| Две девочки какие-то рассмеялись, но я ничего им не ответил. Батя допускает одно «непастырское выражение» (слова Ивана Вуколова). Наконец трогаемся. Мне попалось хорошее место. У нас прекрасный вагон. Сплю хорошо. Екатеринбург о. Василий Антонович Чернявский, род. 2 августа 1882 года 75 . 14 июня. Фу, спал! Хорошо, чорт возьми, спал. Едем в вагоне. Природа в окне, разговоры в вагоне – все это довольно однообразно. Приезжаем в Уфу в 2 ч. 39 м. дня. Вещи на дрогаля, а сами поднимаемся на страшную гору, чтобы попасть в город, который расположен очень высоко. Первое впечатление очень неблагоприятное для Уфы: бревенчатые избы, одноэтажные здания, а если двухэтажные, то без определенной границы снаружи между двумя этажами. Впечатление такое, как будто был здесь пожар, уничтоживший все дотла, и на старом месте были возведены новые постройки, уже деревянные и без малейшей доли эстетических побуждений. Свернувши несколько раз, мы попали на главную улицу. Эта улица оказалась довольно хорошей, на ней большие здания, иногда довольно оригинальные. Я, Горчуков и еще два-три ученика немного отстали от других, и нам пришлось пройти несколько раз одни и те же улицы, чтобы попасть в нужную нам мужскую казенную гимназию 36. Попивши молока с пирожными, мы пошли кататься на лодках на р. Белой. Сели на лодки я, Горчуков, Анисим, Любинецкий. Прекраснейший вид. Заход солнца. Ох, этот заход солнца! Не могу быть равнодушным, созерцая эту неподдельную, эту чистую красоту, которую только создает природа для наших глаз. Получил редкое настроение. Отвезли Горчукова на ту сторону р. Белой, он там купался. Вернулись уже поздно в свою гимназию. Потом пошли ужинать и обедать вместе в какую-то школу домоводства, начальницей которой состоит жена директора уфимской мужской гимназии, где мы остановились. Накормили хорошо. С квасом. Оттуда пришли спать. Прошлись по стаканчику чаю. На кроватях, на матрацах. 15 июня. «С добрым утром, господа! С добрым утром, господа!» – как веником по ушам бил батюшка в 6 час. |
| Гуляю с батей и разговариваю об Университете. С Мироном об его учебнике. Батя и Мирон упражняются в остроумии. 4 человека ужинают в 1 классе. Батя сердится. 12 июня. Едем, едем по этой ширине, по этой глубине... День почти такой же, как и предыдущий. «Соорудим», «соорганизуем», «сообразим», «пройдемся по яичнице», «соорганизуйте процессию за яйцами». В 12 час. ночи проезжаем Александровский мост. 35 все также смотрит на меня, и дело все в том же положении. Ах, если бы любить и забыться в любви! 13 июня. Утром в 7 час. в Самаре. Пока стоит пароход, мы едим свою яичницу, в столь необычных размерах приготовленную в предыдущий день, пьем чай, молоко и пр. Накладываем вещи на дрогалей, а сами идем на вокзал. Жара нестерпимая. Сдаем вещи на хранение. Лимонад с Пащинским. Опять идем на пристань и садимся на легкий пароход, чтобы ехать на Барбашину поляну. Опять по Волге, опять прохлада. Видим своего «Петра Великого». Через 40 мин. в Барбашиной поляне. Идем купаться. Поднимается «буря по Волге», которая заставляет меня не купаться, но которая других наших спутников вероятно еще более побуждает к этому. При переходе через одну канаву один из экскурсантов наших падает в грязь. Наши купаются. Я, Фомин и нек. др. сидим на берегу и смотрим на наших. Толстый Протопопов забавляет всех своей тучностью. Ну и толстый же, черт его возьми! После купанья идем обедать. Обедаем. Первое хорошее. Второе – антрекот, как подошва. При первом же – музыка ударила в уши так, что только едва можно было сидеть на месте. Клюквенный квас с Денисенко. После обеда компания разбредается. Пока батя рассудил, куда и когда направляться из Барбашиной поляны... («бедный, бедный»... кричит сейчас Фомин во время моего занятия этим дневником), пока он это сделал, одна часть нашей братии оказалась на другой стороне Волги. Так как до ближайшего парохода, отправлявшегося в Самару, оставалось еще 1 1/2 часа, то батя с оставшимися нанимает лодки, чтобы ехать кататься. На первой лодке сидим: я, батя, Анисим, Гурбанов, Властов. |
| Он кивнул, и стало легче. Принялись говорить о деле. На следующий день в одном из залов музея установили копилку, и она просила экскурсантов дать кто сколько может на реставрацию — и не отказывались. Но пришел участковый, заинтересовался пожертвованиями и деньги объявил незаконными. Она отвечала на его вопросы насмешливо, покусывая губки, и Анисиму Ивановичу едва плохо не сделалось, когда гаденький, сытый мужичок, собиравший взятки со всей округи, намекнул на то, что деньги эти она, может быть, себе в карман кладет. Однако история с копилкой получила огласку и изменила отношение жителей городка к экскурсоводу. Пришли однажды женщины и смущенно спросили Федоровну, не надо ли чем помочь, прислали мужиков с инструментами, пожалели столько лет в одиночку бьющуюся. Но пришли они раз, другой и больше не приходили, и мужики лишь за водку соглашались помогать, у всех своих забот по горло, да и что это за работа — стены штукатурить, когда все крепить надо, материал нужен, техника, а руками что сделаешь? Так и остались они вдвоем, и пусть бы так и было, пусть ничто бы не менялось — ведь не рухнуло бы все в одночасье, на их век бы хватило, жили б себе и жили, однако перемены, о которых лениво и недоверчиво говорили в городке несколько лет, проклиная власти за талоны на водку, дошли и до медвежьего угла. — Слышали, — сказал однажды Анисим Иванович, — злодея нашего погнали? — Ну и что, — равнодушно отозвалась она, — другого пришлют, этого добра у них хватает. — Да нет, новый-то, говорят, от дачи отказался, машину сам водит, да все на людях. — Это ему чужие лавры покоя не дают, — усмехнулась она. Поговорили и забыли, однако месяца два спустя новое начальство нагрянуло в городок и после обеда свернуло к музею. Как и была в заляпанном комбинезоне, Любовь Федоровна слезла с лесов и молча в упор принялась разглядывать гостей. Из свиты откуда-то сбоку выступил пожилой, одутловатый мужчина в плаще и с нарочитой веселостью заговорил: — Ну, хозяюшка, показывай свои владения. — Михал Михалыч, чтой-то с вами нынче? — подняв брови, сказала она. — Вы, часом, не заболели? Столько лет стороной проезжали, и вдруг на тебе — показывай. |
| «Наполовину беременными» интеграцией быть нельзя - нужно или уже решаться что-то «рожать», или столкнёмся с проблемой «отторжения плода». Я имею в виду, что давно перезрел вопрос общей Конституции, Парламента, кредитно-денежной системы. Тогда неизбежно решаться и вопросы экономические, что принесёт явную пользу белорусам - работу и зарплату. - Как далеко продвинется реформа политической системы Республики Беларусь? Видите ли вы возможные изменения в роли и функции президента, парламента, политических и общественных организаций? - Думаю, что за долгое время белорусской независимости у нас сложилась вполне жизнеспособная форма государственного устройства. Если мы начнём государство шатать - получим тот же бардак, а то и кровь, как на Украине. Ну, «змагарм» это и нужно - авось под шумок удастся создать очередную «Раду патрыётав» и «захапить уладу». Хотя и излишняя централизация всего и вся тоже не всегда на пользу. Возможно, стоит пересмотреть структуру формирования парламента и советов - какую-то часть депутатского корпуса формировать по партийным спискам. Но и тут нужна осторожность. Давайте честно признаемся, что если завтра об этом будет объявлено, то столько «фундатарав» из ЕС и США появится, что бело-красно-белые кандидаты тут же получат неоправданное преимущество в средствах перед обычными кандидатами. Тут и административный ресурс не спасёт. И без того сейчас «Наша Нива», «Народная воля», прочие «незалежныя» постоянно выступают против российско-белорусской интеграции. Не в меру активны в этом направлении и Конопацкая с Анисим. Уверен, что белорусам эти «игры» абсолютно не нужны. Думаю, что нам нужно развивать Союзное государство - переходить к прямым выборам парламентариев в Союзный парламент, как это делается в Европарламенте, двигаться по пути создания союзных партий и общественных объединений, общих профсоюзов, профессиональных, творческих организаций. - Никаких предпосылок для переноса сроков выборов лично я не вижу. У власти на это может быть своя логика. Чем чаще выборы, тем большую нестабильность они приносят. |
| Ариадна Семеновна несколько раз приезжала ко мне на свидания. Такие приезды всегда были сопряжены и с трудностями, и с немалыми по тем временам затратами. Не было в моей тюремной и лагерной жизни ни одного дня, да, пожалуй, и ни одного часа, когда бы я не думал о самых близких мне людях, — о жене и сыне, не мечтал вернуться к ним. И вот я в поезде! Я еду домой!! Живой, свободный!!! Одно только плохо: ну, почему этот поезд идет так медленно и так часто останавливается?! Особое совещание при министре Госбезопасности Л. П. Берии. Постфактум Несколько слов в заключение моей тюремно-лагерной истории. После, можно сказать, всеобщего нашего освобождения из ГУЛАГа, многие лагерные знакомства продолжались. С Бузаевым и Магалифом, как я уже говорил выше, мы поддерживаем переписку до сих пор. Рассказывал я и о встречах с Александром Гладковым. А с земляками-ленинградцами приходилось, пока все были живы, встречаться часто. Ко времени моего возвращения из лагеря Илья Киселев был уже директором Пассажного театра, получившего позднее благодаря его усилиям имя В. Ф. Комиссаржевской. Помня о моих драматургических сочинениях в бытность заведующего клубом на 2м лагпункте, он попросил меня написать звучащие тогда по современному интермедии к спектаклю, который готовил к постановке его театр. Сатирические интермедии к комедии Карло Гоцци «Счастливые нищие» стали началом моей профессиональной драматургической работы. Бывший до своего ареста первым секретарем Октябрьского райкома партии Анисим Семенович Шманцарь, стал на несколько лет директором Дома Архитекторов. Наш добрейший лагерный завбаней полковник Лазарь Львович Окунь — возвратился для оформления отставки на военную службу. Яша Маркус, оказавшись «на слободе», вернулся к изготовлению женской модельной обуви, а Евгений Иосифович Войнилович — к своим инженерным делам. Адвокат Михаил Николаевич Лупанов поступил на службу в юридическую консультацию. А я — в Отдел рукописей Публичной библиотеки. Несколько раз наезжал в Ленинград капитан Тюгин. В Ленинграде училась его дочь. У нас сохранялось теплое к нему отношение. |
| Мотив отчуждения родных не раз встречается у Шукшина. В рассказе «Земляки» два брата, родственники, на пороге смерти. Но прощание перед смертью не состоится. Брат, пришедший к брату, не открывается и сам остается неузнанным. Они утратили родственную связь, теперь они даже не земляки. И речь идет не о подвиге Алексия, человека Божия, тайно, неузнанным, в доме родителей совершавшего молитвенный подвиг, ибо за поступком брата Гриньки, вышедшего, как видно, в большие люди, нет подвига: как открыться, если брат Анисим не способен узнать его? Годы, войны, голод, коллективизация, а главное, социальное положение разделили земляков... Известно, что Шукшин мечтал оставить кинематограф, возвратиться в деревню и заняться писательством. Он считал, что деревня, родная земля способны не только творчески вдохновлять, «давать материал», темы, но и могут дать силы жить, а может, и понять главное в жизни. Василий Макарович винил себя в том, что он не вполне питается от этой почвы – сельской жизни, так как ушел от нее по собственной воле. Известно, что Шукшин с величайшим уважением, почти завистью смотрел на М.А. Шолохова – ему виделось, что старый писатель вдали от городской суеты творит, созидает величайшие творения; Шукшин об этом много говорит в своих интервью во время съемок фильма «Они сражались за Родину» . Он не мог представить себе, что автор «Тихого Дона» уже давно не творит, что в его письменном столе нет ничего, что, осев в советской деревне, он, по большому счету, выполнял роль живого классика и что «Они сражались за Родину» – не часть гениальной эпопеи, а лишь наброски к так и не состоявшейся книге. Не мог Василий Макарович понять и того, что Шолохов его сокровенные думы – «надо собирать русский народ» – обратит в шутку, которая разойдется в качестве почти анекдота . К сожалению, приближение к «почве» советской, разрушенной, обезображенной и, главное, обесцерковленной деревни уже не способно было питать и вдохновлять не только Шолохова. И В. Распутин, и В. Белов, и В. Астафьев, уединяясь в родных городах и деревнях, не создавали ничего, кроме горького плача о родной земле. Конечно, и это немало, но от них русские люди все-таки ждали откровения, быть может, религиозного откровения. Не оставляет ощущение, что даже после обретения веры они как бы стеснялись своей религиозности, как сомневался и Шукшин. Ведь Православие учит смирению, терпению. Как терпеть и смиряться, когда на родную землю восстают беды, испытания и враги? |
| Да Малоросийского двора подьячей Афонасей Боящев, оклад ему 10 рублев. По 7 рублев сторожи: Ивашка Федоров, Тимошка Иванов, Сенка Анкидинов, Васка Дементьев. Справил Ивашко Петров Список приказу Велики я Рос ии и подячим и что и м великого государя дене жн ые о к лады: 30 рублеве – старой Борис Алексеев; молодые: 15 рублев – Василей Жадаев, 10 рублев – Михайло Второв, 7 рублев, – Фадей Богданов. – Справил Бориско Алексеев. Новогороцкого приказу подьячие з денежными оклады: Старые: 15 рублев – Иван Исаков, 14 рублев – Григорей Шибаев, 10 рублев – Иван Столбицкой; неверстаной – Степан Волков. Молодые: 10 рублев – Алексей Иванов, 9 рублев с полтиною – Дементей Трескин, 7 рублев – Анисим Васильев, 4 рубли – Филимон Фомин, 3 рубли – Степан Брехов, по полтора рубли: Макар Орлов, Андрей Иевлев; неверстаные: Иван да Алексей Ивановы, Федор Трунев, Лука Кирилов, Григорей Греков. Во л од и мерского приказу подьячие з денежными ж е оклады: 37 рублев – Семен Никитин, молодые: 10 рублев – Григорей Конаев, 6 рублев – Ларион Добрынин, 4 рубли – Яков Лазарев. Галицкого приказу подьячие з денежными же оклады: 30 рублев – Андрей Иванов, 10 рублев – Степан Ветлицкой. Устюского приказу подьяч и е з денежными же оклады: Старые 33 рубли – Василей Табунцов, 22 рубли – Василей Протопопов, 17 рублев – Тимофей Осипов. Середние статьи и молодые: 12 рублев – Степан Турченинов, по 11 рублев – Василей Булатников, Иван Гордеев; 8 рублев – Данило Протопопов, 6 рублев – Петр Иванов, по 5 рублей: Иван Ветлицкой, Лука Межаев; 2 рубли – Михайло Истомин; неверстаные: Борис Меншов, Леонтей Попов. Новгородцкого, Володимерского, Галицкого приказов сторожи: Сенка Андреев, Оса Иванов, Ивашко Степанов, Самошка Григорьев; оклады им по 5 рублев человеку. Справил Семен Никитин. Сп и сок приказу княжества Смоленского старым и молодым подьячим с по ме тны ми и з денежны ми оклады : Старые: Григорью Суровцов – помесного 300 четьи, денежного 26 рублев; Ивану Грамотину – 38 рублев (сбоку: с послом в Цареграде); Григорью Богданову – 26 рублев; Тимофею помесного 300 четьи, денежного 21 рубль с полтиною. |
| Это заставило Петра усилить внутреннее правительство, дать ему большее значение и вместе наложить большие обязанности, большую ответственность. 22 февраля 1711 года «определили быть для отлучек наших правительствующий Сенат для управления». Новое учреждение состояло из девяти членов: графа Мусина-Пушкина, Стрешнева, князя Петра Голицына, князя Михайлы Долгорукова, Племянникова, князя Григорья Волконского, генерал-кригсцалмейстера Самарина, Опухтина, Мельницкого. Обер-секретарем был назначен Анисим Щукин. 2 марта издан был указ о власти и ответственности Сената: «Повелеваем всем, кому о том ведать надлежит, как духовным, так и мирским, военного и земского управления вышними нижним чинам, что мы, для всегдашних наших в сих войнах отлучек, определили управительный Сенат, которому всяк и их указам да будет послушен так, как нам самому, под жестоким наказанием или и смертию, по вине смотря. И ежели оный Сенат, чрез свое ныне пред Богом принесенное обещание, неправедно что поступят в каком партикулярном деле и кто про то уведает, то однако ж да молчит до нашего возвращения, дабы тем не помешать настоящих прочих дел, и тогда да возвестит нам, однако ж справясь с подлинным документом понеже то будет пред нами суждено и виноватый жестоко будет наказан». Сознавая весь вред, проистекавший от господства личных отношений, желая ослабить особные, своекорыстные стремления, выдвинув понятие об общем интересе, об отечестве, о государстве. Петр тогда же, 2 марта, предписал новую форму присяги государю и всему государству. Деятельность нового учреждения определена была в следующем наказе: «Суд иметь нелицемерный и неправедных судей наказывать отнятием чести и всего имения, то ж и ябедникам да последует. Смотреть во всем государстве расходов, и ненужные, а особливо напрасные, отставить. Денег, как возможно, сбирать, понеже деньги суть артериею войны. Дворян собрать молодых для запасу в офицеры, а наипаче тех, которые кроются, сыскать; тако ж тысячу человек людей боярских грамотных для того ж. |
| Консолидация земель вокруг Москвы неизбежно приводила к формированию всероссийского рынка. В XVI и особенно в XVII вв. на Руси заметно возросла роль купечества. Она проявлялась не только в экономической жизни страны, но и в явлениях культурного порядка. Увеличилось строительство и украшение церквей на деньги и по прямым заказам торговых людей. В купеческих домах появляются различные художественные мастерские и в первую очередь шитьевые светлицы. Во вкладных надписях на произведениях лицевого шитья в XVII в. встречаются такие имена, как «гостиные сотни Анисим Крупеников» 285 , «гость Абрам Семенов сын Черкасов» 286 , «московский гость» Иван Гурьев (кат. 129), но более всего известно произведений шитья, вышедших из светлиц «именитых людей» Строгановых. Богатейший род промышленников и купцов Строгановых 287 внес заметный вклад в русскую культуру. Храмы, построенные ими, иконы, заказанные или выполненные в их «иконных горницах», произведения светлиц, работавших в их вотчинах в Сольвычегодске и Перми, имеют свои характерные особенности, свой стиль, часто называемый «строгановским». И прежде всего это относится к произведениям лицевого шитья, хранящимся во многих музеях страны. Наиболее углубленное их исследование за последние годы проведено А. В. Силкиным, который описал сто семьдесят пять памятников строгановских светлиц, с полным правом называя их «самой крупной школой в истории лицевого шитья» 288 . Произведения этих светлиц известны с конца XVI до 30-х гг. XVIII в. 289 . А. В. Силкин делит их на пять основных периодов: 1 ) 1590-е–1607 г. – никитинский (по имени Никиты Строганова); 2) 1620-е – 1633 г. – время Евдокии Нестеровны, жены Семена Аникиевича; 3) 1633–1649 гг. – время Татьяны Дмитриевны, жены Андрея Семеновича; 4) 1651–1670 гг. – время Анны Ивановны, жены Дмитрия Андреевича и 5) 1680 г. – начало XVIII в. 290 . Таким образом, более ста лет мастерские работали под руководством разных хозяек. Расцвет их и завершение сложения «строгановского» стиля падает на 1650–1670-е гг., когда во главе сольвычегодской светлицы стояла жена Дмитрия Андреевича Анна Ивановна, сама искусная вышивальщица, как свидетельствует надпись на пелене «Димитрий Угличский» 1654 г. (ил. 34) 291 . В это время из светлицы выходили произведения высоких художественных достоинств, перечисление которых здесь невозможно из-за их многочисленности 292 . |
| Пойдемте на рыбачью тропу, право, не пожалеете! 4 Крепкий утренник прихватил в камышах воду, и теперь там целый день похрустывает и позванивает на волне молодой ледок. Уже второе воскресенье не показывается на приваде мой сосед Анисим Петрович. Человек он с резоном: попусту торчать над поплавками не станет. А уж коли старый лещатник смотал удочки — стало быть, конец летнему сезону. Я и сам знаю, что клева теперь не видать до весны. Рыба сбилась в стаи, ушла с привычных летних жировок в глубокие омуты. В ямах теперь полно, а от них на много километров вверх и вниз по течению пусто. Один мой приятель, днепровский водолаз, рассказывал, как он однажды зимой набрел на косяк леща. «Иду,— говорит,— свечу фонариком, разыскиваю сорвавшийся с лодки мотор. Вдруг — что такое? Впереди дно будто булыжником вымощено. Вгляделся — рыба! Лещ! Хребтина к хребтине! Крупная к крупной! Мелкая к мелкой! Головами в одну сторону. Уложена аккуратно, по сортам, как в «Гастрономе». Посветил фонариком — конца косяку по видно. Может, тысяч десять, а то и больше. Иду прямо на косяк. А он и не думает уходить. Только самые ближние лещи чуть потеснились, уступая проход. Приглядел одного покрупнее, нацелился, хотел схватить. Не тут-то было! Скользкий, гад! Только по хребту и погладил…» Да, делать нечего! Я уже начал было сматывать удочки, как с обрыва спустился какой-то детина. Вижу, не из рыболовов. Без снастей. Через плечо противогазная сумка. Поверх кепки мешок в виде капюшона. Мрачно как-то оглядел меня, присел за спиной на корточки. — Курить есть? Я протянул пачку папирос. Он отсыпал несколько штук, одну сунул в рот, остальные запихнул под кепку. — Значит, удим? Я промолчал. Парень курил и сплевывал себе на сапоги. Он больше ни о чем не спрашивал. Я стал сматывать удочки. Сложил снасти в лодку и оттолкнулся от берега. Лодка легко побежала вниз по течению. Парень все еще сидел на корточках, провожая меня из-под нахлобученного мешка долгим неприятным взглядом. Плес скрылся за поворотом. По обе стороны стоял глухой поемный лес: старые замшелые ракиты, тальники, непролазные заросли ежевики. |
|
|
