| – Ну, потрудитесь теперь свою невесту описать. – Моя? моя будет или из деревни, или одного со мной ума и развития, которую бы учить не пришлось, потому что все равно не научишь, а сам засосешься в ее киселе. Ну, вольная будет, умная… – Все умных возьмут, а дуры куда же денутся? – спросил Вервицкий. Долба весело посмотрел на него. – Выбирать-то мы с тобой будем… – Ну что же? кому ж нибудь все-таки достанется глупая, – сказал Вервицкий. Долба оглянул всех и ответил, почесывая затылок: – Не сообразил. Ты что не пишешь? – Не пишется, – пожал плечами Вервицкий. Все рассмеялись, и даже Карташев не удержался, фыркнул за парусом. На горе из-за сада показалась дача Горенки. Лодки пристали к мягкому песчанистому берегу. Пока соображали, как подтянуться к сухому месту, Долба, проговорив: «Эх вы!» – прыгнул и по колени в воде потащил за канат лодку. – Постой, и я, – предложил было Берендя. Но, пока он собирался, носы лодок уже лежали на сухом берегу. Один за другим попрыгали все, за исключением Карташева. – Обиделся, – тихо махнул рукой Рыльский. Еще подождали, и, наконец, Долба спросил Карташева: – Ты что ж? – Я не пойду, – ответил Карташев. – Пойдем, Тёма, – попросила было сестра. – Не пойду, – отрезал Карташев и отвернулся. Переглянулись все и стали медленно подниматься в гору. – Что с ним сегодня? – спросила Корнева. Рыльский молча пожал плечами. – Ну, что ж? не хочет, и Бог с ним, – сказал Семенов. Карташев лежал в лодке так плотно, точно прирос, злорадно провожая глазами исчезавшую между деревьями компанию. Горенко сидела на ступеньках террасы и, увидев многочисленное общество, пошла к ним навстречу. – Наташа! – радостно бросилась она. Она быстро поцеловала Наташу, посмотрела на дорожку, откуда пришли все, и спросила: – А брат твой? – Капризничает… в лодке лежит, – ответила Корнева. – Просто не в духе, – сказала Наташа, – с утра он еще… там дома у него вышла одна история неприятная. По лицу Горенки пробежала тень. – Что ж, он боится, что при виде меня ему еще неприятнее станет? |
| Да нет, хорошо… Легкий развратец, конечно, есть, да ведь не в монахи же мы готовимся. – Умные речи приятно и слушать, – хлопнул по плечу Корнева Ларио. – Да ей-Богу… – в сущности, ведь что такое? Homo sum. – Корнев махнул рукой. Быстро молодость промчится… – Ерунда все… проживем как-нибудь… Нет, талантливая-таки бестия этот Оффенбах. «Прекрасная Елена» понравилась и компании Карташева. В антрактах еще шли разговоры на тему «homo sum», но, как только раздавался звонок, компания, бросая окурки, спешила по деревянным коридорам на самый верх, на переднюю скамью, чтобы поскорее засесть и, впившись глазами, с локтями на барьер, с коленками, упертыми в тот же барьер, – не пропустить ни одного слова, ни одного звука. – Хорошо, – энергично и весело проговорил Рыльский, когда опустился занавес после того действия, где изображена была ночь и спальня Прекрасной Елены. Корнев, обладавший чутким слухом, в ответ тихо, верно передавая интонации страсти, запел: Да, это сон… да, это сон. – Черт побери, это только сон! – хлопнул кулаком по барьеру Долба. – Ну, что? – приставал Ларио к опешившему Карташеву. – Да молодец, молодец, – говорил ему Рыльский. После театра Ларио звал всех идти куда-нибудь ужинать, но Карташев был как в лихорадке и наотрез отказался. – Да ты что? – презрительно окликнул его Ларио. – Не пойду. – Мама?! – Не мама, а просто не хочу. – Ну и черт с тобой. Карташев ушел, а остальная компания нерешительно совещалась насчет ужина. Осенняя лунная пустая ночь охватывала Карташева каким-то особенным жутким одиночеством. Маленькая бесконечно далекая луна точно уменьшала размеры предметов, и в этой мертвенно обманчивой пустоте ночи и сам Карташев представлялся себе каким-то бесконечно малым, никому не нужным существом. Чрез каких-нибудь сотню лет эта луна будет так же светить, а где будет он и вся эта толпа театра, в которой он был ничтожнее других? Что здесь его? Это мгновение, только прелесть этой ночи, сила впечатления. Пред ним вставали образы театра: голые руки Прекрасной Елены, чьи-то другие роковые голые руки. |
| Был не опален (Наполеон), а из Москвы вышел опален. Красна брань дракой. Чем долго браниться, не лучше ль подраться? Разбирай кистени по рукам. За косы руками, а в бока и ребра кулаками. Сбил да поволок – ажно брызги в потолок. Мужики дерутся в расходку, а бабы в кучку (ворохом). Наши рвутся (дерутся), так волоса в руках остаются. На разъем с волосами не суйся (самого оттаскают). Из глаз искры (звезды) посыпались. Небо с овчинку показалось. Задать кому трепку. Задать чесу. Постриг без ножниц. Волосная расправа. Испекли пирог во весь Бог (побили) . Испекли лепешку во всю щечку. Дали похлебку в три о хлебка. Наткнулся рылом на кулак. Отмочалить бока; настрочить, отвалять, отмять бока. Салазки (скулье) победить, своротить. Перевалить со щеки на щеку. Со щеки на щеку умножить, а волоса разделить (семинарск.) . В сусалы да под никитки (т. е. в рыло да в бок) . Отшелушить, отщекатурить на обе корки. Пересчитать ребра. Подставить фонари; фонари под глазами. Угостить приворотным зельем (согнать запором со двора; игра слов: привор. зелье – чем привораживают) . Угостят тебя шампанским, чем ворота запирают. Положить лоском; влоск, наповал. Поднять прахом. Одним махом сто душ побивахом. Куда клин, куда рукава, куда паголенки. Съездить кого в Харьковскую губернию, Зубцовского уезда, в город Рыльск, в Рожественский приход (Харьковской губернии, Мордасовского уезда, в город Рыльск, в Зубцов погост). От щелчка доходят и до кулака. Пред. глава Оглавление След. глава Рекомендуем TG-kahaлы VB-kahaлы Комментировать Отменить ответ ещё Самое популярное Облако меток Афон Богородица Вера Воспоминания Врач Детям Дневники Женщина Жизнеописания Житие Зарубежная классика История Критика Молитва Монашество Новомученики О войне Очерки Паломничество Пасха Письма Повесть Пост Притчи Псевдоправославие Пьесы Рассказы Рождество Христово Роман Русская классика СССР Сказки Стихи Стихи о Рождестве Христовом Стихи о Пасхе Фантастика Философия Чудеса Школьнику Эсхатология Библиотека св. отцов и церковных писателей |
| Но тут я столкнулся с тем, что уже наблюдал среди красных, отношения на уровне простых людей. Меня поразила ненависть, дикость и нетерпимость между ними. Что уж тогда говорить о классовой вражде! Дело в том, что между рыльскими добровольцами и местными мужиками возникла некоторая отчужденность. « Рыльские» были полу-украинцы. Между собой они говорили по-русски, но с рядом украинских выражений: « у Рыльск» вместо « в Рыльск», «бачить» вместо «видеть», никогда не слыхали слова «щи», а только «борщ». Они смеялись над великорусским говором орловских мужиков и особенно баб, которые говорили «ен», а не «он», «откроить хлебушка, а не » отрезать», дверь «закутана» вместо «закрыта» и т.д. Вообще для малороссов Великороссия представлялась каким-то краем света, почти Сибирью. Все это отражалось на настроении «рыльских», отчасти даже и наших «сумских» офицеров с тех пор, как мы вступили в Орловскую губернию. Отмечу еще, что в Упорое нам показывали как достопримечательность «курную» избу. Эти избы строились без трубы, дым выходил через дверь, низкий потолок, черный от сажи. Такие дома уже давно не возводились и остались как « экспонаты», они были заброшены и в них никто не жил. Но нашим офицерам – южанам не мешало иронизировать, по поводу местных жителей: « Вот как здесь живут! Дикари! У нас это не мыслимо!» Наш уход из Упороя совпал с началом морозов. В дальнейшем мои вспоминания, вплоть до прибытия в Дмитриев 27 октября, перепутались, я не запомнил дат, ни проходов по деревням. К сожалению, наше отступление было чаще чем продвижение. Для моего читателя я постараюсь отмечать только запомнившиеся эпизоды и по возможности в хронологическом порядке. Итак, мы двигались близ фронта, но самого фронта не видим. Ночь, мороз, луна и наша рота идет по большой дороге. Мы стараемся не разговаривать, чтобы не привлечь внимания. Ротный командир едет на своем коне впереди. Неожиданно нас обгоняют два всадника. «Здорово ребята! Вы какой части?» обращаются они к нам и не дождавшись ответа быстро скачут вперед. |
| Новосильцев, например, писал из Рыльска от 10 марта: «Снега на поле очень велики и осеренило их с великого мясоеда, отчего с лошадьми идти вперед нельзя, серень не поднимает: мы думаем взять салазки, а сами пойдем на ртах к Северскому Донцу. Мишкина прибора козак поместный Сила Нозрунов на твою государеву службу не пошел, воротился из Рыльска к себе в вотчину Рыльскую». Потом Новосильцев писал: «Шли мы до Донца на ртах пешком, а твою государеву казну и свой запасишка везли на салазках сами. Как пришли мы на Донец первого апреля, я велел делать суда, на которых нам идти водяным путем к Азову, и за этими судами жили мы на Донце неделю; а у Мишки Черкашенина, у атаманов и козаков не у всех были суда готовые старые на Донце, и они делали себе каюки». О возвратном пути своем из Азова Новосильцев доносил: «Как мы пошли из Азова, пришла ко мне весть, что за нами пошли из Азова полем козачьи атаманы, Сенка Ложник с товарищами, 80 человек, да с ними же прибираются Казыевы татары да два атамана крымских, а с ними человек с 300, и хотят нас на Дону или на Украйне громить с обеих сторон; а со мною донских атаманов и козаков идет для береженья немного: иные атаманы и козаки со мною не пошли и твоей грамоты не послушали». Любопытно, что азовский козачий атаман называется Сенка Ложник, а русский донской атаман называется Сары-Азман. Как упомянутый Мишка Черкашенин отмстил за своего сына, взятого в плен крымцами и казненного, видно из следующего донесения из Крыма в Москву: «Прислал турский царь чауша к крымскому царю и писал к нему: зачем ты казнил сына Мишки Черкашенина? Теперь у меня донские козаки за сына Мишкина Азов взяли, лучших людей из Азова побрали 20 человек да шурина моего Усеина кроме черных людей». Донские козаки, надеясь на безнаказанность вдали от государства, не ограничивались тем, что не исполняли царских и посольских приказаний или исполняли их вполовину; они нападали не на одних ногаев, азовцев и крымцев, но, разъезжая по Волге, грабили суда царские, били людей, разбивали персидских и бухарских послов, русских торговых людей. |
| 1427 Далее в Загребском и Рыльском списках пропуск, восполняемый по Львовскому, до: егда хс: аще кьто кь слдь оучител ходе хощеть вь тьжде слдь ходити, вь ньже и онь, дроугыи же сврть сьвращать и, дроугь ли моу сть или врагъ. 1466 избави и того Р.Л. тогда неврждена Р., проп. Л., далее проп. в Р. и Л. до: и на свою землю. 1467 во Льв., и възврати и после того, что указывает на начало следующей главы, в которой и стоит: И пакы. 1522 Далее опущено в Загребском и Рыльском списках: muL9дe никое же пакости сътвори люде тмъ Л. 1887 Успенский Сборник, в которой сохранился древнейший список Жития Мефодия, принадлежит к числу миней, в которых помещаются жития и мучения, а также слова и поучения. Но только в нем находятся статьи не за один месяц май, а отчасти и за июнь. Что же касается жития Мефодия и похвального, слова Кириллу и Мефодию, то оба они, согласно указанию кончины Мефодия 6 апреля в житии и пометы шестым числом Похвального слова, очевидно относятся к апрелю месяцу. В других рукописях обе эти статьи находятся в минеях за апрель, и только одна из них представляет сборник. В Успенском Сборнике число десять написано по подскобленному для согласования о предшествующими статьями сборника. Бодянский предполагал, что подскобленное число было 6. Это число в рукописи поставлено с боку на поле. 1888 Мы оставляем это место без перемен, принимая за твор. падеж множ. числа. Шафарик опускал это слово. Миклошич читал и, и переводил: quam homo considerans, vel parum perpendens. B Fontes rerum bohemicarum текст рукописи удержан без перемены с переводом: kterou kdy nèkdo uvauje a о ni pemyšli. Иначе y проф. Пастрнка с опущ. и переводом: quam si quis singulatim perpendit. 1891 В рукописи, равно как и во всех остальных списках: мьртвъ Поправка моудрьствоутьс, предложенная Бодянским, принята была Шафариком в Památky drevn. pisem. Jihosl. V Praze 1873 и Миклошичем в Vita Sancti Methodii, Vindobonae, 1870. Соответствующее изречение находим в хронике Георгия Амартола в ином переводе: величьстви и красотны твари бес пр творитель видимъ бывать εx γρ μεγθους και καλλονς κτισμτων ναλγως γενεσιουργς θεωρεται. См. издание хроники Книгы бременьны и т. д. Хроника Георгия Амартола В. М. Истрина , т. I, стр. 65 |
| Вместе с тем понятно и то, что добровский высоко ценил Итальянскую легенду, которая так близка к житию Константина. Будь последнее Добровскому известно так, как мы его знаем после открытий Горского, знай он и житие Мефодия, нельзя сомневаться, он оценил бы славянские источники, которых известия идут из греческой среды, должным образом. Шлецер оказался его счастливее, он, и не зная еще жития мефодия, оценил верно находящееся у Нестора известие о переводе библии, взятое из этого жития. После статьи Горского вполне естественно было ожидать издания житий. Он сам этого не сделал, но это издание было предпринято Шафариком. Знаменитый чешский ученый был способен наилучшим образом понять всё значение житий и издал их для того времени, располагая тем материалом, какой был в его руках, прекрасно. Это им было сделано в книге: Devního pisemnictvi Jihoslovanûv, Избор югославянских dil pedchozí. V Praze, 1851, 2-е издание 1873. На первом месте стояло житие Константина. В его распоряжении были пять списков: 1) Рыльский панегирик или сборник похвальных слов и житий болгарских святых, писанный Владиславом грамматиком, 2) Московский из рукописи Макарьевскпх Четьих Миней, 3) Львовский первый – сербской семьи, в котором находилось толкование на евангелие от Матфея архиепископа Феофилакта и др. статьи конца XV в., 4) Львовский второй – русской семьи более поздний и 5) Ватиканский, описанный Бобровским, в рукописи XVI–XVII в. Из последней рукописи у него было только несколько глав. Шафарик при этом упоминал, что два листа этого жития из очень древней пергаменной рукописи из северной Венгрии находятся у И. И. Срезневского в Петрограде. По-видимому, в этом известии какая-то ошибка. В библиотеке И. И. Срезневского пергаменных листков жития Константина нет, а если бы они были, он бы их напечатал. В основу издания Шафарик положил Рыльский список, дошедший с датой, писанный известным лицом в известном месте Жеглигове под Черной Горой (Македонской), правописанием своего времени. Другие списки по его мнению такого преимущества не представляли. И Бодянский к удивлению упоминает об этом списке рядом с Ватиканским: «Римский XVI–XVII в. в Ватиканской библиотеке и Североугорский пергаменный, но неполный, в частных руках, составляют противни с болгарского подлинника». В Ватиканском списке никаких болгарских особенностей нет. Оба жития Константина и Мефодия принадлежали одному лицу. В силу того, что похвала св. Кириллу написана была Климентом болгарским, ему он приписывал и житие на том основании, что житие и похвала обыкновенно пишутся одним лицом. Житие распространено во многих землях и рукописях, из него выписывались и вставлялись в другие древние памятники целые отрывки, напр. об осми речах Константина, переведенных Мефодием, об определении философии, о положении человека между ангелом и скотом, о чествовании Константина на пиршестве у кагана, о надписи на Соломоновой чаше и т. д. |
| Служение митрополита Курского и Рыльского Германа в Ульме Обустраивать храм помогали наши друзья из Курска. По благословению митрополита Курского и Рыльского Германа, который много лет так по-отечески относится к нашему приходу, группа предпринимателей из Курска пожертвовали нам и временный иконостас, и большое количество прекрасных писаных икон, которые теперь украшают наш храм. Лично владыка Герман, приезжая в Ульм, подарил общине много церковной утвари, священнические облачения, образа. Мы с огромной признательностью и радостью молимся обо всех наших жертвователях, особенно перед чудотворной иконой Божией Матери «Знамение» Курская-Коренная, которая, с благословения архиепископа Берлинского и Германского Марка (РПЦЗ), практически каждый год приходит к нам в храм. Проект реконструкции храмового комплекса в Ульме – Сейчас в ваших планах реконструкция храмового комплекса, расскажите, на каком этапе находится данный проект? – Реконструкция нашего храмового комплекса сейчас находится на стадии завершения проектирования. От городской администрации мы уже получили разрешение на перестройку, хотя это было очень нелегко. Приходской центр находится в самой центральной части Ульма, поэтому перед нами стояла непростая задача – создать внешне узнаваемый православный храм в традиционном стиле и при этом интегрировать его в старинную архитектуру немецкого города. Прежде чем добиться этого результата, нам потребовалось перебрать восемь вариантов, и только девятый вариант проекта оказался самым удачным. Автор проекта – очень талантливый архитектор из Москвы Ирина Родионова. Сейчас главная сложность в реализации – это финансы. Есть спонсоры, которые готовы нас поддержать, но объем работ и, соответственно, потребность в финансовой поддержке достаточно большие. Однако мы надеемся, что в следующем году сможем реализовать хотя бы первую часть намеченных работ. Приходская жизнь – Как складывается жизнь вашей общины, действует ли у вас воскресная школа и другие приходские службы? – У нас нет возможностей создавать какие-то приходские службы, какие имеются на больших российских приходах. Для этого мы не располагаем ни финансовыми, ни человеческими ресурсами. Однако то, что в наших силах, мы, конечно же, с удовольствием делаем. Наш приход уже давно организовал воскресную школу для взрослых и детей. Детей, постоянно посещающих занятия, у нас примерно 70-75 человек. Они разделены на три возрастные группы. Средней и младшей группами занимаются педагоги. Некоторые из них имеют квалифицированное педагогическое образование. |
| Карташев стряхнул с себя мысли и повернулся к алтарю: затворялись царские врата, певчие теснее обступили смуглого регента с черными усами, в расстегнутом сюртуке; подумал про него, что ему жарко; замер на мгновение над поднявшимся вверх камертоном и окончательно пришел в себя, когда воздух дрогнул, и полились, и зазвенели, и загудели трескучие залпы торжественного: «Тебе Бога хвалим». «Скоро конец», – подумал Карташев и устало посмотрел назад. Он весело встрепенулся: пробирались Семенов, Долба и Рыльский. Корнев, какой-то праздничный, настоящий именинник, причесанный с боковым пробором светлых густых волос, тоже повернулся, и из монгольских припухших прорезов смотрели его серо-зеленые пытливые глаза. Семенов шел впереди, выпятив грудь, с сияющим выражением своего красного в веснушках лица. Он был доволен собой: успел отстоять обедню с родными и попал вовремя в собор. Из-за Семенова выглядывали большие карие глаза Долбы, а из-за Долбы смотрело беззаботно-веселое, насмешливое лицо Рыльского. Он с каким-то затаенным любопытством и некоторым страхом косился по сторонам, точно вот-вот узнают, что он католик, догадаются, зачем он пришел, и вдруг выведут его из церкви. Он усиленно обмахивал свою грудь каким-то полукатолическим, полуправославным крестом и еще веселее поглядывал вперед, где стояла знакомая публика. Приблизившись, Семенов в упор нажал на Карташева и, сохраняя свой надутый вид, толкнул его слегка в бок кулаком. Корнева повернулась, весело скользнула глазами по прибывшим, на мгновение остановилась на Рыльском и, отвернувшись, уставилась в золотое сияние над алтарем. Компания оживленно зашушукала, послышался сдержанный тихий смех. Корнева, опять повернувшись и сдвинув брови, старалась строго смотреть на шумевших. В ответ Рыльский быстро закрестился, закланялся, не спуская с нее глаз. Она тоже смотрела на него своими влажными карими глазками и уже не строго, но с какою-то вызывающею пренебрежительною гримасою; смотрела ему в глаза, на крестившуюся руку и опять в глаза. Что-то точно кольнуло ее в сердце, в глазах ее сверкнул огонек, и, не выдержав, она отвернулась к алтарю. Только видны были ее красные ушки да аккуратно высоко вверх подобранные волосы. Карташев видел все. Не было сомнения. Растерянный, сконфуженный, он старался забыть и о Корневой и о Рыльском, старался думать о постороннем и был рад, когда служба кончилась и все начали здороваться между собою. Он тоже потянулся, поздоровался с Маней, торопливо избегая ее взгляда, подошел к Наташе и Горенко. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 91 голос: 3.4 из 5) Гимназисты. Из семейной хроники I. Отъезд старых друзей в морской корпус Однажды осенью, когда на дворе уже пахло морозом, а в классах весело играло солнце и было тепло и уютно, ученики шестого класса, пользуясь отсутствием непришедшего учителя словесности, по обыкновению разбились на группы и, тесно прижавшись друг к другу, вели всякие разговоры. Оживленнее других была и наиболее к себе привлекала учеников та группа, в центре которой сидели Корнев, некрасивый, с заплывшими глазками, белобрысый гимназист, и Рыльский, небольшой, чистенький, с самоуверенным лицом, с насмешливыми серыми глазами, в pince-nez на широкой тесемке, которую он то и дело небрежно закладывал за ухо. Семенов, с простым, невыразительным лицом, весь в веснушках, в аккуратно застегнутом на все пуговицы и опрятном мундире, смотрел в упор своими упрямыми глазами на эти движения Рыльского и испытывал неприятное ощущение человека, перед которым творится что-нибудь такое, что хотя и не по нутру ему, но на что волей-неволей приходится смотреть и терпеть. Это бессознательное выражение сказывалось во всей собранной фигуре Семенова, в его упрямом наклонении головы, в манере говорить голосом авторитетным и уверенным. Речь шла о предстоящей войне. Корнев и Рыльский несколько раз ловко прошлись насчет Семенова и еще более раздражили его. Разговор оборвался. Корнев замолчал и, грызя, по обыкновению, ногти, бросал направо и налево рассеянные взгляды на окружавших его товарищей. Он уж несколько раз скользнул взглядом по фигуре Семенова и наконец проговорил, обращаясь к нему: – Если б и не знал я, что отец твой военный, то можно угадать это по твоей осанке. Семенов удовлетворенно, но в то же время выжидательно оправился, и лицо его приняло еще более официальное и важное выражение. – Полковник? – спросил Корнев. Семенов кивнул головой. – Я видел его… Денщиков бьет? – Если виноват, спуску не даст. – Вот этак, – сказал Корнев и, скорчив свирепую физиономию, идиотски скосив глаза, сунул кулаком в воздух. |
|
|
