| Говоря вообще, эти отношения были благодетельными для церкви. Сама духовная иерархия, признавая императора «верховными блюстителем церковного порядка» (πστημονρχης τς κκλησας), призывала его к участию в ее законодательной, судебной и административной деятельности. С своей стороны императоры открывали своими законами широких простор влиянию церкви на жизнь общества. Большая часть государственными законов по делам церкви, изданных в настоящий период, принадлежит императорам из династии Македонской и Комнинов, из коих первая занимала престол от второй половины IX до конца XI века, а последняя от конца XI и во все продолжение XII века. Особенно важны для церковного права новеллы императоров Льва Мудрого и Алексея Комнина. Законами этих именно императоров брачное право окончательно преобразовано было в особую ветвь права церковного. Три новеллы императора Алексея Комнина о церковном обручении и венчании брака, как conditio sine qua non его действительности, помещены и в нашей печатной Кормчей (гл. 43). Впрочем, справедливо замечает Чижман, что не многие новеллы византийских императоров настоящего периода носят на себе характер оригинальности. Одряхлевшая восточная империя уже не была способна проявлять творческую силу в образовании права. Инициатива новых юридических норм по церковным делам обыкновенно исходила от самой церкви. Что же касается до светских законодателей, то они большею частью дожидались какого-нибудь синодального постановления, чтобы потом в вычурной и многоречивой новелле сказать, что так именно и должно быть для общего блага. лись они к таковым же источникам предыдущего периода, т.е. к законам Юстиниана, принятым в церковный номоканон? Не подлежит сомнению, что законодательством византийских императоров настоящего периода и самою жизнью современного общества создавалось уже новое, собственно-византийское право, во многих отношениях отличавшееся от Юстинианова права. В юридических воззрениях и обычаях византийских греков, которые продолжали величать себя ромеями (т.е. |
| А между тем это не была душа черствая. У этой ученой й честолюбивой женщины можно подметить некоторую чувствительность, даже некоторую сентиментальность, которая порой забавна или трогательна. Я разумею тут не только ее очень сильную привязанность к родным. Она сама упоминает в довольно забавном тоне по поводу чуда, каким было отмечено ее рожденье, что она с пеленок была послушным, покорным ребенком. В другом месте она заявляет, что для столь любимых ею родителей она, не задумавшись, подверглась самым большим неприятностям, самым серьезным опасностям, «рискуя ради них своим положением, своим состоянием, самою жизнью», и что ее исключительная привязанность к своему отцу стала для нее источником многих несчастий. Все это семейные чувства, бесконечно почтенные, но которые, как мы это увидим, Анна Комнина не сочла полезным распространить на всех своих близких. Но в этом сердце находили место еще другого рода привязанности; подобно Арсиное Мольера, эта жеманница, эта скромница, эта педантка, питала любовь к реальностям. Она сама нам рассказывает, как в 1106 году, – она тогда уже была несколько лет замужем, – однажды стояла она со своими сестрами у окна во дворце, когда проходило шествие, ведшее на казнь одного заговорщика, Михаила Анему. При виде этого красивого воина, такого обольстительного и такого несчастного, она почувствовала себя до того растроганной, что не хотела отстать от императора, своего отца, пока не добилась у него помилования осужденного; и с такой страстностью предалась она этой безумной затее, что осмелилась, она, всегда так строго относившаяся к этикету и ко всяким приличиям, потревожить Алексея, когда тот молился у святого алтаря. Десять лет перед тем, еще молоденькой девушкой – ей было тогда четырнадцать лет, – она испытала другое волнение того же рода, но более глубокое. Это случилось, когда в 1097 году прибыл морем в Византию один из вождей первого крестового похода, блестящий Боэмунд, князь Тарентский. Надо прочесть в «Алексиаде» с какой восторженностью описывает Анна Комнина этого рыжего гиганта с тонкой талией, с широкими плечами, с белой кожей, с блестящими голубыми глазами, с громким и жутким смехом, этого героя, страшного и обольстительного в одно и то же время, такого совершенного физически, что казался созданным по «канону» Поликлета, и в моральном отношении такого ловкого, такого податливого, такого красноречивого. «Не было во всей римской империи человека, пишет она, ни грека, ни варвара, равного ему. Он, казалось, носил в себе мужество и нежность, и одному императору, отцу моему, уступал он в красноречии и других дарованиях, какими осыпала его природа». Так говорила о западном варваре эта византийская принцесса, спустя сорок лет после того, как Боэмунд в первый раз во всем своем блеске предстал перед нею; во всей «Алексиаде», за исключением царя Алексея, нет другого человека, которого она описывала бы в таких лестных выражениях. |
| Однако Исаак II Ангел был не сугубым благочестивым молитвенником или хитрым политиком, но и воином, умевшим смотреть в глаза опасности и бравшим в руки оружие, когда его Отечеству угрожали враги. Дела, которые он принял в свои руки, были крайне плачевны. Над головой Византии был занесен меч норманнской угрозы, волновались Балканы, да и сами имперские территории не блистали спокойствием. На острове Кипр по-прежнему находился Исаак Комнин, объявивший себя независимым от Константинополя императором и не желавший идти с Исааком II ни на какие переговоры. Императору пришлось направить на Кипр флот, которым командовали двоюродный племянник царя Алексей Комнин, ослепленный по приказу Андроника I, и старый воин Иоанн Контостефан. Увы, поход оказался катастрофически неудачным: приплыв к Кипру, римляне попали в кольцо кораблей из флота Исаака Комнина и пиратов, нанятых узурпатором для войны. В результате войско потерпело поражение, а Алексей Комнин и Контостефан оказались в плену у пиратов, продавших их норманнам Сицилии 797 . Хотя, естественно, император испытал горечь об утрате Кипра, но в стратегическом смысле остров не играл такой решающей роли, как Балканы, где откровенно хозяйничали норманны. Не очень во- инственный по складу своего характера, император Исаак II попы- тался затеять мирные переговоры, для чего направил сицилийскому полководцу Балдуину послание с соответствующим предложением. Однако надменный норманн ответил откровенной издевкой: де- скать, царь, меч которого отточен на изнеженных телах (имелся в виду Агиохристофорит), никогда не спавший под открытым небом, не носивший панцирей и всю жизнь свою посвятивший мирным занятиям, должен сложить царский венец и отречься от власти, пере- дав ее в руки настоящих мужчин. Но надо знать Византию и византийцев, чтобы понять ту внезапную перемену, которая произошла в сознании людей и самого Римского государства. Весть о том, что на престол взошел государь милостивый, царь от Бога, «Моисей-Освободитель», «Зоровавель», как называли Исаака II соотечественники, буквально в считанные дни преобразила Империю. Тысячи старых солдат и безусых юношей, никогда не державших в руках меча, поспешили в Константинополь, чтобы закрыть своей грудью дорогу норманнам, уже стоявшим в Фессалии и под Амфиополем. Император ласково принимал всех приходящих в столицу, щедро награждая граждан, поднявшихся на защиту отечества, и также отослал денежное жалованье в повышенном размере в армию, чем заметно поднял ее боевой дух. Теперь в лагерь полководца Алексея Враны ежедневно стекалось множество новых и доблестных солдат, о чем, к своему несчастью, вожди норманнов еще не знали 798 . |
| Папа протестовал, но король пока не особенно слушал его. В Палермо его ждал приятный сюрприз – дочь императора Исаака II Ангела Ирина, вдова принца Рожера Сицилийского. Опытный Генрих VI не упускал такие возможности, а потому тотчас обручил ее со своим братом Филиппом Швабским и в 1197 г. поженил их. Этот брачный союз обеспечил Германии и династии Гогенштауфенов права на Византию по женской линии, что, как мы увидим, будет иметь решающее значение в политическом калейдоскопе грядущих событий 927 . Но и сейчас германец не дремал. Прознав о слабостях нового царствования, он объявил земли от Диррахия до Фессалоники своими территориями, ссылаясь на то, что некогда их покорили сицилийские норманны, а он, как новый повелитель Сицилии, получил их по праву преемства. Более того, немецкое посольство известило Константинополь, что мир между двумя державами может быть заключен на строго определенных условиях. Византийцы обязаны выплатить громадные средства в качестве возмещения за все неудобства, которые они чинили германцам со времен императора Мануила I Комнина, а также немедленно отправить армию в Палестину на помощь оставшимся в ней крестоносцам. Конечно, это было изначально невыполнимое требование, поражающее к тому же своим донельзя дерзким тоном и более чем оскорбительным обращением Генриха VI в адрес Алексея III 928 . Положение Византийского государства усугублялось еще и тем, что никаких союзников в тот момент у него не было. Генуэзцы потерпели поражение в войне с Пизой и были ослаблены внутренними раздорами. Пизанцы и венецианцы с 1196 г. стали определенно на германскую сторону, чему немало способствовала непродуманная политика Константинополя. Напротив, Германский король в самых изысканных выражениях подтвердил привилегии Венецианской республики, данные Фридрихом I Барбароссой, в то время как Алексей III медлил с подтверждением договора, заключенного с Венецией его братом. Естественно, что в таких условиях византийцы не могли рассчитывать на помощь венецианцев – то, что они не начали открытой войны, уже можно было считать редкой удачей 929 . |
| 54 Так сделано с Феофилом Эротиком при Мономахе, с Критоилом при Иоанне Комнине и др. Cedr., II, 550. Киннам, рус., II. Пахимер, рус., 219. Обычай этот, по видимому, перешел к византийцам с востока, от персов, у которых позорным наказанием для воина было облаченье в женское платье, – Cedr., II, 569. Грек очень был чувствителен к перспективе быть одетым в женское платье и обнаруживал боязнь пред этим убранством даже в критические минуты; характеристический и вместе забавный случай был при Мануиле Комнине с его двоюродным братом Андроником (впоследствии занимавшем престол). Этот Андроник, большой руки ловелас, вступил в любовную связь с двоюродной своей племянницей Евдокией. Раз ночью, когда он находился в палатке Евдокии, родственники последней, узнав об этом, окружили палатку с намерением убить обольстителя. Евдокия, с свойственною женщинам проницательностью, раньше своего любовника почуяла опасность и предложила остроумный план: любовник ее наденет женское платье, она громким голосом, чтобы слышали окружавшие палатку, кликнет по имени прислужницу и велит ей принести светильник, Андроник под видом прислужницы выйдет из палатка и скроется. Андроник отверг этот план, боясь срама быть пойманным в женском платье. Он предпочел выполнить необыкновенный salto mortale, который был возможен только для человека такого исполинского роста и геркулесовской силы, какими отличался Андроник: косым ударом меча он рассек палатку, выскочил вон и одним огромным прыжком перескочил и плетень, случайно примыкавший к палатке, и все пространство, которое занимали колья и веревки. Сторожившие разинули только рты от удивленья. Хониат, рус., 132–3. 57 Напр. Относительно Алексея Комнина за его решительность и быстроту: «τ σββατον τς τυρινς, χαρες λξις νησς το, κα τν δευτραν το πρω επα καλς γερκιν μου». Anna, ed. Bonn.,98. 62 Вот некоторые. Когда приверженцы Вриенния приблизились к стенам Византии, они услышали от граждан насмешки, Attal., 251; та же участь постигла приверженцев Алексея Комнина, в частности кесаря Иоанна Дуку, при осаде ими столицы. Anna, 119. При осаде Андроником (Комниным) Никеи осажденные осыпали со стен Андроника ругательствами, называя его мясником, кровожадным псом, гнилым старикашкой, бессмертным злом, людскою ауриею, развратником и др. постыдными именами, Хониат, р., 360. |
| При помощи своего зятя, кесаря Никифора Вриенния, епископа Филиппопольского и митрополита Никейского, он организовал серию диспутов у себя во дворце. Еретикам было позволено открыто высказаться и дебатировать с самим царем. Император, забыв о пище и отдыхе, целыми днями дискутировал с ними. Деятельность царя по отношению к павликианам оказалась очень эффективной. Эта грозная ересь почти полностью исчезла, поскольку ее «богословы» были переубеждены василевсом, а сами павликиане получили большие дары, должности на государственной службе и землю. Многих павликиан император поселил в специально построенном городе Алексиополе, близ Филиппополя, выделил им пахотные земли и виноградники. Только трое павликиан продолжали упорствовать. Тогда Комнин приказал поселить их возле своего дворца и в свободное время продолжал убеждать еретиков. Наконец один из них смирился и отрекся от старых взглядов, но двое так и сохранили свою веру, за что были заточены в тюрьму, где позднее скончались 246 . Знание православного вероучения, Священного Писания, отточенный богословский язык и эрудиция императора, его постоянная готовность вступиться за Православие в диспуте с еретиками – все это привело к тому, что Алексея I Комнина современники называли «тринадцатым апостолом» 247 . Впрочем, борьба с другой ересью, богомильством, была не столь успешной. Первоначально василевс обеспечил богословскую линию нападения, поручив знаменитому монаху Евфимию Зигавину написать сочинение, в котором подробно излагались все известные ереси. Вскоре это произведение под названием «Догматическая Паноплия («Всеоружие»)« вышло в свет и активно использовалось в борьбе с богомилами 248 . Алексей I узнал, кто является главой этой ереси – оказалось, что некий монах Василий. Император тайно пригласил его к себе во дворец, оказал почести и завел разговор. Василий не знал, что за гардиной находится скорописец, стенографирующий все речи монаха. Каково же было его изумление, когда император отдернул гардину, а за ней перед главой богомилов предстал Константинопольский патриарх Николай и члены синклита. |
| По обыкновению, Сицилийский король вел вариативную дипломатию, что-то обещая всем сразу, но всегда имея в виду исключительно собственные интересы. Когда сын Боэмунда, Боэмунд II, князь Антиохийский (1118–1130), погиб в сражении с Данишмендидами, Рожер I, как прямой родственник, в традициях Западной Европы предъявил свои претензии на Антиохию. А в Константинополь ушло посольство с предложением короля Сицилии женить одного из своих сыновей на византийской принцессе. Внешне выгода казалась сама собой очевидной: обе державы объединяют свои усилия, а территориальные притязания утрачивают остроту, поскольку в любом случае спорные земли остаются «в семье». Однако византийская дипломатия обладала таким громадным опытом, что легко разгадала тайные мысли норманна. Предложение Рожера Сицилийского не нашло особого расположения у византийцев ни при Иоанне II Комнине, ни после его смерти, хотя и прямого отказа он также не получил. Нам же данная история интересна тем, что она наглядно демонстрирует, насколько изменилось внешнее положение и международный авторитет Византийской империи буквально за три десятилетия. Уже не Константинополь мечтал о мире с норманнами и судорожно принимал малейшую военную помощь на любых условиях, а могущественный Сицилийский король униженно предлагал различные варианты Римскому царю, мечтая заручиться его расположением к себе. Глава 2. «Немного я пробыл в царских чертогах...» Император-солдат Несмотря на героические усилия императоров Алексея I и Uoahha II Комнинов, положение византийцев на Востоке все еще оставалось неустойчивым. И его осложнила измена, свившая гнездо в царской семье. В 1122 г. брат императора севастократор Исаак соблазнился мыслью о царском титуле и устроил неудачный заговор против василевса. Поняв, что впереди его ждет только суд и бесчестье, он спешно оставил столицу и перебрался к туркам. Там Исаак подговаривал султана Иконии собрать войска и напасть на Римскую империю, легализовав поход своим правом на царский престол. По счастью, до братоубийства дело не дошло – турки, которые к тому времени уже успели ощутить на себе полководческий талант императора Uoahha II Комнина, не спешили предоставить мятежному севастократору солдат 410 . |
| Как уже писалось выше, через несколько дней после венчания Ирины патриарх Косьма оставил кафедру, и на освободившийся престол по рекомендации матери император поставил евнуха Евстратия Тарида (1081–1084). Его фигура была далеко не случайной – Комнины желали получить в лице Константинопольского патриарха не могущественного главу оппозиции, как это систематически случалось раньше, а помощника. И, казалось, что Евстратий хорошо подходил для этой роли: не очень образованный и недалекий, лишенный политических амбиций, он не мешал царю управлять государством. Правда, как вскоре выяснится, и Церковью управлять не умел. Прошли первые, «медовые», месяцы царства, и императору пришлось выступать в поход. Крайне невыгодный мирный договор с турками, спешно заключенный Никифором Мелиссином в период его противоборства с Никифором III Вотаниатом, теперь принес свои печальные плоды. И перед василевсом, собирающимся отстаивать права Римской империи на Западе, стояла актуальная задача хотя бы на немного отодвинуть отдельные отряды турок от Босфора. В противном случае не исключалась возможность захвата ими Константинополя. С отрядом новобранцев, посаженных на легкие корабли, он ночью начал занимать ближайшие к туркам селения, оставляя в них засады. Практически без потерь его легковооруженные воины нападали на врагов, нанося им стремительные удары. Император не стремился к крупному успеху, прекрасно понимая, что и такие небольшие победы чрезвычайно утомляют неприятеля и поднимают дух римской армии. Закончилась эта кампания тем, что от турок были освобождены Вифиния, Финия и Никомедия, а турецкий султан запросил мира. Конечно, император не стал упорствовать 192 . Теперь настал черед норманнов. «Замечательно», что в это время Римский папа ни с того ни с сего решил анафематствовать Алексея Комнина, что и произошло в действительности. Правда, это не смутило нашего героя, и он деятельно готовился к схватке с норманнами 193 . Для Роберта Гвискара захват Константинополя выглядел далеко не самым трудным предприятием, которое, однако, достойно увенчало бы перечень его побед. Он активно готовился к походу на Восток, хотя папа Григорий VII откровенно выражал свое недовольство, опасаясь, что в отсутствие норманна Риму начнет серьезно угрожать его вечный враг Германский король Генрих IV. |
| 58). Значение всех подобных памятников – чисто историческое. Они служат свидетельством церковной практики и канонической юриспруденции своего времени. Сами по себе они никогда не были источниками церковного права в собственном смысле. § 30. Законодательство императоров по делам церкви Что касается государственных законов по делам церкви, то они по-прежнему остаются весьма важным источником церковного права, так, как и отношения императорской власти к церкви оставались те же самые, какие установились в предыдущем периоде. Говоря вообще, эти отношения были благодетельными для церкви. Сама духовная иерархия, признавая императора «верховным блюстителем церковного порядка» ( πιστημονρχης τς κκλησας), призывала его к участию в ее законодательной, судебной и административной деятельности. Со своей стороны, императоры открывали своими законами широкий простор влиянию церкви на жизнь общества. Большая часть государственных законов по делам церкви, изданных в настоящий период, принадлежит императорам из династии Македонской: и Комнинов, из которых первая занимала престол от второй половины 9 до конца 11 века, а последняя от конца 11 и во все продолжение 12 века. Особенно важны для церковного права новеллы императоров Льва Мудрого и Алексея Комнина. Законами этих именно императоров брачное право окончательно преобразовано было в особую ветвь права церковного. Три новеллы императора Алексея Комнина о церковном обручения и венчании брака, как conditio sine qua non его действительности, помещены и в нашей печатной Кормчей (гл. 4В). Впрочем, справедливо замечает Чижман, что не многие новеллы византийских императоров настоящего периода носят на себе характер оригинальности. Одряхлевшая восточная империя уже не была способна проявлять творческую силу в образовании права. Инициатива новых юридических норм по церковным делам обыкновенно исходила от самой церкви. Что же касается до светских законодателей, то они большей частью дожидались какого-нибудь синодального постановления, чтобы потом в вычурной и многоречивой новелле сказать, что так именно и должно быть для общего блага. |
| Ко времени Мануила Комнина относится весьма интересный хрисовул, запрещавший передачу – исключая должностных лиц сенаторского или военного ранга – земельной собственности, предоставленной императором. Если же передача, тем не менее, происходила, вопреки этому правилу, недвижимая собственность возвращалась в казну. 348 Этот эдикт Мануила, запретивший низшим классам думать о приобретении земельных дарений императора, дал аристократии огромные территории. 349 Этот хрисовул был отменен в декабре 1182 г. Алексеем II Комнином. Эдикт был подписан им; однако же, без сомнения, он был принят под давлением всемогущего регента Андроника. С 1182 г. императорские дарения недвижимой собственности могли передаваться кому бы то ни было, безотносительно к его социальному положению. 350 Хрисовул 1182 г. нужно интерпретировать 351 в связи с новой политикой Андроника по отношению к византийской аристократии и крупным земельным собственникам, против которых он начал ожесточенную борьбу. Алексей II Комнин, подписавший закон, был просто устами желания Андроника. Поэтому-то представляется сомнительным мнение некоторых ученых, которые полагают, что запрет Мануила был обращен против франков и имел целью запретить приобретения этим иностранным торговцам и что, соответственно, отмена эдикта была франкофильским актом, полностью соответствующим политике Алексея II Комнина. 352 Действительно, правительство Алексея II, который был ребенком, и его матери, старалось опереться на ненавидимые обществом латинские элементы, однако после того, как Андроник вошел в столицу и был провозглашен регентом, положение изменилось. Правительство попало в его руки, и с конца 1182 г. его политика была открыто враждебна латинянам. Оборона и торговля Ввиду почти постоянных военных действий войско в эпоху Комнинов стоило правительству громадных средств, и надо отдать должное тому, что Комнины заботились об укреплении своей армии. Как известно, в состав ее входили, помимо туземного элемента, поставляемого, фемами, многочисленные наемные отряды самых разнообразных национальностей. Во время Комнинов отмечается новый национальный элемент в войске: элемент англо-саксонский. |
|
|
