| Садишься. Привстав на колено, выглядываешь. Два мата спинами к тебе, худой и толстый. Совсем рядом. Третий валяется на боку, вымазан в крови. Ты вытираешь ладонь о штаны, поднимаешь автомат и, под очередное завывание уэрбиля, — выстрел! Толстяк падает навзничь. Худой поворачивается, и дёргает головой, поймав следующую пулю. Сползает по стенке. Уэрбиль продолжает строчить. Согнувшись, подбегаешь к матам. Толстый уставился стеклянными зенками в небо — готов. У худого вся морда раскровянилась, мозги — на стене. А третий-то, оказывается, жив! Лежит с простреленной грудью и щурится на тебя. Затравленно. Совсем мальчишка. Хрипит что-то: - Пощады… Пощады… Штыком, с замахом. Тело вздрагивает, из перерезанного горла со свистом, хлещет кровь, забрызгивая тебе бронежилет. Секунд пять глядишь в мутнеющие глаза. Мёртв. А дальше, за стеной, груда битого камня. Труп с раскинутыми руками; вместо правого глаза кровавая дыра, — работа Аманда. Переступаешь. Чуть дальше — ещё один, ничком застыл в камнях. Молодец Аманд, освободил проход. Вот ты и у здания. Угол. Сунулся — и сразу обратно: во дворе седой мятежник. Глянул второй раз, видишь, как он убегает, пригнувшись, за тот угол. Порядок. Три шага — и ты во дворе. Коленом о подоконник, перемахнув, сигаешь через окно внутрь, в полутьму. Под ногами скрежещет битое стекло. Приклад к плечу. Никого. Слава Богу! Выходишь в тёмный коридор. Пусто. По остаткам лестницы взбираешься на второй. И здесь чисто. Крадёшься, заглядывая в двери. Впереди знакомый вой и грохот. Вот он где, голубчик… Третья дверь распахнута. Осторожно, по-кошачьи ступая, заходишь. Пулемётчик, полулёжа, шпарит по тем, кто внизу. Пять шагов до него. Четыре. Три. Два. Один. Штык вонзается в спину. Мат вскинул голову и обмяк. Ползущая по полу лента остановилась. Плоский ребристый ствол уэрбиля взметнулся вверх и замер. Вдох-выдох. Вытаскиваешь штык из его спины. Осматриваешься. Потолок, обвалившись, раздавил стол, а вот чёрный фалан уцелел. Перевёрнутые красные стульчики, игрушечные зверушки. Зелёный узорчатый пол усыпан кусками штукатурки и гильзами. У окна три коробки патрон для уэрбиля. На правой стене рисунок с корявыми коричневыми домами. Слева покосившийся шкаф. |
| Недобро он как-то смеётся. Сам вроде скалится, а глаза холодные, злые. Но тебе плевать. Смеясь (отчего-то становится вдруг очень смешно), ты продолжаешь: - Да тебе, Герберт, если прикажут, ты, поди, и себя прикончишь, а? Без капли жалости? - Всяко может быть. Только вы с Гербертом улыбаетесь, остальным не до смеха — ишь как зыркают, напряглись… - Ребята, давайте-ка лучше выпьем. — говорит Пирс, поднося бутылку к стакану Герберта, но тот останавливает её рукой и наклоняется в твою сторону. Ты замечаешь, как Пирс взглядом делает знак Кларку, чтобы они с Эдмондом сдерживали Герберта, когда начнётся драка. Кларк еле заметно кивает. Тебя, видимо, Пирс и Аманд возьмут на себя. Ты усмехаешься — дураки. - Правду ты сказал, друг мой. Однако ответь-ка мне, — Герберт называет тебя по имени, — а ты меня, если прикажут, разве не пустишь в расход-то? - Пущу. — ехидно ухмыляешься ты. - Тогда и ты, получается, скотина? - Нет, я — человек. Потому что мне тебя будет жалко. - Да неужели? — теперь смеётся Герберт. - Да-да. — заверяешь ты. - А что мне с этой жалости твоей, а? - Не знаю. Ты смотришь в окно. Солнце уже опустилось за горизонт. Последние лучи высвечивают маленький золотой куполок церкви. От серого заката осталась лишь узенькая полоска вдалеке. Сумерки спустились на гарнизон. - Не знаю, — повторяешь ты, — но пока хоть капля жалости есть во мне — я человек. Герберт вздыхает: - Чисто проповедник… Ну а сегодня, скажем, пулемётчика-мата тебе жаль было? Только честно. - Нет. - А Виктора нашего, а? Только честно. - Нет. - Ха! Так кого ж тебе жаль? Ты молчишь. - Детей жаль. — Краем глаза ты видишь, как Пирс хмурится и бросает на тебя короткий взгляд исподлобья и все за столом вроде как напряглись. - Каких детей? — не понимает Герберт. - Да ему несколько лет кучу «мирников» пришлось порешить на усмирении. скороговоркой выговаривает Эдмонд. Мерзавец. Откуда он это знает? Ах да, ты ведь сам когда-то навеселе орал об этом на весь бар. Досада. Кларк наливает себе в стакан шилу. Парень из “Альфы” зевает и чешет затылок. Ларсон равнодушно смотрит в окно. Пирс не сводит с тебя тяжёлого взгляда. |
| Ты поднял автомат. Они молчали. Откуда-то издалека донеслась очередь. Люди вдруг стали падать, взмахивать руками, лица уродовали гримасы. Лишь секунду спустя «дошло»: стреляешь-то ты. Но палец крючка не отжал. Безразличие вдруг охватило, будто и не ты это, а только смотришь. Белобрысый мальчишка, лет десяти, вырвался и дал дёру по горящей улице. Ты развернулся, взметнул ствол и выстрелил. Второго выстрела не понадобилось. Груда человеческих тел. Маленькие красные ручейки стекаются в тёмные лужи. Отсветы пламени… Губы Пирса шевелятся. Глаза холодны и неподвижны, как у мертвеца. - …он нормально сражался. Погиб в бою. Это честная смерть, и она не пройдёт даром. Ты смотришь на стаканы с жидкостью цвета пулемётных гильз и с нетерпением ждёшь, когда Пирс закончит. - …мы отомстим. Мы победим. За Виктора! Помянем! Все вскакивают и хватают стаканы. Шила обжигает горло и разливается в желудке приятным теплом. На мгновение перехватывает дыханье. Ты берёшь с тарелки красную конфету и отправляешь её в рот. Садишься. Аманд тут же разливает всем по-новой. Пирс хватает стакан и даёт следующий тост: - За Питта! Чтоб скорей поправился и вернулся в наши ряды! За Питта пьют охотнее. Питта все знают. Питт хороший парень. Pittus religiosus, как его в шутку называет Ларсон. Да… Надо будет навестить его в лазарете. Заодно и Елену проведаешь. Тепло от шилы растекается по телу. Чувства чуточку притупляются, голова слегка тяжелеет, мысли текут медленнее, спокойнее. Ты вытягиваешь ноги и смотришь в окно. За окном проходит колонна военнопленных из городка, где вы были утром. Длинная. На ступеньки храма выходит отец Евлогий в одном подряснике. Смотрит на них. Скоро их посадят в транспортники и отправят в концлагеря… Холодно отцу Евлогию, наверно, в подряснике… Ветрено сегодня… Один мятежник неожиданно машет рукой священнику. Отец Евлогий благословляет его. Из храма выбегает отец Пётр. Что-то кричит отцу Евлогию, машет руками. Отец Евлогий молча кивает. Отец Пётр возвращается в храм. Отец Евлогий идёт за ним, но затем разворачивается и вдруг чётко и размашисто благословляет всех пленных и конвоиров разом. Некоторые кланяются в ответ. Отец Евлогий исчезает за дверью храма. Ты слышишь, как выругался Пирс. Он, оказывается, тоже наблюдает за этой сценой. |
| Но с тех пор, как лонгобарды, а потом франки, появились в этих странах, и как славянские князья, признававшие власть их над собою, начали принимать св. крещение в Баварии, разумеется по обрядам римско-католической церкви, миссионеры сей последней получили свободный вход в Каринтию и Панонию. Князь Караш, сын Боруты, и Хотимир, двоюродный брат его, крещены римско-католическими прелатами в первой половине III века. Во второй половине того же столетия княживший в этих странах Владух был ревностным христианином. Но и прежде Аманд, утрехтский епископ, а также Емерам, при содействии священника Виталиса, искусного в славянском языке, обращали здешних жителей в христианство по обрядам римско-католической церкви. Потом Рудберт, вормский епископ, в 694–718 годах, основывал монастыри в Каринтии, однако не без сопротивления туземных славян, которые успели уже прозреть и почувствовать ненависть к римско-католическому вероисповеданию, по тем самым причинам, по каким позднее панонские князья и поэльбские славяне восстали против римской церкви. С большим успехом распространял здесь христианство Виргилий, зальцбургский епископ; но с преемником его Арноном, получившим от Карла Великого архиепископский сан, осмелился начать спор о взаимных границах епархии аквилейский патриарх, бывший вероятно в милости у западного императора, как выше сказано. Он представил Карлу Великому законные доказательства в подтверждение своих требований; но властитель франков не вполне согласился на его просьбу. Спор их был разрешен тем, что Каринтия и Паиония вошли в состав зальцбургского архиепископства, а остальная часть этих земель подчинена аквилейскому патриарху. 62 Рассмотрев все описанные обстоятельства, мы должны сознаться, что римско-католическое духовенство употребило большие усилия к распространению владычества римской церкви в сих странах, в которых греческое духовенство издавна имело епархиальную власть; 63 но мы не повторим слов г. Копитара, утверждающего, будто бы первый луч христианской веры зажгло в этих землях римско-католическое духовенство и что оно же изобрело глаголитскую азбуку (древнейшую нежели кирилловская), которая потом много содействовала к усовершенствованию славяно-церковной азбуки. 64 |
| По всей вероятности, это объясняется тем, что длинный Votum Валериана вытеснил из памяти епископов евангельскую цитату Максимина. Valerianus episcopus dixit: Etsi non omnes conseniores hic apud Agrippinam, Dei voluntate qui sumus adunati, convessinemus, suffeceram a quinqne episcopis, qui Eufratam blasphemum quia Christum deum negat pro meritis suis sententiarunt, eodem jure esse depositum. Nunc autem in praesenti majora cognovimus; multorum enim carorum laicorum subseriptione manifestatum est, quia primordialem dominum et deum nostrum negat eti -- Amandus episcopus dixit: Siquidem iu praesenti, quando Eufrata а quinque episcopis sententiam accepit, me inter ipsos fateor esse consentaneum, qui epistolis meis ad eumdem deponendum consensi secundam [secundum?] falsam doctrinam ipsius, qui Christum dominum deum negat. – Но кто были те пять епископов, которые присутствовали на этом малом соборе? – Очень интересно и далеко не безразлично для вопроса о подлинности кёльнских актов, что Валериан оксеррский не причисляет себя к этим 5-ти епископам: Оксерр лежит слишком далеко от Кёльна, в другой провинции, Lugdunensis prima. Естественно думать, что вопрос о заблуждении Евфраты подвергнут был обсуждению сначала на соборе епископов обеих Германий. И как раз из этих провинций в актах кельнского собора упоминаются пять епископов (4 из Germania prima и I – из Germania seeunda). Можно, поэтому думать вместе с Зёдером (Die erste Kirchenversammlung auf deutschem Boden, III, Studien u. Mittheilungen aus dem Benedictiner – und dem Cistercienser – Orden, 1883, IV Heft, S. 353), что эти 5 епископов именно (Söder, II, Studien – aus d. Bened. – Ord. 1883, III, H. SS. 76–77) Мартин майнцский (Mogontiacensium на большом соборе не присутствовавший, а приславший письменное согласие), Виктор вормсский (Vangionum), Иессей шпейерский (Nemetum) и Аманд страссбургский из 1-ой Германии и Серватий тонгрский – из 2-ой (где была и Colonia Agrippina), и составили малый собор, осудивший впервые Евфрату. Инициаторами этого собора были, по определению Зёдера, Серватий, Иессей и Мартин. Но так как Евфрата не подчинился решению этого собора, состоявшегося может быть еще в 345 году или в самом начале 346, и оставался на своей кафедре, то потребовался большой собор из епископов всех галльских провинций. Так и Фртин сирмийский, низложенный на двух Медиоланских соборах (345 и 347 гг.) и не подумал подчиниться их решению, и оставался на своей кафедре до конца 351 года, когда, уже по смерти Константа, он был низложен вновь сирмийским собором и удален с кафедры по распоряжению императора Константия. |
| Герберт ненадолго замолкает, покачивая головой. Ты замечаешь, что у глаз его появляется новое, глубокое выражение. Затянувшись, он продолжает: - Офицерья на “Звезде” было выше крыши, как и везде в космофлоте. Майор Орфер, майор Керкес, да ещё два лейтенанта кроме меня. Биологом на крейсере служила Анна Катар. Молоденькая такая. Каштановые волосы, зелёные глаза, тонкие черты лица… Знаете, такая англо-саксонская красота, как в древних фильмах, если вы видели… А ну брось лыбиться, Эдмонд. Не было у нас с ней ничего. К сожалению… “Надо же”, — удивляешься ты, — “Герберт когда-то любил! Совсем как живой”. - С майором Керкесом романы она крутила. А я, чем пуще сох по ней, тем крепче зуб на него точил. Глупо, конечно, а что сделаешь — молодость. Впрочем, довольно об этом. И вот, значится, такая приключилась история: напоролись мы как-то аж на четыре матовских штурмовика зараз. Бой был — не приведи Господи, насилу отбились. Старику Дазу спасибо. Но потрепали нас конкретно. «Переходник», навигация, тормоза, связь — всё полетело. Корабль тупо нёсся в пространстве, как консервная банка. Даз решил, пока не поздно, свернуть к ближайшей звёзде, да сесть на какую-нибудь планетку, как получится. А что делать? Ближайшей звездой оказалась DX773. — Герберт вдруг запнулся, и перешёл на скороговорку: — У неё было три планеты, одна кислородная. И мы, в общем, сели, починились, потом на базу вернулись, получили ордена. А я вот на память наколку себе сделал — молодость, понимаете ли. Вот и весь секрет. Он замолчал. - Эй, Герберт, хорош издеваться. — внушительно выговаривает Аманд, — Нормально расскажи, что там было. - Да, как там с этой цыпочкой… англо-саксонской? — поддакивает Эдмонд. Герберт усмехается, прикрывая глаза рукой с синим номером. - Ладно. Решили садиться на второй от DX773 планете. Мы все разместились на двух спасательных ботах и отделились на орбите. Капитан Даз остался на “Звезде”, надеялся посадить по атмосфере без тормозов. У ботов шансов было побольше. Я оказался в первом, вместе с Керкесом, Анной, доктором Нуном, техником Ахо и пятью солдатами. С посадкой нам не повезло — грохнулись о скалы, от удара двигатель накрылся. Помню вспышку на горизонте сквозь серое марево, — не удалось Дазу погасить скорость. Второй бот должен был сесть где-то в пустыне на другой стороне этой безымянной планеты. Связь с ними установить нам не удалось. |
| Этот перечень дополнял ещё один трактат: «Об оправдании» (составленный по просьбе Якова Марковича, товарища Ф. Прокоповича). Как видно и названий и порядковой очередности трактатов, система Ф. Прокоповича в наиболее общем плане разделялась на две главные части (по сути – две подсистемы), первая из которых представляла учение о Боге Самом в Себе, а вторая – о Боге в Его проявлениях (действиях). Подобная этой логическая схема деления Догматического Богословия впоследствии стала преобладающей в отечественной богословской науке. (Заметим, что в виду значимости системы Ф. Прокоповича как образца для его последователей, название «система Прокоповича» условно закрепилось и за теми православно-догматическим системам, в основе которых хотя и лежала оригинальная система Феофана, но которые, тем не менее, были скорректированы и дополнены иными авторами). Одной из особенностей богословской системы Ф. Прокоповича, препятствовавшей её скорейшему распространению среди российских духовных школ, была зависимость от методологии богословия протестантов (подражание протестантам многими расценивалось тогда как значительно более вредоносное явление, нежели подражание католическим схоластам). Насколько критично относился он к католической схоластике (главным образом, к информативно-богословской её части), настолько лояльно – к методологии богословия, развивавшегося в лоне протестантизма. Исследователи его творчества находят в его трактатах следы заимствований у таких протестантских богословов как Квенштедт, Герард, Голлазий, Аманд Полянский 106 . Несмотря на ярко выраженную антипатию Ф. Прокоповича к католической теологии, при составлении своих богословских трактатов он всё же опирался на методологию католической схоластики как науки. Таким образом, методология Ф. Прокоповича представляла собой не совершенно новую, но видоизмененную схоластическую. В этой связи в трактатах Ф. Прокоповича обнаруживается немало схожести как с католическими авторами, так и с предшественниками по профессорской кафедре в Киевской Академии. |
| 493 Ibid. p. 1115. Вероятно, по этому собранию Дахера и читал Феофан вышеупомянутое сочинение Ратрамна, монаха корбейского, «contra Graecorum opposite, romanam ecclesiam infamantium, libri quatuor» (lib. III §§ 213 et 215). 494 Lib. III, § 238. Подлинное заглавие этого знаменитого сочинения (изданного Genevae 1628) есть следующее: «Pseudo-Isidorus et Turrianus vapulantes seu aditio et censura nova epistolarum omnium, quas piissimis u ibis Romae praesulibus, a beato Clemente ad Sircium etc. nefando ausu, infelici eventu, Isidorus cognomento mercator supposuit, Franciscus Turrianus iesuita adversus Magdeburgensium λγχους aculcato stylo defendere conatus est (Buddei, Isagoge p. 524. b.). 497 Ibid. p. 833. По замечанию издателя (находящемуся под буквой s) упоминаемые здесь анналы находятся в «historia Francorum scriptorium Parisiis anno 1636 ab Andrea Du Chesne edita». Из этой истории Du Chesne Феофан заимствует еще свидетельства Кеноба, Егингарда и автора жизни Карла Великого (р. 833). 515 Lib. III, § 317. Упоминаемый поэт жил в конце XV и начале XVI века. См. прим. Х, сделанное издателем к § 317. 519 В Theol. pp. 556 и 558 Феофан ссылается на известные уважаемые папистами труды – Glossa ordinaria interlinearis и Glossa marginalis. 521 Указанные труды Аманда Полянского и Беллярмина служили главными образцами и для Феофанова введения в богословие, как это видно из исследования г. Черняковского («Христ. Чт.», 1878, т. I, стр. 18–32). 522 В статье «Адам Зерников», находящейся в Трудах киев. д. академии, 1860, ч. II, справедливо замечается о трактате Феофана «de processione Spiritus Sancti», что он «весь одолжен трактатам Зерникова» (стр. 204). 524 Аманд Полянский фон-Полянедорф († 1610), реформатского фероисповедания, долго был профессором богословия в Базеле (В Швейцарии. Gass. Gesch. d. prot. Dogm. s. 396 и Buddei Isagoge p. 1131 в.). О главном его сочинении «Syntagma theologiae», изданном в первый раз Hanoviae 1615, Вальх делает такой отзыв: «opus ast copiosum; nec solum fidei, sed etiam vitae dogmata complectitur, pro regulis methodi scholasticis, satis distincte ac perspicue tradita» (Walchii, Biblioth. theol. sel. tom. I, p. 218). У нас под руками находится издание Hanoviae 1615. |
| Духа с Христом и h) из отцов церкви. Этот же план выдержан и у Феофана. Отступления его от Беллярмина в данном случае состоят только в том, что между атрибутами он упоминает вечность, чего у Беллярмина нет, и божеское почитание Духа, отнесенное Беллярминым к атрибутам выделяет из числа последних и придает ему значение самостоятельного доказательства (8-е доказательство). Что касается содержания этой схемы, то у Феофана оно несравненно подробнее, чем у Беллярмина. Все тексты, приведенные последним, не только находятся у Феофана, но и добавлены большим количеством других текстов. Так, в доказательстве из сравнения мест ветхого и нового завета Беллярмин приводит только 4 текста, а Феофан – 8. В доказательстве из сравнения Духа с Христом Беллярмин делает сравнение с Христом, как человеком, а Феофан, кроме того, сравнивает Духа с Христом, как Богом (и затем сравнивает Его еще с Богом Отцом). Дословные заимствования из Беллярмина замечаются только в двух местах. Первое место есть «отрицательное доказательство» (§ 239), состоящее в том, что Дух Св. нигде в Писании не называется тварью, даже в тех местах, где перечисляются все главнейшие творения и где Дух Святой непременно должен был бы быть упомянут, если бы Он был тварью: встречающиеся здесь фразы: «Psalm. c. II et CXXVIII ubi excitantur omnes creaturae ad laudem Dei, et nominatim angeli, coeli, aquae, hominess, bestiae» etc. и «Sic etam Coloss. I recensentur nobilissimae creaturae, throni, dominations, prineipatus, potestates» – с буквальной точностью находятся у Беллярмина (Theol. p. 763 Белляр. р. 148 а). Другое место есть вторая часть (num. 2) IX доказательства, где Дух Святой сравнивается с Христом, как человеком. Здесь Феофан непосредственно друг за другом приводит те самые 9 текстов, на какие ссылается Беллярмин, и в том же самом порядке, в каком они находятся у последнего (Theoph. p. 768, Bell. p. 149 a). 561 Доказывая божество Сына из тех свидетельств Писания, где Сын Божий в безусловном смысле называется Иеговою, Аманд раскрывает между прочим и учение об Ангеле Иеговы. |
| Главным источников для Феофанова трактата “de Deo uno” служила система Аманда Полянского – “Syntagma theologiae christianae” 524 . Самый уже план трактата, не находящийся в точности ни одной из западных систем, больше всего приближается к плану II книги системы Аманда. План последнего представляет следующие части: разделение всего богословия и в частности разделение первой части богословия; описание Бога; бытие Божие; о сущности Божией (и о единстве); об именах Божиих; о существенных свойствах вообще; о простоте, всесовершенстве, бесконечности, вечности, неизмеримости и пр., и наконец о фигуральных свойствах Бога. Главное отличие Феофанова плана от представленного состоит только в том, что Феофан 1) учение об именах Божиих полагает между описанием Бога и учением о бытии Божием, 2) свойства перечисляет в меньшем количестве, чем Аманд, и 3) вместо учения о фигуральных свойстваз Бога полагает учение об отрицательных атрибутах. При выполнении первой половины этого плана Феофан мало заимствует из Аманда. есть заимствования только в главах: II-й об именах Божиих и IV-й о простоте Божией; а именно этимологию слова Θες, находящуюся в § 29 (с. II mum. I), Феофан берет с р. 134 а (с. III) Аманда 525 , §§ 38–43 (с. II mum. IV-IX) из VI-й гл. 526 , §§ 97 и 98 (с. VI, 1 и 2 возражения против простоты Божией) – из с. VIII objections I и II 527 . Пользование Амандом доходит даже до потворения его ошибок: так в § 43 Феофан, подобно Аманду (р. 140 а.), неправильно цитирует: “ Исх. 7:7 ” вместо “ Исх. 7:4 ”. Гораздо больше зависимость от Аманда замечается во второй половине трактата – в учении свойствах Божиих. Здесь делаются заимствования из него в каждой главе, за исключением глав XV, XVI и двух последних – XVIII и XIX. Заимствования эти следующие. Общий план Феофановой VIII гл. есть повторение общего плана VII гл. Аманда (понятие о свойствах, отношение последних между собою и к сущности, учение убиквитариев и деление свойств); глава IX почти вся берется из IX главы Аманда 528 ; § 122 (c. X) – из XI главы 529 ; § 125 (с. XI) – из XII гл. 530 ; глава XII почти вся берется из XIII гл. 531 ; §§ 141 и 141 (c. XIII num. I) – из главы XVIII 532 ; § 150 (с. XIV) – из XXIX 533 ; наконец, на выбор текстов § 172 (с. XVII) имела небольшое влияние гл. XV 534 . В большей части из этих процитированных мест Феофан заимствует из реформатского богослова определение свойств и анализ оного, т. е. самую существенную часть в учении о свойствах: так именно он поступает в отношении к свойствам – вечности, неизмеримости, премудрости и, отчасти, всесовершенства и неизменяемости. Такой выбор Феофана понятен: определения свойств и анализ этих пределений у Аманда отличаются замечательной точностью и строго-логоческой последовательностью, свойствами очень дорогими для автора академического учебника. |
|
|
