нужно думать, что Евсевий в своей " Истории " перемешал что относилось к гонениям более позднего времени, то он приписал самому Диоклетиану; еще он утверждает, что вместе с Анфимом пострадал " целый сонм мучеников " , а так как нам теперь достоверно известно, что Анфим пострадал позднее, то с уверенностью можно полагать, что и этот сонм мучеников пострадал также позднее, и, значит, Диоклетиан невиновен в крови этих страдальцев. |
| Питра издал под именем Константиноп. патриарха Анфима (535–536 г.), с ватиканской рукописи 342 (XI в.), канон псалмопения, принятый в Великой церкви: „ καν ν ντηφνων τν ψαλμν τς τ θε μεγλης κκλησας“. В этой статье записано, с какими припевами произносятся те или другие псалмы, и эти припевы в большинстве случаев совпадают с теми, которые указаны Симеоном Солунским в песненном последовании. Так, например, для 1-го и 2-го пс. припевом служит „аллилуиа“, для 3-го „ κατορθσον“, для 4 и 5-го „ ικτρησον μ κριε“, за исключением нескольких псалмов, пропущенных, вероятно, по ошибке писца 27 . В этом перечне около половины псалмов имеют припевом „аллилуиа“, остальные же распределяются между следующими: κατορθωσον οικτερησον, σωσον, φυλαξον, επακ σον, ελεησον βοηθησον, αντιλαβ, εισκ σον, μνησθητι, ιλασθητι, с прибавлением на каждом με или μ κυριε, а псалмы 85 и 140 надписываются „ κατ λχν ς“, а это показывает что их пели на вечерне. 140-й и теперь остался на этой службе, но 85-го нет, а прежде он исполнялся на песненной вечерне 28 . Некоторые из этих припевов вошли и в полные списки псалтири и во многом сходятся с каноном Анфима, так что недостающие по этому перечню можно дополнить из псалтири Лобковской. Впрочем, полный состав антифонных припевов был много шире, и песненная служба имела не мало таких, о которых мы ничего не знаем из канона Анфима, но имеем сведения из Симеона Солунского и других источников, например, δξα σοι θ ς, τν ικ μενην λλυλ ια и др. В общем уставе службы антифонно-песненный строй не нашел себе такого широкого приложения и нигде не развился до такой идеальной певческой высоты, в какой представляется у Симеона Солунского . В уставах, даже древнейших, он идет бок о бок с общим течением службы и оставляет более или менее видные следы, которые в позднейших памятниках все больше и больше стираются. В южно-италийской семье уставов, трехантифонный состав праздничной утрени выражен очень сильно и изложен в духе σματικσ ακολ θασ, удерживая трехчленные антифоны с припевами вместо кафизм, три псалма в той же постановке на месте теперешнего полиелея, на праздничной литургии три антифона с припевами, взятыми из вечерни. |
| По словам самого Анфима, он тридцати лет от роду рукоположен был воронежским епископом, несчастным Львом Юрловым (1727–1730) в дьячки, а вскоре потом поступил в число братии Кременского монастыря и здесь воронежским же епископом Иоакимом Струковым (1730–1742) посвящен в иеродьяконы и иеромонахи. Познакомившись с старообрядцами, которых и тогда, как и теперь, на Дону было много, Анфим ушел к ним, но, не оставаясь долго между донцами, отправился странствовать по России. О первоначальных похождениях его между старообрядцами нам ничего неизвестно, но в конце сороковых годов прошлого столетия мы находим его уже схимником. Приняв схиму, конечно, в каком-нибудь старообрядческом ските, Анфим, вследствие сенатского указа 1746 года, декабря 13, о том, чтобы «сыскивать богопротивной ереси наставников и предводителей и их сообщников, а по сыску, заковав в ручныя и ножныя железа, отсылать их в следственную о раскольниках комиссию (бывшую в Москве при синодальной конторе) в самой скорости, безо всякаго задержания», был где-то пойман и представлен в Москву. Его судили, пытали, присудили к кнуту, вырванию ноздрей и ссылке в Сибирь на каторжную работу. С каторги ли, на пути ли в Сибирь, того не знаем, ему удалось бежать, и он после того долгое время по-прежнему странствовал между старообрядцами. Позорные клейма, наложенные рукой палача, рваные ноздри, следы кнутовых рубцов на спине Анфима были чествуемы ревнителями «древляго благочестия» как святые доблие раны великого страдальца за имя Христово. Лишь только появлялся он где-нибудь в укромном месте, среди горячих своих почитателей, как уже сходились к мученику за «старую веру» и стар, и млад, и мужчины, и женщины, и дети; как святыню, со слезами лобызали они следы ран Анфимовых и отверзтою душой слушали его поучения. А он был речист. Помнилось каждое слово учительного схимника, честно хранилась каждая незначительная вещь, даваемая странником-страдальцем на благословение. Но недолго продолжался этот второй период странствий Анфима: в 1750 году его опять поймали и опять переслали в Москву, в комиссию. |
| В 1752 году Анфим получил от лжеепископа Афиногена сан архимандрита, в каковом действовал по-архиерейски, поставляя попов и диаконов и рассылая их по разным местам. Когда подобные незаконные и святотатственные действия встретили сильное противодействие со стороны некоторых поповцев, то Анфим, снедаемый желанием быть епископом у поповцев, просил Афиногена, не имевшего тогда возможности пребывать на одном месте, о заочной хиротонии. В великий четверток, 11-го апреля 1753 года, Афиноген обещал служить литургию, каковую в то же время должен был служить и Анфим, который в определенное церковным уставом время должен возложить на себя архиерейские облачения в полной уверенности в том, что в это время Афиноген служит литургию и читает молитвы хиротонии; между тем, когда Анфим возлагал на себя архиерейские облачения, тогда Афиноген, вынужденный оставить мнимое епископство, ходил в мундире полского жолнера. В дань такого странного, не слыханного еще в истории своего посвящения в епископский сан, Анфим поставил попа и диакона. После этого он успел поставить еще несколько попов и диаконов. Скоро поповцы узнали способ посвящения Анфима в сан епископа и стали относиться к нему подозрительно и даже враждебно. Это обстоятельство заставило Анфима переходить с места на место; во время странствования поймали его Некрасовцы, которые связали ему руки и ноги, посадили в куль и бросили с моста в Днестр. Так трагически кончил свою жизнь третий самозванный старообрядческий архиерей. Кроме указанных трех самозванных архиереев были у поповцев еще три архиерея: Феодосий, Анатолий Мелес и Рафаил. Феодосий поставлен для Некрасовцев Херсонским епископом Гедеоном, по приказанию турецкого султана, но за привязанность к православию Феодосий недолго служил Некрасовцам, пригласившим вместо него в 1755 г. известного нам лжеепископа Анфима к себе. Анатолий Мелес, поставленный во епископа Константинопольским патриархом Кириллом и действовавший некоторое время у раскольников, в 1760-м году сослан в Сибирь. |
| Помимо этого, Анфим прославился как заботливый и деятельный пастырь, как блестящий и «острый» проповедник и писатель, а также как неутомимый зиждитель храмов и монастырей (он не только руководил строительством; на стенах и воротах обители Всех Святых в Бухаресте - и, вероятно, не только там - узоры были резаны рукой самого Анфима, в то время уже бывшего митрополитом Валахии). В качестве писателя, издателя и иерарха Анфим сыграл выдающуюся роль в развитии литературного и богослужебного румынского языка. И это притом, что поначалу, по прибытии в Валахию, местный язык не очень давался ему! Как все неординарные люди, Ивериянин имел не только друзей и союзников. В 1716 году, спустя два годапосле мученической кончины своего друга и покровителя - святого Константина Бранкована, казненного турками, Анфим по их же наущению был низвергнут с митрополичьей кафедры, осужден на изгнание и по пути к месту ссылки жестоко убит. Его канонизация в мученическом чине Румынской Поместной Церковью состоялась в 1992 году; память священномученика Анфима празднуется в Румынии 27 (14) сентября, а в Грузии - 26 (13) июня. В те дни, когда святитель Анфим совершал свое служение, геральдика восточнохристианского мира едва начала пробуждаться от забытья, в которое она - и без того запоздалая - была ввергнута оттоманским завоеванием XV века. На Западе гербовые обычаи процветали - как среди мирян, так и в церковных кругах. Народы, привычные к Православию и византийскому наследию, постепенно осваивали геральдические премудрости, и в их геральдических опытах поневоле бывало много поверхностного и подражательного. В этом контексте особенно интересен герб Анфима Ивериянина. Нет сомнений, что владыка Анфим сам сочинил его, проявив одновременно строгое чувство композиции, деликатный грузинский юмор (как здесь не вспомнить работы Резо Габриадзе!), приверженность общеевропейской моде на аллегории, гомилетический талант (улитка, тянущаяся ко звезде - это очевидная «проповедь в образах») и пастырскую скромность (герб в известной мере оказывается полным самоиронии символическим автопортретом иерарха). Предполагать, что Ивериянин мог воспользоваться родовым гербом своего семейства, не приходится: в грузинских царствах и княжествах того времени, даже среди высшей знати, основы геральдики были почти совершенно неведомы - хотя, заметим, между прочим, впоследствии Грузия подарила себе и миру череду настоящих геральдических шедевров. |
| Посему, если хотим сохранять себя от двоедушие и лукавства, если желаем непоползновенно стоять на пути правды, должны исправлять в самом начале малейшую наклонность к отступлению от истины. Бог наш есть высочайшая истина, – все, что отступает от истины, не богоугодно. Никаких оправдывающих обстоятельств к допущению лжи пред лицом Божиим не может быть. Одна безусловная правда получает оправдание пред Богом. Как свято должно соблюдать правду и не допускать лжи ни в каких, по-видимому, извинительных случаях, показывает следующий пример из жития св. Анфима, епископа никомидийского, память коего празднуется 3 сентября. Св. Анфим жил в царствование Диоклитиана, жестокого гонителя христиан. Когда в это время гонители старались прежде всего отыскивать и предавать казни настоятелей церквей, чтобы тем лишить христиан руководителей, то св. Анфим по особенному внушению Божию на время удалился из города и скрывался в одном окрестном селении. Оттуда он посылал увещания и письма к преданным на суд и заключенным в темницах христианам, ободряя их к предстоявшему подвигу мученичества. Это сделалось известно царю, и он послал воинов отыскать св. Анфима, Долго воины искали его и, утомленные, остановились в том селении, где он был, его самого здесь встретили и спрашивали: «где скрывается Анфим, учитель христианский?» Уразумев, что настал час мученического подвига, св. Анфим сказал воинам: «войдите ко мне в дом и отдохните; я вам скажу, где скрывается тот, кого вы ищете.» Приняв в дом воинов, святитель устроил им трапезу, угостил их со всею любовью и радушием. После угощения, встав пред воинами, св. Анфим сказал, что он сам есть епископ Анфим, за которым они посланы, – «возьмите меня и ведите к пославшим вас.» Воины были поражены великодушием, кротостью и доброжелательным видом старца, с такою искренностью приютившего и угостившего их. Все они единодушно стали просить св. Анфима скрыться, обещаясь донести властям, что нигде его не нашли. «Нет, – отвечал святитель, – великий грех пред Богом нарушить правду; преступно обманывать всякого человека, а тем более царя своего, и допустить ложь при исполнении долга. |
| Несколько недель Анфим со всеми его приближенными томился в каменной тюрьме Радомысля. Впоследствии Анфим, объясняя ясскому митрополиту это обстоятельство, говорил, что польские бискупы хотели его обратить в унию. «Того ради много озлобления прияхом за правоверие нашея восточныя церкви, — писал он к этому митрополиту, — и того ради нас замуроваша в каменную стену, и едва, Вышняго Бога помощию, ушел из рук их, а имение мое, и люди, и кони, и все грамоты даже и до днесь в руках их». На счастье Анфима, вступился за него пан Лабуньский, владелец слободы Рудницкой, которая была населена старообрядцами, признавшими правильность епископства анфимова. Они просили Лабуньского, а Лабуньский, весьма дороживший поселившимися на его землях старообрядцами, ибо они доставляли ему отличный доход, принялся хлопотать у епископа за Анфима и вскоре успел его выручить. Пробыв две недели в слободе Рудницкой среди выручивших его одноверцев, Анфим с дьякониссами отправился в Бессарабию, но почему-то не поехал в Ветрянку, а поселился в слободе Чебарчи, или Чобурчи, на берегу Днепра. В начале следующего 1755 года в слободу Чобурчи прибыло новое посольство к Анфиму. Оно было из Добруджи от тамошних кубанцев, или некрасовцев. Все три слободы их, будучи недовольны епископом Феодосием за то, что он не хотел признавать православные церкви, греческие и русские, полными всякого нечестия и не имеющими ни малейшего следа благочестия, звали к себе Анфима для водворения церковного благочиния и благоустройства. И в Славе, и в Журиловке, и в Серякове шла тогда большая неурядица в духовных делах. Смятения были до того велики, что старообрядческий епископ Феодосий со своими приверженцами принужден был удалиться из Добруджи, где грубые, буйные некрасовцы грозили ему смертью. У них, как и на Кубани, расправа была короткая: соберут «круг» и начнут советоваться; старики приговорят: «в куль да в воду», а молодые тотчас и исполняют приговор. Едва избежав смерти, Феодосий поселился на левой стороне Днестра, неподалеку от возникшего впоследствии города Одессы. |
|
|
