| Я еще ничего не сказала про Александру Михайловну, да и видела я ее всего один раз. Она была дочь княгини еще от первого мужа. Происхождение и родство княгини было какое-то темное; первый муж ее был откупщик. Когда княгиня вышла замуж вторично, то решительно не знала, что ей делать со старшею дочерью. На блестящую партию она надеяться не могла. Приданое же давали за нею умеренное; наконец, четыре года назад, сумели выдать ее за человека богатого и в значительных чинах. Александра Михайловна поступила в другое общество и увидела кругом себя другой свет. Княгиня посещала ее в год по два раза; князь, вотчим ее, посещал ее каждую неделю вместе с Катей. Но в последнее время княгиня не любила пускать Катю к сестре, и князь возил ее потихоньку. Катя обожала сестру. Но они составляли целый контраст характеров. Александра Михайловна была женщина лет двадцати двух, тихая, нежная, любящая; словно какая-то затаенная грусть, какая-то скрытая сердечная боль сурово отеняли прекрасные черты ее. Серьезность и суровость как-то не шли к ее ангельски ясным чертам, словно траур к ребенку. Нельзя было взглянуть на нее, не почувствовав к ней глубокой симпатии. Она была бледна и, говорили, склонна к чахотке, когда я ее первый раз видела. Жила она очень уединенно и не любила ни съездов у себя, ни выездов в люди, — словно монастырка. Детей у нее не было. Помню, она приехала к мадам Леотар, подошла ко мне и с глубоким чувством поцеловала меня. С ней был один худощавый довольно Пожилой мужчина. Он прослезился, на меня глядя. Это был скрипач Б. Александра Михайловна обняла меня и спросила, хочу ли я жить у нее и быть ее дочерью. Посмотрев ей в лицо, я узнала сестру моей Кати и обняла ее с глухою болью в сердце, от которой заныла вся грудь моя… как будто кто-то еще раз произнес надо мною: «Сиротка!» Тогда Александра Михайловна показала мне письмо от князя. В нем было несколько строк ко мне, и я прочла их с глухими рыданиями. Князь благословлял меня на долгую жизнь и — на счастье и просил любить другую дочь его. Катя приписала мне тоже несколько строк. Она писала, что не разлучается теперь с матерью! |
| Уроки истории Александра Феофанова Сегодня историю делают не политики и военные, а ее преподаватели, прививая любовь к ней тем, кто только становится гражданами своей страны. Такие, как выпускник Свято-Тихоновскго университета, кандидат исторических наук Александр Михайлович Феофанов. Для него история стала делом всей жизни: он продолжает ее изучать, преподает ее в ВУЗах, пишет энциклопедические статьи о российских новомучениках. 12 мая, 2010 Сегодня историю делают не политики и военные, а ее преподаватели, прививая любовь к ней тем, кто только становится гражданами своей страны. Такие, как выпускник Свято-Тихоновскго университета, кандидат исторических наук Александр Михайлович Феофанов. Для него история стала делом всей жизни: он продолжает ее изучать, преподает ее в ВУЗах, пишет энциклопедические статьи о российских новомучениках. Сегодня историю делают не политики и военные, а ее преподаватели, прививая любовь к ней тем, кто только становится гражданами своей страны. Такие, как выпускник Свято-Тихоновскго университета, кандидат исторических наук Александр Михайлович Феофанов. Для него история стала делом всей жизни: он продолжает ее изучать, преподает ее в ВУЗах, пишет энциклопедические статьи о российских новомучениках. — Александр Михайлович, как в стали историком? В четвертом классе я из-за болезни две четверти провел в больнице. Делать там было нечего, целыми днями я читал книги. Первой прочитанной там книгой был учебник по истории для 5 класса, который мне понравился. Потом еще мама приносила книги из библиотеки, которые были в основном исторические. Обычно в детстве часто меняют желания, какую профессию выбрать. Но мне все стало ясно уже в четвертом классе. Поэтому история была не только любимым школьным предметом, а жизненным ориентиром. Я знал, что буду поступать учиться в ВУЗ если не на историка, то на кого-то близкого к этой специальности. В 1995 году я поступил в пединститут в Шуе (сам я из Коврова) на социально-гуманитарный факультет, отделение культурологии и политологии, отучился там два года. О Свято-Тихоновском узнал совершенно случайно, купив во Владимире книгу святителя Луки «Дух, душа и тело», в которой была реклама ПСГТУ. Меня это очень обрадовало, потому что в то время у меня как раз был период воцерковления, а тут православный ВУЗ, да еще с историческим факультетом. Я сразу написал письмо, чтобы узнать возможность перевода. Мне ответили, что такое вполне возможно. Уже в октябре 1997 г., после перезачтения основных предметов и сдачи «Закона Божия» я был зачислен на первый курс. |
| — И не потому, что он ведет физкультуру, а потому что Александр Михайлович — хороший человек. Если мы его лишимся, для нас это будет настоящая трагедия. На игре. Фото из личного архива Виктория несколько раз хотела переводить сына из лицея: хотя Макар любит математику и физику, большую учебную нагрузку ему выдерживать непросто. Но мальчик не хотел уходить именно из-за учителя физкультуры: «Мама, как я без Александра Михайловича?» В свободное время Макар занимался в секции мини-футбола, ездил на соревнования. Теперь он не знает, как быть дальше, недавно сказал: «Все, мама, теперь у нас ни радости, ни счастья». — Ребятам нужен лидер, — продолжает Виктория. — Александр Михайлович видит, когда у кого что случилось, всегда подбодрит, поговорит про личные переживания детей, все легко могли с ним поделиться. У нас очень сложная учеба, дети — пахари, учатся с утра до ночи. Александр Михайлович всегда входил в положение, проблем с физкультурой ни у кого не было, но при этом он держал дисциплину. Сын жительницы Санкт-Петербурга Нелли тоже учился у Александра Николаева. Она вспоминает, что как тренер Александр никогда не был жестким, не давил и не требовал от детей спортивных достижений. Когда мальчик поехал на соревнования и побоялся в решающий момент стать на ворота, Александр не потащил его насильно: — Меня очень удивило, что он не стал ругать моего сына, — говорит Нелли. — Потом с ребенком как психолог поговорил, все прояснил. Я Александру Михайловичу за это благодарна. Это очень ценно, когда дети могут сказать учителю, что они чувствуют. Им будет очень тяжело, если они останутся без любимого педагога. Близнецы-семиклассники Дима и Витя очень любили не только уроки физкультуры, но и секцию по мини-футболу, всегда участвовали в соревнованиях — это была для них большая отдельная жизнь. Сейчас мальчики очень расстроены, их тренера некому заменить. О мобилизации их классу Александр рассказал сам: — Он пришел на занятие и сказал всю правду, — говорит мама близнецов Анна. — Настрой был оптимистический, но мальчишки взрослые, они, конечно, понимают, что это такое, и очень сильно переживают. Для них это был шок. Вся группа плакала. |
| А будет они патриархи на Терек не пришли, и ты б про них проведывал всячески и посылал с Терка нарочно в Тушинскую и в Дадьянскую и в Грузинскую и в Персицкую и в Иверскую земли, кого пригоже. И от того давал им наше, великого Государя жалованье по-своему рассмотренью, чтоб одноконечно доведатца подлинно, идут-ли они к Москве и в которых местех, и сколь скоро чаять их приезду на Терек. А как который патриарх на Терек приедет, и ты б, дав ему наше жалованье, поденный корм и питье и подводы, и провожатых, отпустил к нам, великому Государю, к Москве с подьячим с Иевом Ветошкины, а другого патриарха велел на Тереке дожидаться подьячему Еремею Полянскому; а как другой патриарх на Терек приедет, и ты б по тому ж отпустил его к нам, великому Государю, к Москве с подьячим с Еремеем Полянским. А покамест подьячие и стадной конюх на Терке будут, и им давать из нашей государевой казны поденной корм, чем мочно сытим быть по своему рассмотрению; да тебе ж бы на Терке призвать в наше Московское государство индейцов или иных каких людей, мастеров, которые б умели киндяки делать и красить; так же бы из хлопчатой бумаги делать бязи; а как таких людей призовете, и вы б, дав им нашего государева жалованья и подводы, отпустили их и травы марины прислали. И о том отписали к нам, великому Государю, к Москве, а отписку велели подать и им явитца в Приказ наших Тайных дел, дьяку Федору Михайлову. Писан в царствующем граде Москве, в наших царских полатах, лета 7174-го Декабря в 20-й день. LXXII. Донесение царю Алексею Михайловичу воеводы Ивана Ржевского с препровождением письма к нему дьякона Мелетия о прибытии его с патриархом александрийским Паисием в Шемаху, a патриарха антиохийского Макария в Тифлис и проч. Декабря 1665 года. (На левой стороне столбца): Государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всеа великия и малыя и белыя России самодержцу. – В Приказ Тайных Дел. Государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всеа великия и малыя и белыя Росии самодержцу. Холоп твой Ивашко Ржевский челом бьет. |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 ВОЛОДИХИН ДМИТРИЙ МИХАЙЛОВИЧ Статья из энциклопедии " Древо " : drevo-info.ru Дмитрий Михайлович Володихин Дмитрий Михайлович Володихин (род. 1969 ), российский историк, писатель, литературный критик, издатель, профессор исторического факультета МГУ, помощник председателя Издательского совета и член Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви Родился 1 июня 1969 года в Москве в семье офицера пограничных войск и учительницы. Русский. В 1986 году окончил школу 39 города Москвы и поступил в МГУ на исторический факультет. В 1987-1989 годах служил рядовым войск ПВО группы советских войск в Германии. В 1993 годах окончил исторический факультет Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, затем был аспирантом МГУ. Специализировался на истории средневековой Руси, архивоведении, палеографии. С 1991 года работал на кафедре источниковедения и историографии МГУ, доцент. С 1994 года входил в состав редакционно-издательского совета Института специальных исторических дисциплин Российской академии естественных наук. С 1995 года - кандидат исторических наук. Защитил диссертацию по материалам архива Московского патриаршего дома. В 1995-2001 годах вёл ряд учебных курсов в Университете Российской академии образования. В 1995 году получил I премию на Конкурсе молодых ученых МГУ за книгу " Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в XII-XVI вв. " (М., 1994), написанную совместно с Д.Н. Александровым. Работал редактором в издательстве " Планета " . В 1993-2007 годах - редактор, заместитель главного редактора, исполнительный директор издательства " Аванта+ " , принимал участие в подготовке выпускающейся последним серии " Энциклопедия для детей " и других изданий, руководитель проектов " Антология мировой детской литературы " и " Антология мировой фантастики " . За подготовку " Энциклопедии для детей " был удостоен премии президента РФ в области образования за 2001 год. С 1997 года возглавляет собственное издательство " Мануфактура " . |
| «Упыри» и «клопы» против Достоевского 06.10.2017 07:35:52 Священник Александр Шумский Фёдор Михайлович никому не даёт покоя – ни либералам, ни некоторым патриотам. Например, Анатолия Борисовича Чубайса просто колбасит при упоминании имени Достоевского. Ведущий нанотехнолог сам признался, что ненавидит величайшего русского писателя всеми фибрами своей либеральной души. А вот патриот и литературный критик Владимир Бондаренко усматривает в инфернальных персонажах Достоевского спасителей России. Сейчас он, правда, приутих, а в начале века просто с какой-то клинической настойчивостью воспевал упырей и упырство. Он не уставал повторять: «упырь спасёт Святую Русь», а одна из его статей называлась «Русский национальный упырь». Патриоты вроде Бондаренко, отождествляя бесноватых нигилистов из произведений Достоевского с самим автором, пытались сделать из Фёдора Михайловича знамя своего революционного упырства. Конечно, ничего, кроме посмешища, из этих попыток не получилось. Опозорились на весь свет и в очередной раз дали повод либералам назвать патриотов идиотами (идиотией называется самая глубокая степень олигофрении (умственной отсталости), следующая за дебильностью и имбецильностью). После довольно продолжительного затишья вновь появились так называемые патриотические авторы, попытавшиеся в очередной раз превратить Достоевского в революционера. Я не хочу называть их имена, поскольку, в силу своего ничтожества, они только и ждут любой рекламы. Назову этих ребят «клопами», тем более, что это слово неоднократно употреблял сам Фёдор Михайлович. Разница между упырями и клопами – в том, что первые воспевают «революционность» Достоевского, а вторые её обличают. Но метод у тех и у других – один и тот же, простой, как хозяйственное мыло: они убеждены, что революционные «бесы» из романов Достоевского и сам Фёдор Михайлович – одно и то же. У меня нет никакого желания разбирать их клопиные тексты. Хочу лишь для всех, особенно – для разделяющих позиции упырей и клопов, привести следующие цитаты. Первая – выдержка из выступления писателя Виктора Шкловского на съезде советских писателей в 1934 году: «Я сегодня чувствую, как разгорается съезд, и, я думаю, мы должны чувствовать, что если бы сюда пришел Федор Михайлович, то мы могли бы его судить как наследники человечества, как люди, которые судят изменника, как люди, которые сегодня отвечают за будущее мира… Ф.М. Достоевского нельзя понять вне революции и нельзя понять иначе как изменника». Вторая цитата – из «Записок современника», писателя и активного делегата писательского съезда Исайи Лежнёва (Альтшулера): «…пора бросить набившие оскомину пустые разговоры о добре и зле по Толстому и Достоевскому». Именно Лежнёв-Альтшулер добился, даже вопреки воле Горького, запрета издания «Бесов» Достоевского, который продлился более 20-и лет. |
| – Увы, обратного адреса не было, – грустно сказал Дмитрий Михайлович. – Ничего неизвестно ни о бабушке, ни о самой Наташе. Быть может, насмотревшись телевизора, она уже стала другой? Не знаю… Не знаю, что и сказать. Танюша, ты умеешь выключать телевизор? –Да. – В следующий раз, когда Серёжа без взрослых включит его, что надо будет сделать? – Выключить! – уверенно ответила Таня. Вечер четырнадцатый. Кнопка наслаждений После обмена приветствиями Дмитрий Михайлович участливо поинтересовался: – Все ли здоровы? – Слава Богу! – успокоила его бабушка. – Что-то я Серёжу не вижу? – Он провинился, в углу стоит, – доложила Таня. – Это его папа наказал, – пожаловалась мама. – А я хотела, чтобы он с нами посидел, вас послушал. – Я тоже считаю, что это гораздо полезней, – поддержала бабушка. – Люди потому и грешат, что не знают, как жить надо. – Будто он не знал, что будет наказан, – засмеялся папа. – Что же такое малыш натворил? – на правах друга дома спросил гость. – Он конфеты потихоньку брал и на рыбок выменивал, – внесла ясность Таня. – А вы сами в детстве всегда были пай-мальчиком? – повернулся к папе Дмитрий Михайлович. – Нет, конечно. Ну, хорошо… Таня, позови его. Девочка стремглав выскочила из комнаты. Минутой ожидания воспользовалась бабушка, чтобы обозначить тему разговора: – Всё это от маловерия. Он думал – сойдёт, никто не заметит. – Соблазнов вокруг много. Что ни увидит – всё ему хочется, – мама тоже хотела, чтобы беседа затронула острую для детей проблему. – Здравствуйте, – робко произнёс Серёжа, незаметно появившийся в дверях. – Здравствуй, дружок, – боясь сложных разбирательств, Дмитрий Михайлович указал на свободное место рядом с собой. – Садись с нами, тут папа что-то хотел рассказать тебе о своём детстве. – Разве? – удивился тот. Чтобы дать время мужу достойно принять вызов гостя, мама взяла инициативу на себя: – Пока папа вспоминает, я про жизнь на даче расскажу. Каждое лето там собирается одна и та же компания. Вместе играют, рыбу ловят, словом, дружат. Мы радовались, наблюдая, как дети делились всем, на день рождения друг друга приглашали, выручали, если что… Короче, были славные ребята. Да пришла к одному из них в голову, как вы когда-то говорили, нехорошая мысль. |
| Об Исповеди Наливайки скажу, что мудрено что-нибудь у нас напечатать истинно хорошего в этом роде. Нахожу отрывок этот растянутым; но и тут, конечно, наложил ты свою печать. Тебе скучно в Петербурге, а мне скучно в деревне. Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа. Как быть. Прощай, поэт, — когда-то свидимся? 134. АННЕ Н. ВУЛЬФ Март — май 1825 г. (?) Из Михайловского в Тригорское. Март — май 1825 г. (?) Из Михайловского в Тригорское. Voici, Mademoiselle, encore une lettre pour mon frère. Je Vous supplie de la prendre sous votre protection. De grâce, les plumes que vous avez eu la magnanimité de me tailler et que j’ai eu l’insolence d’oublier! Ne m’en veuillez pas. 135. А. А. БЕСТУЖЕВУ Конец мая — начало июня 1825 г. Из Михайловского в Петербург. Конец мая — начало июня 1825 г. Из Михайловского в Петербург. Отвечаю на первый параграф твоего «Взгляда». У римлян век посредственности предшествовал веку гениев — грех отнять это титло у таковых людей, каковы Виргилий, Гораций, Тибулл, Овидий и Лукреций, хотя они , кроме двух последних, шли столбовою дорогою подражания. Критики греческой мы не имеем. В Италии Dante и Petrarca предшествовали Тассу и Ариосту, сии предшествовали Alfieri и Foscolo . У англичан Мильтон и Шекспир писали прежде Аддисона и Попа, после которых явились Southey, Walter Scott, Moor и Byron — из этого мудрено вывести какое-нибудь заключение или правило. Слова твои вполне можно применить к одной французской литературе. У нас есть критика, а нет литературы. Где же ты это нашел? именно критики у нас и недостает. Отселе репутации Ломоносова и Хераскова, и если последний упал в общем мнении, то верно уж не от критики Мерзлякова. Кумир Державина 1 / 4 золотой, 3 / 4 свинцовый доныне еще не оценен. Ода к Фелице стоит на ряду с Вельможей, ода Бог с одой На смерть Мещерского, ода к Зубову недавно открыта. Княжнин безмятежно пользуется своею славою, Богданович причислен к лику великих поэтов, Дмитриев также. Мы не имеем ни единого комментария, ни единой критической книги. Мы не знаем, что такое Крылов, Крылов, который столь же выше Лафонтена, как Державин выше Ж. Б. Руссо. Что же ты называешь критикою? Вестник Европы и Благонамеренный? библиографические известия Греча и Булгарина? свои статьи? но признайся, что это всё не может установить какого-нибудь мнения в публике, не может почесться уложением вкуса. Каченовский туп и скучен. Греч и ты остры и забавны — вот всё, что можно сказать об вас — но где же критика? Нет, фразу твою скажем наоборот; литература кой-какая у нас есть, а критики нет. Впрочем, ты сам немного ниже с этим соглашаешься. |
| Совет Поверь: когда и мух и комаров… Соловей и кукушка. В лесах, во мраке ночи праздной... Движенье Движенья нет, сказал мудрец брадатый… Дружба Что дружба? легкий пыл похмелья… Мадригал Нет ни в чем вам благодати… 177. П. А. КАТЕНИНУ 4 декабря 1825 г. Из Михайловского в Петербург. 4 декабря 1825 г. Из Михайловского в Петербург. Письмо твое обрадовало меня по многим причинам: 1) что оно писано из Петербурга, 2) что «Андромаха» наконец отдана на театр, 3) что ты собираешься издать свои стихотворения, 4) (и что должно было бы стоять первым) что ты любишь меня по-старому. Может быть, нынешняя перемена сблизит меня с моими друзьями. Как верный подданный, должен я, конечно, печалиться о смерти государя; но, как поэт, радуюсь восшествию на престол Константина I. В нем очень много романтизма; бурная его молодость, походы с Суворовым, вражда с немцем Барклаем напоминают Генриха V. — К тому ж он умен, а с умными людьми все как-то лучше; словом, я надеюсь от него много хорошего. Как бы хорошо было, если бы нынешней зимой я был свидетелем и участником твоего торжества! участником, ибо твой успех не может быть для меня чуждым; но вспомнят ли обо мне? Бог весть. Мне, право, совестно, что тебе так много наговорили о моих «Цыганах». Это годится для публики, но тебе надеюсь я представить что-нибудь более достойное твоего внимания. «Онегин» мне надоел и спит; впрочем, я его не бросил. Радуюсь успехам Каратыгина и поздравляю его с твоим ободрением. Признаюсь — мочи нет хочется к вам. Прощай, милый и почтенный. Вспомни меня во время первого представления «Андромахи». 4 декабря. 178. В. К. КЮХЕЛЬБЕКЕРУ 1 — 6 декабря 1825 г. Из Михайловского в Москву. 1 — 6 декабря 1825 г. Из Михайловского в Москву. Прежде чем поблагодарю тебя, хочу с тобою побраниться. Получив твою комедию, я надеялся найти в ней и письмо. Я трес, трес ее и ждал, не выпадет ли хоть четвертушка почтовой бумаги; напрасно: ничего не выдрочил и со злости духом прочел «Духов» , сперва про себя, а потом и вслух. Нужна ли тебе моя критика? Нет! не правда ли? всё равно; критикую: ты сознаешься, что характер поэта не правдоподобен; сознание похвальное, но надобно бы сию неправдоподобность оправдать, извинить в самой комедии, а не в предисловии. Поэт мог бы сам совеститься, стыдиться своего суеверия: отселе новые, комические черты. Зато Калибан — прелесть. Не понимаю, что у тебя за охота пародировать Жуковского. Это простительно Цертелеву, а не тебе. Ты скажешь, что насмешка падает на подражателей, а не на него самого. Милый, вспомни, что ты, если пишешь для нас, то печатаешь для черни; она принимает вещи буквально. Видит твое неуважение к Жуковскому и рада. |
| Я писал Жуковскому — и жду ответа. Покамест я совершенно один. Прасковья Александровна уехала в Тверь, сейчас пишу к ней и отсылаю «Эду» — что за прелесть эта «Эда»! Оригинальности рассказа наши критики не поймут. Но какое разнообразие! Гусар, Эда и сам поэт, всякий говорит по-своему. А описания лифляндской природы! а утро после первой ночи! а сцена с отцом! — чудо! — Видел я и Слепушкина, неужто никто ему не поправил «Святки», «Масленицу», «Избу»? у него истинный, свой талант; пожалуйста, пошлите ему от меня экз. «Руслана» и моих «Стихотворений» — с тем, чтоб он мне не подражал, а продолжал идти своею дорогою. Жду «Цветов». 187. П. А. ОСИПОВОЙ 20 февраля 1826 г. Из Михайловского в Тверь. 20 февраля 1826 г. Из Михайловского в Тверь. Madame, Voici le nouveau poème de Baratinsky, que Delvig vient de m’envoyer; c’est un chef-d’œuvre de grâce, d’élégance et de sentiment. Vous en serez enchantée. Je présume, Madame, que vous êtes maintenant à Twer, je souhaite que vous y passiez votre temps agréablement, mais pas assez pour oublier totalement Trigorsky, où après vous avoir regrettée, nous commençons déjà à vous attendre. Recevez, Madame, l’assurance de ma haute considération et de mon parfait dévouement. 20 févr. Veuillez, Madame, présenter mes hommages à M-lle votre fille ainsi qu’à M-lle Netty. 188. П. А. ПЛЕТНЕВУ 3 марта 1826 г. Из Михайловского в Петербург. 3 марта 1826 г. Из Михайловского в Петербург. Карамзин болен! — милый мой, это хуже многого — ради бога успокой меня, не то мне страшно вдвое будет распечатывать газеты. Гнедич не умрет прежде совершения «Илиады» — или реку в сердце своем: несть Феб. Ты знаешь, что я пророк. Не будет вам «Бориса», прежде чем не выпишете меня в Петербург — что это в самом деле? стыдное дело. Сле-Пушкину дают и кафтан, и часы, и полумедаль, а Пушкину полному — шиш. Так и быть: отказываюсь от фрака, штанов и даже от академического четвертака (что мне следует), по крайней мере пускай позволят мне бросить проклятое Михайловское. Вопрос: невинен я или нет? но в обоих случаях давно бы надлежало мне быть в Петербурге. Вот каково быть верноподданным! забудут и квит. Получили ли мои приятели письма мои дельные, т. е. деловые? Что ж не отвечают? — А ты хорош! пишешь мне: переписывай да нанимай писцов опоческих да издавай «Онегина». Мне не до «Онегина». Чёрт возьми «Онегина»! я сам себя хочу издать или выдать в свет. Батюшки, помогите. |
|
|
