| И хотя свобода Алексея Ангела со временем уже не стеснялась – царь Алексей III даже освободил его из тюрьмы, юноша решил при помощи пизанцев бежать из Константинополя. Впрочем, говорили, что деньги для бегства брата дала сама Ирина. В 1201 г. на лодке он добрался до Сицилии, где его уже ожидал отряд телохранителей, немедленно доставивших Алексея к сестре. С тех пор каждый день королева молила мужа помочь отцу и вызволить его из темницы, сумев растопить сердце Филиппа. Правда, тот не собирался воевать ради Ангелов, но обещал помочь связями и дипломатией 978 . Осенью того же года, когда приготовления к 4-му Крестовому походу шли полным ходом, Алексей Ангел добрался до Рима, где имел аудиенцию у папы. В скором времени при помощи Германского короля Ангел нашел союзника в лице Бонифация Монферратского, два брата которого Конрад и Ренье состояли на византийской службе и были женаты на царевнах из царского дома. Сам собой в умах родственников родился план восстановления нарушенных Алексеем III Ангелом Комнином прав Алексея на императорство. Конечно, для этого нужно было заручиться поддержкой венецианцев, папы Иннокентия III и тайно изменить план 4-го Крестового похода, вынужденно направив пилигримов в Константинополь вместо Египта. Поэтому для планов Бонифация тяжелое положение крестоносцев на острове Лидо было только на руку. Он и Дандоло просто летели навстречу замыслам друг друга. С папой дела обстояли не так просто. Следует отметить, что среди специалистов так до сих пор и не сложилось единого мнения относительно того, знал ли Иннокентий III о тайной игре Дандоло и Бонифация. Нередко справедливо утверждают, что при внешнем преклонении перед понтификом венецианцы и вожди крестоносцев не считали нужным во всем согласовывать свои планы с Римом. И потому в какой-то момент времени папа утратил нить управления 4-м Крестовым походом. Не менее убедительны авторы, полагающие, что резкая оценка Иннокентием III последующих событий, о которых мы будем говорить ниже, звучала из уст понтифика совершенно искренне 979 . |
| Тем не менее этим не исчерпывалась вся мера опасности, нависшей над Византией. Ей наносился ещё один, особый и в начальном проявлении будто бы и не страшный удар, также с запада. Развитие исторической судьбы Византии одним коварным ходом заставило её самоё создать себе серьёзнейшую по своим последствиям угрозу, какой явилось вынужденное и неосторожное соглашение Алексея Комнина с Венецией в 1082 г. Известный знаменитый хрисовул императора можно счесть своего рода смертным приговором; он не казался таковым лишь потому, что полное приведение его в исполнение относилось к далёкому будущему. Во всяком случае, от договора 1082 г. протягивается та непрерывная нить явлений, которая отчётливо извивается в сложном и запутанном клубке событий, приведших Византию к концу. Этот замечательный документ венециано-византийской дипломатии не обнаружен в подлиннике таким, каким он вышел из императорской канцелярии; не дошёл он и в переводе, таким, каким он был оглашён в аристократических коллегиях венецианского правительства, то есть мы не имеем его ни в греческом автографе, ни в латинском апографе. Возможно, что в том или ином виде он до сих пор скрывается в залежах архивов республики св. Марка или в библиотеке какого-либо греческого монастыря. Пока можно воссоздавать его содержание лишь косвенными путями. Хрисовул, за который венецианские купцы держались, как за основу своего могущества на Леванте, по их настоянию и вследствие неблагоприятно складывавшихся условий внешней политики Византии (разорительные походы норманнов), вынуждавших её к уступкам, был повторен в хрисовулах 1126 г. сыном Алексея, Иоанном, и в 1148 г. внуком его, Мануилом. Только по последнему акту, да и то в его латинской версии, приходится судить о том, что получила Венеция, и о том, что потеряла Византия. В общей форме, но точно отразила сущность договора в своей истории Анна Комнина. Проницательный наблюдатель и художник слова, она отметила безвыходность положения отца перед опасностью норманнского вторжения в пределы империи; император взывал к венецианцам о помощи флотом, воздействуя на них „и посулами (δι ποσχσεων) и дарами, (κα δρων), одно обещая (τ μν παγγειλμενος), другое уже предлагая (τ δ κα προτενον δη), только бы захотели они (ε μνον ϑελσαιεν), вооружить флот всей своей земли (τ ναυτικν πσης τς χρας ατν ξοπλσαι...) 436 . |
| Вследствие этого царство мое считает справедливым (как можно) снисходительнее выслушивать и обильно изливать источники милости и на всех прочих, а преимущественно перед всеми на тех, жизнь которых протекает в одиночестве вдали от мирской суеты и беспорядка.“ Затем император говорит о просьбе, с какой обратился к нему преп. Христодул, и определяет, согласно этой просьбе, «ему – Христодулу – дарить означенный остров (Патмос) во всем его объеме и пространстве, не временно и не на счетные годы, но в неотъемлемое и вечное владение и господство, доколе стоит настоящий мир... Царство мое посвящает этот остров Богу, как некоторое избранное приношение и величайшую добрую жертву через посредство просителя – благочестивого монаха.“ Император, далее, объявляет остров свободным от всяких, налогов и повинностей, отданным в безраздельное пользование Христодула и основанного им монастыря. Освобождение монастырей от разного рода государственных налогов, 48 преклонение им в дар разных земельных угодий, увеличение количества подчиненных им париков и вспомоществование в виде денежных пособий были обычной формой поддержки монашества и со стороны Алексея Комнина. Правда, в первые годы своего царствования он «ограничивал обширные привилегии монастырских земель по уплате разных податей и повинностей, своевольно урезывал и даже отбирал их в казну“, 49 но от этой системы многих своих предшественников он вскоре отказался, открыто заявив в хрисовул о неприкосновенности церковных сосудов, что не должно никому касаться принесенного в дар Богу. 50 Впрочем, имп. Алексей интересовался не столько внешним благосостоянием монастырей, сколько внутренним их процветанием. Он желал видеть в обителях настоящую подвижническую жизнь, по началам древних иноческих уставов, и именно в этих видах, несомненно, он подчинил все византийские монастыри, со стороны их внутренней жизни, константинопольскому вселенскому патриарху, на обязанность которого возложил заботу о добром порядке в обителях и о спасении всех иноков. |
| Начиная со 2-го крестового похода (1147-1149), военные экспедиции стали более организованными. Их руководители заранее запасались продовольствием, договаривались о перевозках и поставках провианта, воды и фуража. Анархия первых К. п. заставила участников последующих экспедиций выбирать главнокомандующего армией крестоносцев (нередко это была формальность), заключать контракты и определять круг обязанностей каждого. Несмотря на эти меры, в разнородном (в т. ч. и в этническом отношении) войске крестоносцев никогда не было четкого плана походов, жесткой дисциплины, а также полной скоординированности действий между армиями. С. В. Близнюк 1-й крестовый поход (1096-1099) Поводом к нему послужило обращение визант. имп. Алексея I Комнина (1081-1118) к папе Римскому Урбану II (1088-1099) с просьбой о помощи в борьбе против сельджуков. Обращение было передано папе византийской делегацией во время Собора в Пьяченце (1-7 марта 1095). После смерти султана Малик-шаха I (1072-1092) в государстве сельджуков начался династический кризис, что давало основания рассчитывать на отвоевание М. Азии. Папа Урбан II надеялся, оказав военную помощь Византийской империи, способствовать восстановлению единства Церкви, утраченного в результате схизмы 1054 г. Кроме того, папа рассматривал византийского имп. Алексея Комнина как важного союзника в противостоянии германскому имп. Генриху IV. Султан Алп-Арслан попирает визант. имп. Романа IV Диогена. Миниатюра из сочинения Дж. Боккаччо «О несчастьях знаменитых людей». 2-я четв. XV в. (Paris. fr. 232. Fol. 323) Султан Алп-Арслан попирает визант. имп. Романа IV Диогена. Миниатюра из сочинения Дж. Боккаччо «О несчастьях знаменитых людей». 2-я четв. XV в. (Paris. fr. 232. Fol. 323) Организация масштабной военной экспедиции на Восток требовала серьезной подготовки; она началась во время большого путешествия Урбана II по юго-зап. части Франции (июнь 1095 - авг. 1096). 27 нояб. 1095 г., накануне закрытия Клермонского Собора, папа официально объявил о начале крестового похода. |
| Западные историки (Rom. Sal., 173; Chron. Amalf., 215; Dandolo, 249) тоже ошибаются, называя Алексея Комнина megadomesticum. 2089 Attal., 173: δομστικος τς νατολς (доместик Востока); Bryenn., 58: δομστικον τν σχολν τς νατολς (доместик схол Востока). 2090 Attal., 250, 288: δομστικος τς δσεως (доместик Запада) (Scyl., 736; Zon.,228; Glyc., 616); 299: τ τν σπερων ταγμτων ρχοντι, τ νωβελλισμω δηλαδ A λεξω κα δουκ τς δσεως (...командующему западными тагмами, то есть новеллисиму Алексею, дуке Запада). 2091 Cedr., II, 593: τ φα τγματα πντα... στρατοπεδρχην νομσας. Ср. из времени Василия II, Cedr., II, 417: πισττην τν φων ποδεκνυσι πντων ταγμτων τν πατρκιον Πτρον, στρατοπεδρχην ατν νομσας (Во главе всех восточных тагм он ставит патрикия Петра, наименовав его стратопедархом). 2094 Cedr., II, 601. Под начальством Самуила Вурцы находилась оборона всего лагеря, лагерных окопов. В византийской армии пехота, кроме роли, которую она играла в сражении, особенно при осаде крепостей, когда должна была сталкиваться с машинами, имела еще специальную обязанность занимать города (Attal·, 268) и охранять окопы при расположении армии лагерем. 2095 Грамота Парапинака Михаилу Атталиоту от 1075 г.: ξκουσσευθσονται δ και π μιττου ρχντων ταγματικν θεματικν, ετι δ Ρς, Βαργγων, Κουλπγγων, Φργγων, Βουλγρων, Σαρακηνν, λλων τινν (...освобождаются от обязанностей принимать на постой начальников фем и тагм, а также – русских, варягов, кульпингов, франков, болгар, сарацин и других). См.: Sathas. Bibl. gr., I, 55. Грамота ему же Никифора Вотаниата от 1079 г. (Ibid., 64) буквально повторяет те же слова. Грамота Алексея Комнина Христодулу от 1088 г.: ξκουσευθσεται... π τε μιττων ρχντων ταγματικν κα θεματικν, ρωμακν τε παραταγν κα εθνικν ετι τε Ρσων, Βαρννων, Κουλπννων, γγλνων, Φργγων, Νεμτζων, Βουλγρων, Σαρακηνν, Αλλανν, A βασγν, θαντων κα λοιπν απντων ρωμαων τε κα θνικν (...освобождается... от обязанности принимать на постой начальников фем и тагм, ромейских воинов и наемников, росов, варягов, кульпингов, англов, франков, немцев, болгар, сарацин, аланов, абазгов, «бессмертных» и всех прочих ромеев и наемников). |
| К таким защитникам Божьего дела Алексей Комнин должен был питать недоверие. Не нуждаясь вообще в данный момент ни в какой иностранной помощи, император с неудовольствием и опасением взирал на приближавшиеся к его столице с разных сторон крестоносные ополчения, не имевшие по своей численности ничего общего с теми скромными вспомогательными отрядами, о которых взывал к Западу император. Выставляемые прежде историками обвинения Алексея и греков в вероломстве и обмане по отношению к крестоносцам должны теперь отпасть, особенно после того, как было обращено должное внимание на грабежи, разбои и пожары, учиняемые крестоносцами во время похода. Отпадает также жесткая и антиисторическая характеристика Алексея, данная Гиббоном, который писал: «В стиле менее важном, чем стиль истории, я, может быть, сравнил бы императора Алексея с шакалом, который, как говорят, идет по следам льва и пожирает его объедки.» Конечно, Алексей не представлял собой человека, смиренно подбиравшего то, что оставляли ему крестоносцы. Алексей Комнин проявил себя государственным человеком, понявшим, какую грозную опасность несут с собой для существования его империи крестоносцы; поэтому главной мыслью его и было переправить, как можно скорее, беспокойных и опасных пришельцев в Малую Азию, где они должны были делать то дело, за которым и пришли на Восток, т.е. вести борьбу с неверными. Ввиду этого между пришедшими латинянами и греками сразу создалась атмосфера взаимного недоверия и недоброжелательства; в их лице встретились не только схизматики, но и политические противники, которые впоследствии должны будут решить между собой спор оружием. Один просвещенный греческий патриот и ученый литератор XIX века Викелас писал: «Для Запада крестовый поход является благородным следствием религиозного чувства; это есть начало возрождения и цивилизации, и европейская знать может ныне по праву гордиться тем, что она — внучка крестоносцев. Но восточные христиане, когда они увидели, как эти варварские орды грабят и разоряют византийские провинции, когда они увидели, что те, кто называли себя защитниками веры, убивали священников под тем предлогом, что последние были схизматики, — восточные христиане забыли, что эти экспедиции имели первоначально религиозную цель и христианский характер.» По словам того же автора, «появление крестоносцев знаменует собой начало упадка империи и предвещает ее конец.» Новейший историк Алексея Комнина, француз Шаландон, считает возможным приложить отчасти ко всем крестоносцам характеристику, данную Гиббоном спутникам Петра Амьенского, а именно: «Разбойники, которые следовали за Петром Пустынником, были дикими зверьми, без разума и человечности.» |
| Впоследствии он является доверенным лицом императора, которому он оказал важные услуги своими познаниями в военном деле, а еще более своим блестящим красноречием. В 1097 г. Никифор руководит обороной стен Константинополя против Готфрида Бульонского; в 1108 г. он был посредником в мирных переговорах между Боэмундом и Алексеем; в 1116 г. своевременным вступлением в битву он решил победу византийцев над султаном Иконийским; в том же году император пользовался его содействием при обращении манихеев. К намерению своей тещи Ирины и супруги Анны обеспечить за ним престол, вместо сына Алексея, Вриенний отнесся отрицательно, но у него не хватило решимости с самого начала открыто выступить против преступных замыслов обеих женщин. И при Иоанне Комнине Никифор многократно принимал участие в делах правления. Умер он в Византии от болезни в 1137 г., вернувшись из похода в Сирию, куда он в последний раз сопровождал императора. Литературная деятельность такого многостороннего человека, опытного в войне и дипломатии, связанного так тесно и в течении столь долгого времени с царским домом, должна возбуждать самый напряженный интерес. Кроме философско-риторических и исторических произведений, о которых нам неизвестно ничего определенного, Никифор написал по поручению своей тещи Ирины историю Алексея Комнина, которую он назвал в предисловии историческим материалом (λη στορας). После нескольких предварительных замечаний об отце Алексея, с 1070-го года начинается подробный рассказ, который Вриенний доводит до начала правления Вотаниата (1079). Первые две книги он написал, кажется, еще при жизни Алексея, две другие позже; закончить труд, обрывающийся посреди рассказа, ему помешала смерть. По всей вероятности, он хотел довести рассказ в пятой книге до конца правления Вотаниата. Произведение Вриенния представляет собой скорее семейную хронику, нежели историю известной эпохи. Содержание ее составляют внутренняя борьба, подготовившая возвышение дома Комнинов, возмущения знати и придворные интриги; из внешних событий, – главным образом, все возрастающая опасность со стороны турок. |
| 2. Алексей I и внешняя политика до первого Крестового похода По словам Анны Комниной, образованной и литературно одаренной дочери нового императора Алексея, последний в первое время после своего вступления на престол, ввиду турецкой опасности с востока и норманской с запада, “замечал, что царство его находится в предсмертной агонии.” 14 Действительно, внешнее положение империи было очень тяжелым и с годами становилось еще более затруднительным и сложным. Норманская война Герцог Апулии, Роберт Гуискар, покончив с завоеванием византийских южно-итальянских владений, имел гораздо более широкие замыслы. Желая нанести удар в самое сердце Византии, он перенес военные действия на Адриатическое побережье Балканского полуострова. Оставив управление Апулией старшему сыну Рожеру, Роберт с младшим сыном Боемундом, известным впоследствии деятелем первого Крестового похода, располагая уже значительным флотом, выступил в поход против Алексея, имея ближайшей целью приморский город в Иллирии Диррахий (прежний Эпидамн; по-славянски Драч; теперь Дураццо). Диррахий, главный город одноименной образованной при Василии II Болгаробойце фемы-дуката, т.е. области с дукой во главе управления, прекрасно укрепленный, по справедливости считался ключом к империи на западе. От Диррахия начиналась построенная еще в римское время известная военная Егнатиева дорога (via Egnatia), шедшая на Солунь и дальше на восток к Константинополю. Поэтому вполне естественно, что главное внимание было направлено Робертом на этот пункт. Эта экспедиция была “прелюдией крестовых походов и подготовкой для франкского господства в Греции.” 15 “Предкрестовый поход Роберта Гуискара был его самой большой войной против Алексея Комнина.” 16 Алексей Комнин, чувствуя невозможность одними своими силами справиться с нормандской опасностью, обратился за помощью на Запад, между прочим к германскому государю Генриху IV. Но последний, испытывая в это время затруднения внутри государства и не закончив еще своей борьбы с папой Григорием VII, не мог быть полезным византийскому императору. Отозвалась на призыв Алексея Венеция, преследовавшая, конечно, собственные цели и интересы. Император обещал республике св. Марка за оказанную помощь флотом, которого у Византии было мало, обширные торговые привилегии, о чем речь будет ниже. В интересах Венеции было помочь восточному императору против норманнов, которые, в случае успеха, могли захватить торговые пути с Византией и Востоком, т.е. захватить то, что венецианцы надеялись сами со временем получить в свои руки. Кроме того, для Венеции была налицо и непосредственная опасность: норманны, завладевшие Ионическими островами, особенно Корфу и Кефалонией, и западным побережьем Балканского полуострова, закрыли бы для венецианских судов Адриатическое море. |
| По счастью, византийскому полководцу Маврокатакалону, которого император срочно направил против печенегов, удалось дать им отпор: в завязавшейся в марте 1087 г. битве под Хариополем степняки были разбиты, а их вожди хан Челгу и Шоломон погибли. Варварам пришлось возвратиться обратно. Поняв, что каждую весну ему предстоит тревожно смотреть на северо-запад, если не предпринять предупредительных мер, Алексей I Комнин летом 1088 г. собрал значительное войско и выдвинулся к подножиям Балканских гор, став лагерем у Адрианополя. Как всегда, византийцы рассчитывали на то, что материальные блага позволят им внести сумятицу и раздор в стане врага. Но, на удивление, ни один печенег не покусился на византийское золото, ни один перебежчик не явился в лагерь Алексея Комнина. Римскому царю, как воздух, нужен был мир, но для этого пришлось решиться на сражение с печенегами. Царь разделил свою армию на две части, поставив во главе второй группировки полководца Георгия Евфорвина и направив того по Истру с целью окружить врага. Узнав, какая грозная сила движется на них, печенеги бросили клич по становьям своих соотечественников, призывая тех прийти к ним на помощь. Желая выиграть время, они пошли на хитрость и направили к императору Алексею I посольство из 150 человек с предложением мира и даже союзничества. Какова на самом деле цель посольства, царь догадался без особого труда. Но дипломатия – тонкая наука, и просто отказать печенегам в их инициативах было нельзя. Кроме того, всегда оставалась надежда на мирный исход кампании – византийская дипломатия нередко творила чудеса. И тогда император пошел на встречную хитрость: зная, когда должно наступить солнечное затмение, Алексей предложил печенегам отдать их дело на «суд Бога». Если, сказал он, в небе случится какое-то знамение, то это будет очевидным знаком того, что василевс обоснованно отвергает условия печенегов. Те, ни о чем не подозревая, легко согласились. Конечно, все произошло по законам физики – 1 августа 1087 г. случилось солнечное затмение. Степняки были поражены, и их мирные инициативы оказались отозванными сами собой 220 . |
| Едва решили двигаться в путь, как в лагерь пилигримов явились послы императора Алексея Комнина (наконец-то!) с предложением отложить начало похода, поскольку василевс в принципе готов составить им компанию в борьбе за Иерусалим; нужно лишь время, чтобы он собрал необходимую армию. Раймунд ликовал, всем своим видом демонстрируя, что лишь он один был прав в своих предположениях. Но рядовые крестоносцы, которым опротивело бесконечное ожидание, требовали игнорировать такое предложение о военном союзе 336 . Поскольку Боэмунд не собирался покидать с таким трудом доставшуюся ему Антиохию, Раймунд, проглотивший сквозь горечь слез еще один удар судьбы – он так и не смог покорить Мару, 13 января 1099 г. совершил демонстративный и многозначный поступок. Босой и одетый как кающийся грешник, он вышел из своей палатки и пошел по направлению к Иерусалиму. Этот благородный поступок, помноженный на с умом потраченные деньги, принесли графу много пользы: его авторитет стал непререкаемым, и уже он, а не норманн стал неформальным главой крестоносного мероприятия. Даже Танкред, не говоря уже о Роберте Норманнском, получившие от Раймунда по 10 тыс. золотых монет, признали его лидерство и отправились с ним в поход. Впрочем, нельзя отбрасывать и того предположения, что переход на службу к Раймунду был втайне согласован Танкредом с дядей, с большим недовольством взиравшим на активность своего врага 337 . Поход продолжался, равно как и бедствия, которыми были со всех сторон окружены крестоносцы. Ведь вследствие упорного «стояния» Раймунда латиняне отправились в путь не благословенной весной, а уже в конце мая 1099 г., когда солнце начало давать себя знать в полном объеме. Состояние их было тяжелым, положение – отчаянным. Автор сочинения «Cesta Francorum» писал: «Наши люди столь измучены жаждой, что пускали кровь лошадям или ослам, чтобы напиться. Другие опускали в сточные ямы пояса или другую одежду и выжимали в рот влагу. Третьи раскапывали влажную землю и ложились на спину, укладывая землю себе на грудь. Столь ужасным был голод, что люди варили и ели листья смоковницы, винограда, чертополоха, других растений. Иные варили высушенные шкуры лошадей, верблюдов, ослов, быков или волов и ели их». И далее: «Мы страдали от жажды настолько, что зашивали шкуры быков или волов и использовали их, чтобы принести воду за шесть миль. Мы пили воду из этих бурдюков, хотя она воняла. И вот от дурной воды и ячменного хлеба мы каждый день терпели страдания, да еще и сарацины устраивали засады у каждого источника или пруда, где убивали наших и резали их тела на части» 338 . |
|
|
