| На основании этого Юлиан стал видеть в Пигасии тайного язычника и по вступлении на престол сделал его жрецом к удивлению многих язычников. Когда Юлиан прибыл в [Милан], Константий объявил, что назначает его кесарем в Галлию для защиты ее пределов от нападения германцев. Таким образом, афинский ученый стал римским генералом. Церемония посвящения Юлиана в кесаря состоялась в ноябре месяце. Юлиан чувствовал себя не по себе, когда его облекали в порфиру кесаря. Тогда же Юлиан получил в замужество сестру Константия Елену. Со времени назначения Юлиана кесарем, на востоке стали распространяться слухи о симпатиях Юлиана к язычеству. Одна слепая прорицательница говорила, что этот человек отопрет языческие храмы. Во время управления Галлией Юлиан был счастлив в борьбе с германцами. Он обратил внимание и на внутреннее благоустройство страны. Все поведение Юлиана во время его кесар-ства в Галлии носит на себе отпечаток скрытности, лицемерия и двоедушия. Юлиан старался показать себя незамечающим подозрительного отношения к нему Константия. По распоряжению последнего все близкие к Юлиану лица были удаляемы от него. Только хитростью Юлиану удалось оставить около себя несколько близких служителей: он показывал вид, что незнаком с ними, хотя втайне находился в самом тесном общении с ними. Между тем Константий окружил Юлиана множеством шпионов, которые должны были следить за всяким его шагом. Правление Юлиана было благоприятно для Галлии. Поголовная подать (плата от определенного участка земли), простиравшаяся ранее до 25 солидов (солид равен нашим 3 р. 87 к.), была понижена Юлианом до 7 солидов. Такими действиями Юлиан приобрел симпатии населения Галлии. Когда Константий, запутавшись в войне с персами, около 360 г. потребовал к себе на помощь галльские войска, то они провозгласили августом Юлиана. В письме к Константию Юлиан извещает последнего о своем избрании и выставляет себя невинной жертвой политического заговора, но тем не менее не стесняется вступать в переговоры с Константием, соглашаясь признать его власть над собой, но отказываясь сдаться на полную его волю. В это время Юлиан продолжал казаться христианином. 6 января 361 года — в день Богоявления — Юлиан был в церкви. Между Юлианом и Константием ожидалась борьба. Константий двигался к западу, а Юлиан к востоку. |
| Он только щеголял великодушием и по-видимому старался сблизиться с предстоятелями церкви; на самом же деле он не стеснялся подсмеиваться над ними. Он трунил над Марием халкидонским, который был слеп. Но Марий показал себя героем. Он прямо в глаза сказал Юлиану: «Благодарю Бога за свою слепоту, потому что имею счастие не видеть безобразия отступника». Юлиан отнесся к этому с видимым равнодушием. В Антиохии Юлиан явился неустойчивым. Здесь он посланиями старался возбудить ссоры между христианами и епископом. В 362 г. в Антиохии между христианами и язычниками возникли неудовольствия. Юлиан еще ранее писал в Бост-РУ епископу Титу, что он возлагает на него ответственность за беспорядки, производимые христианами. Тит отвечал императору, что христиане никогда не будут повинны в общем движении, что они послушны пастырю, и не было признаков каких-либо беспорядков. Юлиан отвечал христианам Антиохии, что они Унижают себя, не смея ничего сделать без епископа, что они потому живут смирно, что их сдерживает епископ. Юлиан откровенно заявил, что сам он не позволит причинить зла галилеянам; между тем другие перехватывали через край, так что через них являлся виновным в насилии над христианами и Юлиан. Эти насилия производились особенно во время разрушения храмов в Сирии. О том, как Юлиан относился к этим несчастиям христиан, говорит следующее обстоятельство. Недалеко от Газы при море находилась гавань Майюм, в которой все жители были христианами еще в предшествовавшие царствования, за что получили от императоров христиан самостоятельное, независимое от Газы, управление. На этом-то пункте и произошло столкновение у жителей Майюма и Газы, причем было убито до 10 майюмских христиан. Когда об этом донесли Юлиану, то он ответил: «Что за важность, что рука эллина сокрушила каких-нибудь 10 галилеян» Юлиан не только гнал христиан, но и издевался над ними, пользуясь знакомством с их учением. Так, однажды проезжая мимо пещеры подвижника Дометия, он обратил внимание на собравшуюся около пещеры толпу христиан и, желая поиздеваться над ними, обратился к Дометию с такими словами: «Если ты желаешь спасаться, то для чего собираешь народ? проводи жизнь уединенную» — и приказал заложить пещеру камнями. |
| Юлиану ответных сочинениях блж. Августина и могли быть заимствованы из них. В число сочинений блж. Августина, к-рыми М. М. пользовался при работе над 2-м «Предостережением...», входят: 1) «О браке и вожделении» (De nuptiis et concupiscentia; CPL, N 350), является 1-м ответом блж. Августина еп. Юлиану, к-рый в письмах и сочинениях (М. М. упоминает об их существовании, но не приводит их названий) утверждал, что учение блж. Августина о первородном грехе подрывает значение христ. брака и заставляет считать его чем-то греховным; 2) «Против двух писем пелагиан» (Contra duas epistulas Pelagianorum; CPL, N 346), содержит разбор письма еп. Юлиана еп. Римскому Зосиме; 3) «Против Юлиана» (Contra Julianum; CPL, N 351), подробный ответ на соч. «К Турбанцию»; 4) «Незаконченное сочинение против второго ответа Юлиана» (Contra secundam Juliani responsionem imperfectum opus; CPL, N 356), оставшийся незавершенным из-за кончины блж. Августина ответ на соч. «К Флору». В критических комментариях М. М. заметно определяющее влияние сочинений блж. Августина, однако встречаются и отдельные оригинальные богословские аргументы (см.: Lepka. 1931). Не ставя задачи полностью рассматривать весь комплекс воззрений еп. Юлиана и давать подробный разбор всех его доводов, М. М. ограничился разбором неск. центральных тем дискуссии, связанных с различными представлениями ее участников о природе первородного греха, о связи между грехом и смертью, о спасительном значении таинства Крещения (общий обзор см.: Konoppa. 2005. S. 110-179). 3. «Символ веры Феодора Мопсуестийского и его опровержение» (Symbolum Theodori Mopsuesteni et eius refutatio; в CPL отсутствует; текст: PL. 48. Col. 213-232; ACO. T. 1. Vol. 5. Pt. 1. P. 23-28; нем. перевод с комментарием: Konoppa. 2005. S. 179-218). Время создания сочинения неизвестно; среди исследователей есть сторонники как ранней (430-431), так и поздней (до 438) датировок. Аргументом в пользу 1-й версии служит то, что этим сочинением открывается серия антинесторианских текстов и переводов М. |
| Виктор (Орибазию). Дышит? Орибазий (качает головой). Плох. Не знаю, очнется ли. Максим (отводя Виктора в сторону). Как это случилось? Виктор. Персы бежали. Он кинулся без щита, без лат, с открытой грудью. Войско отстало. Только несколько телохранителей следовало за ним. Один из персов оглянулся, узнал его и прицелился. Копье свистнуло. Кесарь воскликнул и упал с коня на руки телохранителей. Юлиан тихо стонет. Орибазий. Тише, друзья. Юлиан (приходя в себя). Где я? (Приподнимаясь на ложе). Коня, коня. Скорее, Виктор. Орибазий и Виктор подходят. Орибазий (поддерживая Юлиана). Блаженный кесарь… Юлиан (отталкивая Орибазия). Оставь. Я должен быть там, с ними, до конца. (Встает). Видите, я еще могу… Скорее щит, меч, коня. Виктор подает Юлиану щит и меч. Юлиан (шатаясь, делает несколько шагов. Роняя оружие и падая на руки Виктора и Орибазия). Кончено… (Поднимая руки к небу). Ты победил, Галилеянин (Его укладывают на ложе). Да, кончено… умираю. Орибазий. Государь, ты не умрешь. Такие раны вылечивают. Юлиан. Не обманывай. Зачем? Я не боюсь. Я умру смертью мудрых. (Воинам). Поднимите завесу. Воины откидывают завесу. Серые, выжженные холмы розовеют на утреннем небе. Юлиан (Максиму). Увижу ли солнце? Максим. Увидишь, сын мой. (Указывая на горизонт). Вот оно, уже близко. Юлиан (впадая в забытье, бредит) . Я не хочу… Слышишь? Уйди… Виктор, Виктор. (Приподнимается). Что тебе до меня, галилеянин?.. Зачем ты так смотришь?.. Как я любил тебя, Пастырь добрый, Тебя одного… Нет, нет, пронзенные руки и ноги? Кровь? Тьма? Я хочу солнца, солнца. Зачем ты застиг солнце? (Хочет встать). Виктор и Орибазий удерживают Юлиана. Он затихает и приходит в себя. Юлиан. Когда же солнце? Максим. Уж всходит. Смотри. Холмы становятся красными. Юлиан. Погасите лампаду. Максим гасит лампаду. Юлиан. Так, Хорошо. Позовите военачальников. Я должен говорить. Орибазий. Милостивый кесарь, тебе нужен покой. Юлиан. Все равно. До восхода не умру. Виктор, выше голову. Виктор подкладывает Юлиану под голову подушку. Входят Саллюстий и военачальники. |
| От полученных травм, несовместимых с жизнью, погибла Настя. Юлиану в тяжелом состоянии отвезли в больницу. Водитель фургона получил травму позвоночника. А Настин друг и его приятель не пострадали вообще. — В 5 утра мы с женой были уже в больнице. Юлиане сделали операцию на легком, зашили кожу на лице и наложили тугие повязки на сломанные ребра, ключицу и лопатку. Врачи сказали, что она получила тяжелую черепно-мозговую травму, и они ввели ее в медикаментозную кому, подключили к ИВЛ. Нас пугали прогнозами. Говорили, что Юлиана так и будет в вегетативном состоянии, но мы жили надеждами. Первый раз меня пустили к дочке в реанимацию только в конце июля. Когда я зашел, она лежала спокойно. Потом начал с ней разговаривать, и ее вдруг начало трясти. Я был уверен, что она на меня реагирует, но мне сказали: «Это конвульсии». Не могу про это вспоминать, сразу ком в горле, — говорит Сергей. Через полтора месяца, несмотря на пессимистичные прогнозы врачей, Юлиана вышла из комы. Ее перевели из реанимации в нейрохирургическое отделение. Там она день за днем, благодаря своим родным, стала восстанавливаться. Юлианна после аварии — Несмотря на то, что уже бушевал ковид, наша семья в прямом смысле жила в больнице. Жена и теща были рядом с Юлианой днем, а я сменял их вечером. Врачи пошли нам навстречу: дали нам двуспальную кровать. В больнице я брился, чистил зубы, потом уезжал на работу. Раз в день забегал домой кошку покормить. Надо было как-то справляться! — рассказывает папа Юлианы. Спросила: «Настя погибла?» Из вегетативного состояния Юлиана перешла в состояние малого сознания, начала узнавать родных. Она научилась обходиться без трахеостомы (искусственное дыхательное горло) и есть с ложки. По случайному совпадению домой из больницы ее выписывали в день рождения. 21 сентября Юлиане исполнился 21 год. — Конечно, Юлиана тогда была еще «тяжелой». Руки, как у кенгуру, скручены спастикой, правая вообще висела, как плеть, ноги — как у эмбриона. Еще и температура высокая держалась. Но мы понимали, что время терять нельзя. Дочке срочно нужна реабилитация. Первый год после аварии самый продуктивный. Если мы хотим добиться результатов, нужно что-то делать. Родственники, друзья, знакомые, коллеги помогли собрать нужную сумму на первый курс реабилитации. Задача была научить Юлиану сидеть. |
| Раздался удар грома, земля под ногами всколыхнулась; он почувствовал, что падает куда-то, и потерял сознание. Когда Юлиан пришел в себя, повязки больше не было на глазах его; он лежал на мягких подушках в огромной, слабо освещенной пещере; ему давали нюхать ткань, пропитанную крепкими духами. Против ложа Юлиана стоял голый исхудалый человек с темно-коричневой кожей; это был индийский гимнософист, помощник Максима. Он держал неподвижно над своей головой блестящий медный круг. Кто-то сказал Юлиану: – Смотри! И он устремил глаза на круг, сверкавший ослепительно, до боли. Он смотрел долго. Очертания предметов слились в тумане. Он чувствовал приятную успокоительную слабость в теле; ему казалось, что светлый круг сияет уже не извне, а в нем; веки опускались, и на губах бродила усталая покорная улыбка; он отдавался обаянию света Кто-то несколько раз провел по голове его рукою и спросил: – Спишь? – Да. – Смотри мне в глаза. Юлиан с усилием поднял веки и увидел, что к нему наклоняется Максим. Это был семидесятилетний старик; белая, как снег, борода падала почти до пояса; волосы до плеч были с легким золотистым оттенком сквозь седину; на щеках и на лбу темнели глубокие морщины, полные не страданием, а мудростью и волей; на тонких губах скользила двусмысленная улыбка: такая улыбка бывает у очень умных, лживых и обольстительных женщин; но больше всего Юлиану понравились глаза Максима: под седыми, нависшими бровями, маленькие, сверкающие, быстрые, они были проницательны, насмешливы и ласковы. Иерофант спросил: – Хочешь видеть древнего Титана? – Хочу, – ответил Юлиан. – Смотри же. И волшебник указал ему в глубину пещеры, где стоял орихалковый треножник. С него подымалась клубящейся громадой туча белого дыма. Раздался голос, подобный голосу бури, – вся пещера дрогнула. – Геркулес, Геркулес, освободи меня! Голубое небо блеснуло между разорванными тучами. Юлиан лежал с неподвижным, бледным лицом, с полузакрытыми веками, смотрел на быстрые легкие образы, проносившиеся перед ним, и ему казалось, что не сам он их видит, а кто-то другой ему приказывает видеть. |
| – Что делать, учитель? Я привык. Знаю: они давно следят за мной… – Давно?.. Зачем же ты мне не сказал? И рука его дрогнула в руке Юлиана. – Чего они шепчутся? Смотрите – уж не безбожники ли это? Эй, старикашка, пошевеливайся, дров неси! – закричал им оборванец, который чувствовал себя победителем. Ямвлик шепнул Юлиану: – Будем презирать и покоримся. Не все ли равно? Богов не может оскорбить людская глупость. Божественный взял полено из рук христианина и бросил в костер. Юлиан не верил глазам. Но доносчики смотрели на него с улыбкой, пытливо и пристально. Тогда слабость, привычка к лицемерию, презрение к себе и к людям, злорадство овладели душой Юлиана. Чувствуя за спиной своей взоры доносчиков, подошел он к связке дров, выбрал самое большое полено и после Ямвлика бросил его в костер, на котором уже таяло тело искалеченной богини. Он видел, как расплавленное серебро струилось по лицу ее, подобно каплям предсмертного пота; а на устах по-прежнему была непобедимая, спокойная улыбка. IX – Посмотри на людей в черных одеждах, Юлиан. Это вечерние тени, тени смерти. Скоро не будет ни одной белой одежды, ни одного куска мрамора, озаренного солнцем. Кончено! Так говорил юный софист Антонин, сын египетской пророчицы Созипатры и неоплатоника Эдезия. Он стоял с Юлианом на большой высокой площади перед жертвенником Пергамским, залитой солнцем, окруженной голубым небом. На подножии храма была изваяна Гигантомахия, борьба титанов и богов: боги торжествовали; копыта крылатых коней попирали змеевидные ноги титанов. Антонин указал Юлиану на изваяния. – Олимпийцы победили древних богов; теперь олимпийцев победят новые боги. Храмы будут гробницами… Антонин был стройный юноша; некоторые очертания тела и лица его напоминали Аполлона Пифийского; но уже много лет страдал он неизлечимым недугом; странно было видеть это чисто эллинское, прекрасное лицо желтым, исхудалым, с выражением тоски, новой болезни, чуждой лицам древних мужей. – Об одном молю я богов, – продолжал Антонин, чтобы не видеть мне этой варварской ночи, чтобы раньше умереть. Риторы, софисты, ученые, поэты, художники, любители эллинской мудрости, все мы – лишние. Опоздали. Кончено! |
| Но тот почти насмешливо заглянул ему в лицо хитрыми глазами и прошептал: – Чего ты боишься?.. Через много лет… И разве без крови бывает слава?.. Когда солдаты вышли из таверны, гордость и радость наполняли сердце Скудило. Он подошел к св. Источнику, набожно перекрестился, выпил целебной воды, призывая с усердною мольбою Косьму и Дамиана. втайне надеясь; что предсказание Ногодареса не окажется тщетным; потом вскочил на великолепного каппадокийского жеребца и дал знак, чтобы легионеры выступали в путь. Знаменосец, «драконарий», поднял знамя в виде дракона из пурпуровой ткани. Трибуну хотелось похвастать перед толпою, высыпавшей из кабака. Он знал, что это опасно, но не мог удержаться, опьяненный вином и гордостью; протянув меч по направлению к ущелью, покрытому туманом, он громко сказал: – В Мацеллум! Пронесся шепот удивления; произнесены были имена Юлиана и Галла. Трубач, стоявший впереди, затрубил в медную «букцину», загнутую кверху в несколько завитков, подобно рогу барана. Протяжный звук римской трубы разнесся далеко по ущельям, и горное эхо повторило его. II В огромной спальне Мацеллума, бывшего дворца каппадокийских царей, было темно. Постель десятилетнего Юлиана была жесткая: голое дерево, прикрытое барсовой шкурой; мальчик сам так хотел; недаром старый учитель, Мардоний, воспитывал его в строгих началах стоической мудрости. Юлиану не спалось. Ветер подымался изредка, порывами, и жалобно, как пойманный зверь, завывал в щелях; потом вдруг становилось тихо; и в странной тишине слышно было, как нечастые крупные капли дождя падали, должно быть, с большой высоты, на звонкие каменные плиты. Юлиану казалось иногда, что в черном мраке сводов слышится быстрое шуршание летучей мыши. Он различал сонное дыхание брата, спавшего – то был изнеженный и прихотливый мальчик – на мягком ложе, под старинным запыленным пологом, последним остатком роскоши каппадокийских царей. Из соседнего покоя раздавался тяжелый храп педагога Мардония. Вдруг маленькая кованая дверца потайной лестницы в стене тихонько скрипнула, отворилась, и луч света ослепил глаза Юлиана. Вошла старая рабыня Лабда; она держала в руке медную лампаду. |
| Казалось, подвиги смирения и любви, мученические жертвы – только ряд ступеней, по которым триумфатор Констанций восходит на престол. Но иногда, в то время, как арианский монах говорил о благодеяниях императора, оказанных ему, Юлиану, мальчик смотрел молча прямо в глаза учителю глубоким взором; он знал, что в это мгновение думает монах, так же, как тот знал, что думает ученик; и они об этом не говорили. Но после того, если Юлиан останавливался, забыв перечисление имен ветхозаветных патриархов, или плохо выученную молитву, Евтропий, так же молча, с наслаждением, смотрел на него лягушачьими глазами и тихонько брал его за ухо двумя пальцами, как будто лаская; ребенок чувствовал, как медленно впивались в ухо его два острых, жестких ногтя. Евтропий, несмотря на видимую угрюмость, обладал насмешливым и по-своему веселым нравом; он давал ученику самые нежные названия: «дражайший мой», «первенец души моей», «возлюбленный сын мой», и посмеивался над его царственным происхождением; каждый раз, ущипнув его за ухо, когда Юлиан бледнел не от боли, а от злости, монах произносил подобострастно: – Не изволит ли гневаться твое величество на смиренного и худоумного раба Евтропия? И лизнув ладонь, приглаживал височки, и слегка потрескивал пальцами, прибавляя, что злых и ленивых мальчиков очень бы хорошо поучить иногда лозою, что об этом упоминается и в Священном Писании: лоза темный и строптивый ум просвещает. Говорил он это только для того, чтобы смирить «бесовский дух гордыни» в Юлиане: мальчик знал, что Евтропий не посмеет исполнить угрозу; да и монах сам был втайне убежден, что ребенок скорее умрет, чем позволит себя высечь; и все-таки учитель почасту и подолгу говорил об этом. В конце урока, при объяснении какого-то места из Священного Писания, Юлиану случилось заикнуться об антиподах, о которых слышал он от Мардония. Может быть, он сделал это нарочно, чтобы взбесить монаха; но тот залился тонким смехом, закрывая рот ладонью. – И от кого ты слышал, дражайший, об антиподах? Ну, насмешил ты меня, грешного, насмешил! Знаю, знаю, у старого глупца Платона кое-что о них говорится. |
| Юлиану было скучно. Все обратились к нему, спрашивая его мнения относительно дактилей и анапестов. Он откровенно признался, что об этом никогда не думал и полагает, что оратору следует более заботиться о содержании речи, чем о таких мелочах. Мамертин, Лампридий, Гефестион вознегодовали: по их мнению, содержание речи безразлично; оратору должно быть все равно, говорить за или против; не только смысл имеет мало значения, но даже сочетание слов – второстепенное дело, главное – звуки, музыка речи, новые сладкогласные сочетания букв; надо, чтобы и варвар, который ни слова не понимает по-гречески, чувствовал прелесть речи. – Вот два стиха Проперция, – сказал Гаргилиан, – вы увидите, что значат звуки в поэзии и как ничтожен смысл. Слушайте: Et Veneris dominae volucres, mea turba, columbae Tinguunt Gorgoneo punica rostra lacu. Какое очарование! Какое пение! Что мне за дело до смысла? Вся красота – в звуках, в подборе гласных и согласных. За эти звуки я отдал бы добродетель Ювенала, мудрость Лукреция. Нет, вы только обратите внимание, какая сладость, какое журчание: Et Veneris dominae volucres, mea turba, columbae! И он причмокнул верхней губой от удовольствия. Все повторяли два стиха Проперция, не могли насытиться их прелестью. Глаза у них загорелись. Они друг друга возбуждали к словесной оргии. – Вы только послушайте, – шептал Мамертин своим мягким, замирающим голосом, похожим на Эолову арфу: Tinguunt Gorgoneo. – Tinguunt Gorgoneo! – повторял чиновник префекта. – Клянусь Палладой, самому небу приятно: точно глотаешь струю густого, теплого вина, смешанного с аттическим медом: Tinguunt Gorgoneo — – Заметьте, сколько подряд букв g , – это воркование горлицы. И дальше: punica rostra lacu — – Удивительно, неподражаемо! – шептал Лампридий, закрывая глаза от наслаждения. Юлиану было совестно и вместе с тем забавно смотреть на это сладострастное опьянение звуками. – Надо, чтобы слова были слегка бессмысленны, – заключил Лампридий с важностью, – чтобы они текли, журчали, пели, не задевая ни слуха, ни сердца, – тогда только возможно полное наслаждение звуками. |
|
|
