| На кухонном послушании в скиту Александр Михайлович провел целый год. Наделенный от Господа богатыми умственными способностями, как мы видели выше, он в тоже время был человек дела (практик). Изучая собственным опытом науку жизни духовной, он не упускал из виду и дел внешних, так что то и другое у него было в полном согласии. Поставив себе задачей жить по заповедям Христовым, в полном подчинении своему внутреннему судии – совести, по указанию мудрых старцев, он не различал поручаемых ему дел – какие черные, какие белые, а в каждое дело старался вникать и исполнять его со всевозможным тщанием и усердием, как пред лицем Всевидящего Бога. Ибо то только у Господа дело и имеет цену, которое делается по совести. Потому во всяком деле Александр Михайлович был исправен; а по любознательности своей усвоил много и других знаний, которые усваивать не было для него необходимости. Будучи уже старцем и вспоминая свое прошлое, он обыкновенно говаривал: «Я прекрасно стряпал в кухне. Я тогда и хлеб и просфоры научился печь. Я, помню, учил просфорников, как узнавать, готовы ли агнчии просфоры, а то у них всё сырые выходили. Надо воткнуть лучинку в просфору, и если к лучинке тесто не пристает, то, значит, просфоры готовы; а если пристает, то сыры.» Просфорником Александр Михайлович, может быть, и не был, однако так хорошо ознакомился с этим делом, что и других мог учить. Впоследствии он был хорошим знатоком строительного искусства; сам чертил планы для постройки келий, и построенные по этим планам кельи оказывались самыми удобными для жилья. Узнал прекрасно печное мастерство, так что своим знанием и указаниями удивлял искусных печных мастеров. Проходя поварское послушание, Александр Михайлович имел возможность очень часто посещать старца отца Макария, к которому теперь привязался он всей своей любящей душой. Всегда, даже и в последние годы своей жизни, он с особенной любовью вспоминал об этих посещениях, считая это великой милостью Божией к себе. «Как в то время, – высказывался он, – Господь ко мне был милостив! К старцу приходилось мне по послушанию ходить каждый день, да и в день-то побываешь не один раз: то сходишь (как к начальнику скита) благословиться насчет кушаний, то ударят к трапезе» 45 . |
| Я взглянула на нее: она смотрела на меня в беспокойном ожидании. Но я не умела преодолеть себя. Вместо того чтоб подойти к фортепьяно и пропеть хоть как-нибудь, я смутилась, запуталась, не знала, как отговориться; наконец досада одолела меня, и я отказалась наотрез. — Отчего же ты не хочешь петь? — сказала Александра Михайловна, значительно взглянув на меня и, в то же время мимолетом, на мужа. Эти два взгляда вывели меня из терпения. Я встала из-за стола в крайнем замешательстве, но, уже не скрывая его и дрожа от какого-то нетерпеливого и досадного ощущения, повторила с горячностью, что не хочу, не могу, нездорова. Говоря это, я глядела всем в глаза, но бог знает, как бы желала быть в своей комнате в ту минуту и затаиться от всех. Б. был удивлен, Александра Михайловна была в приметной тоске и не говорила ни слова. Но Петр Александрович вдруг встал со стула и сказал, что он забыл одно дело, и, по-видимому в досаде, что упустил нужное время, поспешно вышел из комнаты, предуведомив, что, может быть, зайдет позже, а впрочем, на всякий случай пожал руку Б. в знак прощания. — Что с вами, наконец, такое? — спросил Б. — По лицу вы в самом деле больны. — Да, я нездорова, очень нездорова, — отвечала я с нетерпением. — Действительно, ты бледна, а давеча была такая красная, — заметила Александра Михайловна и вдруг остановилась. — Полноте! — сказала я, прямо подходя к ней и пристально посмотрев ей в глаза. Бедная не выдержала моего взгляда, опустила глаза, как виноватая, и легкая краска облила ее бледные щеки. Я взяла ее руку и поцеловала ее. Александра Михайловна посмотрела на меня с непритворною, наивною радостию. — Простите меня, что я была такой злой, такой дурной ребенок сегодня, — сказала я ей с чувством, — но право, я больна. Не сердитесь же и отпустите меня… — Мы все дети, — сказала она с робкой улыбкой, — да и я ребенок, хуже, гораздо хуже тебя, — прибавила она мне на ухо. — Прощай, будь здорова. Только, ради бога, не сердись на меня. — За что? — спросила я, — так поразило меня такое наивное признание. |
| На обороте. 169-го июля в 17 день... выдать деньги против росписи Роспись, что куплено золота и красок Государю Царевичу и великому князю Алексею Алексеевичу на стол, а в тетради золота дано восемь рублев, клею на пять алтын, киновари на четыре алтына, голубец четыре алтына, бакану на полполтины, белил на две гривны. Апостол Юрьев стол писал, а золота и красок ему не дано. 170 г. 242. Царю Государю и великому князю Алексею Михайловичу всея великия и малыя и белыя росии самодержцу бьет челом холоп твой оружейной полаты иконописец греченин Апостолко Юрьев. Милосердный Государь Царь и великий князь Алексей Михайлович всея великия и малыя и белыя росии самодержец пожалуй меня, холопа своего, вели, Государь, мне свое Государево жалованье месячное корм на апрель месяц выдать. Царь Государь смилуйся, пожалуй. На обороте. Дать корм по указу. 170 г 251. Царю Государю и великому князю Алексею Михайловичу всея великия и малыя и белыя росии самодержцу бьет челом холоп твой оружейной полаты греченин иконописец Апостол Юрьев сын – Милосердный Государь Царь и великий князь Алексей Михайлович всея великия и малыя и белыя росии самодержец, пожалуй меня, холопа своего, вели, Государь, мне выдать свое Государево жалованье месячное корм на август месяц нынешнего сто семидесятого году. Царь Государь смилуйся. На обороте. Дать корм по указу. ’Εγ ποστολος επια τον αγα μινς τον ομο ουπλι εξι ημ Августа в 22 день по сей челобитной Апостолу корму на август месяц корму 6 рублей 2 гривны дано. 170 г. 295. Царю Государю и великому князю Алексею Михайловичу всея великия и малыя и белыя росии самодержцу бьет челом холоп твой оружейной полаты иконописец Апостолка Юрьев. Милосердный Государь Царь и великий князь Алексей Михайлович всея великия и малыя и белыя росии самодержец, пожалуй меня, холопа своего, вели, Государь, мне выдать свое Государево жалованье кормовые деньги на май месяц выдать. Царь Государь смилуйся, пожалуй. На обороте. 170 г мая в 5 день дать корм по указу. 171 г. 32. Царю Государю и великому князю Алексею Михайловичу всея великия и малыя и белыя росии самодержцу бьет челом холоп твой оружейной полаты греченин иконописец Апостолко Юрьев. Милосердный Государь Царь и великий князь Алексей Михайлович всея великия и малыя и белыя росии самодержцу бьет челом, холоп твой, оружейной полаты греченин иконописец Апостолко Юрьев. Милосердный Государь Царь и великий князь Алексей Михайлович всея великия и малыя и белыя росии самодержец, пожалуй меня, холопа своего, вели, Государь, мне свое Государево жалованье месячный корм на октябрь месяц выдать. Царь Государь смилуйся. |
| Н. К. Михайловский и Б. Н. Чичерин 84 (О личности, рационализме, демократизме и проч.) Этот год унес двух крупных людей, занимавших видное место в истории нашей мысли и нашей общественности, – Н. К. Михайловского и Б. Н. Чичерина. Судьба этих людей очень различна, до странности противоположна: один был «властителем дум» нескольких поколений русской интеллигенции, и вся жизнь его протекала в шумных журнальных боях; другой никогда не пользовался популярностью, мало читался и работа его сильной мысли происходила где-то вдали, не совпадала ни с одним из преобладающих наших умственных и общественных течений. И все-таки можно найти что- то общее у этих противоположных людей, никогда и ни в чем не сходившихся. Оба они были точно высечены из цельного куска гранита, с твердостью, внушающей величайшее уважение, пронесли они свою веру через всю жизнь, крепко вросли в свою почву и искренно презирали все колеблющееся и мятущееся, все несогласное с их раз навсегда установившимися убеждениями. Это – бросающееся в глаза психологическое сходство между людьми в социальном отношении столь противоположными, но можно продолжить сопоставление. И Михайловский, и Чичерин были типичными рационалистами, хотя первый шел от Конта и утверждал рационалистический позитивизм, второй – от Гегеля и создал целую систему рационалистического идеализма. Оба они, и Михайловский, выразитель дум и стремлений нашей демократической интеллигенции, и Чиче- рин, барски презиравший всякую демократию и зара- женный буржуазными предрассудками, нашли свой пафос, вдохновлявший каждую их строчку, в одном и том же – в идее верховенства личности, в ее самоценности и самоцельности. Каждый из них по-своему любил свободу, но при всей противоположности философских основ и социальных выводов оба умерших мыслителя исповедовали чисто рационалистический индивидуализм и были глубоко чужды иррациональным индивидуалистическим стремлениям и борениям мятежного духа наших дней. Сила Чичерина была в философском обосновании индивидуализма, в замечательной философии права, в сознании метафизической природы либерализма, взятого в его идеальной, надисторической чистоте. Отсюда вытекала вся значительность юридической публицистики Чичерина, потому-то так и импонируют требования права, исходившие из его уст, что праву он придавал абсолютный метафизический смысл. Сила Михайловского – в демократических выводах из индивидуализма. В своей блестящей публицистике он связал запросы интеллигентной личности с движением народных масс, и целая нашей общественности тесно срослась с его именем. Почему Михайловский был так популярен, а Чичерин так непопулярен? Ответ на этот вопрос будет характеризовать некоторые особенности русской жизни. |
| target="" > Поделиться РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Закрыть Закрыть 90. Поддерживаю обращение Богатырев Юрий Игоревич, инженер, Санкт-Петербург 89. В поддержку матушки Феодосии: Мусиенко Татьяна Юрьевна, многодетная мать. Санкт-Петербург. Башмачников Игорь Львович, научный работник 88. Знакомые тоже поддерживают Обращение: 1. Басенкова Оксана Александровна, пенсионер, Московская обл., г. Жуковский 2. Сачкова Ирина Владимировна, воспитатель детского сада, Московская обл., г. Жуковский 3. Сабирова Галина Игнатьевна, швея, г. Санкт-Петербург 4. Столяренко Ольга Федоровна, пенсионер, г. Ростов-на-Дону 5. Кучкова Марина Николаевна, пенсионер, г. Вологда 6. Матюхина Елена Михайловна, работник социальной службы, Московская обл., г. Зеленоград 7. Мызина Надежда Анатольевна, бухгалтер, г. Москва 87. Просили внести в список поддержавших Обращение: 1. Лифанова Зинаида Ивановна, врач, г. Москва 2. Лемешева Евгения Федоровна, врач, г. Москва 3. Смирнова Ирина Васильевна, пенсионер, Московская обл,. г. Химки 4. Грачева Наталья Александровна, пенсионер, Московская обл. 5. Бурова Антонина Михайловна, педагог, г. Москва 6. Буров Игорь Петрович, администратор, г. Москва 7. Грозина Ольга Прокопьевна, пенсионер, Москва 8. Орлова Валентина Николаевна, ведущий инженер, г. Москва 9. Ласко Михаил Константинович, кандидат технических наук, руководитель группы, г. Москва 10. Леванова Ольга Михайловна, дежурная по храму, г. Москва 11. Лобудова Галина Михайловна, служащая, г. Москва 12. Герас Тамара Васильевна, пенсионер, Московская обл. 13. Мовилэ Раиса Васильевна, патронажная сестра, Московская обл. 14. Семенова Алина Николаевна, продавец, Рязанская обл., пос. Арцибашевской шахты-3 86. РНВ должен нести ответственность за клевету и постоянную псевдоинформацию Поддерживаю обращение.Большедворова Ольга Михайловна,менеджер,г. Санкт-Петербург. 85. Журналистов Рен ТВ надо отдать под суд! Новотельнов Дмитрий Александрович, Новый Уренгой, инженер. 84. поддерживаю обращение против Рен ТВ |
| Приступая к возобновлению «Дневника писателя», Достоевский, как мы уже знаем, хотел, чтобы за печатанием «Дневника» наблюдал М. А. Александров; к совместной работе с ним писатель успел привыкнуть за время работы в «Гражданине». Так как Александров с начала 1875 г. оставил работу у Траншеля и перешел в другую типографию — князя В. В. Оболенского (помещавшуюся в Петербурге, на Николаевской ул.; ныне ул. Марата, д. 8), то печатание «Дневника» было перенесено сюда. Сохранился подробный рассказ Александрова о первом посещений Достоевским типографии Оболенского и о его переговорах с владельцем типографии — «дилетантом-любителем печатного дела», а затем с Александровым об организации и условиях печатания «Дневника». При этом Достоевский «сказал, что образцом формата и вообще внешнего вида свого „Дневника“ он избрал издание Гербеля («Европейские классики в переводе русских писателей»), но более крупным шрифтом и с большими промежутками между строк Хозяйственную часть издания, то есть все расчеты с типографиею, с бумажною фабрикою, с переплетчиками, книгопродавцами и газетчиками, а также упаковку и рассылку издания по почте с самого начала „Дневника писателя“ приняла на себя супруга Федора Михайловича Анна Григорьевна». Об издании «Дневника» тот же Александров сообщает: «Выходил „Дневник писателя“ один раз в месяц, выпусками или номерами, в объеме от полутора до двух листов in quarto (по шестнадцати страниц в листе), и весь, за исключением, разумеется, объявлений, принадлежал перу Федора Михайловича. Вначале Федор Михайлович выпускал свой „Дневник“ в свет в последнее число каждого месяца, аккуратно, рано утром, „как газету“, по его собственному выражению, и относительно точности выполнения этих сроков он, во время предварительных переговоров, просил от нас честного слова При всем том он не скрывал ни от себя, ни от нас своих опасений за себя, ввиду удручающего влияния на него срочности предстоящей ему литературной работы; он просил меия выручать его при случае, то есть наверстывать в типографии могущие случиться за ним просрочки в присылке оригинала, и мне неоднократно приходилось исполнять эту просьбу… Начинать упомянутую присылку оригинала Федор Михайлович обещал 17-18-го числа каждого месяца, а кончать ее условлено было за три дня до выхода выпуска в свет, — и вот тут-то и приходилось наверстывать в типографии, так как Федор Михайлович именно окончакием-то присылки и опаздывал нередко; надо было иметь время на набор, корректуру типографии, корректуру автора, после которой Федор Михайлович только и допускал посылку корректуры к цензору, которого торопить, как известно, не полагается, верстку и затем опять корректуру автора и корректуру типографии и, наконец, печатание Таким образом, во всех случаях типографии приходилось оканчивать номера „Дневника писателя“ лишь накануне их выхода, и притом так, что последий лист всегда печатался ночью». |
| При сем письмо к Жуковскому в треугольной шляпе и в башмаках. Не смею надеяться, но мне бы сладко было получить свободу от Жуковского, а не от другого — впрочем, держусь стоической пословицы: не радуйся нашед, не плачь потеряв. Какого вам «Бориса» и на какие лекции? в моем «Борисе» бранятся по-матерну на всех языках. Это трагедия не для прекрасного полу. Прощай, мой друг; деньги мои держи крепко, никому не давай. Они мне нужны. Сдери долг и с Дельвига. 191. И. Е. ВЕЛИКОПОЛЬСКОМУ Около (не позднее) 11 марта 1826 г. Из Михайловского во Псков. Около (не позднее) 11 марта 1826 г. Из Михайловского во Псков. Милостивый государь Иван Ермолаевич. Сердечно благодарю вас за письмо, приятный знак вашего ко мне благорасположения. Стихотворения Слепушкина получил и перечитываю всё с большим и большим удивлением. Ваша прекрасная мысль об улучшении состояния поэта-крестьянина, надеюсь, не пропадет. Не знаю, соберусь ли я снова к вам во Псков; вы не совершенно отнимаете у меня надежду вас увидеть в моей глуши; благодарим покамест и за то. Кланяюсь князю Цицианову; жалею, что не отнял у него своего портрета. Что нового в ваших краях? Остаюсь с искренним уважением вашим покорнейшим слугою. Александр Пушкин. 192. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ Конец апреля — начало мая 1826 г. Из Михайловского в Москву. Конец апреля — начало мая 1826 г. Из Михайловского в Москву. Милый мой Вяземский, ты молчишь, и я молчу; и хорошо делаем — потолкуем когда-нибудь на досуге. Покамест дело не о том. Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил. Полагаюсь на твое человеколюбие и дружбу. Приюти ее в Москве и дай ей денег, сколько ей понадобится, а потом отправь в Болдино (в мою вотчину, где водятся курицы, петухи и медведи). Ты видишь, что тут есть о чем написать целое послание во вкусе Жуковского о попе; но потомству не нужно знать о наших человеколюбивых подвигах. При сем с отеческою нежностью прошу тебя позаботиться о будущем малютке, если то будет мальчик. Отсылать его в Воспитательный дом мне не хочется, а нельзя ли его покамест отдать в какую-нибудь деревню — хоть в Остафьево. Милый мой, мне совестно ей-богу… но тут уж не до совести. Прощай, мой ангел, болен ли ты или нет; мы все больны — кто чем. Отвечай же подробно. |
| «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (Псалтирь 118:18-19) Все мы немножко хоббиты. О Толкине и христианстве Представляем очередное издание из серии «Коллекция журнала «ФОМА». ОГЛАВЛЕНИЕ 1. Валерия Михайлова (Посашко). О Дороге, или почему Толкин — не детский писатель 2. Дмитрий Володихин. В 1000-й раз о Толкине, фэнтези и христианствею. Вредно ли фэнтези для православного читателя? 3. Валерия Михайлова (Посашко). Джон Рональд Руэл Толкин. 8 фактов о писателе 4. Соколов Алексей, Ткаченко Александр. Все мы немножко хоббиты…или «Маленький человек» и большое зло 5. Игумен Савва Мажуко. Дом, который построил Джон. О стихах, которые не стоит пропускать 6. Николай Эппле. Хоббит: Стихи и притчи Средиземья 7. От издателя Представляем очередное издание из серии " Коллекция журнала " ФОМА " для электронных книг и программ чтения книг в формате ePUB на мобильных устройствах. Серия " Коллекция журнала " ФОМА " основана на материалах редакции. ВНИМАНИЕ! Полные выпуски доступны в приложении Журнал " ФОМА " в AppStore и GooglePlay, а также вы можете получить их оформив редакционную подписку на оригинальное бумажное издание. ИД " ФОМА " 2017 г. (С) ОГЛАВЛЕНИЕ 1. Валерия Михайлова (Посашко). О Дороге, или почему Толкин — не детский писатель 2. Дмитрий Володихин. В 1000-й раз о Толкине, фэнтези и христианствею. Вредно ли фэнтези для православного читателя? 3. Валерия Михайлова (Посашко). Джон Рональд Руэл Толкин. 8 фактов о писателе 4. Соколов Алексей, Ткаченко Александр. Все мы немножко хоббиты…или «Маленький человек» и большое зло 5. Игумен Савва Мажуко. Дом, который построил Джон. О стихах, которые не стоит пропускать 6. Николай Эппле. Хоббит: Стихи и притчи Средиземья 7. От издателя О Дороге, или почему Толкин — не детский писатель “Толкин — такой детский писатель! “Властелин колец” — фэнтези, подростковое чтиво, мы ж его переросли уже!” В третий раз столкнувшись с подобным мнением, я почувствовала уже почти настоящую недетскую обиду! Невозможно теперь не рассказать, почему для меня и для многих людей все, связанное с Средиземьем, так удивительно серьезно. |
| Наталья поднесла руку Дарьи Михайловны к своим губам, а Дарья Михайловна поцеловала ее в наклоненную голову. – Слушайся всегда моих советов, не забывай, что ты Ласунская и моя дочь, – прибавила она, – и ты будешь счастлива. А теперь ступай. Наталья вышла молча. Дарья Михайловна поглядела ей вслед и подумала: «Она в меня – тоже будет увлекаться; mais elle aura moins d’abandon». И Дарья Михайловна погрузилась в воспоминания о прошедшем… о давно прошедшем… Потом она велела кликнуть mlle Boncourt и долго сидела с ней, запершись вдвоем. Отпустив ее, она позвала Пандалевского. Ей непременно хотелось узнать настоящую причину отъезда Рудина… но Пандалевский ее успокоил совершенно. Это было по его части. На другой день Волынцев с сестрою приехал к обеду. Дарья Михайловна была всегда очень любезна с ним, и на этот раз она особенно ласково с ним обращалась. Наталье было невыносимо тяжело; но Волынцев так был почтителен, так робко с ней заговаривал, что она в душе не могла не поблагодарить его. День прошел тихо, довольно скучно, но все, разъезжаясь, почувствовали, что попали в прежнюю колею, а это много значит, очень много. Да, все попали в прежнюю колею… все, кроме Натальи. Оставшись наконец одна, она с трудом дотащилась до своей кровати и, усталая, разбитая, упала лицом на подушки. Ей так горько, и противно, и пошло казалось жить, так стыдно ей стало самой себя, своей любви, своей печали, что в это мгновение она бы, вероятно, согласилась умереть… Много еще предстояло ей тяжелых дней, ночей бессонных, томительных волнений; но она была молода – жизнь только что начиналась для нее, а жизнь рано или поздно свое возьмет. Какой бы удар ни поразил человека, он в тот же день, много на другой – извините за грубость выражения – поест, и вот вам уже первое утешение… Наталья страдала мучительно, она страдала впервые… Но первые страдания, как первая любовь, не повторяются – и слава Богу! XII Минуло около двух лет. Настали первые дни мая. На балконе своего дома сидела Александра Павловна, но уже не Липина, а Лежнева; она более года как вышла замуж за Михайла Михайлыча. Она по-прежнему была мила, только пополнела в последнее время. Перед балконом, от которого в сад вели ступени, расхаживала кормилица с краснощеким ребенком на руках, в белой шинельке и с белым помпоном на шляпе. Александра Павловна то и дело взглядывала на него. Ребенок не пищал, с важностью сосал свой палец и спокойно посматривал кругом. Достойный сын Михайла Михайлыча уже сказывался в нем. |
| — Ах, боже мой! да ведь это Павел Александрович! как же вы сказали, Марья Александровна, что они пошли к Бородуевым-с? Нам сказали, что вы скрылись у Бородуева-с, Павел Александрович, — пропищала Наталья Дмитриевна. — Скрылся? — повторил Мозгляков с какой-то искривившейся улыбкой. — Странное выражение! Извините, Наталья Дмитриевна! Я ни от кого не прячусь и никого не желаю прятать, — прибавил он, многознаменательно взглянув на Марью Александровну. Марья Александровна затрепетала. «Как, неужели и этот болван бунтуется! — подумала она, пытливо всматриваясь в Мозглякова. — Нет, это уж будет хуже всего…» — Правда ли, Павел Александрович, что вам вышла отставка… по службе, разумеется? — выскочила дерзкая Фелисата Михайловна, насмешливо смотря ему прямо в глаза. — Отставка? какая отставка? Я просто переменяю службу. Мне выходит место в Петербурге, — сухо отвечал Мозгляков. — Ну, так поздравляю вас, — продолжала Фелисата Михайловна, — а мы даже испугались, когда услышали, что вы гнались за местом у нас в Мордасове. Здесь места ненадежные, Павел Александрович, тотчас слетишь. — Разве одни учительские, в уездном училище; тут еще можно найти вакансию, — заметила Наталья Дмитриевна. Намек был так ясен и груб, что сконфузившаяся Анна Николаевна толкнула своего ядовитого друга тихонько ногой. — Неужели вы думаете, что Павел Александрович согласится занять место какого-нибудь учителишки? — включила Фелисата Михайловна. Но Павел Александрович не нашел, что отвечать. Он повернулся и столкнулся с Афанасием Матвеичем, который протягивал ему руку. Мозгляков преглупо не принял его руки и насмешливо поклонился ему в пояс. Раздраженный до крайности, он прямо подошел к Зине и, злобно смотря ей в глаза, прошептал: — Это всё по вашей милости. Подождите, я еще сегодня вечером покажу вам — дурак я иль нет? — Зачем откладывать? Это и теперь видно, — громко ответила Зина, с отвращением обмеривая глазами своего бывшего жениха. Степанида Матвеевна, которая к тому времени непременно воротится из Москвы и уж ни за что не выпустит его в другой раз путешествовать, — за это я отвечаю. |
|
|
