| 7. Этот батюшка был очень самоотверженным и далеким от всего материального. Не вносил в свою келью никаких подарков от верующих. Ни денег, ни еды, ни одежды. Всё, что ему приносили, отдавал монастырскому братству и нищим. Иногда бежал вдогонку за нищими и раздавал им всё, что находил у себя в келье лишним. 8. Отцы говорят, что старец никого не принимал в своей келье, кроме настоятеля и ученика. И сам не соглашался войти в чужую келью. Стучал в дверь и дожидался снаружи. А слово его всегда было мудрым, кратким и очень добрым. 9. В храме отец Анфим стоял позади и никогда не садился в стасидию. Взор свой всегда держал обращенным вниз и творил Иисусову молитву в молчании и глубокой тишине. А в святой алтарь входил, только когда служил, и всегда был обращен лицом к святому жертвеннику. 10. Отец Анфим был глубоким делателем молитвы Иисусовой. Он носил в душе своей таинственные радости, чуждые многим. Потому всё внешнее нимало не искушало его. Ни цветы, ни пение, ни одежда, ни еда, ни отдых, ни человеческая похвала. Ведь сердце его было уязвлено любовью Христовой. 11. Этот смиренный монах никогда не смотрел человеку в лицо, не осуждал никого, не позволял никому говорить плохо о ближнем. Только когда обличал учеников, на миг заглянет им в лицо, а затем отпустит их. 12. Рассказывают его ученики, что старец никогда не входил в келью, когда был взволнован или кто-нибудь имел на него недовольство. Ведь душа его лишалась покоя, и он не мог молиться. Сначала обходил вокруг кельи несколько раз, затем испрашивал прощения у того, кого огорчил. А когда входил в келью, наказывал себя постом и молитвой в течение трех дней, пока не успокоит свою совесть. 13. Еще говорят ученики, что отец Анфим был большим аскетом. Питался только овощами, и то раз в день и очень воздержно. А вино, брынзу и молоко вкушал всего несколько раз в году. Одежду носил ветхую и бедную, печь в келье не топил и никакого имущества не имел, кроме тулупа и трех книг: Часослова, Псалтири и Патерика. Старец никогда не спал на кровати |
| “Да кто этому может поверить”,— рассказывал это свое второе хождение по воде о. Зосима,— “но по священству говорю истину, и сухой я вышел на берег, даже сапоги не намочил”. Но эти чудеса, явные милости Божий, явленные чистому сердцем Зосиме, не действовали на врагов, ослепленных страстями. После наместника о. Павла, доброго, отзывчивого человека, водворился о. Товия. Покушения лжемонахов на жизнь Захарии С грустью можно вспоминать начальствование о. Товии. При нем вся духовная жизнь лавры пришла в большой упадок. Наместник о. Товия невероятно возненавидел о. Зосиму и систематически издевался над ним. Два раза через других покушался на жизнь о. Зосимы. Даже в малом и то о. Товия обижал о. Зосиму. Когда о. Зосима стал править череды, он отнял у него кружку. О. Зосима служил бесплатно 15 лет, о. Товия не выделял ему ни копейки. Но о. Зосима за все благодарил Бога, молясь за врагов своих, но не осуждал их, сознавая, что через людей нападает на него дьявол. Он жалел обидчиков и все больше и больше ненавидел исконное зло. Особенно враг ненавидит милосердие, а жестокий наместник о. Товия велел нищих гнать в шею. О. Зосима с величайшей любовью относился к меньшим собратьям, видя в них Самого Господа: “Разве можно нищих гнать, это все равно, что Самого Христа гнать”,— говаривал о. Зосима. Подговоренный приятель о. Товии Анфим однажды предложил о. Зосиме купить у него гардероб. Последний отказался. Тогда Анфим попросил о. Зосиму помочь ему переставить гардероб. Анфим с невероятной силой толкнул гардероб в сторону о, Зосимы и тот всей тяжестью упал на него. О. Зосима оказался лежащим на полу под гардеробом. Тогда подговоренный монах нарочно стал давить о. Зосиму. “Что ты делаешь, убьешь ведь меня”, — вскричал о. Зосима. Анфим на это захохотал каким-то дьявольским смехом. Хорошо, что в эту минуту вошел приезжий посетитель и помог о. Зосиме освободиться из-под придавившего его гардероба. За этого своего врага, который вскоре сошел с ума и умер, о. Зосима прилежно молился. Через несколько времени увидел он во сне Анфима, который подошел к нему и стал целовать у него руку. |
| Анфим ответил, что знает и покажет его им, но просил, чтобы они, уставшие в пути, зашли в его хижину и отдохнули. Воины согласились. Анфим поставил на стол скромную трапезу, все, что он имел, и стал радушно угощать «гостей» и прислуживать им. После трапезы он сказал: «Я Анфим! Берите меня». Воины были тронуты гостеприимством старца. Переговорив между собой, они сказали: «Анфим, мы вернемся назад и скажем, что не нашли тебя, а ты в это время скройся отсюда». Но епископ ответил: «Всю жизнь я учил людей правде и теперь ли, на старости лет, я должен вводить вас в грех? Любая ложь – это страшный грех, тем более ложь перед своим императором. Поэтому исполняйте свой долг». Воины повели Анфима в Никомидию. По пути он учил их вере. Пример старца и его слова так тронули сердца воинов, что они просили его крестить их и, дойдя до реки, лежавшей на их пути, приняли от старца крещение. Братия и сестры! Если мы спросим себя, какой сегодня самый распространенный грех, страшная язва, эпидемия, охватившая весь мир, то ответ будет: ложь и лицемерие. Как разлившаяся во время потопа вода покрывает землю, проникает в каждую трещину ее, наполняет собой всякую впадину и борозду и постепенно превращает землю в болото, в грязное месиво, в трясину, засасывающую человека, так ложь и лицемерие наполнили нашу жизнь. Это грех, ставший обычным в нашей повседневности; грех, в который мы почти всецело погружены; грех, который мы перестали видеть, зловоние которого мы уже перестали ощущать. А многие даже считают ложь духовной мудростью. Братия и сестры, говорят, что легче спастись от огня, чем от воды: огонь можно потушить, можно выскочить из горящего здания, но когда разливаются реки, куда бежать человеку? А ложь и лицемерие в наше время похожи на потоки грязи, которые разлились по всей земле. Если мы внимательно последим за собой хотя бы один день, то увидим, сколько лжи и лицемерия проявили мы в этот день. Раньше слова «артист» и «актер» звучали как укор. А теперь говорят «артист», когда хотят похвалить человека, показать его мастером своего дела. |
| 259 Слав. далече от спасения моего. Принятые на Себя Христом грехи людей удаляют от Него избавление от страданий за них (Феодорит, Афан. Вел. и др. толковники; Hoberg. Die Psalmen. S. 66). Слав. словеса – греч. λγοι имеет гебраистическое (евр. ) значение дело, словеса грехопадений, т. е. греховные дела [см. также Пс. 64:4 , прим. 785 ]. 260 Т.е. это воззвание не было для меня греховно, безумно ( Пс.37:6; 68:6 ) и обвинительно, хотя и было для меня тяжело ( Мф. 26:37–46 ). Я знал, что страдаю за спасение человеческого рода (Евс. Кес., Феодорит, Анфим). Букв. взываю днем – и не слышишь, и ночью – и не в безумие мне. Уклоняемся и дополняем для ясности речи. 263 Слав. ми соответствует μοι – 21, 39, 65–67, 69, 80, 81, 99–101 и др. (до 70), Иустин, Феодорит, компл., альд., греч. церк. Псалт. и Анфим; а в ват., [син.,] алекс., text. recept. – нет. 266 Слав. Твою от мене соответствует Σου π μο – 13, 21, 27, 99 и др. (до 100), Иустин, Феодорит, компл., альд., Анфим, Вульг. tuum a me; а ват., алекс., text. recept. [вместо указанных слов] – βοθειν μου – помощь мою, [син. βοθειν Σου – помощь Твою]. 267 Греч. πρσχες – слав. вонми; значением поспеши переведено в синод. Пер. и у преосв. Порфирия; глагол προσχω первое значение имеет: приближаю, привожу, потом: прихожу, приближаюсь, спешу. 270 Греч. μονογεν – т. е. душу, единственную у Богочеловека, в истории мира, и оставленную всеми (Афан. Вел.). 271 Слав. смирение мое; слову абстрактного значения придаем конкретное значение по параллели с 25 ст. и толкованиями. 273 Слав. ед. ч. убоится соответствует φοβηθτω – 13, 21, 27, 65–67 и др. (ок. 90), Феодорит, компл., альд., греч. церк. Псалт., Анфим, Вульг. timeat; а ват., [син.,] алекс., text. recept. – мн. ч. φοβηθτωσαν. 275 Слав. исповемся Тебе соответствует ξομολογσομα Σοι – 21, 27, 55, 65, 66, 69, 80, 81, 99 и др. (более 80), Феодорит, Зигабен, компл., альд. и Анфим; а в ват., [син.,] алекс., text. recept. – нет. 278 Слав. ядоша и поклонишася. Прош. вр. в значении буд. вр. (по 27 ст.) признается всеми толковниками и переводится буд. вр. в синод. пер. 280 Слав. возвестит – греч. ναγγελσεται; у преосв. Порфирия будет ведом; слав. переводчики как будто читали ναγγελσει, такого чт. ныне нет. 282 По святоотеческому толкованию, в 1-й пол. псалма (2–23 стт.) заключается пророчество о Крестных страданиях Иисуса Христа, а во 2-й (24–32 стт.) – о прославлении Его в основанной Им новозаветной Церкви, таинстве Евхаристии (27 ст.), обращении всех народов к Богу и прославлении Его за искупление людей. Свтт. Афанасий, Кирилл Александрийский , блл. Феодорит, Иероним, еп. Евсевий Кесарийский , Зигабен, патр. Анфим, преосвв. Ириней, Палладий, о. Вишняков и др. так понимают этот псалом. Читать далее Поделиться ссылкой на выделенное |
| Вскоре после 1761 г. Ефрем перебрался в Палестину. Какое-то время он со стоял помощником Иакова Патмосского в его училище, по некоторым данным, возглавлял школу после смерти Иакова. Дидаскал Ефрем сделал стремительную карьеру в Иерусалимской церкви, быстро стал одним из влиятельных членов синода и вскоре был рукоположен в вифлеемского митрополита. Возможно, в судьбе Ефрема сыграло свою роль и общее происхождение с тогдашним патриархом Парфением Афинянином – вспомним, как сильны были земляческие связи в среде святогробцев. В октябре 1766 г. престарелый Парфений, проживавший в Стамбуле, представил вселенскому патриарху акт отречения от престола в пользу Ефрема, который в декабре 1766 г. был возведен на патриаршество. 2102 Пожалуй, самым выдающимся из выпускников Иерусалимской школы стал будущий патриарх Анфим (около 1718–1808). Он происходил из месопотамских несториан, в детстве попал в плен к бедуинам, был выкуплен святогробцами, обращен в православие и получил греческое воспитание. Ученик Иакова Патмосского и Софрония, он впоследствии широко славился своей ученостью и блестящим знанием греческого, арабского, турецкого и персидского языков. Какое-то время Анфим занимал пост секретаря Святогробского братства, после смерти Иакова возглавил его школу и принял должность священно-проповедника Иерусалимского престола. В течении 20 лет, с 1788 по 1808 г., он стоял во главе Иерусалимской церкви, был одним из самых авторитетных иерархов православного миллета. Анфим был известен как блестящий оратор, проповедывавший на трех языках, покровитель просвещения, не оставлявший своим вниманием Иерусалимское училище. Во главе его он поставил архимандрита Максима, писателя-богослова, филолога и переводчика, владевшего и арабским языком. Собственные сочинения – «Толкование на книгу псалмов» и комментарий к христианским догматам «Верное наставление в православной вере» – Анфим написал сначала по-гречески, а потом перевел на арабский язык. Несмотря на свою ассимиляцию в греческой среде, патриарх не забывал о нуждах соплеменников-арабов. Полемические и просветительские труды Анфима, изданные в Вене в начале 90-х гг. XVIII века, использовались арабами еще многие десятилетия спустя. 2103 |
| хиротонии, аз же смиренный в тот самый час буду возлагать на себя одежды архиерейския». Так как к письму было приложено золото, то самозванный епископ согласился на предложение Анфима и уведомил, чтобы он к назначенному дню готовился принять хиротонию. 11 апреля 1753 г. в великй четверток Анфим служил литургию, и в определенное церковным уставом время (после малого входа) возложил на себя архиерейския облачения, при пении клира «аксиос!» – в уверенности, что в это время епископ Лука также служит литургию и читает молитву хиротонии; тогда же Анфим поставил попа и диакона. После этого Анфим успел еще поставить несколько попов и диаконов, как разнеслась справедливая весть, что в то время как он надевал на себя архиерейския облачения, епископ Лука не только не служил литургии, но уже и сан епископский оставил и в «католицкий раскол» перешел, и ходил в военном мундире польского жолнера. Соблазн выходил величайший, никогда еще небывалый... Но Анфим был муж «своенравен», и не в характере его было отказаться от небывалой хиротонии. Он стал добиваться, чтобы кто-нибудь из епископов греко-восточных подтвердил оную, или довершил ее, и в этом, по свидетельству самого Анфима, он успел, упросив браиловскаго митрополита Даниила. Даниил над главою коленопреклоненного Анфима, во время, положенное для архиерейской хиротонии, прочитал будто бы «молитву благословения». Было или нет это на самом деле, писатели разногласят 65 ; но во всяком случае, трудно объяснить, что это за «довершение» хиротонии и как оное понимать. С того времени, как сделался известным переход мнимого епископа Луки в католичество, начались постоянные странствования Анфима по разным старообрядческим обществам, в которых он встречал то ласковый прием, то, после недолгого времени, слышал угрозы лишить его жизни. Причина нерасположения к нему заключалась не в сомнении относительно его хиротонии, а в его характере «своенравном» и в жизни соблазнительной. Был он в обществах казаков на Кубани и по Дунаю, где держал себя высокомерно и стремился к властительству над ними, чем и возбуждал всеобщее неудовольствие. |
| Юстиниан в государственных интересах стремился следовать униональной политике, однако свою церковную политику он все же выстраивал на основе Халкидонского собора. По мнению Прокопия Кесарийского и Евагрия, стремясь сохранить мир в империи и не потерять власть из-за религиозных разногласий, Юстиниан для церковного равновесия отвел своей жене роль сторонницы монофизитского учения. В ее дворце в Константинополе жило до 500 монофизитов. Монофизиты без опасения бежали в Константинополь из Сирии, где на них совершено гонение. В столице они чувствовали себя в полной безопасности. Избегая первоначально решительных действий, Юстиниан пытался разрешить церковный конфликт путем открытых диспутов. Однако диспуты почти не дали результатов. О неоднозначности церковной ситуации в Константинополе свидетельствуют события ноября 533 г., связанные с землетрясением. Во время землетрясения жители вышли на улицы, распевая Трисвятое с монофизитской прибавкой «распныйся за ны». Вслед за этим они потребовали уничтожить томос, принятый на Халкидонском соборе. В том же месяце император издал богословский указ в духе сочиненного им гимна «Единородный Сыне». В этом указе он говорил, что «Одному и Тому же Христу принадлежат и чудеса и страдания». В 535 г. в Константинополь приехали монофизиты-изгнанники Севир и Феодосий Александрийский. В столице их приютил сочувствовавший монофизитам Анфим Константинопольский. Поставление во епископы Константинополя Мины и утверждение на папском троне Вигилия Юстиниан, стремясь восстановить целостность некогда великой империи и отвоевать у готов Италию, не хотел ссориться с папой, стоявшим на халкидонской позиции. Поэтому по требованию папы Агапия, прибывшего в Константинополь в качестве посла готов, патриарх-аскет Анфим был смещен, а на его место был возведен про-халкидонский пресвитер Мина. Вскоре после этого папа и скончался в Константинополе от внезапной болезни. На этом наступление на монофизитов не завершилось. На соборе в Константинополе Анфим был заочно лишен священства, а лидеры монофизитов во главе с Севиром были высланы императором из столицы. Желая взять реванш, Феодора решила повлиять на избрание нового папы, который бы стал верным орудием ее политики. Выбор Феодоры пал на Вигилия. И хотя прежде Вигилия в Риме избрали Сильверия, римская кафедра была дарована именно Вигилию. В результате клеветы Сильверий был сослан, а Вигилий стал заложником своей благодарности. Расплатой за эту услугу стали постоянные уступки Вигилия воле императора. Спор о «трех главах». Императорский эдикт и причины его возникновения |
| В таком положении провел Амвросий около пяти лет, при патриархах Анфиме 2-м, Германе и Мелетие. В течение этих пяти лет, под влиянием огорчений и нужд всякого рода, воспиталась в душе его глубокая вражда к константинопольскому церковному правительству, и вообще последовала печальная перемена в его характере, – теперь это был уже не прежний босно-сараевский Амвросий, о котором говорится в летописи: «… свети чоек био, сребра нимало любио…». Еще более почувствовал Амвросий тяжесть своего безвыходного положения, когда на патриарший престол возведен был Анфим 3-й. Анфим находился прежде в самых близких отношениях к Амвросию и даже, когда постигло Амвросия несчастье, отнесся с особенным участием к его положению: понятно, что с избранием Анфима на патриаршество оживились и надежды Амвросия на получение какой-нибудь кафедры. Праздные архиерейские кафедры открывались; но патриарх Анфим замещал их молодыми людьми из своих приближенных, об Амвросии же и подобных ему безместных архиереях оставил всякое попечение 400 . Это стало самым чувствительным ударом для Амвросия: он понял, что теперь окончательно погибла всякая надежда на облегчение его участи в Константинополе; а глубокая затаенная вражда, которую с тех пор стал он питать к своему бывшему приятелю – новому патриарху, делала его царьградскую жизнь, под надзором и на нищенском жалованье у этого самого патриарха, еще более невыносимою… В таком положении находился митрополит Амвросий, когда явились к нему Павел и Алимпий с предложением занять открываемую в Белой-Кринице с разрешения австрийского правительства архиерейскую кафедру у буковинских старообрядцев. Первоначально и Амвросий, подобно прочим епископам, отвечал на предложение белокриницких депутатов решительным отказом, видя в нем оскорбление и православной веры и своего епископского достоинства: «Казалось ему (рассказывает Павел), что если отступить от своей религии, то как бы отступить от самого Бога, ибо все греки вообще так говорят, что их вера, вкупе с великороссийскою, над всеми в целом свете верами, как солнце над землею, благочестием сияет. |
| Честный экзарх наотрез им отказал в этом. Тогда они составили свой мемуар и просили Анфима подписаться. Но Анфим гневно им ответил: «Правительство колет, вешает, притесняет, а я буду ему выражать благодарность; нет, не могу подписаться!» – «Ты идешь против царства, ты бунтовщик!» кричали ему чорбаджии. Однако они не поколебали благородной решимости экзарха. Чорбаджии решились тогда подать мемуар за собственными только подписями, не более 13. Но мемуар этот, после того, как гр. Игнатьев объяснил историю его происхождения, не произвел в конференции никакого впечатления. Турецкое правительство собрало совет для обсуждения постановлений конференции, на котором присутствовали виднейшие турецкие сановники и представители всех вероисповеданий и на котором были отвергнуты постановления конференции. Блаж. Анфим, предвидя это, отказался явиться на совет. Ему дано было понять, что простят его отсутствие, если он официально сообщит, что отсутствовал по болезни. Блаж. Анфим отказался это сделать. Тогда была окончательно решена его отставка. Чорбаджии начали агитацию. Сначала попробовали было воздействовать на народ и духовенство, стараясь возбудить недовольство экзархом. Но отовсюду они слышали ответ: «экзарх для нас хорош; если у него и есть некоторые недостатки, не время теперь менять его». Не преуспев в этом направлении, Чомаков и его партия прибегли к печати. Они доказывали, что экзарх – русское орудие и может стать причиной погибели болгар. Экзарх отвечал и смело обвинял правительство в несправедливом и жестоком обращении с болгарами. С его также одобрения состоялась поездка Цанкова и Балабанова по европейским столицам с жалобами на турецкое правительство. В то же время он отправил письмо на имя С.-Петербургскаго митрополита Исидора с просьбою о помощи. Экзарх описал митрополиту турецкие ужасы и зверства в Болгарии и заключал письмо такими словами: «Если Его Величество, Всероссийский Император, не обратит внимания на положение болгар, не защитит их теперь, то пусть лучше они будут вычеркнуты из списка славян и православных, потому что всех охватило отчаяние: одни потурчиваются, другие делаются католиками или протестантами». |
| – Самдевятов, – послышалось оттуда, над скоплением чужих голов поднялась мягкая шляпа и назвавшийся стал протискиваться через гущу сдавивших его тел к доктору. «Самдевятов, – размышлял Юрий Андреевич тем временем. – Я думал, что-то старорусское, былинное, окладистая борода, поддевка, ремешок наборный. А это общество любителей художеств какое-то, кудри с проседью, усы, эспаньолка». – Ну что, задал вам страху Стрельников? Сознайтесь. – Нет, отчего же? Разговор был серьезный. Во всяком случае, человек сильный, значительный. – Еще бы. Имею представление об этой личности. Не наш уроженец. Ваш, московский. Равно как и наши новшества последнего времени. Тоже ваши столичные, завозные. Своим умом бы не додумались. – Это Анфим Ефимович, Юрочка, – всевед-всезнайка. Про тебя слыхал, про твоего отца, дедушку моего знает, всех, всех. Знакомьтесь. – И Антонина Александровна спросила мимоходом, без выражения: – Вы, наверное, и учительницу здешнюю Антипову знаете? На что Самдевятов ответил так же невыразительно: – А на что вам Антипова? Юрий Андреевич слышал это и не поддержал разговора. Антонина Александровна продолжала: – Анфим Ефимович – большевик. Берегись, Юрочка. Держи с ним ухо востро. – Нет, правда? Никогда бы не подумал. По виду скорее что-то артистическое. – Отец постоялый двор держал. Семь троек в разгоне ходило. А я с высшим образованием. И действительно социал-демократ. – Послушай, Юрочка, что Анфим Ефимович говорит. Между прочим, не во гнев вам будь сказано, имя отчество у вас – язык сломаешь. – Да, так слушай, Юрочка, что я тебе скажу. Нам ужасно повезло. Юрятин-город нас не принимает. В городе пожары и мост взорван, нельзя проехать. Поезд передадут обходом по соединительной ветке на другую линию, и как раз на ту, которая нам требуется, на которой стоит Торфяная. Ты подумай! И не надо пересаживаться и с вещами тащиться через город с вокзала на вокзал. Зато нас здорово помотают из стороны в сторону, пока по-настоящему поедем. Будем долго маневрировать. Мне это все Анфим Ефимович объяснил. |
|
|
