| «Жена моя ангел. Она, бедная, безвинно терпит и может ещё потерпеть во мнении людском». Людское мнение оказалось безжалостным, невзирая на то, что Наталья Николаевна после смерти мужа была на грани помешательства. Приговор света не смог смягчить даже императорский духовник, доктор богословия и член Святейшего Синода протопресвитер Василий Бажанов. Он приходил к вдове каждый день в течение недели и долго с ней беседовал. После исповеди священник сказал окружающим: «Я борюсь с собой, чтобы не оставить ей полезное чувство вины, но по мне она ангел чистоты». Всю оставшуюся жизнь отец Василий будет духовником Натальи Николаевны. Конец жизни Пушкина, которого многие упрекали в несдержанности, был поистине христианским. Врач его, побывавший на полях сражений, никогда не видел такого терпения при таких страданиях. А старый священник, принимавший у него предсмертную исповедь, признался, что желает такую кончину себе самому. Примиренный со всеми поэт до последнего вздоха выказывал любовь к своей супруге и свидетельствовал о ее невиновности. «Видит Бог, я ни в чем не виновата!» – вырвалось у несчастной вдовы Пушкина на его смертном одре. Призвав Бога в свидетели, Наталья Николаевна раз и навсегда предпочла Его Суд суду человеческого мнения. И больше никто никогда не услышал от нее не только оправданий, но даже попыток рассказать свою версию трагедии, сломавшей ей жизнь. Мадам Ланская Пётр Петрович Ланской После гибели Пушкина Наталья Николаевна, исполняя завет мужа, удалилась от света и уехала в деревню. В имение к брату она прибыла 24-летней женщиной с четырьмя детьми на руках (младшей не было года и мать кормила ее грудью, старшей было всего четыре) и в весьма трудном материальном положении. Несмотря на то, что Пушкин завещал жене носить траур по нему не больше двух лет, она провела в честном вдовстве более семи. Ей несколько раз предлагали руку богатые и титулованные дворяне, желая избавить Наталью Николаевну от бедности и вернуть ее необыкновенную красоту высшему обществу. Каждый раз она отвечала отказом, ибо этим господам нужна была лишь она, а не ее дети. Она же, в первую очередь была матерью. |
| — Мы будем говорить им о том, что нельзя подходить к незнакомым, каждый день. Я и сейчас боюсь за своих детей и не могу успокоиться, пока ей не вынесут приговор. «Что будет чувствовать ваша мама, когда вы умрете?» Елена оставила комментарий под постом, где был размещен скриншот из видеосъемки, и рассказала о том, что неизвестная, с которой ушли Соня и Алла, пыталась украсть ее детей. После этого с Еленой связалась одна из вологодских жительниц — с ней произошла такая же история около трех месяцев назад. Женщина гуляла на площадке с двумя дочками: одна из них учится в первом классе, другая — в третьем. Там же они увидели Ульяну Ланскую, но внимание на нее обратили не сразу. Ульяна ходила и подозрительно на всех смотрела, как будто кого-то искала. Дети тоже на нее засматривались, но мама сказала им, что так делать неприлично. Они направились к подъезду, Ланская сделала вид, будто их обгоняет, потом остановилась и начала рыться в сумке. Мама вызвала лифт, зашла с детьми в квартиру и посмотрела в глазок. Ланская следом поднялась по лестнице к ним на этаж и стала прикладывать ухо к каждой двери — видимо, пыталась понять, в какую квартиру зашли люди. Мама открыла дверь и напрямую спросила: «Вы кого-то потеряли?» Но Ульяна сразу убежала. На стене Ульяны Ланской во «ВКонтакте» после убийства Сони жительница Вологды Валерия Коваленко оставила такую запись: «Я её видела она спрашивает про понос не видитесь на её уловки» (Авторские орфография и пунктуация сохранены — Прим. авт. ). Под этим постом ученица вологодской школы 30 Марьяша С. ответила: «У нас тоже». Так или иначе, идея похитить ребенка владела Ульяной не первый месяц. И оказаться на месте Сони и Аллы мог любой малолетний, оставленный без присмотра, считает Елена Пивоварова. По словам Аллы, когда Ланская привела их в квартиру, она была очень добродушной и приветливой, но задавала странные вопросы: «Что вы будете делать, когда будете умирать? Что будет чувствовать ваша мама, когда вы умрете?» Алла ответила: «Наверное, я буду думать, что маме будет плохо, мама будет плакать». После этих слов Алла сказала: «Соня, может быть, пойдем уже отсюда?» |
| Мало того, гр. Мусин-Пушкин в 1819 г. прямо обращается с просьбой к Вязьмитинову не дозволять существования лож, независящих от великих лож в Петербурге. Правительственный контроль был настолько силен, что даже для перехода из одной ложи в другую требовалось до некоторой степени разрешение администрации, хотя непосредственное наблюдение за ложами и было вскоре отменено. Отменено было потому, что правительство убедилось, как заявил 23 марта 1812 г. масону Элизену Вязьмитинов, что «ложи никак сомнительны быть не могут». И позднее, в 1816 г., Александр то же самое сказал Тормасову при возникновении вопроса о разрешении открыть в Москве ложу «Александра тройственного спасения». «Я формально позволения на это не даю. У меня в Петербурге на это смотрят так (государь взглянул сквозь пальцы). Впрочем, опыт удостоверил, что тут зла никакого нет» (рассказ Штейнгеля) 170 . Насколько законопослушным является александровское масонство, показывают переговоры, имевшие место в 1818 г. между руководителями русского масонства с Испанским Востоком. Для этих переговоров приезжал в Россию специальный делегат Дон-Жуан-ван-Халес. Союз между двумя капитулами не был принят русскими каменщиками ввиду непрочности существования масонства в Испании, где последнее не пользовалось расположением правительства и где братья даже подвергались преследованиям. Были, правда, и как бы тайные ложи, напр., Лабзина. Втайне продолжало работать и высшее масонское управление в России – так называемый Капитул Феникс. Этой высшей таинственной власти г-жа Соколовская придает большое значение. Между тем такое управление было в значительной степени фикцией. Это был лишь пережиток прошедшего времени. Любовь к таинственному у лиц, занимавших в масонстве высшие «должности», заставляла сохранять потерявший какой-либо реальный смысл пережиток XVIII столетия, когда русская масонская директория подчинялась формально Великому Мастеру IX Провинции, герцогу Карлу Зюдермандланскому шведскому. И как первый высокопросвещенный префект Капитула Феникс в России кн. Г.П. Гагарин должен был охранять в тайне от масонской толпы учреждение Капитула, так и высокопросвещенный префект александровского времени Управляющий Великой Директориальной Ложей Бебер в роли «Викария Соломона» должен был малозначащую тайну охранять от проникновения в нее так называемых профанов. И когда Ланской, открывая ложи, говорил: «велено нам собираться и научиться», это было лишь формой, которую так любили соблюдать и охранять вожди современного масонства. |
| По данным бывшего военного атташе литовской миссии полковника Ланскоронского, в немецкой Польше и на нашей границе с Германией сосредоточено 120 немецких дивизий. Иванов АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 328. Д. 2253. Л. 173. Машинопись, заверенная копия. 142. Телеграмма Наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова полпреду СССР в Германии А. А. Шкварцеву 11 октября 1940 г. 10 октября Типпельскирх сообщил мне: 1 . В течение последних недель в Берлине тщательно обсудили советские предложения, врученные Шнурре в Москве, и выработали германские контрпредложения, которые, по мнению германской стороны, явятся основой для взаимного соглашения. В ближайшие дни Германское правительство сообщит о времени выезда в Москву расширенной германской экономической делегации во главе с Шнурре, в составе которой будут особо компетентные лица, имеющие полномочия принимать самостоятельные решения. 2 . Кроме того, Типпельскирх сообщил о присылке для обучения румынской армии немецкой военной миссии с учебными единицами, входящими в состав германской армии. 75 Молотов АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 317. Д. 2181. Л. 198. Машинопись, заверенная копия. 143. Из дневника полпреда СССР в Германии А. А. Шкварцева 14 октября 1940 г. 9 октября был у турецкого посла Гереде. Спросил его, не слышал ли он о посылке германских войск в Румынию. Гереде ответил утвердительно. Заявил, что Турция крайне обеспокоена этим фактом и поэтому он послал в верховное командование германской армии своего военного атташе получить от немцев точную информацию по этому поводу. Гереде спросил меня, какую позицию займет СССР в связи со вступлением германских войск в Румынию. Я ответил, что пока о вступлении германских войск в Румынию известно только из газет. Гереде выразил также беспокойство в связи с итальянскими маневрами в отношении Сирии. Я спросил Гереде о турецко-германских отношениях. Он ответил, что их можно назвать нормальными. О торговле с Германией он сказал, что подготовлявшийся торговый договор еще не заключен, но торговля совершается в рамках временного торгового соглашения. |
| Еще «в январе 1856 г., – гласит официальный акт, – московским военным генерал-губернатором было доведено до сведения (Министерства Внутренних дел), что смотритель рогожского богадельного дома, статский советник Мосжаков, самопроизвольно воспретил рогожским раскольникам совершать в часовнях их богомоления. Министр внутренних дел, действительный тайный советник Ланской, принимая во внимание, что рогожские раскольники издавна (со времен царствования Екатерины II) отправляли богомоления в своих часовнях, по их обрядам, и, имея в виду, что Высочайшим повелением 21 декабря 1853 г. раскольникам беспоповщинской секты дозволено собираться в часовнях на Преображенском кладбище для молитвы, отпевания умерших и совершения панихид, причем разрешено им церковное пение, и что Высочайшим же повелением 9 августа 1854 г. предписано принять по рогожскому богадельному дому те же меры, кои были установлены для Преображенского кладбища, признал распоряжения смотрителя Мосжакова о воспрещении богомоления в рогожских часовнях неправильным и вместе с тем сообщил генерал-адъютанту графу Закревскому о том, чтобы на будущее время не было делаемо препятствия рогожским раскольникам отправлять богослужение по их обрядам в упомянутых часовнях, строго, однако, наблюдай за недопущением ими при сем публичного оказательства раскола». Воспользовавшись последними строками министерского предписания и поступившим доносом, московский иерарх немедленно сообщил Синоду, к каким результатам ведет «либеральничье» Министерства Внутренних дел. После отмены распоряжения смотрителя Мосжакова, сообщал Филарет, со стороны рогожских старообрядцев немедленно стало появляться во время богомолений запрещенное «оказательство раскола», что вызвало, между прочим, столкновение между раскольниками и православными. В виду «важности предмета» Высочайше повелено было протест митрополита внести на рассмотрение «секретного комитета». При обсуждении этого вопроса в комитете произошло разногласие, и некоторые члены комитета «в виду отсутствия формального по сему предмету дознания» находили «справедливым ограничиться строгим внушением раскольникам, дабы они при совершении своих богомолений отнюдь не дозволяли себе таких действий к соблазну православных, кои противны существующим на сей предмет законоположениям»... Но тем не менее по докладу об этом Государю, Высочайше повелено было положить, во избежание соблазна, на алтари Рогожского кладбища печати, что и было исполнено 7 июля полицейскими чиновниками совместно с представителями православного духовенства. |
| В конце 1880-х гг. Войно-Ясенецкие переехали в Киев. Особое влияние на формирование веры будущего святителя оказала близость Киево-Печерской Лавры и ее духовная жизнь. В Лавре он старался бывать как можно чаще — в частности, обучаясь в Киевском художественном училище (параллельно с гимназией), он практически все задания (пейзаж, портрет, жанр) выполнял на основе впечатлений, получаемых в обители, много рисовал там с натуры. По его словам, окончательное формирование его взглядов о христианской вере произошло на основе чтения Нового Завета, подаренного ему директором гимназии при получении аттестата зрелости С. 13]. После окончания гимназии и училища Валентин решил поступить в петербургскую Академию художеств, но во время вступительных экзаменов ему пришла мысль: «Я не вправе заниматься тем, чем мне нравится, но обязан заняться тем, что полезно для страдающих людей» С. 10]. И в 1898 г. Валентин Войно-Ясенецкий стал студентом медицинского факультета Киевского университета, причем наибольшие успехи он проявил в области анатомии: «Из неудавшегося художника я стал художником в анатомии и хирургии» С. 10]. Оканчивая университет осенью 1903 г., он хотел стать участковым земским «мужицким» врачом, но началась Русско-японская война, и в составе медицинского отряда Красного Креста Войно-Ясенецкий выехал на Дальний Восток. Отряд расположился в Чите, где и началась практика молодого хирурга, назначенного заведующим отделением и ежедневно проводившим множество тяжелых операций. Все операции совершались им чрезвычайно успешно, что не могло не вызывать удивления окружающих. Здесь же, в Чите, он женился на А. В. Ланской, сестре милосердия, которую в госпитале называли «святой сестрой». За несколько лет у них родилось четверо детей. После окончания войны Валентин Феликсович работал в небольших уездных городах, проводя бесчисленное количество самых разнообразных операций, в том числе на глазах, возвращая зрение и здоровье безнадежным инвалидам. На протяжении всей его жизни пациенты были для него равны независимо от их социального статуса — он одинаково тщательно обследовал и лечил как видных чиновников, так и простых мужиков. |
| Выборы земских органов проводились раз в три года. В каждом уезде для выборов гласных в уездное земское собрание создавались три избирательных съезда: землевладельцев (главным образом, помещиков), представителей от городского общества и сельских обществ… Все три съезда выбирали неравное число гласных в уездное земское собрание (их число определялось специальным расписанием Министерства внутренних дел) с частым превышением числа гласных от землевладельцев. Уездные земские собрания собирались ежегодно на сессия, и вся текущая работа падала на избранную ими уездную земскую управу. Уездные земские собрания всей губернии выбирали по нескольку гласных в состав губернского земского собрания, который так же выбирал исполнительный орган — губернскую земскую управу. Во главе собраний и управ стояли выборные председатели, которые не только руководили деятельностью названных учреждений, но и председательствовали от имени земства в местных правительственных учреждениях (главным образом, присутствиях); председателями земских собраний были предводителя дворянства… Никакой принудительной власти земства не имели и для приведения в исполнение своих решений должны были обращаться к органам администрации я полиции» ( Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1968. С. 237-238). См. оценку земств у архиеп. Серафима Соболева в его книге «Русская идеология» (Jordanville, 1987. С. 61) и в очерке С. А. Нилуса «Служка Божией Матери и Серафимов…». «Излюбленные» — наиболее приближенные к Императору Александру II cahobhuku, которыми были в разные периоды: Я. И. Ростовцев, С. С. Ланской, П. А. Валуев, А. М. Горчаков, П. А. Шувалов, Д. А. Милютин, М. Т. Лорис-Меликов. «Диктатура сердца» — принятое в литературе название временного правления начальника Верховной распорядительной комиссии М. Т. Лорис-Меликова (1825 † 12.12.1888), ставшего фактически диктатором после взрыва, произведенного в Зимнем дворце С. Н. Халтуриным в феврале 1880 г. Комиссия была упразднена по ходатайству самого Лорис-Меликова, и он был назначен министром внутренних дел и одновременно шефом жандармов. Лорис-Меликов несколько ослабил систему полицейского надзора, поставил вопрос о проведении ряда реформ (введение обязательного выкупа, понижение выкупных платежей, отмена подушной подати, и т.д.). К рассмотрению проектов этих реформ пытался привлечь представителей либеральной общественности. Все эти меры были большей частью одобрены Имп. Александром Николаевичем. После его убийства Лорис-Меликов вышел в отставку (1881) и, оставаясь членом Государственного совета, жил преимущественно за границей. |
| — Покажите еще что-нибудь. Рыжов опять заметал страницы и указал новое место, которое все заключалось в следующем: «Издан указ о попенном сборе . Отныне хлад бедных хижин усилится. Надо ожидать особенного наказания». И на поле опять отметка: «Исполнилось, — зри страницу такую-то», а на той странице запись о кончине юной дочери императора Александра Первого с отметкою: «Сие последовало за назначение налога на лес». — Но позвольте однако, — спросил Ланской, — ведь леса составляют собственность? — Да; а греть воздух в жилье составляет потребность. — Вы против собственности? — Нет; я только чтобы всем тепло было в стужу. Не надо давать лесов тем, кому и без того тепло. — А как вы судите о податях: следует ли облагать людей податью? — Надо наложить, и еще прибавить на всякую вещь роскошную, чтобы богатый платил казне за бедного. — Гм, гм! вы ниоткуда это учение не почерпаете? — Из священного писания и моей совести. — Не руководят ли вас к сему иные источники нового времени? — Все другие источники не чисты и полны суемудрия. — Теперь скажите в последнее: как вы не боитесь ни того, что пишете, ни того, что со мною в церкви сделали? — Что пишу, то про себя пишу, а что в храме сделал, то должен был учинить, цареву власть оберегаючи. — Почему цареву? — Дабы видели все его слуг к вере народной почтительными. — Но ведь я мог с вами обойтись совсем не так, как обхожусь. Рыжов посмотрел на него «с сожалением» и отвечал: — А какое же зло можно сделать тому, кто на десять рублей в месяц умеет с семьей жить? — Я мог велеть вас арестовать. — В остроге сытей едят. — Вас сослали бы за эту дерзость. — Куда меня можно сослать, где бы мне было хуже и где бы бог мой оставил меня? Он везде со мною, а кроме его никого не страшно. Надменная шея склонилась, и левая рука Ланского простерлась к Рыжову. — Характер ваш почтенен, — сказал он и велел ему выйти. Но, по-видимому, он еще не совсем доверял этому библейскому социалисту и спросил о нем лично сам несколько простолюдинов. Те, покрутя рукой в воздухе, в одно слово отвечали: |
| Из статьи " Бесславный конец: снос Никольской (Чесменской) церкви в селе Посадниково Новоржевского уезда " К.Б. Жучков, кандидат исторических наук, учёный секретарь музея-заповедника А.С. Пушкина «Михайловское». Село Посадниково в 18 веке принадлежало небогатому роду дворян Ланских. В 1736 г. (по сведениям из метрики - в 1739 г.) А.Г. Ланской построил каменную Казанскую церковь, ставшую усыпальницей нескольких поколений владельческой семьи. В 1756 г. в имении Ланских в Новоржевском уезде насчитывалось более 700 крепостных душ. С 1770-х гг. Посадниково значится за капитаном Д.А. Ланским, а затем за его вдовой Ульяной Яковлевной (ум. в 1792 г.). Положение семьи резко изменилось с возвышением их сына А.Д. Ланского (1758-1784), ставшего в конце 1779 г. очередным фаворитом императрицы. В подаренном ему в 1782 г. имении Велье в той же Псковской губернии Ланской задумал строительство грандиозного дворца по проекту Д. Кваренги. Все планы оказались перечеркнуты внезапной смертью фаворита. Единственным замыслом, который он успел реализовать при жизни, стала церковь в Посадникове, возведенная рядом (в ¼ версты) с дедовским храмом-усыпальницей. Ланской решил повторить в своей усадьбе Чесменскую церковь, на освящении которой присутствовал за год до начала стройки, в 1780 г. Посадниковская церковь строилась сразу после Чесменской и вероятно по тому же проекту Фельтена, возможно даже под его наблюдением. Коршунова сообщает, что в это время, в 1782-1784 гг. Фельтен занимался перестройкой дома А.Д. Ланского в Петербурге, неподалеку от Зимнего дворца. Так что в отличие от Полторацких Ланской имел больше возможностей привлечь самого Фельтена для повторной реализации проекта Чесменской церкви в своей усадьбе. Строительство, видимо, в основном было завершено к моменту кончины Ланского, однако отделочные работы продолжались до 1788 г., когда, по некоторым сведениям, церковь была освящена. В 1789 г. достроили отдельно стоящую колокольню, которой, как известно, не было в ансамбле Чесменской церкви. Среди ее колоколов был самый большой, весом 1690 кг, колокол, отлитый за несколько лет до этого, еще при жизни отца фаворита, Дмитрия Артемьевича Ланского. Известно, что постоянных служб в новом храме не было, для них использовали соседнюю Казанскую церковь, в ней же продолжали хоронить и членов семьи храмоздателя. Стоявший большую часть времени закрытым, Никольский храм скоро начал ветшать, еще при Ланских – брате фаворита полковнике Якове Дмитриевиче (к нему усадьба перешла в 1792 г.) и потомках его дочери Варвары, в замужестве Кайсаровой, владевших Посадниковым до 1880-х гг. |
| Глава двенадцатая Очевидец, передававший эту анекдотическую историю о солигаличском антике, ничего не говорил, как принял это бывший в храме народ и начальство. Известно только, что никто не имел отваги, чтобы заступиться за нагнутого губернатора и остановить бестрепетную руку Рыжова, но о Ланском сообщают нечто подробнее. Сергей Степанович не подал ни малейшего повода к продолжению беспорядка, а, напротив, «сменил свою горделивую надменность умным самообладанием». Он не оборвал Александра Афанасьевича и даже не сказал ему ни слова, но перекрестился и, оборотись, поклонился всему народу, а затем скоро вышел и отправился на приготовленную ему квартиру. Здесь Ланской принял чиновников — коронных и выборных и тех из них, которые ему показались достойными большего доверия, расспросил о Рыжове: что это за человек и каким образом он терпится в обществе. — Это наш квартальный Рыжов, — отвечал ему голова. — Что же он… вероятно, в помешательстве? — Никак нет: просто всегда такой. — Так зачем же держать такого на службе? — Он по службе хорош. — Дерзок. — Самый смирный: на шею ему старший сядь, — рассудит: «поэтому везть надо» — и повезет, но только он много в библии начитавшись и через то расстроен. — Вы говорите несообразное: библия книга божественная. — Это точно так, только ее не всякому честь пристойно: в иночестве от нее страсть мечется, а у мирских людей ум мешается. — Какие пустяки! — возразил Ланской и продолжал расспрашивать: — А как он насчет взяток: умерен ли? — Помилуйте, — говорит голова, — он совсем ничего не берет… Губернатор еще больше не поверил. — Этому, — говорит, — я уже ни за что не поверю. — Нет; действительно не берет. — А как же, — говорит, — он какими средствами живет? — Живет на жалованье. — Вы вздор мне рассказываете: такого человека во всей России нет. — Точно, — отвечает, — нет; но у нас такой объявился. — А сколько ему жалованья положено? — В месяц десять рублей. — Ведь на это, — говорит, — овцу прокормить нельзя. — Действительно, — говорит, — мудрено жить — только он живет. — Отчего же так всем нельзя, а он обходится? — Библии начитался. — Хорошо, «библии начитался», а что же он ест? — Хлеб да воду. И тут голова и рассказал о Рыжове, каков он во всех делах своих. — Так это совсем удивительный человек! — воскликнул Ланской и велел позвать к себе Рыжова. Александр Афанасьевич явился и стал у притолки, иже по подчинению. — Откуда вы родом? — спросил его Ланской. — Здесь, на Нижней улице родился, — отвечал Рыжов. — А где воспитывались? — Не имел воспитания… у матери рос, а матушка пироги пекла. — Учились где-нибудь? — У дьячка. — Исповедания какого? — Христианин. — У вас очень странные поступки. — Не замечаю: всякому то кажется странно, что самому не свойственно. |
|
|
