| И теми непорочными книгами печатными тогда и по сих наполнися все наше государство московское, и окрестные его грады, и страны, и села, и великие святые Лавры, и морские островы, и просто рещи – всяка церковь наполнися ими преизобильно; а распри не бысть в них ни единыя до нынешнего Никонова развращения и раскола, аще и не при едином царе и патриарсех печатаны, но вси едино согласие имут в себе». 422 Но если так писал диакон Феодор в одном из ранних своих произведений, то из позднейшего, писанного уже в последние годы жизни пустозерского узника, именно из послания к сыну Максиму, раскольники могли и должны были видеть, что мысль об отсутствии «распри» в старопечатных книгах и об их «непорочности» должна быть понимаема в условном и ограниченном смысле. Москвичи узнали, что споры и препирательства из-за разностей и погрешностей в старопечатных книгах происходили даже и в Пустозерске, где противниками выступили с одной стороны протопоп Аввакум и поп Лазарь, а с другой диакон Феодор. Так, между прочим, очень долго спорили они об одном слове 104 псалма. У Аввакума была Псалтирь иоасафовская: в ней в 104 псалме читалось: «вниде Израиль в Египет и возврати люди своя»; у диакона Феодора была Псалтирь учебная иосифовская, в которой стояло: «вниде Израиль в Египет и возрасти люди своя». «И за сию опись, – рассказывал об этом Феодор в названном послании к Максиму, – больше года бранился со мною Аввакум, еже аз то называл описью и велел глаголати ему во псалме том возрасти люди своя Израиль, а не возврати. Он же браняше мя всяко: ты-де старые книги хулишь и переправливать мне велишь, а я-де за них мучусь от никониан давно прежде тебя. Лазарь с ним же на мя брюзжал. И после от иных Псалтырей познал, яко право глаголах ему. Аз ему ту опись справил. И не мудрая та речь, – заканчивал Феодор, – и не богословская, да и о той у него велика голка была» (VI, 127; сн. 119). Таким образом Аввакум имел случай убедиться в неисправности одного из иоасафовских изданий. В другой раз нашелся пример гораздо важнее, и Феодор опять был прав, обличая Аввакума; но Аввакум упорно остался при своем убеждении. |
| На каком основании г. Бороздин усвояет Аввакуму послание об антихристе, – находилось ли на то указание в сборнике или это – догадка самого издателя, – неизвестно 6 . Но проф. Субботин, помещая „послание“ между сочинениями д. Феодора, имел для этого уже достаточное основание в самом надписании по списку А. В. Горского. Полное заглавие сочинения такое: „Послание Феодора диакона, еже имать сказание по писаниих о антихристе, когда явится и где быти ему. Туть же и о пророцех Ильи и Еносе и Богослове Иоанне, и вкратце о истинных законех церковных и о имени Исусове, и о кресте тричастном и двоесложном, и от коего колена антихрист будет“ (VI, 25 стр.) 7 . В виду того, что два издателя одного и того же послания усвояют его разным авторам, естественно может возникнуть вопрос: кому же на самом деле принадлежит рассматриваемое нами произведение – Аввакуму или д. Феодору? Согласно с Субботиным и с надписанием послания по списку А. В. Горского, мы полагаем, что оно написано не первым, а вторым, т. е. д. Феодором. Рассмотрение послания об антихристе и ознакомление с ним приводят именно к этой мысли. Начало его следующее: „Неключимый раб Пресвятыя и Животворящия Троицы ...юзник по вере и церкви Христов, возлюбленным‚ святым братьям, сионским чадом, всем православным христанам афетороссийского рода, радоватися и утверждатися, вкупе же и здравствовати в непорочной вере Спасителя нашего...“ (VI, 261 стр. Хр. Чт. 1888 г. I, 761). Прот. Аввакум, если начинает свои послания приветствием от своего лица (что, впрочем, бывает редко), то любит делать это с достоинством и торжественностью, по примеру новозаветных посланий, с указанием на свое посланничество свыше, при чем называет себя по имени. Например: „Протопоп Аввакум, раб и посланник Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа...“ (V, 181). „Раб и посланник Исус Христов, волею Божиею земляной юзник, протопоп Аввакум... (V, 231; VIII, 67). Напротив, одно из посланий д. Феодора, несомненно ему принадлежащее, начинается такими словами, которые решительно напоминают начало послания об антихристе: „Неключимый раб великого Бога и Спаса нашего Исуса Христа, диакон... (VI, 60 стр.). Но особенно замечательно следующее. Аввакум, одобривший (VI, 79) и от себя переписавший начало сейчас упомянутого послания д. Феодора к какому-то Иоанну, вместо того, чтобы переменить только имя пишущего, совсем выпустил первые слова письма („неключимый раб“ и т. д.), может быть по сознанию, что их мог писать „молодой шенок Федька“, как называет дакона сам Аввакум (V, 175); но не он, протопоп, посланник Божий, имеющий безграничную власть над своими последователями, – власть, данную от Иисуса Христа (VII, 95) вязать и решить, проклинать и прощать (V, 176; VIII, 95, 96–97 и др.). Вычеркнув первые слова из послания д. Феодора, Аввакум пишет тому же Иоанну: „Брату верну о Господе...“ (V, 224). Этим именно поступком, полагаем, он дает понять, что не желает начинать послание подобно Феодору и действительно не начинает, кажется, ни одного из своих писем. |
| И болящих маслом соборовал – единогласно же пел; и мертвых погребал – единогласно же пел; и келейное и церковное – все единогласно ж правило было у меня: и в пути едучи и пеш идучи 451 – единогласно все. Да не собою я затеял так. Видев в Писании, со отцы трудился так: епископ Павел Коломенский, Даниил протопоп костромской, священномученик же, Михаил священномученик, Гавриил священномученик... Логгин протопоп муромский, мученик и поборник великий... Да и много бысть добрых людей: все блажиша и хвалиша пение единогласное и наречное». Чтобы уколоть противника своего Игнатия, который «родился и взрос во дворе боярском» и не мог похвалиться своими подвигами иночества, Аввакум вспомнил даже о Марфе «игуменьи в Вязниках», у которой также «на речь и единогласно пение бысть»: «вот, – замечал Аввакум, – не по Игнатьеву жила: странным и мимоходящим ноги умывала сама и со Анною леженкою добре скончашася». «Многие, – добавлял здесь еще Аввакум, – с перевода ветхого, по нем же аз певал, списывали: а я и без перевода, Богу помогающу, по печати пою» (VIII, 89–92). В каком «писании видел» Аввакум требование петь единогласно, об этом он прямо говорил в посланиях к попу Стефану и к неизвестному, где указывал на определение Стоглавого собора. «В Стоглаве царя Ивана писано... Тамо на соборе быша знаменоносцы: Гурий Казанский и Филипп Московский, – тогда бысть игуменом в Соловецком монастыре, – а начальный бысть на соборе митрополит Макарий Московский . А наречное пение я сам до мору на Москве живучи видел, перевод писан при царе Феодоре Ивановиче, ирмосы и Обиход и прочие. Я по нем сам пел у Казанские многажды. Оттоле и до днесь пою единогласно и на речь, яко праведно так. По писанию как говорю речь, так ее и пою» (V, 222; ср. 215–16). Входя в объяснение, почему надо петь слова так, как выговариваем их, равно почему должно быть изгнано многогласие, Аввакум рассуждал вполне здраво и основательно. Именно, он указывал на то, что только при единогласном и наречном пении совершение богослужения может быть «разумное». |
| «Существо едино на трое равно разделяй», – стал по этому поводу учить Аввакум, – и выражение Цветной Триоди иоасафовского издания: «поклоняемся Троице трисущней единой» было принято за доказательство правильности учения о трисущной Троице. Вместе с тем Аввакум не мог представить сидение вознесшегося на небо Сына одесную Отца иначе, как в отличии от второго лица Святой Троицы, мыслимого до воплощения. Отсюда он стал, по выражению диакона Феодора, как бы «четверить» Троицу (VI, 108) и учить о сидении Христа «на особом четвертом престоле» (– 121). Учение, что Троица и по воплощении Сына Троицею пребывает, какого держался диакон Феодор, казалось Аввакуму противоречащим тому, что Сын по вознесении на небо сел одесную Отца: иначе, по мнению Аввакума, следовало бы сказать, что Сын сел «во Отца» (VI, 107). Собственно говоря споры об этом начались у Феодора с попом Лазарем. Препираясь с Феодором, Лазарь вопил: «Троица рядком сидит: Сын одесную, а Дух Святый ошуюю Отца на небеси на разных престолах, – яко царь с детьми сидит Бог Отец, а Христос на четвертом престоле особном сидит пред Отцом небесным» (VI, 107–8). Это толкование, как свидетельствует диакон Феодор, перенял у Лазаря и Аввакум. Полемизируя с Феодором, Аввакум писал: «не скрывайте, еретики, и Христа того, в Троицу месяще недоведоме... Сидит на особом престоле, равно Святей Троице соцарствуя. Сидит Бог и человек одесную Бога на престоле своем царском. Да и ладно так, дитятко бешеное: не замай Его на престоле-том своем сидит, не нехай поганым своим языком с престола того царского к ногам Отца. Помнишь ли, собака, лаешь: существо де Божества внутрь Отца, а смотрение подле ног Отца близь сидит. Так-то ты говорил, громобитный враг». 457 Что же, однако, показывают подлинные писания диакона Феодора? Они показывают, что Феодор в рассуждении о догматических вопросах был не чета Лазарю и Аввакуму. Он знал Писание твердо, мыслил православно, и писал по догматическим вопросам с примечательною точностью. «Аз исповедую Святую Троицу единопрестольну и единосущну, и нераздельну, три лица в едином Божестве и едино Божество в трех ипостасях совокупно, един трисиянен образ, друг в друзе вмещение имут, кроме всякого размешения и слияния, по Богослову Григориеву словеси, и не прелагается друг в друга, но кождо свое собство и свойство имать, Отец и Сын и Дух Святой» (VI, 97). |
| «Мы, – писал Аввакум Ионе, – в сложении перстов не глаголем двух Сынов быти, но един Сын: сый прежде сложения мира со Отцом и Духом, Той же напоследок нашего ради спасения возсия от Девы. Отча недра не оставль, сошед на землю Слово сущное Отцу и Духу, еже есть силою своея благодати, а существо самое бысть непоступно везде: в нижних силою своею, а существом никакоже отступль вышних». И еще: «Не существо самое сниде, но сила сущная Бога Слова вселися в утробу Девичю: вочеловечився, пострада и воскресе, взыде на небеса и седе одесную Бога на своем царстем огнезрачнем престоле, и сидит во двою естеству, Бог и человек... един Сын Божий, а не два по Несторию... Аще и два во Христе естества познаваем несмесно, но имя едино Богу и человеку... Зри на персты, вот истинна сияет: указательный и великосредний во Христа Исуса, великий же и два последних во образ Святыя Троицы... Во Христе же силу единосущную Богу Слову помышляй быти Святыя Троицы, а не отделяй в вочеловечении силы от Святыя Троицы» (88, I, 752). Отсюда видно, что Аввакум, хотя и отрицал неправославный характер двуперстия, но в то же время изображал его символом именно неправославного учения. Его представлению предносилось два понятия: о втором лице Святой Троицы с одной стороны, и о Боге Слове в акте воплощения с другой, причем трактовалось не о единстве существа, а о «единосущной силе». Помимо же этого учения двуперстие было, конечно, вполне православным по его внутреннему смыслу. Из той же мысли о «непоступности» Божеского существа вытекало у Аввакума неправильное учение о сошествии Святого Духа на апостолов. Диакон Феодор учил правильно. «Дух Святой, – писал он, – сам сниде существенне на апостолы, точию в них вселися не существом, но благодатию даров, и не существом является человеком, но схождением преобразуется по вместному виду», почему и на апостолов сошел в виде огненных языков (VI, 109). Между тем Аввакум проповедовал, что в день Пятидесятницы Дух Святой сходил не существом, а только благодатию. «На апостолы, – писал Аввакум, – излияся огненными языки совершенная благодать Духа Святого. |
| аа) Послание к священнику Стефану. V, 214–17. 72 «Юзник темничный и грешник протопоп Аввакум, всем святым, живущим в духовном Содоме и Египте, паче же священнику Стефану» (– 214): так начинается послание. Под «святыми, живущими в духовном Содоме и Египте», Аввакум разумеет, без сомнения, своих единомышленников, живших среди православных, очевидно, в Москве (– VII, 417; ср. 266), где жил и поп Стефан. Из содержания послания видно, что оно было вызвано возникшими в общине московских раскольников нестроениями, известие о которых дошло до Аввакума и виновником которых был между прочим и поп Стефан, а также видно и то, что послание относится к числу ранних. «Слышах, отче, твое богоподражательное житие, – писал Аввакум Стефану, – и возрадовахся дух мой», но «токмо, отче, имею на тя мало нечто, яко держиши учение не по преданию отеческому» (– 215). Очевидно до Пустозерска успели дойти только первые известия об этом московском попе. «Затекаете во многом мудровании своем, – упрекал далее протопоп и всех москвичей, – и уже друг друга гнушаетеся, и хлеба не ядите друг с другом. Глупцы! от гордости, что черви капустные, все пропадете» (– 217). Община раскола еще так молода и так нуждается в опоре, но внутри её начались уже такие раздоры, которые могут скоро и в самом начале её жизни погубить её: таковы, по-видимому, смысл и подкладка этих строк послания. «Еще же, – обличал между прочим Аввакум, – инии глаголют Илиино и Энохово и Иоанново пришествие быти в притчи, а не истинно» (– 216). По известиям от 1670–71 года, споры об этом предмете в московской общине к этому времени были уже в полном разгаре (VII, 419), а начались, конечно, ранее. «Посем мир вам и благословение, – так заканчивается послание: и отцы вам, резаныя языки, мир дав и благословение, челом бьют» (– 217). На основании этого места можно, с вероятностью, заключать, что послание писано ранее последней трети 1669 года. «Отцы – резаные языки»: это, очевидно, поп Лазарь, диакон Феодор и инок Епифаний, казненные резанием языка в 1667 году, еще в Москве (VI, 223). Величать так этих своих соузников Аввакуму конечно удобно было в послании в Москву, где хорошо могли понять по этому выражению, о ком идет речь (ср. V, 116), но если бы он писал не ранее последней трети 1669 года, то должен бы был выразиться несколько иначе, именно сказать, что шлют «мир и благословение» отцы – «резаные языки» и «сеченые руки», потому что в последнюю треть 1669 года Лазарю. Феодору и Епифанию была вторая казнь, в Пустозерске, когда им снова «резали языки» и «отсекли по руке» (V, 85–7; VI, 225). «И до мору, приходя к Казанской, прежде ссылки Даурской» (V, 216): это было в 1652–3 годах. «До мору» – до морового поветрия 1654 года. «Приходя к Казанской» – в московский Казанский собор, к которому Аввакум был приписан по переселении в Москву и протопопом которого был его друг, Неронов. «Прежде ссылки Даурской» – ссылки Аввакума в Сибирь. 73 |
| Архиепископ Харьковский Филарет в масштабном «Обзоре русской духовной литературы» (кн. 1: 862–1720. Харьков, 1859. С. 345–348. 228; кн. 2: 1720–1858 гг. СПб., 1861. С. 86–91. 97), дает систематический свод писателей-раскольников и их сочинений, идейный исток которых весьма специфичен. Именно на это идейное своеобразие – сущностное всей традиции – указывает теологумество анафематствованного протопопа Аввакума 23 , который отрицал единосущность Пресвятой Троицы, утверждая, что в Троице три существа – «три цари небесные», каждому из которых принадлежит «особое седение»; он отделял Ис?.Хс?. от третьего лица Св. Троицы, или, – как писал диакон Федор Иванов, – «четверил» ее, при этом Аввакум обвинял Федора в «единобожии», говоря, что последний прячет «существа в существе». Все это привело Аввакум к пересмотру и др. догматов: существо Бога представлялось ему пространственно ограниченным, «непоступным», «пребывающим в вышних», из чего выводилось, что Бог вочеловечился не существом, но благодатью. Далее он утверждал, что в третий день «воста Сын Божий, сниде телом и душею во адово жилище», различая при этом «возстание» от гроба и Воскресение (первое произошло при схождении во ад, а воскрес Христос по выходе из ада) и считал, что Ис?.Хс?. еще до «возстания» послал с Креста Свою Душу со Своей Кровью к Богу-Отцу и она «на жидов била челом, еже они Христа убили напрасно». Основателем Церкви Аввакум считал не Ис?.Хс?., а апостола Петра; ангелов представлял сообразно простонародным воззрениям – такими, как они пишутся на иконах. При совершении Евхаристии преложение Св. Даров, полагал Аввакум, совершается на проскомидии (так получалось из-за неоправданного удлинения чинопоследования в старых «Служебниках», да и благословляются они почти так же, как и в анафоре). В спорах о душе Аввакум полагал, что она «единосраслена и телесовидна; ум, слово и дух – силы в ней действенныя», т.е. являются проявлениями душевной энергии. Становится очевидно, что все эти заблуждения – качественно отличная сумма идей и верований с соответствующими им умонастроениями и социально-политической активностью от православно-христианских – идейно восходят к новгород-московской ереси жидовствующих – русской версии манихейства, являя собой русское богомильство. |
| Московские ученики Аввакума писали ему, что в среде спасающихся по старопечатным книгам произошло разделение, ибо многие не стали принимать книг иосифовского издания, по причине несходства их с филаретовскими и иоасафовскими книгами, и даже стали хулить их ересью. Аввакум дал ответ. В послании к московскому попу Стефану он писал, что хулители иосифовских книг неправы. «Многие наши духовные люди возмутились и хулят книги иосифовы патриарха, не ведуще писания, ни силы его, заблуждают от пути истинного: будто де не сходны с филаретовыми и иоасафовыми. И мы в них несходства и ереси не разумеем: книги добры иосифовы, я все их приемлю, и чествуя лобызаю» (V, 215). Очевидно Аввакум или не знал того «несходства», о котором говорил, или не придавал ему значения, или, наконец, наивно думал, что одним голословным уверением можно остановить волнение. Во всяком случае в действиях и последующих наставлениях Аввакума мы видим нечто иное. Так, в послании к неизвестному он дал такое наставление: «держись книг филаретовых и иосифовых: тут правость чиста и неблазненна» (V, 223). Руководясь этим посланием, последователи раскола могли с полным спокойствием совести оставить книги иоасафовские, гермогеновские и иовлевские, как «блазненные». Между тем было получено от Аввакума и еще послание, в котором он отдавал предпочтение одним лишь филаретовским изданиям. «И вы ведь душу разумичну имате, – писал Аввакум своим почитателям о приходящих в раскол попах: аще учит право, по старому православию, по книгам филаретовым, приемлите такового» (88, I, 739). Можно было отсюда заключить, что кто «учит», например, по иоасафовым книгам, тот учит уже не «право», не «по старому православию». Еще иначе высказался Аввакум около 1675 года в одной из своих бесед от писания. «Мы, правоверны, следуем святому писанию и держим неизменно как старопечатные книги научают... московских печатей бывших благочестивых царей Михаила и вышше его, – сия добры книги. А при царе Алексее и во иосифовых продерзием жестаковым всячина найдется... |
| Сербский преподобномученик диакон Аввакум (версия для печати)/Православие.Ru Сербский преподобномученик диакон Аввакум Православие.Ru , 4 июня 2004 г. Преподобномученик диакон Аввакум В «Житиях святых», принадлежащих перу известного сербского богослова и подвижника XX века преподобного Иустина Поповича мы находим следующие строки: «Церковь Божия, основанная на фундаменте апостолов и пророков и залитая кровью святых мучеников, разрослась как ветвистое дерево, покрывшее всю вселенную. С первого дня своего существования Церковь была, есть и будет мученической. Страдание и гонение является для Церкви Божией атмосферой, в которой она непрестанно живет. В разные времена и гонение это бывало различным: иногда явным и открытым, иногда скрытым и вероломным... Чем богоносней бывал народ, тем более дивные плоды приносил он в лице наилучших детей своих; и наоборот, чем больше плодов посылал народ в житницы Небесного Домовладыки в лице святых мучеников, тем богоносней и милей для Бога этот народ становился. И наш многострадалный народ сербский, посаженый как «дерево при потоках вод» (Пс. 1, 3), приносил изобильные плоды «во время свое». На протяжении веков он наполнял и наполняет небесные житницы многоценными плодами, которые ничем ни хуже приношений остальных христианских народов. Кровь христианских мучеников обильно лилась с того времени, когда сербский народ был просвещен Святым Крещением, и льется до сего дня. Целые стаи святых душ, когда-то большие, а когда-то меньшие, воспаряли в Небесную Сербию, убеленные кровью Агнца и своей. Их число было особенно великим во времена всенародного страдания, как мы говорим, во время пятивекового турецкого рабства, когда Бог предал сербский народ, ради его грехов, в руки агарян, с тем чтобы тело его подвергалось мучениям, а душа очистилась. В это время сербский народ словно многоценными дорогими камнями украсился великим сонмом мучеников и новомучеников ... Мало тех, которых мы знаем по имени, а еще меньше тех, чей мученический подвиг описан в сербском мартирологе. Один их этих последних, чьему подвигу мы смиреннно покланяемся и чью память радостно празднуем, есть святой преподобномученик диакон Аввакум, который мученически пострадал от турок во время восстания Хаджи-Продана в 1814 году, вместе с остальными новомучениками». |
| Каталог икон на сайте PravIcon.com Православные иконы Богородицы, Христа, ангелов и святых Аввакум, прмч. - житие Святой мученик Аввакум родился в 1794 году в Кнез Поле под Козарой. Отца его звали Гавриил, а мать Божаной. При Крещении родители дали ему имя Лепое. Первые уроки благочестия он получил в родительском доме от своей благочестивой матери, которая всем сердцем желала, чтобы ее единственный сын был посвящен на службу Богу. Когда мальчик подрос, мать повела его в монастырь Моштаницу, чтобы он учился там книгам. У ворот монастыря их встретил духовник обители отец Геннадий, который раньше был женат на тетке Лепое по отцу. Овдовев отец Геннадий принял монашеский постриг и привел с собой в монастырь своего сына Стояна. Подивившись красоте и благородству юноши, напоминавшего прекрасного Иосифа, отец Геннадий сразу же принял Лепое в святую обитель. Его добрая мать-вдовица не хотела расставаться со своим единственным сыном и осталась прислуживать при монастыре. Монастырь Моштаница Одаренный юноша, быстро освоил грамоту и изучал божественные книги. К тому же он научился церковному пению, и прославял своим прекрасным голосом Бога день и ночь, уподобясь псалмопевцу сказавшему: «Господи, возлюбих благолепие дому Твоего, и место селения славы Твоея» (Пс.25,8). Так, преуспевая в доброделелях и святом послушании, молодой подвижник вскоре сподобился святого ангельского чина и получил в монашестве имя Аввакум. Достигнув 18 лет, он был рукоположен митрополитом Пакрацким Иосифом Йовановичем Шакабендой в сан диакона. Молодой диакон Аввакум со слезами возблагодарил Бога за то, что Он удостоил его служить святую службу с духовником обители, стоять перед Святым Престолом в алтаре и своими руками касаться Святых Божественных Таин. На Аввакуме сбывались слова Апостола: «Никто да не пренебрегает юностию твоею; но будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1 Тим. 4,12). Но как часто бывает, что после тихого и солнечного дня приходит страшная буря, так и здесь, по попущению Божию, внезапно как для молодого диакона, так и для всей святой обители настали тяжелые испытания. |
|
|
