| В свою очередь судьба по-своему расправилась с теми, для кого клятва не значила ничего. В ноябре 1160 г. Рено де Шатийон решил по-разбойничьи отбить громадные стада скота, которые турки выгнали в район реки Евфрат на зимние пастбища. Однако на этот раз его ждала неудача. Молочный брат Нур ад-Дина, наместник Алеппо Маджд ад-Дин разбил его отряд, а самого Рено взял в плен, где тот провел долгих 16 лет. Впрочем, о нем никто не жалел... Это событие имело далеко идущие последствия, вновь осложнившие отношения между Константинополем и Иерусалимом. Под давлением баронов Антиохии Балдуин III провозгласил 15-летнего Боэмунда III Заику (1163–1201), сына покойного Раймунда де Пуатье, князем города, не спросив мнения Мануила Комнина. Разумеется, это не могло понравиться Византийскому императору. Однако ссора не переросла в нечто большее благодаря печальному событию: 10 февраля 1163 г. в Бейруте, по дороге из Триполи в Антиохию, внезапно скончался на 33-м году жизни Иерусалимский король Балдуин III, оставивший 16-летнюю вдову; детей у них не было. Даже мусульмане горевали по поводу смерти короля. А когда советники Нур ад-Дина предлагали атабегу напасть на Святой город, пока идет подготовка к похоронам, он ответил: «Не нужно мешать народу оплакивать своего великого вождя» 617 . Преемником покойного Балдуина III стал его брат Амори I (1163–1174), 26-летний граф Яффы и Аскалона. Мало уступавший своему предшественнику в уме и образовании и ничуть не отличавшийся от него твердостью характера, он сразу же был вынужден начать войну с армянами, придя на помощь Византии. Князь Торос, в очередной раз предавший императора Мануила Комнина, штурмом взял город Мамистру и перебил византийский гарнизон. Амори благородно предложил василевсу свою помощь, и совместными усилиями они загнали вероломного армянина в горы. Вслед за этим Иерусалимский король задумал реализовать давнюю мечту своего венценосного брата и завладеть Египтом. Совершив необходимые приготовления, Амори обвинил визиря Шавара, традиционно довлевшего над номинальным главой Египта халифом аль-Адидом (1160–1171), в неуплате дани и в сентябре 1163 г. высадился в Египте. Вместе с армией он пересек Синайскую пустыню, но так удачно начинавшийся поход внезапно прекратил Нил, широко разлившийся в том году и перекрывший все дороги. Крестоносцам пришлось отступить 618 . |
| Унур сделал все, от него зависящее, чтобы укрепить город. А потому о взятии его с ходу не могло быть и речи. Три дня шли кровавые, тяжелые бои, обе стороны несли невосполнимые потери. Однако на стороне Унура было существенное преимущество: сельджуки со дня на день ожидали подхода армии Нур ад-Дина и его брата. А в это время в лагере пилигримов неожиданно возникли споры по поводу того, кому должен принадлежать еще не взятый ими Дамаск – очень своевременно, нечего сказать. Не договорившись по этому щекотливому вопросу, 27 июня на военном совете короли приняли решение начать генеральный штурм, но почему-то приняли катастрофическое решение штурмовать самую укрепленную (как вскоре оказалось) сторону городской стены. Естественно, атака захлебнулась в рыцарской крови, и крестоносцы начали позорное отступление, атакуемые турками, пьяными от своей неожиданной победы. С великим трудом им удалось вернуться обратно 497 . Сразу после этого, 8 сентября 1148 г., Конрад III отправился на родину, разочаровавшись и в союзнике, и в самом крестоносном предприятии. Он прибыл на корабле в Фессалоники, где его встретили послы императора Мануила Комнина, приглашавшего короля встретить Рождество в Константинополе, и Конрад III без колебаний принял это приятное предложение. Правда, его племянник Фридрих Барбаросса не разделял радости дяди, будучи абсолютно (и, конечно, ошибочно) убежденным в том, что крах 2-го Крестового похода целиком и полностью лежит на совести Византийского императора. Лишь в мае 1149 г. король вернулся на родину, обязавшись по тайному договору с Мануилом и на его деньги начать войну с норманнами Сицилии, которые в течение всего Крестового похода не переставали грабить побережья Византии 498 . Но и Людовик VII утратил всякий интерес к Крестовому походу, хотя возвращение на родину казалось ему малоперспективным. Там его ждали непременные объяснения по поводу случившейся неудачи и оскорбительный, публичный развод с женой. Поэтому француз метался по Востоку, меняя один план за другим и окончательно дезорганизуя свое воинство. Во всех бедах он винил только Мануила Комнина, что выглядит по меньшей мере странно. Наконец, по совету своего доверенного слуги аббата Сугерия на Пасху 1149 г. король силой увез жену во Францию, хотя плыли они на разных кораблях. Таким способом королева желала наглядно продемонстрировать тот факт, что не считает уже Людовика VII своим мужем. |
| Тем временем брат Василаки Мануил 103 взошел на холм и стал ободрять войско, громко крича следующее: «Сегодня день Василаки, его победа!». Некто по имени Василий, по прозвищу Куртикий 104, близкий друг того Никифора Вриенния, о котором уже упоминалось в повествовании, человек чрезвычайно воинственный, выбежав из рядов войска Комнина, стал подниматься на холм. Мануил Василаки извлекает меч из ножен и во весь опор устремляется к нему. Куртикий же схватывает не меч, а висевшую у седла палицу, ударяет ею по шлему Мануила и тотчас сбрасывает его с лошади; затем Куртикий связал и поволок его как добычу к моему отцу. Тут появился Комнин со своими отрядами, и при виде его остатки войска Василаки после недолгого сопротивления, обратились в бегство. Теперь Василаки бежал, а Алексей Комнин преследовал его. Когда они достигли Фессалоники, жители этого города впустили Василаки, но тотчас заперли городские ворота перед стратигом. Однако мой отец не отступился, не совлек с себя доспехов, не снял шлема, не опустил с плеч щита, а напротив, расположился лагерем и стал угрожать городу штурмом и разрушением. Желая сохранить жизнь Василаки, он через посредство сопровождавшего его монаха Иоанникия 105, мужа, знаменитого своей добродетелью, предлагает Василаки мир, заверяя, что не причинит ему никакого зла, если тот сдастся сам и сдаст город Алексею. Василаки отверг это предложение, но фессалоникийцы, боясь, что город будет захвачен и испытает бедствия, открыли Комнину путь в город. Василаки, узнав о том, что сделала толпа, переходит в акрополь 106 и из него совершает набеги на город 107. Он не прекратил боевых действий, хотя доместик и гарантировал ему безопасность. И в тяжких обстоятельствах, в беде проявил себя Василаки настоящим героем. Он не желал поступиться даже малой толикой своей доблести, пока жители и стражи акрополя сообща насильно не изгнали его оттуда, не схватили и не выдали великому доместику. Алексей тотчас же сообщил императору о пленении Василаки, на короткое время задержался в Фессалонике и, устроив там все дела, покрытый славой победителя, отправился в обратный путь. Между Филиппами и Амфиполем 108 посланцы императора встречают моего отца и, вручив ему императорскую грамоту, забирают Василаки. Отведя его к местечку под названием Хлебина 109, они вблизи находящегося там источника вырывают ему глаза 110. С тех пор до настоящего времени этот источник называется именем Василаки. Таков был третий подвиг, который совершил этот новый Геракл – великий Алексей, до того как стал императором. Ведь не греша против истины, можно назвать Василаки Эриманфским вепрем, а моего храбрейшего отца – Гераклом 111. Таковы были успехи Алексея Комнина до вступления на трон. В награду за все это он получил от императора титул севаста 112 и был провозглашен севастом синклитом. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание ИСААК II АНГЕЛ [Исаакий; греч. Ισακιος Β Αγγελος] (сент. 1156 - 28/29.01.1204, К-поль), визант. имп. (12 сент. 1185 - 8 апр. 1195, с 19 июля 1203). И. А.- представитель визант. военной аристократии; сын Андроника Дуки Ангела и Евфросинии Кастамонитиссы, внук Константина Ангела и Феодоры Комнины, дочери визант. имп. Алексея I Комнина . Согласно хронике Псевдо-Бенедикта из Питерборо (Роджера из Ховедена), в молодости он изучал в Париже латынь, богословие и перенял мн. обычаи Зап. Европы ( Benedict of Peterborough. 1867. Vol. 1. P. 256). Предположительно родители готовили его к духовной карьере. Согласно историку Никите Хониату , во время мятежа Андроника I Комнина в 1182 г. И. А. вместе с отцом и братьями возглавил войско, посланное против восставших из К-поля. После поражения близ крепости Харакс и возвращения в К-поль от Андроника Дуки Ангела потребовали возврата средств, выделенных на проведение военной операции. Опасаясь обвинения в содействии мятежу, он покинул вместе с семьей столицу и примкнул к Андронику Комнину ( Nicet. Chon. Hist. P. 245-246). В 1183 г. И. А. вместе с отцом и братьями принял участие в мятеже против взошедшего на престол Андроника Комнина. Во время осады Никеи, где укрылись мятежники, Андроник приказал доставить из К-поля и привязать к одному из осадных орудий мать И. А., однако благодаря ночной вылазке ее удалось освободить. После гибели своего предводителя, Феодора Кантакузина, мятежники советовали И. А. возглавить восстание, но он отклонил их предложение. После сдачи Никеи Андроник простил И. А. и отправил его в К-поль (Ibid. P. 282-286). Богородица на престоле. Исаак II Ангел с ангелом. Иперпер. Аверс, реверс. 1185-1195 гг. Богородица на престоле. Исаак II Ангел с ангелом. Иперпер. Аверс, реверс. 1185-1195 гг. Приход к власти К концу лета 1185 г., во время репрессий имп. Андроника против знати, положение Византии серьезно ухудшилось. Сицилийские норманны захватили Диррахий и Фессалонику и готовились к нападению на К-поль. Великий жупан Сербии Стефан Неманя (см. Симеон Мироточивый ) в союзе с венг. кор. Белой III занял Перник, Зету, Скопье и осадил Рагузу (см. Дубровник ). Часть провинций не подчинялась императору. По сообщению Никиты Хониата, имп. Андроник I не раз обращался к прорицателям, желая узнать свою судьбу. В авг. 1185 г. он получил предсказание о том, что следующим императором должен стать человек с именем на букву И, к-рый свергнет Андроника в сент. того же года. Император, однако, не внял предсказанию, решив, что речь идет о правителе Кипра Исааке Комнине. |
| Последний очерк (стр. 487–508) «нравственное миросозерцание сербского народа». Но так как в предшествующем обзоре сербских песен нравственный элемент не отделялся от других элементов религиозного, социального и политического, то этот очерк представляет мало нового материала, а состоит главным образом из общих выводов, сделанных на основании сказанного раньше (отмечаются по народным песням усвоение народом христианских начал нравственности, уважение семейных добродетелей, распространенные в Сербии обычаи кумовства, побратимства, посестримства и т. д). Анализ сочинения г. Гальковского приводит к тому результату, что материала собрано автором достаточно для решения поставленного им вопроса, но материал этот —189— не систематизирован надлежащим образом. Ближайшая задача автора требовала бы несколько иной постановки всего плана. – Но автор видимо основательно знаком с произведениями сербской народной поэзии и истории и свои сведения в этой области пожелал предложить в диссертации чрез что привнес довольно много лишнего материала, вредно отзывающегося на стройности и единстве плана. Само по себе это знакомство и изучение сербского эпоса, сказавшееся и в умелом переводе сербских песен на русский язык, должно быть поставлено в похвалу автору. Изложение отличается ясностью и чистотою языка, но, к сожалению, переписчиками допущено не мало орфографических ошибок. – Для получения кандидатской степени сочинение г. Гальковского может быть признано удовлетворительным. Экстра-ординарного профессора Ивана Корсунского : 1) О сочинении Димитрия Брянцева «Царствование императора. Алексея первого Комнина в церковно-историческом отношении. (Опыт историко-критического исследования)». Сочинение г. Брянцева состоит из предисловия (стран. III–X), введения (XI–XXV) и шести глав исследования (1–762). Эти шесть глав заключают в себе следующее: гл. I. Вступление Алексея Комнина на престол. Обстоятельства этого события и первые шаги Алексея как императора (стр. 1–71); гл. II. Патриарх Евстратий Гарида. |
| После того как город был очищен от латинян, а поток лиц, спешивших засвидетельствовать свое почтение и покорность Андронику Комнину, резко увеличился, сам Константинопольский патриарх Феодосий вместе с клиром пересек Босфор и прибыл в лагерь победителя. Андроник встретил его театрально-глубоким поклоном, лобызал подошвы сапог и называл «спасителем царя», «ревнителем добра», «поборником истины», «вторым Иоанном Златоустом ». Однако отношения между ними не задались с самого начала – патриарх без труда прочел в глазах Андроника его тайные помыслы, а тот понял, что архиерей разглядел адский огонь честолюбия, который по-прежнему сжигал сердце «освободителя». Но ни один из них не подал виду, и разговор продолжился как ни в чем не бывало. Андроник с напускной грустью сообщил патриарху, будто остался единственным попечителем царя Алексея II (кто его назначал? – риторический вопрос), и у него нет даже помощника. Хотя, как помнится, сам Мануил I перед смертью просил патриарха Феодосия позаботиться о сыне и вверил архипастырю управление Римским государством. На это не без тайной иронии патриарх ответил, что с тех пор, как Андроник Комнин подошел к Константинополю, он «отложил попечение». Это был явный намек на то, что будущая участь юного царя для него небезызвестна. Андроник вскинулся – он тоже понял, что имел в виду патриарх, но тот, не желая открыто конфликтовать с победителем, смягчил слова и заявил, будто церковные правила и преклонные годы не позволяют ему заниматься политическими делами, да и Андроник может без посторонней помощи воспитать мальчика-царя 739 . Теперь настало время собирать плоды. Андроник переплыл через пролив, направился в Манганский дворец и, упав перед юным царем на колени, обнял его ноги и зарыдал. Но царицу-мать он удостоил лишь холодным кивком головы. После этого Андроник разбил свою палатку рядом с дворцом и ежедневно принимал торжественные делегации горожан. Здесь случился один эпизод, возможно, окончательно повлиявший на умонастроения Андроника Комнина. Возле его палатки бродил нищий побирушка, которого почему-то приняли за лазутчика. Несчастного схватили и тут же сожгли на костре, поскольку, как считал народ, тот покушался на божественную особу Андроника. Поняв, что в глазах обывателей он уже перерос статус «освободителя царя» и значит больше, дядя Алексея II принялся за реализацию второй части своего хитроумного плана, должного обеспечить ему императорский венец. |
| Посольство претора Н. Просуха в Афины падает на кратковременный период царствования Алексея II. Есть возможность прийдти и к точнейшим вычислениям. От сентября 1180 по май 1182 г. во главе думы бояр, управлявших империей за малолетством царя Алексея, стоял вельможа – Алексей протосеваст. Он возбудил против себя сильное недовольство в высших слоях византийского дворянства, которое, едва ли справедливо впрочем, приписывало ему замысел лишить власти и жизни царя Алексея. Агенты Андроника Комнина, следившего за расположением умов в столице из полученного им еще при Мануиле удела в Пафлагонии, волновали торговый и рабочий класс Константинополя. Весной 1182 г. Андроник, с небольшим отрядом Пафлагонцев, прибыл в Халкидон, на малоазийском берегу Босфора и вступил в переговоры с недовольными правительством дворянами, равно как завязал сношения с народною парией, требовавшею политических и экономических реформ. В угоду первым он лишил власти Алексея протосеваста, став сам во главе регентства; в удовлетворение народной парии – согласился на разорение всего Латинского квартала в Константинополе, в котором в довольстве и роскоши проживало до 60.000 иностранных купцов. От мая 1182 до сентября 1183 г. Андроник был регентом государства; к этому времени относится назначение претором в Елладу Н. Просуха. И речь М. Акомината, в которой Андроник называется «вторым отцом, спасителем, опекуном и стражем» царя Алексея, с большим основанием может быть помечена первым, чем вторым годом. Ораторская муза оказывает, действительно, величайшую услугу истории. Произведения, с которыми мы имеем здесь дело, отличаются весьма ценным для нас качеством – современностью. Если жалобы на вымогательство со стороны сборщиков податей, на лихоимство судей и на конечное раззорение являются как бы общим местом и неизменным мотивом почти всех произведений М. Акомината, имеющих хотя в малой степени официальное значение, то при достаточном внимании нельзя не различать в них намеков и указаний на такие факты, которые обязаны своим происхождением особенным причинам, имеющим свое место и свое время. Зубы зверей, ненасытно пожирающих целые города, стирающих с земли и моря людей и целые достояния, против которых, хотя безуспешно, вооружался уже император Мануил, и от которых врачует шипящим железом Алексей II, служат, по нашему мнению, указанием на один из таких особенных фактов. Едва ли идет здесь речь об обычных набегах на береговые селения морских разбойников – бедствие, которое губило страну с таким же постоянством, как дурная система управления и взимания податей, и на которое встречаются указания в напечатанных источниках. Морские разбойники приобретали иногда такую силу, что византийское правительство не стеснялось вступать с ними в сделку, выговаривая от них или часть в добыче, или обещание защищать от других пиратов имперские торговые суда и береговые селения. Так, известны милитские корсары, содержавшие целый крейсерский флот на Средиземном море 35 . |
| Но город продолжал волноваться и, опасаясь худшего, 17 июля 1203 г. Алексей III сделал вылазку, отбросив латинян от Влахерн, причем в бою отличился его зять Феодор Ласкарис. А затем по обыкновению предался торжествам, упустив выгоды быстрой победы. Константинопольцы, которым было больно видеть бездействие императорской армии, потребовали от Алексея III новых активных действий против крестоносцев. В противном случае они обещали – конечно, это было не более чем угроза, – венчать на царство Алексея Ангела. Однако для Алексея III этого оказалось довольно – посчитав свое положение безнадежным (!), он решил оставить столицу, бросив в нем царицу Ефросинью и детей 997 . Позднее, уже после падения Константинополя в 1204 г., он воссоединится со своей супругой, но будет взят в плен крестоносцами, которые отправят его вместе с Ефросиньей в качестве подарка Германскому королю. Умрет Алексей III в Никее в 1211 г., приняв монашеский постриг 998 . Узнав о бегстве царя, крестоносцы начали очередной штурм Константинополя, пробив тараном стену у Царских сходней. А на море с венецианских кораблей арбалетчики обстреливали редких защитников городских стен. Удивительно, но престарелый Энрико Дандоло, которому исполнилось к тому времени уже почти 90лет (!), на носу передней галеры вел своих соотечественников в бой. Когда корабль подошел к берегу, он, несмотря на стрелы и опасность, потребовал, чтобы его первым высадили на землю Константинополя, что и произошло. Конечно, это был настоящий подвиг, воодушевивший венецианцев и остальных латинян, и они захватили 25 крепостных башен византийской столицы 999 . Возможно, мужественный Феодор Ласкарис еще мог бы отбить нападение, но отсутствие царя и полная дезорганизация войска сделали свое дело – византийцы повсеместно отступали. Захватывая Константинополь, крестоносцы немедленно поджигали его, так что вскоре все пространство от Влахернского холма до Евергетского монастыря пылало в огне пожара 1000 . Когда о бегстве Алексея III стало известно в городе, население Константинополя бросилось в темницу и извлекло из нее ослепленного Исаака II Ангела, которого вновь объявили Римским царем. А чтобы не продолжать войны с крестоносцами, делегация города, явившаяся в лагерь пилигримов, предложила разделить царскую власть между отцом и сыном, признав царевича новым императором Алексеем IV Ангелом 1001 . |
| Так, по отношению к его нравственности нужно заметить следующее: хотя сам Алексей был умерен и воздержан в пище, напитках и удовольствиях, был совершенно не корыстолюбив, но он мало заботился о сбережении общественного достояния. Его родня и приближенные поглощали множество общественных денег, жили в роскоши, отчего страдали государственные интересы 90 . Супружеская жизнь Алексея не отличалась целомудренностью. По крайней мере в молодости, но уже на престоле, он нередко изменял своей жене Ирине и тем причинял ей великие муки, вызываемые чувством ревности 91 . Производит неприятное впечатление то издевательство, которое учинялось над некоторыми лицами, виновными в одном заговоре против Алексея, издевательстве, конечно, по воле этого последнего. Так как заговор был своевременно открыт, то виновные, Михаил Анема и другие лица, подвергнуты были не тяжким наказаниям, но в числе этих наказаний было и такое: преступникам острижены были волосы на голове и бороде, но острижены были каким-то мерзостным инструментом, называвшимся «дропак» 92 . Из этих фактов видно, что нравственные достоинства Алексея нельзя так ставить высоко, как это делает историк Анна Комнина. Что касается религиозности Алексея, то сомнительно, чтобы она была вполне искренна и истекала от чистого сердца. Нужно сказать, что Зонара, который ясно указывает нравственные достоинства Алексея, почему-то ничего не говорит о благочестии императора. Едва ли это простая случайность. Во всяком случае его религиозность едва ли не носила хоть в некоторой степени той особенности, которая отличала деятельность этого императора, особенности, состоявшей в хитрости и тонком расчете; благодаря этой черте характера, император весьма нередко являлся не тем, кем был на самом деле. Замечательно, когда Алексей был на смертном одре, Ирина, жена его, несмотря на торжественность и знаменательность минуты, обманувшаяся относительно престолонаследия, не могла воздержаться, чтобы не воскликнуть, обращаясь к умирающему: «Муж, ты и при жизни отличался всевозможным коварством, любя говорить не то, что думал, и теперь, расставаясь с жизнью, не изменяешь тому, что любил прежде». |
| 9. Находясь в этих трудных обстоятельствах, самодержец решил собрать всех на следующий день и привести в исполнение свое намерение. Все его родственники, свойственники и искренне любившие самодержца слуги, находившиеся еще в услужении у отца Алексея (люди энергичные, умевшие предвидеть события и мгновенно найти самый разумный способ действия), опасались, как бы на следующий день, когда соберется большая толпа, какие-нибудь воины не набросились на императора и не растерзали его прямо на троне. Ведь они нередко носят мечи под одеждами, как тот самый варвар, который под видом просителя явился к императору во время игры в мяч 915. Предотвратить это можно было лишь одним способом: отнять у воинов всякие надежды на Диогена, распространив слух о том, что он тайно ослеплен. И вот благожелатели Алексея разослали своих людей, которые должны были каждому тайно сообщать об ослеплении Диогена (на самом деле самодержцу и в голову не приходило ничего подобного). Как станет ясно из дальнейшего, этот слух, несмотря на его неправдоподобность, сделал свое дело. Когда светлый лик солнца выглянул из-за горизонта, к императорской палатке первыми пришли приближенные Алексея, не запятнавшие себя участием в заговоре Диогена, и воины, чьей обязанностью с давних пор была охрана императорских особ. Одни из них явились с мечами на поясе, другие несли копья, у третьих на плечах были ромфеи. Они встали группами на некотором расстоянии от императорского трона и, образовав полукруг, как бы заключили в его центр самодержца. Гнев владел их душами, и они точили, если не мечи, то во всяком случае сердца. Родственники и свойственники Алексея встали по обе стороны императорского трона. Справа и слева от них расположились другие вооруженные щитами воины. Император с грозным видом восседал на троне, одетый скорее по-воински, чем по-царски, – его не очень высокая фигура почти не возвышалась над окружающими. Золото обрамляло его трон и покрывало голову. Брови у Алексея были нахмурены, глаза полны тревоги; в них отражалось волнение души; ожидание схватки окрасило щеки самодержца еще большим румянцем. Затем к палатке сбежались все остальные воины; они были перепуганы, и душа их готова была уйти в пятки от страха; одних сильнее, чем удары стрел, мучили угрызения совести, других – опасения пустых подозрений. |
|
|
