| И. скончался в пятницу Светлой седмицы. Отпевание в Георгиевской ц. с. Супурган 25 апр. (на Антипасху) совершил еп. Мар Илия в сослужении начальника миссии и урмийского духовенства и в присутствии российского вице-консула в Урмии при большом стечении народа. И. был похоронен на кладбище с. Супурган, надпись на его могиле выполнена на рус. языке. Арх.: РГИА. Ф. 796. Оп. 165. Д. 1663; Оп. 183. Д. 2394; Оп. 187. Д. 6983, 7041, 7330; Оп. 191. Д. 130. 6 отд. 1 стол; Оп. 205. Д. 245; Ф. 797. Оп. 67. Д. 54. 2 отд. 3 стол; Оп. 71. Д. 291. 2 отд. 3 стол. Лит.: Синадский В. М., прот. Среди сирохалдейцев несториан: (Из писем рус. миссионера)//ЦВ. 1898. 13, 15, 17, 19, 20, 26, 34; Предстоящее присоединение айсоров-несториан к Церкви правосл.//ПрибЦВед. 1898. 12. С. 485-490; Определение Свят. Синода от 17-21 марта 1898 г. 1017 о воссоединении сиро-халдеев несториан с правосл. Церковью//ЦВед. 1898. 13. С. 67-77; Присоединение несториан к православию//ЦВ. 1898. 13. Стб. 453-456; Семёнов А. Пребывание преосв. Мар-Ионы, еп. Супурганского, в Москве и Тифлисе: (Из дневника Мар-Ионы)//Там же. 27. Стб. 949-950; Присоединение несториан к православию//Рус. паломник. 1898. 14. С. 222-224; Пребывание сиро-халдейского еп. Супурганского Мар-Ионы в Москве//Моск. ЦВед. 1898. 23. С. 307; Пребывание преосв. Ионы, еп. Супурганского, в с. Койласар Эриванской губ.//ДВГЭ. 1898. 17. С. 24-28; Архангелов С. А. Наши заграничные миссии: Очерк о рус. духовных миссиях. СПб., 1899. С. 116-145; Отчет о состоянии Урмийской правосл. миссии за 1904 г. Урмия, 1905; То же, за 1905 г. Урмия, 1906; Пимен (Белоликов), игум. Кончина Сирийского еп. Мар-Ионы//Правосл. благовестник. 1910. Т. 1. 9. С. 413-414; он же. Забытая кончина//Рус. паломник. 1910. 50. С. 815. Ил.; Стефан (Садо), иером. Российская правосл. миссия в Урмии//ХЧ. 1996. 13. С. 73-112; он же. Проф. СПбДА В. В. Болотов и вопрос о чиноприеме воссоединения несториан с РПЦ в кон. XIX в.//Там же. 1997. 14. С. 97-123; он же. Материалы к биогр. словарю ассирийцев в России: (XIX - сер. XX в.). СПб., 2006 2. С. 85. |
| Разумеется, забота о здоровье бедных была неотделима от задачи создания приюта для круглых сирот; воскресной школы для безграмотных девушек и женщин, работавших на фабриках. После воскресных уроков учениц угощали чаем и хлебом, затем они обучались пению и далее участвовали в богослужении в обительском храме. И приют и воскресная школа возглавлялись священником о. Е. Синадским. Для насельников и учеников Обители была организована библиотека, насчитывающая более 2000 томов. Книги для чтения выдавались бесплатно. В свое время, у истоков новой власти, все сказанное о медицинской помощи и образовании в Обители представлялось привычным, сбывшейся мечтой. Но в те годы такое отношение к бедным людям казалось настоящим чудом: предпринимались конкретные шаги для того, чтобы важнейшие сферы культуры обернулись к обездоленному человеку искренностью и добросердечием. Достаточно в этой связи вспомнить и такое учреждение Обители, как столовая для бедных. Свыше 300 обедов ежедневно отпускалось из Обители, как правило, бедным многодетным женщинам. Одна из сестер Обители вспоминала, что в течение 1913 года было выдано 139 443 обеда. Беднякам не нужно было выстаивать в длинной унизительной очереди за тарелкой супа. Без посредства, хитрости и лукавства мздоимцев они получали вовремя «стакан воды» от самого Спасителя. Эта благословенная глубина и сила милосердного подаяния помогала изживать в душе превратное представление о человеческом достоинстве. Сам по себе факт владения квартирой или даже небольшой комнатой ничего небывалого не представляет. Но совершенно иная картина открывается любящему взору, если перед ним бедные юные существа — работницы фабрик, которые по иронии судьбы погибают от голода, страдания и своей ежедневной бездомности, а поэтому не в состоянии приблизиться к очагам образования. Настоятельница и сестры Марфо-Мариинской обители милосердия мечтали на своей земле с помощью добрых людей выстроить большой дом дешевых квартир для таких девушек, где за минимальную плату они имели бы место жительства и нормальное питание. Но пока реализовать такой проект не удавалось, в частном доме была выделена квартира, где проживали бедные курсистки — работницы фабрик. В этой квартире постоянно жила сестра Обители, имелась библиотека в 200 томов. Квартиру еженедельно посещал духовник для совершения молебнов и проведения бесед. |
| Я вырос в Москве и Подмосковье, люблю лес, наши тихие лесные речки. Будучи московским мальчиком, в городе я ориентировался прекрасно: мог вскочить на ходу в трамвай или соскочить с него, мог, опаздывая на уроки, перебежать улицу под носом автомобиля, но, видя ломового извозчика, останавливался за два квартала и пережидал, пока лошадь, цокая тяжелыми копытами, пройдет мимо. Но когда я попал в тамбовские пространства, просторы, степи, я поразился самому себе, потому что во мне проснулся степняк, и я понял, что я все–таки принадлежу к той старой породе русских людей, для которых ветер в гриве ближе, чем земля под ногами. Откуда это? В каком поколении? Конечно, мои братья очень любили лошадей и сами прекрасно ездили верхом, и вообще семья священника исторически всегда была связана с сельским хозяйством, но все же у меня не было никаких объективных данных для того, чтобы испытать это совершенно непонятное чувство. В нашей семье было одиннадцать детей, среди которых я был младшим. С датой моего рождения получилась путаница. Родился я уже при Советской власти, по новому летоисчислению — 8 января 1926 года. А если считать по церковному календарю — то 26 декабря 1925. Выходит, я на год старше, чем я есть. На свет я появился без нескольких минут 12 ночи, а в церкви записали, конечно, только утром. Ну и, видимо, не вдавались в подробности, сказали: «У о. Владимира сын родился», — вот и записали на 9–е число. А потом, когда мне нужно было получать паспорт, в войну, пришла повестка из загса, и там почему–то значилось 13–е число. Так я до сих пор каждый раз и думаю, в каких документах мне что писать, и родился ли я вообще. А все же — просто взял и родился — по воле моих родителей. И прямо сразу — в Церкви. Назвали меня в честь равноапостольного Константина, но потом выяснилось, что 8–го января празднуется еще и память Константина Синадского, малоизвестного святого. Кем быть в Церкви — передо мной и вопроса не стояло: отец мой был священник, дед и прадед — тоже. По материнской линии тоже была старинная священническая семья. Да и самые первые детские впечатления были тоже от церкви, от службы. Правда, еще и от обысков, от визитов налоговых инспекторов, от ареста отца. Я помню его до четырехлетнего своего возраста достаточно ясно. Его арестовывали несколько раз — первый раз в 20–е годы, во время обновленческого раскола, потом — уже на моей памяти — в 1930–м году. Я запомнил, что пришли за ним ночью, и что небо было звездное. Тогда, в четыре с половиной года, я твердо решил, что буду монахом. Это решение было моим ответом на случившееся. Я понял тогда, что тоже буду священником, как папа, но мне не хотелось кого–то за собой тащить и заставлять переживать те трудности, которые выпали на долю нашей семьи. |
| Это был уже настоящее бесчинство. В нарушение процессуального законодательства, канонов и традиций, Диоскор не дал слова обвиняемому, не удосужился установить, насколько его исповедание противоречит кафолической вере, и каково мнение других церквей по данному поводу. Столь грубый приём, между прочим, со всей ясностью свидетельствует о ложности возведённых на св. Флавиана обвинений в части превышения им своей власти. Ведь для его низложения вполне было достаточно подтверждения факта канонических преступлений против монахов из обители Евтихия. Но александриец побоялся основывать на этом судебное решение полностью находящегося в его воле Собора, поскольку имелась опасность того, что император просто не утвердит такого приговора в виду его явной сомнительности. С другой стороны, очевидно, Диоскору очень хотелось всё-таки убедить всех в еретичестве патриарха Константинополя с тем, чтобы на его фоне выглядеть непогрешимым богословом. Когда приговор был прочитан, Александрийский архиепископ с недвусмысленной угрозой предложил присутствовавшим епископам высказать своё мнение, заметив, что обо всём случившемся он немедленно донесёт царю. Очевидно, что при том расположении, какое двор от имени императора высказывал Диоскору, любое противостояние с ним грозило неприятностями для ослушавшегося воли александрийца. Тем не менее некоторые епископы – Онисифор Иконийский, Мариниан Синадский и Нунехий Фригий Лаодикийский бросились в ноги Диоскору и умоляли его отменить своё решение. Святитель Флавиан также поднялся со своего места, крикнул: «Протестую!» и передал римским легатам кратко набросанный им тут же перевод осуждения, переведённый с греческого языка на латынь – легаты не владели греческим языком и попросту не поняли, что произошло. Одни участники Собора шумели, другие, недоумевая о том, что случилось, и, желая поближе разглядеть сцену близ председательствующего, столпились близ него, римские легаты требовали слово, чтобы высказать свой протест происходящему – шум стоял невероятный. Опасаясь, что ситуация выйдет из-под контроля, Александрийский патриарх велел стоящим у дверей храма солдатам вывести склонившихся у его ног просителей вон. |
| Между тем смуты, возбужденные Митрополитом Аверкием Веррийским, продолжались. Он просил, чтобы вытребованы были в Посольский приказ для допроса два архимандрита Григория, один Митрополита Синадского, другой Зихновского, приходивших за милостынею в Москву, и, по указу Государеву, думный дьяк говорил им: что по их письму задержан в Молдавии келарь Веррийского Митрополита Пахомий, о чем известил постельничий Господаря Иоанникий, требуя чтобы обоих архимандритов отпустили из Москвы. По сему думный дьяк внушал им, чтобы они написали в Молдавию к постельничему об отпуске сего келаря в Москву, и как только он приедеть, то и они будут отпущены обратно Государем в свою землю. На сие архимандрит Синадский отвечал: что «он ничего не знает о келаре Пахомии, будто он для них задержан в Молдавии, ибо ни словом ни письмом не приказывал о том постельничему; если же постельничий писал кому либо в Москву о сем архимандрите, чтобы его отпустили, то это разве потому, что он учил сего постельничаго эллинской грамоте и философии; впрочем если нужно, он рад писать постельничему, чтобы отпустили келаря в Москву, но полагает однако, что если бы его и отпустили, он сам не захочет ехать.» Не смотря на то, дьяк приказывал обоим архимандритам написать о том в Молдавию; если же Пахомий сам не захочет ехать в Москву и их письмом известит постельничий, то письмо сие послужит им оправданием. С своей стороны Зихновский архимандрит говорил: что ни он постельничего, ни тот его не знает, и о задержании келаря в Молдавии также никому не приказывал, а готов писать о его отпуске в Москву. И действительно, 1-го Января того же года оба они приложили руки к общей грамоте по сему предмету, прося, чтобы в случае если сам Пахомий не захочет ехать, то прислали бы в Москву все деньги Веррийского Митрополита с верным человеком. Равным образом, по указу Патриарха Филарета, Веррийский Митрополит писал от себя к Симеону владетелю Молдавскому грамоту от 24-го Декабря того же года: «Сидит в твоей державе келарь мой Пахомий, который пришел от меня из Москвы с некоторыми иконами, присланными от воеводы в вотчину Иерусалимскую; мы ему приказывали словесно о многих делах и посылали сии иконы с надежным нашим человеком, келарем, и с другим архимандритом Варлаамом, который был послан от казны царской. |
| Сербский патриарх Гавриил в челобитной царю заявляет: «И по се время твоего царского жалованья никакого не бывало и саккоса, и митры, и посоха, и книг никаких мне не давано, как бывало прежь сего вашего царского величества жалованье иным патриархам, которые приезжали к твоей царской милости», почему и просит пожаловать его всем этим 177 . Вершатский митрополит Феодосии и погоянинский архиепископ Нектарий просят государя сверх полученной уже милостыни еще пожаловать им на окуп их долгов и получают: первый соболями на 350, а второй на 300 рублей; или, например, тот же вершатский митрополит Феодосии просит государя пожаловать ему сани, лошадей, конюха, так как ходить пешком ему зазорно от людей и т.п. 178 Кроме всевозможных получек от государя, жившие в Москве иерархи-выходцы занимались или сами непосредственно, или при посредстве доверенных людей – «племянников» – торговлею, отправляя за границу меха, а оттуда привозя другие товары. Точно так же они входили, пользуясь своим влиянием при московском дворе, в сделки с приезжавшими просителями милостыни, обещая им выхлопотать, конечно за приличное вознаграждение, большую дачу у государя, словом, пользовались всяким случаем зашибить себе копейку, что им и удавалось, тем более что кормы, питье и все вообще содержание им полагалось казенное. К этой возможности хорошей наживы присоединялась еще возможность стать в близкие отношения к московскому двору и тем создать себе видное и почетное положение на самом Востоке, играя роль влиятельного посредника между московским правительством и всеми обращавшимися к нему за милостынею просителями. Указанные блага и выгоды, в перспективе представлявшиеся каждому просителю милостыни, задумавшему поселиться в России, в конце концов сделали бы то, что все лишенные своих кафедр восточные иерархи, в видах поправить свои расстроенные дела, направились бы в Россию, которая скоро бы наводнилась целою массою бродячих безместных греческих архиереев, которых всегда так много на Востоке. Едва успели поселиться в Москве митрополиты, Веррийский Аверкий и Селу некий Паисий, как по их примеру в Москву прибыли в 1630 году для вечного поселения в ней сразу три архиерея: синадский Мелетий, имбрийский Афанасий, зихновский Неофит и с ними их архимандриты, келари, старцы, служки, и все это желало остаться в Москве на имя государя. |
| Ф. Эрна, В. А. Кожевникова и других членов «Кружка ищущих христианского просвещения». Постепенно вокруг Новосёлова, на его «четвергах», сложился круг лиц, который назвал себя «Кружком ищущих христианского просвещения». Иначе его называли то «Новосёловским кружком», то, реже, «Самаринским кружком» (по имени председателя) и, даже «Корниловским кружком» (по хозяину дома на Нижней Кисловке, где часто собирался Кружок). К 1907 г. относится Устав «Кружка взаимопомощи в целях христианского просвещения» (первоначальное название Кружка). Параграф 1 Устава определял его цели: «Кружок имеет целью помогать своим членам, а также посторонним лицам, которые будут к нему обращаться, в усвоении начал христианского просвещения. Кружок никаких политических целей не преследует и в обсуждение политических вопросов не входит». Направления деятельности Кружка описаны в § 2: «Кружок а) устраивает чтения и беседы по вопросам христианского просвещения; б) выдаёт своим членам и посторонним посетителям (гостям) книги для чтения из своей библиотеки, учреждённой с надлежащего разрешения; с) издаёт соответствующего содержания книги, брошюры и листки» 76 . Членами-учредителями Кружка были: М.А. Новосёлов. Ф.Д. Самарин , Ф.Д. Кожевников, Н.Н. Мамонов и П.Б. Мансуров. К ним несколько позже присоединились: архим. Феодор (Поздеевский , в 1909 г. хиротонисан во еп. Волоколамского), А.А. Корнилов, А.И. Новгородцев и др. 77 . Кружок имел председателя ( Ф.Д. Самарин ), казначея, библиотекаря, издателя, организатора бесед и чтений. Допускалось совмещение этих должностей. Кружок объединял строго православных богословов, философов, учёных, общественных и церковных деятелей: кн. Е.Н. Трубецкой , кн. Г.Н. Трубецкой, прот. Иосиф Фудель , о. Павел Флоренский , С.Н. Булгаков, В.Ф. Эрн, Л.А. Тихомиров , о. Евгений Синадский, С.П. Мансуров, В.Ф. Свенцицкий, А.С. Глинка-Волжский, А.В. Ельчанинов, С.Н. Дурылин, Н.С. Арсеньев, Н.Д. Кузнецов , С.А. Цветков и др. Зимой 1908–1909 гг. при Кружке возник студенческий кружок под руководством Ф.Д. Самарина , посвящённый изучению Нового Завета. Кружок находился под покровительством еп. Феодора (Поздеевского) и духовно окормлялся старцами Зосимовой пустыни схиигуменом Германом и иеросхимонахом Алексием. |
| Созданной обители для духовного окормления сестёр и совершения богослужений требовался священник. Великая княгиня нашла его в городе Орле, в своём подшефном 51м драгунском Черниговском полку. Уроженец Воронежской губернии, сын священника, выпускник духовной семинарии и Варшавского ветеринарного института, Митрофан Васильевич Серебрянский с 1897 года служил настоятелем Покровского полкового собора и славился в Орле прекрасными проповедями. Елизавете Фёдоровне он был представлен в Сарове во время прославления преподобного Серафима, произведя на неё самое благоприятное впечатление. В Русско-японскую войну отец Митрофан был вместе с полком на фронте и за проявленные там пастырские заслуги удостоился с возведением в протоиереи наперсного креста на Георгиевской ленте. Узнав о задуманной в Москве обители, он разработал собственный проект её устройства, который так понравился Великой княгине, что вопрос о духовнике решился сам собой. Осенью 1908 года, приняв приглашение Елизаветы Фёдоровны, священник переехал в Первопрестольную, причём перед этим ему пришлось преодолеть не только свои сомнения, но и нежелание орловцев отпускать любимого батюшку. Для отправки поезда, задержанного толпами горожан на шесть часов, пришлось даже вызывать конную полицию. Оказавшись в обители, отец Митрофан сразу же принялся за дело, отдаваясь ему всей душой. Часто служил, наставлял сестёр. «Он исповедует меня, окормляет меня в церкви, — говорила Великая княгиня, — оказывает мне духовную помощь и подаёт пример своей чистой простой жизнью, такой скромной и высокой по её безграничной любви к Богу и Православной Церкви». Вторым священником был назначен отец Евгений Константинович Синадский. Наконец пришло время посвящения сестёр обители и возведения в сан настоятельницы самой Великой княгини. Накануне столь важных шагов Елизавета Фёдоровна обратилась к Государю: «Дражайший брат, дорогой, прошу твоего благословения, молитв и прощения перед приближающимся торжественным днём. Да поможет мне Господь быть достойной дела, которое приносит мне глубокую радость и душевный мир. Да призрит Господь на мои скромные труды, а ты, дорогой, как мой земной повелитель, да получишь малую помощь в своём служении, которую с Божьей помощью постараюсь приносить, утешая твоих чад. Пожалуйста, пожалуйста, будь уверен: как бы трудно или греховно ни сложилась моя убогая земная жизнь, я твоя верная подданная, мои устремления всегда направлены к добру и к вере, даже если я спотыкаюсь на этом пути и бесконечно ошибаюсь». |
| Он только умалчивает, что это желание действительно было их заветною мечтою, но они обманулись в нем, так сказать, накануне того момента, когда уже подсчитывали часы и минуты, остававшиеся до полного его осуществления. Казалось, что все уже готово. Народ, видимо, почувствовал полную бессодержательность несторианства в том освещении, в каком давали ему это исповедание англикане чрез воспитанных ими священников и учителей; оставалось только произнести самое слово, что несторианство больше не существует, а есть вера народных благодетелей англичан. Но тут произошло нечто совсем неожиданное. Из-за Кавказья как снег на голову явились о. о. Синадский и Алаверанов: и народ, изнывавший в своем религиозном убожестве, толпами устремился к ним навстречу. Мистеру Парри очень бы хотелось крикнуть: «караул, грабят», и он рад был бы позвать персидского городового, чтобы убрать подальше непрошеных гостей, но слишком уж усердно трубил он раньше и печатно, и устно, что англиканская Миссия не ищет прозелитов, а потому волей-неволей должен был теперь улыбаться приветливо и говорить комплименты нашим миссионерам о благовременности выбранного ими момента прибытия. Получилось таким образом впечатление, что Русская Миссия явилась в Урмию с полного соизволения мистера Парри и пользуется даже от него субсидией, если не находится у него на полном содержании; что православные миссионеры признают вполне пригодными для своих целей школы, открытые англиканами; что учебники, составленные англиканами и так охотно принятые русскими миссионерами, содержат, следовательно, то, что нужно знать православному. Словом, ничего не случилось особенного. Явился только русский иеромонах, который стал заведовать, с разрешения мистера Парри, англиканскими школами. Но как же зато должен был подняться престиж англиканской Миссии. Всем становилось ясным, что не из-за чего было приходить в восторг при появлении русских миссионеров: англикане и без них давали все нужное; сами русские питаются от их же мудрости и на их счет. |
| г) п. IV: Студент, потерявший место вследствие продолжительной болезни, сохраняет за собою стипендию, которою пользовался». 2) По определению Совета Академии от 12 июня с/г. назначение стипендий студентам на 1907–1908 учебный год отложено было до сентябрьского собрания Совета. Определили: 1) Принимая во внимание ведомости об успехах и поведении студентов Академии в минувшем учебном году, назначить на 1907–1908 учебный год стипендии следующим студентам трех старших курсов: А. Казенные: а) студентам IV курса: Авраменко Ивану, Бабакову Николаю, Борисову Пантелеимону, Беликову Василию, Витальскому Александру, Владимирскому Сергею, Волосевичу Михаилу, Голощапову Сергею, Гусеву Сергею, Дубенскому Александру, священнику Козлову Иоанну, Крылову Павлу, Лисицыну Вячеславу, Магнитскому Ивану, Махаеву Николаю, Миролюбову Георгию, Мякшину Григорию, Назаркевичу Полиевкту, Обновленскому Ивану, Русинову Виталию, Смирнову Николаю, Соболеву Христофору, Соколову Виталию, Соколову Владимиру, Трембовецкому Владимиру, Троицкому Петру, Успенскому Александру , Успенскому Василию, Хадзарагову Петру и священнику Шеметилло Николаю. б) студентам III курса: Афонскому Федору, Введенскому Александру , Занкевичу Аркадию, Заслоновскому Стефану, Звездинскому Николаю, Звереву Александру, Калишевичу Евстафию, Ключеву Алексею, Концевичу Николаю, Левитову Алексею, Макову Василию, Назарьеву Николаю, Попову Алексею, Попову Павлу, Попову Петру, Поспелову Ивану, Протопопову Николаю, Рождественскому Григорию, Самарянову Александру, Скворцову Николаю, Смирнову Димитрию , Соколову Александру, Соловьеву Владимиру, Соловьеву Сергею , Теплову Василию, Тихомирову Василию, Триодину Алек- —308— сандру, иеродиакону Христофору, Черкасову Владимиру и Чубарову Михаилу. в) студентам II курса: Александровскому Василию, Бабакову Александру, Благовещенскому Сергею, Ватутину Михаилу, Волкову Андрею, Вышеславову Димитрию, священнику Вьюкову Алексию, Городецкому Федору, Даниленко Прохору, Дмитревскому Леониду, священнику Добронравову Георгию, Доброхотову Алексию, Ефимову Федору, священнику Князеву Александру , Ковригину Михаилу, Панову Павлу, священнику Платонову Вениамину, священнику Покровскому Феодору, Преображенскому Виктору, Ржепику Мирону, Рождественскому Леониду, Сахарову Николаю, священнику Синадскому Евгению, священнику Соколову Василию , Ставицкому Виталию, Троицкому Алексею, Успенскому Николаю , Фаворитову Павлу, Щукину Николаю и Яхонтову Александру. |
|
|
