| Крестоносцы отвечали византийцам «взаимностью». Боэмунд писал Готфриду Бульонскому: «Знай, что ты имеешь дело с самыми опасными зверями и с самыми недостойными людьми. Все их помыслы обращены только лишь к тому, чтобы погубить весь народ латинский». Готфрид отвечал: «Обо всем этом я знал и раньше, на основании общественных толков, а теперь убедился в этом самим делом». Взаимная ненависть дошла до того, что порой крестоносцы сжигали небольшие византийские города вместе с жителями – «еретиками», как они их называли. В ответ византийцы нередко устраивали настоящую партизанскую войну, нанося латинянам серьезные потери 297 . По счастью для рыцарей, мусульмане хотя и овладели Малой Азией, но пребывали между собой в состоянии перманентной гражданской войны. И Иконийский султан Кылыч Арслан, чьи интересы непосредственно затрагивались Крестовым походом, не имел возможности выдвинуть против западных христиан значительные силы, поскольку в это время воевал с турецкими правителями Армении и Сирии. Кроме того, симпатии большинства населения этих областей, греческих христиан, были, конечно, на стороне крестоносцев, а не мусульман. В течение этого времени сменились вожди Крестового похода, во главе которого теперь стоял норманн Боэмунд и Раймунд, граф Тулузский. Норманны проявляли наибольшую боеспособность и шли впереди всего похода, первыми принимая на себя атаки турок и демонстрируя высокое военное искусство. Да и Боэмунд, умный и опытный политик, сумел сделать все, чтобы получить главенство среди вождей похода и приобрести моральные права на образование самостоятельного королевства в Сирии – пока еще неясно, какого, хотя втайне норманн мечтал, конечно, об Антиохии 298 . Между тем Византийский император нашел возможность контролировать действия крестоносцев – по крайней мере в Малой Азии. Когда крестоносцы шли к Никее, вслед за ними продвигалась византийская армия под командованием самого императора Алексея Комнина, первым помощником которого по-прежнему являлся верный Татикий. Помощь царя была бесценна: он не только обеспечивал латинян продовольствием, но и давал им мудрые советы, позволившие сохранить войска в целостности. Теперь соединенным силам крестоносцев и византийцев нужно было овладевать Никеей, которую в силу ее стратегического положения никак нельзя было оставлять в тылу армии пилигримов, двигавшейся в Палестину. Надо сказать, этот город, стоявший на берегу широкого и красивейшего озера, являлся мощной крепостью. Длина его крепостных стен достигала 4,5 км, высота – 9 метров, а ширина – 6 метров. Кроме того, через каждые 35 метров над стеной возвышалась круглая башня, где прятались стрелки из лука 299 . |
| Говоря о личности царя, нельзя не отметить, что Алексей Комнин был спокойным и рассудительным человеком, не надменным, совершенно свободным от корыстолюбия и снисходительным при оценке проступков своих подданных. Милосердие и чувство справедливости настолько глубоко укоренились в нем, что Алексей I зачастую награждал откровенных недоброжелателей, если только видел, что их деяния объективно полезны Римской империи. И легко прощал их, если чувствовал искреннее раскаяние у провинившихся недругов. Удивительное дело – прирожденный солдат и полководец, не раз глядевший в глаза смерти, он очень редко прибегал к казням, видя даже в варваре-печенеге человека, образ Христа. Никогда император не пытался добиться победы любой ценой, искренне сожалея, если за нее пришлось пролить кровь своих товарищей-солдат. И в дальнейшем, как мы увидим, множество стратегических побед было достигнуто им за счет очень тонкой и продуманной дипломатической игры, на которую царь был дока. Помимо этого в Алексее жило глубокое и ясное понимание роли царя в Римском государстве, и он никогда не останавливался перед тем, чтобы сделать этот идеал реальным. Конечно, как и все люди, император имел и свои недостатки, к которым в первую очередь следует отнести увлечение в молодости женским полом, из-за которого сильно страдала императрица Ирина. Когда нужно, Алексей I умел быть скрытным, коварным, хитрым и безжалостным, не задумываясь над тем, чтобы принести в жертву интересам Византийской империи чью-то жизнь, свободу или имущество. Нет сомнений в том, что только такой человек кремневой выдержки, широкого кругозора, беззаветной отваги и глубокого патриотизма мог стать надеждой Римского государства в одну из самых тяжелейших минут его тысячелетнего существования 185 . Тем не менее эти личностные черты выкристаллизовались у Комнина не сразу. Часто проявляя мудрость опытного человека, он в первые годы своего царствования нередко позволял себе опасные эксперименты, способные уничтожить плоды всех его трудов. Так, в частности, получив царскую власть, в первую минуту император Алексей I не сумел совладать со своими чувствами. Приготовления к венчанию Алексея уже были завершены, когда неожиданно выяснилось, что он собирается венчаться один, без своей супруги, совсем еще юной (ей не исполнилось и 15 лет) Ирины. |
| Мы не можем положиться и на те войска, которые у нас остаются, так как и они могут быть соблазнены надеждой общего расхищения. Итак действуйте, пока есть время, дабы христианское царство и, что еще важнее, Гроб Господень не были для вас потеряны, дабы вы могли получить не осуждение, но вечную награду на небеси " [ 5 ]. Нет ничего удивительного, что для патриотического чувства греческих писателей того времени прискорбно было вспоминать о тяжелых обстоятельствах, связанных с посылкою на Запад подобных посланий; чувство гордости и сознания собственного достоинства не позволило им приводить содержание грамот, посланных Алексеем Комниным в 1091 г. И вообще, обращение Византийской империи за помощью к латинскому Западу всегда знаменовало крайний упадок нравственных сил в Константинополе и было выражением самого беспомощного состояния. Положение императора Алексея Комнина в зиму 1090/91 г. может быть сравниваемо разве что с последними годами империи, когда османские турки окружили Константинополь со всех сторон и отрезали его от внешних отношений [ 6 ]. Не только в области дипломатической замечается склонность безусловно отдать себя в распоряжение Запада: заведена была речь о церковном разделении Востока и Запада, о мерах к соединению двух церквей [ 7 ]. Обмен посольствами по церковным вопросам началась с 1089 г.; что папа считал возможным дружелюбное разрешение этих вопросов, свидетельствует уже освобождение императора Алексея Комнина от церковного отлучения, которое лежало на нем, как на схизматике. К тому же времени (1091 г.) относится происхождение сочинения Болгарского архиепископа Феофилакта [ 8 ] о заблуждениях латинян. Оно написано в весьма миролюбивом духе и приводит к заключению, что ошибки латинян были не так многочисленны, чтобы считать неизбежным разделение церквей. Перечислив обыкновенные отступления западной церкви: опресноки [ 9 ], пост субботний и безбрачие духовенства, он говорит, что одни из них не заслуживают внимания, другие нуждаются в умеренном исправлении. |
| Упорство самозванца, который уже был окружен толпою легковерных приверженцев, раздражило Алексея и заставило подозревать существование заговора. Очень вероятно, что в разных глухих и темных углах толковали о правах сына Диогенова на Византийский престол. Чтобы прекратить все толки, задушить заговор в зародыше, Алексей велел захватить самозванца вместе с его ближайшими друзьями и подверг их унизительному, но не кровавому наказанию: всем им обрили голову и бороду и выставили их в таком виде на позорище площадной толпе, а самого лже-Диогеновича привязали сверх того к висельному столбу, чтобы навести на него больше страха. 215 Это, вероятно, и было одно из тех внушений, о которых говорит Анна Комнина. Потому ли, что оно не подействовало, или для большего спокойствия, самозванец был потом сослан в Херсон, где его велено было держать в городской башне, служившей тюрьмою. Но в своем заключении лже-Диогенович нашел возможность войти в сношение с Половцами (Куманами), которые часто приезжали в город для торговли и для покупки необходимых вещей. 216 При помощи их он успел выбраться из своей башни и около 1092 года ушел с ними в их степи. Здесь мнимый сын Диогена стал уже прямо величать себя царем или императором; в этом сане признали его прежде всех половецкие кочевники, относившиеся не без уважения к империи, которую они недавно спасли от гибели. Слух о «Девгеновиче» дошел и до Русской земли, где, по-видимому, не сомневались в истинности его высокого происхождения. 217 Князья половецкие, и во главе их тесть Киевского князя Святополка II – Тугоркан, не были настолько дикими варварами, чтобы не понять выгод, какие могло им доставить присутствие в их кочевьях претендента на греческий престол. Они решились еще раз послужить Византии, взяв на себя обязанность восстановления сына Диогенова на престоле его отца, и стали готовить поголовный поход в пределы империи. Анна Комнина говорит, что варварами руководило только желание напиться человеческой крови и насытиться человеческим мясом. 218 Так отзывается она о спасителях Византийской империи, – людоедами они, во всяком случае, не были, но мысль о добыче, несомненно, занимала важное место в их планах. Можно думать, что прежде всего они хотели отомстить императору Алексею за то, что он недостаточно оценил их услуги в 1091 году. Так или иначе, Половцы довольно благоразумно скрывали до времени свое намерение двинуться за Дунай, желая застать императора Алексея врасплох. Как узнал Алексей о планах, созревших снова в половецких вежах, неизвестно; но они от него не скрылись, и он заранее принял меры против половецкого нашествия. Замечательно, что, несмотря на истребление Печенежской орды, Византийский император вовсе не думал или не находил возможным принимать какие-либо меры на Дунае; границей империи все-таки считались Балканы, приготовления к встрече полчищ Тугоркана ограничились укреплением узких горных проходов (клисуры), расположением в них военных отрядов. |
| К сожалению, падение нравов затронуло и Константина Месопотамского, отказавшегося от предложенного ему почетного титула епиканиклия (хранителя флакона с пурпурными чернилами, которыми подписывались царские хрисовулы). Ему почему-то захотелось совместить свою государственную должность с епископским статусом, и он упросил василевса дать поручение Константинопольскому патриарху произвести себя в диаконы. В принципе в этом не было ничего нового – в Византии данная практика существовала уже столетиями. Весь вопрос заключался в другом – для каких целей соискатель добивался этого совмещения. Как вскоре выяснилось, исключительно для увеличения собственного благосостояния. Едва он был рукоположен в дьяконы, как последовала новая просьба, и вот уже Константин стал Фессалоникийским архиепископом, не отказавшись от светской должности. Естественно, резкое возвышение царедворца вызвало соответствующую реакцию патриарха, недовольного таким быстрым «архиереем», не подконтрольным его власти. Константина оболгали, он был отстранен от придворной должности и лишен архиерейства. А новым фаворитом василевса стал Феодор Ириник – редкостный, но осторожный сребролюбец 936 . Так прошли первые 3 года царствования Алексея III Ангела Комнина. В 1199 г. султан Кей-Хосров I, уже вернувшийся из византийской столицы в свои владения, был по пустячному поводу оскорблен Римским василевсом. Разумеется, он тут же разорвал мирный договор. Причину недоразумения еще можно было устранить, но не вовремя почувствовав свои силы, Алексей III приказал бросить в темницы всех купцов из Иконии, чем вызвал активные военные действия турок. Хосров захватил в плен жителей Кари и Тантала, а затем двинулся с войском к Антиохии Фригийской. По счастью, приблизившись к городу, он принял крики на свадьбе одного городского вельможи за перекличку византийских солдат. В страхе султан тут же вернул всех пленников по домам и возвратился в свои владения. Тем не менее, как вскоре выяснилось, многие византийцы уже разочаровались в своем царе, а потому многие города и области признали власть Кей-Хосрова, производившего куда лучшее впечатление как правитель. Взбешенный император направил против турок полководца Андроника Дуку – совсем еще мальчика, который не сумел нанести врагам никакого вреда. Тогда Алексей III сам двинулся на сельджуков, но перед этим настолько извел армию бесконечными и пустыми смотрами, что солдаты желали погибнуть за Византию, лишь бы только прекратились эти издевательства. Естественно, поход не задался, и никаких громких побед не последовало 937 . |
| В своем ответном письме папе, Василий выражается очень уклончиво, дипломатически 57 . Эта переписка осталась без последствий; по крайней мере они не известны ни Баронию, ни Алляцию. Но за то мы знаем, что, спустя 11 лет после этой переписки, к следующему за Адрианом папе Александру III посылает послов сам император; в 1166 г. сам заводит переговоры с Римом. В голове Мануила зародились в это время, от постоянных успехов его политики, такие же замыслы, какие некогда были у его деда Алексея Комнина. Обстоятельства располагали Мануила к подобным мыслям как нельзя более. Если положение Мануила и было выгодно, зато никто не мог поручаться, что оно будет прочно. Мануил мог опасаться, как действительно он и опасался, что все народы составят союз против римлян (т. е. греков). «Он говорил…, что многочисленных народов запада он очень боится» (Виз. ист. Ник. Хон, т. I, стр. 256). При таком положении дел весьма естественно было Мануилу следить за всем, что происходило на западе. Не удивительно после этого, что, по словам Никиты Хониата между итальянскими и даже более отдаленными городами не было ни одного, в котором бы царь не имел своего приверженца и вполне преданного ему человека»... «слышал и знал все, что только задумывали тамошние недоброжелатели римлян самым секретным образом в уединении своих кабинетов». В выгодах Мануила нужно было поддерживать оппозиционным немецким императорам Италию, для того чтобы не давать им времени подумать о новом крестовом ополчении. Мануил так и делал. «Он часто вооружал итальянцев, по словах историка, против Аллеманского короля Фридерика, поддерживал их деньгами, советами, а папу в борьбе с Фридериком, письмами» 58 . Ничего нет удивительного потому, если при таком положении вещей Мануил пришел к таким же мыслям, какие некогда занимали деда его Алексея 1 Комнина. Твердо ли он верил в достижимость своих замыслов, или хотел только попытать счастья, во всяком. случи он вздумал затеять переговоры с Римом о западной императорской короне, а предложение о соединении церквей употребить как средство к достижению этой цели. |
| Кардинальный вопрос, решаемый занимающим нас исследованием, сосредоточивается на выяснении мотивов первого крестового похода или ближайших обстоятельств, вызвавших этот поход. Речь идёт, однако, не о клермонской речи, а об южно-русских событиях во второй половине XI века. Исходным пунктом служит давно уже отмеченный факт, различно объясняемый историками крестовых походов. Крестоносцы первого похода, по прибытии в Константинополь, сверх всякого ожидания, нашли у императора Алексея I Комнина холодный приём, нежелание воспользоваться их услугами и кроме того оскорблены были такими требованиями и претензиями, которые действительно не могли не быть для них обидными. Следствием этого была столь вредная для общехристианского дела неудача, которою пользуются мусульмане во вред как грекам, так и западным христианам. Нужно ли приписать постигшие крестовый поход неудачи ошибкам греков, или же напротив можно оправдать греков и искать объяснения неудач в других обстоятельствах? Васильевский сделал попытку анализировать глубже, чем это делалось до сих пор, взаимные отношения греков и крестоносцев и пришёл к выводу, что в 1097 году Византия не нуждалась ни в чьей помощи, а что находилась на краю гибели и весьма нуждалась в посторонней помощи несколько ранее, в 1089–1090 году. Наиболее интересными и привлекательными с точки зрения русской истории являются те места, где рисуются отношения греков к печенегам и половцам с одной стороны и туркам-сельджукам с другой, и где впервые со всей наглядностью развивается мысль, что вследствие согласованного движения печенегов и турок империя действительно переживала отчаянные минуты в 1090 году. Рисуя положение, в котором находилась Византия в это время, Васильевский констатирует факты изумительные: одновременное движение половцев и печенегов со стороны европейской и турок-сельджуков со стороны азиатской, отчаянное положение Алексея Комнина, дающего невероятные обещания тому, кто подаст ему помощь, сношения с русскими князьями и союз с половцами. «Византийская империя тонула в турецком нападении: утопающий не разбирает средств для своего спасения. Нечестивый, безбожный, шелудивый Боняк и его не менее достойный товарищ Тугоркан были союзниками отчаяния; они должны были в самом благоприятном случае только помочь императору Алексею пережить критическую минуту, пока не придут более надёжные, более цивилизованные и человечные союзники. Этими союзниками были люди латинского запада; у них просил себе помощи император Алексей, туда были отправлены грамоты, призывавшие со всех сторон наёмное войско: факт, до сих пор отвергаемый патриотизмом греческим, но тем не менее не подверженный ни малейшему сомнению». |
| «После наречения Алексея царица и мать его Мария обратилась к нему с просьбой дать ей скрепленное красными чернилами и золотой печатью письменное ручательство в том, что ее и сына ее не только не тронут, но что последний будет соцарствовать Алексею, носить красную обувь, возлагать на себя венец и провозглашаться вместе с ним как царь. И в этой просьбе ей не отказано. Говорили даже, что царица еще до восстания Комнинов заключила эти условия и требовала, чтобы так было поступлено с ее сыном». Весьма вероятно, что в связи с теми же предварительными соглашениями стоит и тот довольно странный факт, что супруга царя Алексея, Ирина, долго не была провозглашена августой и короновалась после царя Алексея. В связи с тем же обстоятельством должно объяснять и обручение царевны Анны с Константином. Указанные соглашения и обязательства, проложившие Комнинам дорогу к трону, впоследствии потеряли, однако, силу и были отменены. Окончательная развязка не заставила себя ждать. Никифор Вотаниат, находясь в преклонных летах и не имея собственных детей, желал передать наследство в свою боковую линию, в род Синадинов, которые оказали ему помощь в его стремлении к царской власти. Так как этот план, который не мог долго оставаться в секрете, шел вразрез с намерениями царицы Марии, уже получившими довольно основательно поддержку в ее многочисленной партии, и весьма сильно затрагивал интересы Комнинов, то нужно полагать, что окончательный план дальнейших мероприятий был выработан именно для противодействия намерениям Вотаниата. Тогда Комнины могли предложить царице свой план, при осуществлении которого один из них вступит на престол и приобщит к власти ее сына Константина, обеспечив ей весь почет и влияние, на какое имела право царица и мать царя. С своей стороны царица Мария должна была предоставить Комнинам всю поддержку, весь авторитет и влияние, каким могли располагать в империи Дуки. Задуманный Комнинами переворот мог быть с успехом осуществлен, между прочим, и потому, что Алексей в качестве великого доместика, т. е. главнокомандующего армией, мог опираться на военную силу, от которой всегда зависел успех политических переворотов. Зимой 1081 г. правительство было напугано успехами турок-сельджуков, захвативших Кизик, и назначило Алексея Комнина в поход для освобождения этого важного города. В то же время Комнинов уведомили преданные им люди из дворца, что против них созрел замысел Борила и Гермака и что им угрожает ослепление. Это было 14 февраля 1081 г., тогда европейские фемы были на пути к Константинополю и великому доместику предстояло вступить в командование ими и переправиться в Азию. Заручившись содействием и согласием армянина Пакуриана и норманна Убертопула пристать к военному бунту, Алексей вместе с братом своим Исааком и с другими участниками заговора собрались во Влахернском дворце для последних решений и, захватив коней в царской конюшне, рано утром поспешно отправились к сборному месту войска 31 . |
| Но вернемся к Византии. Жадность и легкомыслие Алексея III привели к тому, что даже самые близкие и верные ему люди вынуждались силой обстоятельств к апостасии. Взятый болгарами в плен протостратор Мануил Камиц напрасно взывал с просьбами о выкупе к царю. Наконец, боярин Хрис внес за него деньги, и полководец справедливо просил василевса возместить тому средства, потраченные для выкупа. Царь оставил и эту просьбу без ответа, и тогда Камиц вместе с Хрисом поднял восстание и овладел Пелагонией и Пелопоннесом. Бороться с ними император отправил зятя Алексея Палеолога, но справиться с мятежниками удалось не мечом, а хитростью. Василевс тайно передал Хрису, что готов выдать за него свою внучку Феодору, и тот в 1201 г. сложил оружие, передав завоеванные с Мануилом Камицем области. Сам Мануил долго отбивался от правительственных войск, но в конце концов был вынужден также сдаться на милость царя. Его василевс простил, но обманул Хриса, не выполнив своих обещаний о замужестве внучки 952 . Если теперь, замирившись с Болгарией и подавив апостасии, Алексей III по легкомыслию рассчитывал, что все худшее позади, то его расчет был ошибочен изначально. С Запада уже приближался вал 4-го Крестового похода, неожиданно призванного обеспечить права на царство его племянника Алексея Ангела. Глава 3. 4-й Крестовый поход против Византии Ситуация на Востоке не оставалась неизменной в эти годы. Смерть Саладина, оставившего после себя 17 детей, внесла разброд между турками. Свое государство покойный султан разделил между тремя сыновьями. Старший сын аль-Афдаль получил Дамаск, аль-Захир – Алеппо, а Утман – Египет. Но правая рука Саладина, его брат Мели-аль-Адиль, правивший в Джазире (северо-западная часть Месопотамии), в скором времени сумел подмять под себя племянников. Сойдясь с Утманом, он воспользовался некомпетентностью аль-Афдаля и в 1196 г. захватил власть в Дамаске. А когда умер Утман, аль-Адилю отошел и Египет. В результате к 1202 г. последний сын Саладина аль-Захир признал власть дяди над собой. Тем не менее для аль-Адиля сохранялась опасность войны с Зенгидами, владевшими остальной частью Месопотамии, турками Анатолии, а также правителями Армении и Грузии. Чтобы не распылять сил, он охотно пошел на перемирие с пилигримами, которое с небольшими перерывами действовало вплоть до 1217 г. 953 |
| Наконец пожар удалось погасить, и Исаак II, которого волновал факт нахождения Алексея III в Девельте, обратился за помощью к крестоносцам, чтобы те помогли задержать свергнутого брата. Маркграф Бонифаций Монферратский, к которому была обращена просьба, тут же заявил, что стоимость услуги оценивается в 16 кентариев золота – фантастическая сумма. Но делать нечего, Исааку II пришлось соглашаться. Алексей IV Ангел с крестоносцами двинулся в поход по Фракии, где скрывался дядя, обобрал до нитки вместе с латинянами фракийские города, спустился до Кипселл и оттуда вернулся в Константинополь, но уже другим человеком. В течение путешествия, длившегося 3 месяца, он легко дал себя убедить латинянам и льстивым вельможам, что его отец не способен удержать управление Римским государством в своих руках, – не случайно византийцы в свое время отвергли его, а собственный брат ослепил. И будто только 20-летний Алексей IV, не запятнанный ничем, имеющий мощную поддержку со стороны Римского папы и крестоносцев, может считаться единственным легитимным Византийским императором. Царский дворец никогда не был тем местом, где можно надежно спрятать секреты. Разумеется, Исаак II вскоре узнал о переменах в умонастроениях сына, к тому же тот и не собирался особенно скрывать свои планы. Уже вскоре на официальных величаниях имя Алексея IV начали провозглашать на первом месте, а Исаака II – на втором. Надо сказать, оба василевса были достойны друг друга – словно какое-то помешательство овладело ими. Молодой император все дни проводил в компаниях со своими латинскими друзьями. Напившись, рыцари под дружный смех снимали с головы царя Алексея IV императорскую корону и надевали по очереди на себя, а василевсу взамен нахлобучивали на лоб шапку «капуцин». В это же время старый царь занимался с сомнительными иноками астрологией и гаданиями. А те, изображая целителей, водили своими пальцами у его пустых глазниц, обещая, будто скоро тот снова станет зрячим 1007 . Однако веселье весельем, а срок уплаты крестоносцам обещанных 100 тысяч монет и платы за покорение Фракии истекал. Для решения этого вопроса цари решили обложить всех жителей Константинополя специальным налогом, и особенно взялись за имущество Церкви и богатых аристократов. Но и после таких тиранических способов сбора денег долг висел над их головами дамокловым мечом. Тогда Алексей IV созвал вождей крестоносцев и открыл им, что византийцы ненавидят его за дружбу с латинянами и если западные друзья оставят молодого царя, то он наверняка погибнет. |
|
|
