| «... а Нам докудова Бог помилует Ивана сына ехати отсюда невозможно». Психологически трудно себе даже представить, что в такой момент, и после этих слов, отец мог поднять сына со смертного ложа, чтобы добить его тем ломом, который столь тщательно выписал и уложил на переднем плане своей картины Илья Ефимович. . Откуда же эта ложь? Сугубая брехня об «убиении» проистекает из самого что ни есть мутного источника: сочинения папского легата, иезуита Антонио Поссевино, который таким образом решил отомстить Ивану Грозному за провал своей миссии: царь «переиграл» посланца Рима, и в конце концов отверг притязания его патрона, папы Григория XIII об унии с католицизмом. Он же (Поссевино) запустил в оборот и «мульку» о чудесном спасении царевича Дмитрия (за что в итоге Русь получила нашествие аж двух Лжедмитриев). А из Поссевино, в свою очередь, враньё об «убиении» царевича Ивана перекочевало в «труды» прочих сочинителей-иностранцев - того же Жака Маржерета (который, к его чести, писал осторожно: «Ходит слух...), Исаака Массы (тоже, впрочем, выражавшегося обтекаемо: «Иван умертвил или потерял своего сына»), Генриха фон Штадена и прочих. Благодаря чему на Западе и утвердилось за Грозным близкое, по их представлениях, прозвище «terrible» (страшный, ужасный, громадный, внушающий страх), что совершенно не соответствует русским представлениям (город Грозный, к примеру - это «Ужасный», что ли?). То же самое и с царевной Софьей. Подобно ссылке на академика Н.С. Лихачёва, сошлёмся (кратко) в данном случае на авторитет Вольтера, исследовавшего материалы о ней путешественников и дипломатов, и пришедшего к выводу: «Правительница имела много ума, сочиняла стихи, писала и говорила хорошо, с прекрасной наружностью (sic!) соединяла множество талантов...». И где же этот многий ум, прекрасная внешность, отражение талантов в репинской «Софье»? . Могут возразить: мнения пристрастны, оценочные суждения - не факт. В случае с царевной Софьей действительно, «фотографий» нет. Однако в споре о внешности Ивана Грозного точку поставил в начале 1960-х годов академик М.М. Герасимов. В своей работе «Документальный портрет Ивана Грозного» он отмечает: «Наше представление об образе Ивана Грозного по преимуществу навеяно произведениями художников XIX века». То есть натуральных вредителей-«передвижников». Ничего семитского, как по Репину, не было в лице царя: «...по своему типу Иван Грозный ближе всего был к динарскому, т. е. основному антропологическому типу, характерному для славян. Однако индивидуальные особенности строения черепа (форма орбит и носа) указывают на влияние каких-то, видимо, южноевропейских кровей». Это тоже понятно: ведь мать его, Елена Глинская, была полтавчанкой, носительницей крови жителей тех мест, которые будут названы впоследствии Юго-Западной Русью. |
| Выполнение миссии было поручено одному из лучших дипломатов курии. Итальянец Антонио Поссевино, занимавший высокий пост в ордене иезуитов, неоднократно с успехом выполнял важные дипломатические миссии. В 1578 — 1579 годах он был направлен в Швецию, чтобы убедить шведского короля Юхана III отказаться от лютеранской веры и принять католицизм. Теперь с аналогичной миссией он отправлялся в Россию. Написанное Поссевино по окончании его миссии сочинение «Московия», изданное в 1586 году в Вильне, содержит много интересных сведений о России и царе Иване IV. Какие бы расчеты ни связывала с миссией Поссевино папская дипломатия, успех дипломатии Ивана в Риме был несомненным. Курия согласилась содействовать его усилиям по прекращению тяжелой, невыгодно складывавшейся для России войны. Но в Речи Посполитой дипломатическая акция царя потерпела полную неудачу. Ответ на царскую грамоту, написанный по приказу короля одним из ближайших его советников, канцлером Яном Замойским, и отправленный царю 2 августа 1581 года, был необыкновенно резким по тону и значительно превосходил в этом отношении резкость выражений царской грамоты. Пожалуй, никогда за все время своего правления царь не получал столь оскорбительного письма. Правда, некогда Андрей Курбский обращался к своему бывшему монарху с горькими и обидными словами, но для Курбского Иван IV был великим православным царем, изменившим своему предназначению. В послании же Батория царь последовательно изображался как темный и дикий варвар, который не способен даже изложить по порядку собственные мысли, а это, ядовито замечает Замойский, говорит, что «подобно на тот час и разум твой велми помешал и нарушил». Не случайно тот раздел послания, в котором были изложены все доводы о правах Речи Посполитой на Ливонию, заключался следующим энергичным утверждением: «А с тобою, который хрестиянских народов и справ не сведом, одно своих диких и грубых, напрасно о том мовити». Царь не только дикий варвар, но и жестокий тиран, которому нет места в христианском мире. Издеваясь над притязаниями Грозного на происхождение от византийских императоров, Замойский писал, что скорее всего он происходит не от кого иного, как от греческого тирана Фиеста, который подал на обед гостю его собственных сваренных детей, но царь далеко превзошел своего предка. Фиест погубил только двух детей, а царь — население целого города Новгорода. «Неволил, грабил, губил, нищил». По справедливости его можно приравнять к величайшим злодеям древности — Каину, Фараону и Ироду. Царь не только жесток, но и труслив. Когда началась война, он не посмел выйти в поле со своим войском, чтобы защитить свою страну от Батория. «И бедная кокош (курица. — Б.Ф.), — писал Замойский, — перед ястребом с орлом птенца своя крилами своими окривает, а ты, орле о двух головах... хороняешъсе». |
| Г. Флоровский 245 . Папскому послу Антонио Поссевино, отметившему в беседе с Иваном византийское происхождение Русской Церкви, царь заявил, “что он верит не в греков, а во Христа” 246 . Известно и другое его высказывание: “Мы веру держим истинную хрестьянскую, а не греческую” 247 . Как мы увидим позже, Иван Грозный придерживался мнения, что Бог награждает праведника и наказывает нечестивца. Из этого многие делали вывод (кстати, приобретший догматическую форму у кальвинистов), что процветание – это знак Божиего благоволения, в то время как бедность и рабство – знак богооставленности. С одной стороны, неприязнь царя к грекам, несомненно, могла корениться в господствовавшем тогда убеждении, что Бог предал их царство мусульманам за измену истинной вере на Флорентийском Соборе 248 . Правда, оставаясь на почве этого убеждения, невозможно было объяснить военную мощь и относительное процветание западных стран, отступивших от истинной веры задолго до Византии. А ведь именно успехи и достижения Запада были главной причиной его притягательности для Грозного. Это страстное “западничество”, по всей вероятности, тесно связывалось у Ивана с желанием понять, в чем секрет явного благоволения Божия к западному миру – благоволения, как бы не взирающего на его отступничество. Хорошо известен интерес Грозного к западным исповеданиям. Он нередко вступал в прения о вере с заезжими иноземцами, и хотя благочестие царя порой глубоко задевали “богохульные” речи западных “еретиков”, его любознательность в религиозной сфере постоянно искала удовлетворения и не позволяла упустить очередной возможности ввязаться в диспут 249 . Вместе с тем Иван никогда не сомневался в превосходстве православия над иными исповеданиями. Но условием исторического успеха и стяжания благоволения Божия он считал, судя по всему, не чистоту веры как таковой, а единодержавное правление, благодаря коему истинная вера утверждается и поддерживается как оправданная самой историей. Можно думать, что Грозный внимательно изучил сочинения Пересветова, врученные ему автором, утверждавшим, что “не веру Бог любит, правду”. |
| же в Регенсбурге послов царя, князя Захария Сугорского и дьяка Андрея Арцыбашева, посетили посланцы присутствовавшего на рейхстаге папского легата, заверившие, что «пресветлейший государь наш папа римский тому рад, что быти с государем вашим в любви и в докончаньи и на всех недругов стояти заодин». Они хотели передать послам соответствующую фамоту папы царю. Так как другие союзники Габсбургов (например, испанский король Филипп II) ничего подобного не делали, предпринятые шаги говорили об особой заинтересованности римской курии в привлечении России в состав антиосманского союза. Неудивительно, что царь решился воспользоваться этой заинтересованностью, чтобы при содействии Рима добиться прекращения столь неудачно складывавшейся войны. В августе 1580 года, узнав о приходе войск Батория к Великим Лукам, Иван IV отправил с фамотой в Рим своего гонца Истому Шевригина. Напоминая папе Григорию XIII об участии его дипломатов в переговорах об антиосманском союзе, царь заявлял, что по-прежнему желает «впредь с тобою, папою римским, и с братом нашим, с Руделфом с цесарем, быти во единачестве и в докончанье и против всех бесерменских государей». Но исполнить свои желания в настоящее время царь не может из-за враждебных действий Батория, который, «сложася с бесерменскими государи, с салтаном с турским и с крымским царем, и ныне кровь крестьянскую разливает не переставая». Поэтому царь просил, чтобы папа королю Стефану «от своего пастырства и учительства приказал, чтоб Стефан король с бесерменскими государи не складывался и на кроворазлитье крестьянское не стоял». До Рима Шевригин добрался лишь в конце февраля 1581 года, сразу по приезде был принят папой и уже 30 февраля (такая дата стоит в его посольском отчете) Шевригину сообщили, что папа отправляет к царю и к Баторию своего посла Антонио Поссевино, который будет содействовать тому, «чтоб король на государя войною не ходил и крестьянские крови не розливал». Отвечая на фамоту царя, папа Григорий XIII вежливо, но твердо отклонил его обвинения в адрес Батория. Однако заявил о своей готовности содействовать заключению мира, чтобы «те збруи (оружие.— Б.Ф.) хрестьянские на невернаго вместе поворотить». Курия действовала оперативно, уже 28 марта папский посланец отправился в путь. |
| Неоплатоник — сторонник идеалистической философии в духе мистицизма. 172 Этой шизме вы бережете людей. — Шизма, или схизма (греч.) — религиозный раскол, ересь. С точки зрения католиков, православные являлись схизматиками. 173 …со времен Поссевина нам нет здесь места… — Поссевин, Антонио (1533–1613) — иезуит, итальянский дипломат, активно содействовал Польше в ее агрессивной политике по отношению к России. В 1582 году в главе миссии римского папы вел в Москве переговоры с Иваном IV о заключении церковной унии с целью подчинения России Ватикану. После провала переговоров разработал план постепенного распространения в России католичества и одновременно намечал вместе с польским королем Стефаном Баторием интервенцию в Россию. 174 …на смерть Шарлоты Кордай, Марии-Антуанеты и madame Ролан…— Корде, Шарлота — см. прим. к стр. 170. Мария-Антуанетта (1755–1793) — французская королева, жена Людовика XVI, после революции 1789 года вдохновительница контрреволюционных заговоров и интервенции против французской республики; осуждена и гильотинирована за государственную измену. Ролан, Манион-Жанна (1754–1793) — деятельница французской буржуазной революции конца XVIII века; в ее салоне собирались вожди жирондистов; гильотинирована по приговору революционного трибунала. 175 Мирабо, Оноре-Габриель, граф (1749–1791) — политический деятель французской революции 1789 года, журналист и крупный оратор, защищавший интересы либеральных кругов дворянства и верхушки буржуазии. В 1790 году Ж.-П. Марат уличил Мирабо в предательской деятельности в пользу монархической контрреволюции. После низвержения монархии (10 августа 1792 года) было документально доказано, что Мирабо являлся платным агентом королевского двора. На это обстоятельство и намекает Лесков, говоря далее «о политической продажности этого умеренного либерала». 176 Маркиза относилась к своему Вениамину совсем не так, как относился к своему Вениамину патриарх Иаков. — По библейской легенде, Вениамин, младший сын иудейского патриарха Иакова, был его любимцем, несмотря на то, что его рождение стоило жизни жене Иакова, Рахили. 177 |
| ...она не обладала такой мощью и доблестью, чтобы установить свою тиранию и стать во главе Италии, но и не была столь слаба, чтобы из страха потерять светские владения, не призывать для себя защитников против тех, кто слишком возвысился в Италии» ( Макиавелли. Рассуждения. II 12. 2002. С. 45). Полемика после смерти М. Главные сочинения М. были изданы через 4 года после его кончины (публикации сопровождались папскими привилегиями, предоставленными издателям Климентом VII). Но 30-е гг. XVI в. стали переломными и в судьбе наследия М., и в истории Италии - начался поворот к Контрреформации . К этому времени относятся первые попытки использовать отрицательный образ М. в политической полемике. Англ. кард. Реджиналд Пол в неопубликованной работе «Апология Карла V» (1539) писал, что антицерковные действия англ. кор. Генриха VIII и его канцлера Томаса Кромвеля были спровоцированы советами М., к-рого кардинал именовал «перстом Сатаны». В 1559 г. сочинения М. были включены в Индекс запрещенных книг . В полной мере дурная слава стала сопровождать образ М. в кон. XVI в. в связи с полемикой между протестантами и деятелями католич. Контрреформации; тон задавали иезуиты . В 1576 г. франц. кальвинист И. Жантийе опубликовал трактат «Антимакиавелли», направленный против засилия итальянцев при франц. дворе и против иезуитов, вдохновлявших гонения на гугенотов. Этот трактат был использован в ответной кампании, инициированной в 1591 г. папой Римским Иннокентием IX . Иезуит Антонио Поссевино , слабо знакомый с текстами М., опубликовал получившее известность «Предостережение», направленное против его сочинений и трактата Жантийе. В то время появился термин «макиавеллизм», применявшийся для обвинения политических противников разных партий во Франции, в Польше и в др. странах, и это отношение помешало внукам М. издать готовившееся ими исправленное издание его сочинений. Тем не менее в XVI в. неоднократно выходили переводы текстов М. на лат., франц. и англ. языки. В XVII в. раздавались и голоса защитников М.: Г. |
| С 1774 Крым в составе Российского государства. Помните А.С. Пушкин - «Бахчисарайский фонтан». «Воспоминаний тайных полный, Приду на склон приморских гор, И вновь таврические волны, Обрадуют мой жадный взор». Строится Севастополь, Симферополь, порты, базы, флот. Крымская война - оборона Севастополя. Парижский мир. Проходит семьдесят лет. И вот Россия опять готова прорывать Черноморские проливы. Но кто и когда нас надоумил? Какие приводили доводы: враги - иезуиты или союзники - лукавые греки с братьями болгарами? Возможно, учитывая наши византийские корни, мы и сами придумали, что должны обязательно их захватить. Однако Филофей в своих предсказаниях наследования великой духовной миссии Константинополя « Москва третий Рим...» о проливах и других территориях вроде не упоминал. Да и, принявший пророчества старца как основу государственной идеологии, Иван Грозный не помышлял о Босфорах. Существуют исторические свидетельства, описывающие попытки иезуита Антонио Поссевино соблазнить его византийскими владениями. Кстати, этот разговор происходил в Старице. Сохранился достойный ответ царя: «Что же до Восточной Империи...- с меня довольно и своего государства, других и больших во всем свете не желаю. Иди от меня сатано!» Когда соблазнили? Да так, что мы сами почувствовали необходимость владения Босфором? Ведь не сложилось ни у кого представления, о нашем стремлении прорывать Балтийские проливы: Скагеррак и Каттегат. Ну, прорубили «окно в Европу», «ногою твердой став у моря» и все. Кто вложил такую исключительно материальную составляющую в духовную суть великого предназначения, тем самым столкнув Россию даже не с государством, не с народом, а с мировой системой свободной морской торговли, заложив на триста лет вечно тлеющий очаг войны, в итоге приведший к гибели Империи. Если с точки зрения геополитики Маккиндера мы «Heartland» (сердцевинная земля) цивилизация Суши, а наш конкурент Sea Power (Морская мощь) цивилизация Моря. Исторически это: Карфаген, Венеция, Амстердам и Лондон, а с начала 20 века в союзе с США. Ну, а Крым получается - «точка противостояния» этих двух глобальных планетарных противников. |
| Уппсальский список с него был, по мнению ученых, изготовлен секретарем богослова и церковного деятеля, иезуита Антонио Поссевино, одного из активных участников и организаторов борьбы за реставрацию римо-католицизма в Швеции. В приложении к настоящей работе приведен текст этой редакции Вестеросских ордонансов. Транскрипция осуществлена мной по рукописи, хранящейся в Уппсальской университетской библиотеке, и сверена с публикацией, приведенной в монографии С. Тунберга. Также и данная редакция имела ряд особенностей. В заголовке указывалось: документ составлен Густавом I и его приближенными, «дабы свергнуть в этой стране власть католической церкви и святого апостольского престола». Затем статьи в основном идентичны разделам краткой шведской редакции по версии «Регистратуры». Стилистика и лексика Петруса Бенедикти существенно отличается от манеры изложения Ханса Спегельберга. Обе латинские редакции являются самостоятельными, независимыми друг от друга, а в отношении содержания имеют индивидуальные особенности. Далее, в редакции Петруса Бенедикти отсутствует ряд статей, имеющихся в «рукописи Спегельберга» и в версии «Регистратуры». Это материалы об объединении малых приходов, об ограничении платы за обряды, о порядке решения споров с участием духовенства и предъявления жалоб на священника, о завещании священников, о принуждении больных к завещанию в пользу церкви, о лишении мирян причастия за долги или другие проступки, о чтении Евангелия. Зато присутствуют заключительные статьи о разрыве с Римом, о секуляризации церковной недвижимости и о налогообложении церкви. Правда, при этом использованы опять-таки иная, чем у Спегельберга, латинская лексика и более лаконичные, сжатые формулировки. Богословские тезисы отсутствуют. Итог выстроен в виде традиционной заключительной части нотариального акта. Сообщается, что указанные резолюции после утверждения на риксдаге обнародованы во всем королевстве на шведском языке; данный же латинский перевод сделан нотарием и клириком Петрусом Бенедикти по заказу Иоханнеса Магнуса. |
| Характерно, что авторы сохранившихся рассказов о смерти царя не обвиняют его убийц в чем-либо подобном, а говорят лишь о том, что Иван Грозный был отравлен: «неции же глаголют, яко даша ему отраву ближние люди». В этой связи, как уже отмечалось, называют два имени: Богдан Вельский и Борис Годунов. О Богдане Вельском, фаворите царя в последние десять лет его царствования, в этой книге говорилось уже не раз. О Борисе же Годунове пока говорить не приходилось. Выходец из младшей ветви старомосковского боярского рода, родовые владения которой находились на Костроме, благодаря помощи дяди, царского постельничего Дмитрия Ивановича Годунова, в 1567 году мог начать свою службу в опричнине как «стряпчий з государем». Ряд лет он служил оруженосцем в свите царевича Ивана. Его положение упрочилось, когда он женился на Марии, дочери Малюты Скуратова. На свадьбе царя и Марфы Собакиной тесть и зять были «дружками» царской невесты, а их жены — ее «свахами». После отмены опричнины Борис сумел сохранить расположение царя. В январе 1575 года он был «дружкой» Ивана IV на свадьбе царя с Анной Васильчиковой и мылся с царем в «мыльне». В том же году его сестра Ирина стала женой младшего сына царя Федора, и Годунов стал родственником царской семьи. В царском особом дворе он стал «кравчим», заняв то место, которое в годы опричнины принадлежало царскому фавориту Федору Басманову. В 1578 году Борис получил боярский сан. Это> была очень успешная карьера, но карьера придворного, сопровождавшего царя на придворных церемониях и иногда в больших походах. Годунов не получал назначений ни воеводой одного из полков, ни наместником в крупный город, не участвовал он и в переговорах с иностранными послами. Антонио Поссевино приводит в своих сочинениях список 12 ближайших советников царя, имени Годунова среди них нет. Таким образом, благоволя молодому человеку и обеспечив ему видное место в своем окружении, царь практически не допускал его к участию в управлении государством. Разумеется, в случае смены монарха у Бориса Годунова были все основания для того, чтобы стать одним из главных советников нового царя, близким родственником которого он был. |
| Этим довольно узким кругом лиц присутствие знати в составе особого двора Ивана IV и ограничивалось. Представители всех других наиболее знатных княжеских и старомосковских боярских родов остались в земщине. Главную роль в управлении и особым «государством» царя, и страной в целом играли в последнее десятилетие правления царя думные дворяне, которые все вошли в состав его особой дворовой Думы. Думные дворяне, по существу, составляли ее основную часть: в 1575 — 1577 годах в состав этой Думы входило двое бояр, четверо окольничих и восемь думных дворян. Думные дворяне не только сопровождали царя в походах как воеводы царского полка и командовали стражей, обеспечивавшей безопасность правителя, но и выполняли важные поручения царя, связанные с ведением военных действий, участвовали в важных переговорах с иностранными послами. Когда с конца 70-х годов обстановка на военных фронтах стала меняться для России в худшую сторону, царь постоянно посылал думных дворян для наблюдения за воеводами, в способности или желании которых выполнять его приказы у царя были сомнения. Наиболее видной фигурой среди думных дворян был Богдан Яковлевич Вельский. Итальянский иезуит Антонио Поссевино, побывавший в России в начале 80-х годов XVI века, записал, что Богдан в течение 13 лет жил в спальне у царя. Попасть сразу в число наиболее доверенных, близких слуг царя молодому сыну боярскому, несомненно, помогли родственные связи — он был племянником Малюты Скуратова. В начале 70-х годов Богдан был рындой — входил в число молодых юношей, которые на торжественных приемах стояли с топориками перед царским троном. По традиции рындами начинали службу при дворе молодые аристократы из самых знатных фамилий. Поэтому назначение рындой молодого родственника Малюты было для него знаком особой царской милости. О том, что молодой сын боярский уже в это время занимал видное место в окружении царя, свидетельствует такая важная деталь: в 1571 году на свадьбе царя с Марфой Собакиной, где его дядя Малюта был «дружкой» невесты, Богдан мылся в «мыльне» вместе с самим Иваном IV. В последующие годы карьера его развивалась стремительно: к 1573 году он стал стольником, в 1576 году вошел в число думных дворян, в 1578 году получил важный придворный чин оружничего. Большего для такого худородного человека, как Богдан Вельский, царь сделать не мог. |
|
|
