| В заключение об уставе Владимира нужно сказать то самое, что сказал Неволин об уставе Ярослава. “При суждении о подлинности исторических памятников, говорит Неволин, принимается за правило – считать памятник поддельным, как скоро он заключает в себе или внутренние противоречия, едя анахронизмы, как скоро он противоречит, по своему содержанию или форме, тем условиям, при которых он будто бы был составлен. Критика не имеет другого начала для различения актов подлинных от подложных: иначе надлежало бы всякий подложный акт, исключивши только из него те слова, выражения и места, которые именно доказывают его подложность, считать подложным. То же правило критики должно быть применено и к церковному уставу Владимира (у Неволина говорится об уставе Ярослава). Как скоро в нем находятся слова, выражения и места, которых не мог писать Владимир, он должен быть признан подложным” 354 . Исторический анахронизм о принятии Владимиром христианства от Фотия и ложная ссылка на греческие законы не могли иметь своим автором Владимира. И как мало сообразовалось бы со всем ходом русской гражданской и церковной истории предположение, что история эта началась прямо с кратко и ясно формулированного устава, и что последующему времени оставалось только применять и разве лишь несколько распространять закон, изданный первым христианским князем! Остается сказать несколько слов об уставе Ярослава Владимировича. Подлинность его отказался защищать даже и Неволин, как видно из только что приведенной выдержки. Голубинский, заявив, что, „вопреки нынешним горячим и негорячим защитникам подлинности уставов, с совершенною решительностию должно возвратиться к мнению Карамзина, что они суть не подлннные уставы или грамоты, а позднейшия поддельные произведения», несколько ниже замечает: „со всякими усилиями можно еще пожалуй доказывать подлинность устава Владимира, но никакими усилиями нельзя доказать подлинность устава Ярослава, так что самая попытка делать это была бы оригинальным упорством и больше ничего” 355 . |
| По смерти Ярослава I княжение целым родом надолго утвердилось в Руси; в то время области, занятые первыми варяго-русскими князьями, разделялись между двумя линиями, или племенами Рюрикова рода: первую линию составляло потомство Изяслава, старшего сына св. Владимира. Мы видели, что этому Изяславу отец отдал Полоцкое княжество, волость деда его по матери Рогволода. Изяслав умер при жизни отца, не будучи старшим в роде, или великим князем, следовательно, потомство его не могло двигаться к старшинству, менять волость и потому должно было ограничиться одною Полоцкою волостью, которая утверждена за ним при Ярославе. Вторую линию составляло потомство Ярослава Владимировича, которое и начало владеть всеми остальными русскими областями. По смерти Ярослава осталось пять сыновей: старший из них, Изяслав, стал к прочим братьям в отца место; младшие братья были: Святослав, Всеволод, Вячеслав, Игорь; у них был еще племянник Ростислав, сын старшего Ярославича, Владимира; этот Ростислав также вследствие преждевременной смерти отца не мог надеяться получить старшинство; он сам и потомство его должны были ограничиться одною какою-нибудь волостью, которую даст им судьба или старшие родичи. Ярославичи распорядились так своими родовыми волостями: четверо старших поместились в области Днепровской, трое – на юге: Изяслав – в Киеве, Святослав – в Чернигове, Всеволод – в Переяславле, четвертый, Вячеслав, поставил свой стол в Смоленске, пятый, Игорь – во Владимире-Волынском. Что касается до отдаленнейших от Днепра областей на севере и востоке, то видим, что окончательно Новгород стал в зависимости от Киева; вся область на восток от Днепра, включительно до Мурома, с одной стороны, и Тмутаракани, с другой, стала в зависимости от князей черниговских; Ростов, Суздаль, Белоозеро и Поволжье – от князей переяславских. Мы сказали окончательно, потому что Белоозеро, например, принадлежало одно время Святославу; Ростов также не вдруг достался Всеволоду переяславскому: Ярославичи отдали его сперва племяннику своему, Ростиславу Владимировичу. Так владело русскими областями Ярославово потомство. Но еще был жив один из сыновей св. Владимира, Судислав, 22 года томившийся в темнице, куда был посажен братом Ярославом. Племянники в 1058 году освободили забытого, как видно, бездетного и потому неопасного старика, взявши, однако, с него клятву не затевать ничего для них предосудительного. Судислав воспользовался свободою для того только, чтобы постричься в монахи, после чего скоро и умер, в 1063 году. |
| 929 . Устав о церковных судах Ярослава Владимировича 930 . Сохранился в двух основных редакциях западнорусской и восточнорусской, из которых последнюю опять разные списки представляют в разном объеме. Ни та, ни другая Ярославу Владимировичу не принадлежит. Западнорусская редакция содержит в себе определение важнейших предметов церковной подсудности, применительно к средневековой компетенции церковного суда на западе, под угрозой денежного штрафа за посягательство на права церкви. Эта редакция под названием «свитка Ярославля», явилась в западной Руси, вошедшей в состав литовско-польского государства, в конце XIV столетия, когда для представителей православной иерархии, поступивших в подчинение иноверной власти, выяснилась необходимость иметь определенную и защищаемую королевской властью от всяких насилий судебную компетенцию. Свиток Ярославль несколько раз подтверждался великими князьями литовскими и королями польскими и, следовательно, имел значение закона для западной Руси 931 . Восточно-русская редакция явилась позднее западной 932 и в подражание этой последней, а также в виде дальнейшего развития устава Владимира, так как многие определения последнего получили в уставе Ярослава карательную санкцию. По содержанию своему, устав Ярослава о церковных судах, в восточно-русской его редакции, представляет собой исчисление предметов и лиц, принадлежащих к кругу ведомства церковного суда, с большей подробностью, чем в уставе Владимира, и с определением наказания за то или другое преступление, подсудное церкви. Княжеское наказание очень часто идет в уставе параллельно с денежным штрафом в пользу епископа, иногда кроме того и другого назначается «епитимия», или содержание в церковном доме в виде наказания; за некоторые преступления определяется один лишь денежный штраф в пользу епископа. Из ссылок устава на «закон» 933 , а также из совместного назначения наказаний княжеского и епископского и из включения поджога в число преступлений, входящих в круг ведомства церковного суда, видно, что составитель устава руководился между прочим «законом судным людем», который различает и параллелизирует наказание «по божьему» или «по церковному закону», и наказание «по людскому закону», в соответствие практиковавшемуся на западе параллелизму наказаний secundum legem mundanam и secundum legem ecclesiasticam 934 . Громадный размер денежных пеней, определяемых в уставе Ярослава в пользу епископа, ясно свидетельствует о невозможности приложения его в практике в какую бы то ни было эпоху русской истории. |
| В Киеве, на княжом дворе в присутствии Святополка произошло любопытное явление: Мстислав Владимирович пришел туда в сопровождении новгородских посланцев; посланцы Мономаха объявили Святополку: «Вот Владимир прислал сына своего, а вот сидят новгородцы; пусть они возьмут сына твоего и едут в Новгород, а Мстислав пусть идет во Владимир». Тогда новгородцы сказали Святополку: «Мы, князь, присланы сюда, и вот что нам велено сказать: не хотим Святополка, ни сына его; если у твоего сына две головы, то пошли его; этого (т. е. Мстислава) дал нам Всеволод, мы его вскормили себе в князья, а ты ушел от нас». Святополк много спорил с ними; но они поставили на своем, взяли Мстислава и повели его назад в Новгород. Указание на распоряжение Всеволода, вероятно, имело тот смысл в устах новгородцев, что сами князья на Любецком съезде решили сообразоваться с последними распоряжениями его; слова, что они вскормили себе Мстислава, показывают желание иметь постоянного князя, у них выросшего, до чего именно не допускали их родовые счеты и усобицы князей; наконец, выражение: «А ты ушел от нас» – показывает неудовольствие новгородцев на Святополка за предпочтение Турова их городу и указание, что, оставив добровольно Новгород, он тем самым лишился на него всякого права. После Витичевского съезда прекратились старые усобицы вследствие изгойства; но немедленно же начались новые, потому что и второе поколение Ярославичей имело уже своих изгоев: у Святополка был племянник – Ярослав, сын брата его Ярополка. В 1101 году он затворился в Бресте от дяди Святополка – ясный знак, что дядя не хотел давать ему волостей, и Ярослав насильно хотел удержать за собою хотя Брест. Святополк пошел на него, заставил сдаться и в оковах привел в Киев. Митрополит и игумены умолили Святополка оставить племянника ходить на свободе, взявши с него клятву при гробе Бориса и Глеба, вероятно, в том, что он не будет больше посягать на дядины волости и станет жить спокойно в Киеве. Но в следующем году Ярослав ушел от дяди; за ним погнался двоюродный брат его, Ярослав Святополчич, обманом схватил его также за Брестом, на польских границах и в оковах привел к отцу; на этот раз Ярополковича уже не выпускали на свободу, и он умер в заточении в том же году. |
| Князь Пётр Алексеевич 84), был обер-егермейстером при Екатерине Великой; брат его, князь Дмитрий Алексеевич, был сперва посланником в Париже; потом, тридцать лет, посланником в Нидерландах; супруга его, княгиня Аделаида-Амалия, дочь прусского генерала графа Шметтау, весьма известна была, в своё время, умом своим, учёностию и тесною дружбою со многими из знаменитейших современников. Князь Михайло Андреевич 92) служил тайным советником; брат его князь Борис Андреевич генерал-лейтенантом, а другий брат, князь Алексей Андреевич, шталмейстером и сенатором. Супруга князя Владимира Борисовича 118), княгиня Наталия Петровна, рождённая графиня Чернышева, в течении 96-ти летней жизни своей пользовалась, в высшей степени, общим уважением, и приобрела, в обществе, умом и характером своим, влияние, какое редко достаётся кому в удел. Из сыновей её, князь Борис Владимирович известен был своим умом, познаниями в образованности; он служил генерал-лейтенантом, и скончался во время войны отечественной, а князь Дмитрий Владимирович, со славою служившей корпусным командиром во всех войнах при Императоре Александре I, потом двадцать-четыре года находился генерал-губернатором Москвы, с 1820 года по самую кончину свою. Муж благороднейших качеств и души самой возвышенной, вождь отважный и неустрашимый на поле брани, градоправитель искусный, с образованностью самою блистательною, друг человечества, сердобольный к нищим, милосердый к несчастным, пылкий ко всему полезному, ко всему доброму, ко всему благородному, пламенно-любивший своё отечество, верный в дружбе, непоколебимый на пути чести, и в довершение всего, увлекательный в обхождении, князь Дмитрий Владимирович, на веки незабвенный в летописях Москвы, был таким человеком, коего всякий, знавший его, почитал и любил от всей души. Князь Сергий Фёдорович 128), был одним из лучших русских генералов в блистательное царствование Екатерины Великой, отличился в войнах с турками и с поляками, и командовал русскою армиею в Галиции в 1809 году; князь Михайло Николаевич 165), служил тайным советником и губернатором в Ярославле, а брат его князь Александр Николаевич, был обер-прокурором Священного Синода; потом министром народного просвещения и духовных дел, наконец главноначальствующим над почтовым департаментом и канцлером всех российских орденов. |
| Попытки замирения с печенегами, предпринимавшиеся Владимиром Святославичем, не имели сколько-нибудь длительного успеха. Неизвестно, сколь долго просуществовал русско-печенежский мир, заключенный Владимиром Святославичем с помощью Бруно в 1008 г. и сопровождавшийся даже посылкой к печенегам в качестве заложника одного из Владимировичей, а также созданием эфемерной Печенежской епископии, которая находилась в каких-то не совсем ясных отношениях к Киевской митрополии. Так или иначе, «рать велика без перестани» с печенегами длилась до самой кончины Владимира Святославича, и об ее интенсивности говорит, в частности, тот факт, что уже в ПВЛ, не более чем через столетие, воспоминания о ней приобретают эпические формы; таковы рассказ под 992 г. об отроке усмошвеце, победителе печенегов под Переяславлем, или повествование о «белгородском киселе» под 997 г., предвосхищающие позднейшие былинные сказания о «Владимире Красне Солнышке». Владимир Святославич скончался внезапно в свой загородной резиденции Берестове, не успев уладить отношений ни со Святополком, ни с Ярославом, и был погребен в Десятинной церкви. Киевский стол, вопреки планам Владимира Святославича, захватил вышедший из заключения старейший в роде Святополк, и на Руси разгорелось кровавое междоусобие Владимировичей, в ходе которого погибли святые Борис и Глеб, а также Святослав и которое окончательно утихло только после мира между Ярославом и Мстиславом в 1026 г. Народная память, отразившаяся в былинном эпосе, сохранила образ Владимира Святославича как радушного, хлебосольного киевского князя, «Красного Солнышка» («У ласкова князя Владимира,/У Солнышка, у Сеславьича,/Было столованье, почетный пир...» - Добрыня и Василий Казимиров//Былины. М., 1916. Т. 1. С. 43), стольный город которого охраняется от наездов степняков богатырскими заставами, а среди богатырей, помимо Ильи Муромца, выделяется Добрыня Никитич, в образе которого фольклористы не без основания угадывают черты исторического Добрыни, дяди Владимира Святославича. Былинный цикл вокруг образа Владимира Святославича складывался уже в первые столетия после его смерти, как свидетельствуют заимствования из него в нем. эпосе (Сага о Дитрихе Бернском (Веронском) XIII в.). |
| —137— жизни и игравшие роль бесстрастных и неподвижных памятников старины. Если встать на ту точку зрения, что не рукописи юридического характера, а именно летописи сохранили древнейшую редакцию «Устава», то легко разрешаются все недоумения, вызываемые редакцией его, находящейся в новгородской Кормчей XIII в. «Устав» Владимира вместе с целым рядом документов (списки князей, новгородских посадников и тысяцких, митрополитов, новгородских епископов и архиепископов, архимандритов, русских городов, грамот Владимира, Ярослава, Всеволода Владимировича, Русская Правда сыновей Ярослава и Владимира Мономаха , т. н. Закон Судный, Устав о мостех 1272 г. и Рукописание Всеволода Мстиславича) входит в состав новгородских, московских и псковских летописей XV–XVI в., а также некоторых рукописных сборников со статьями исторического содержания. По исследованию акад. А.А. Шахматова, 2338 первого знатока русских летописей, все эти документы были включены в летопись, составленную в 1423 г. по распоряжению митрополита Фотия. «К услугам митрополита, говорит акад. Шахматов, стояли церковные, монастырские и владычные летописные сборники, которые не трудно было сосредоточить в соответствующих выписках и копиях в митрополичьей канцелярии… Общерусский свод имел в своём распоряжении и новгородские источники». Это указание исследователя я могу подтвердить тем фактом, что именно в 1423 г. митрополит Фотий был озабочен вопросом о выборе высших церковнослужителей и распорядился составить чин избрания и поставления в епископы, причем заключающееся в чине исповедание веры в 1424 г. произносил новгородский архиепископ Евфимий пред своим рукоположением. 2339 Итак документы, входящие в состав новгородских летописей, как собранные по распоряжению митрополита, должны для исследователей иметь всю силу авторитета, и —138— текст их, безусловно, следует предпочитать тексту новгородской Кормчей XIII в., – тем более, что, по мнению И. И. Срезневского и редакторов «Русских достопамятностей», устав написан на особенной тетради, пришитой к рукописи XIII в., позднейшим почерком XIV в. (см. об этом у г. Голубинского, стр. 933). |
| Набег Половцев. Изгнание Ярослава Черниговского. Начало особенных Княжений, Муромского и Рязанского. Удаление Половцев за Волгу. Междоусобие в юго-западной России. Ссылка Князей Полоцких в Грецию. Война с Чудью и Литвою. Кончина Мстислава. Голод. Древнейшая грамота. Мстислав Владимирович наследовал достоинство Великого Князя. Братья его господствовали в Уделах: Ярополк в Переяславле, Вячеслав в Турове, Андрей в Владимире, Георгий в Суздале; а сыновья, Изяслав и Ростислав, в Курске и Смоленске. – Новый Государь, уже давно известный мужеством и великодушием, явил добродетели отца своего на престоле России: имел ту же ревностную любовь к общему благу, ту же твердость, соединенную в нем, подобно как в Мономахе, с нежною чувствительностию души. Княжение его, к несчастию кратковременное, прославилось разными успехами воинскими, которыми он желал единственно успокоить Государство и восстановить древнее величие оного. Половцы, сведав о кончине Мономаха, думали, что Россия осиротела и будет снова жертвою их грабительства. Они хотели соединиться с Торками, кочевавшими близ Переяславля; но Ярополк Владимирович, тамошний Князь, узнал о сем намерении: велел Торкам въехать в город и сам, не имев терпения дождаться помощи от своих братьев, с одною Переяславскою дружиною ударил на варваров, разбил их и множество потопил в реках. 1127 г. Мстислав, объявив себя покровителем утесненных Князей, должен был обнажить меч на Всеволода Ольговича, который выгнал из Чернигова дядю своего, Ярослава, умертвил его Бояр верных и разграбил их домы. Мстислав клялся изгнанному Князю наказать сего мятежного сына Олегова. Следуя несчастному примеру отца, Всеволод заключил союз с Половцами: варвары, в числе семи тысяч, спешили к границам России, дав весть о том Черниговскому хищнику; но Послы их не могли уже возвратиться и были схвачены, в окрестностях реки Сейма, Посадниками Ярополка. Ожидав долгое время ответа и боясь измены, Половцы ушли наконец восвояси. Тогда Всеволод прибегнул к смирению; молил Великого Князя забыть вину его и между тем осыпал дарами Вельмож Киевских. |
| Выше мы уже говорили, что проводить точно разграничение между похищением и насилием по древне-русскому праву невозможно. Тоже можно сказать и о растлении. Это не самостоятельное преступление, а один из видов насилия, совершенно сливающийся с изнасилованием. Изнасилование, как и похищение, считалось преступным в древне-русском праве. Первые известия об этих преступлениях находим в договорах с немцами. В договоре Новгородского князя Ярослава Владимировича с Киевом (ок. 1189–1199 г.г.) находятся две статьи об изнасиловании: 1) «оже пошибает мужеску жену любо дчьрь, то князу 40 гривен ветхыми кунами, a жене или мужъское дчери 40 гривен кунами»; 2) «оже кто робу повержеть, а не соромить, то за обиду гривна. Пакы ли соромить, собе свободна» 789 . Первая статья за «пошибание» назначает штраф князю и обиженной по 40 гривен ветхих кун. Что такое пошибание, можно видеть из параллельного места в Мстиславовом договор: «аще Латинескый члвк оучинить насилие свободне жене, а боудеть пьреже на ней не был сорома, за то платити гривен 5 серебра» 790 . Это сопоставление дает полное основание думать, что пошибание не другое какое-нибудь преступление против целомудрия женщин, а именно изнасилование. 40 старых гривен представляют полувирье, так же, как и 5 гривен серебра. По некоторым же спискам Мстиславова договора и по безыменному договору 791 за насилие свободной жене штраф может доходить и до 10 грив. серебра, т. е. до полной виры. Одинаковость наказания за пошибание и изнасилование дает право отожествлять эти два преступления. Договоры в отношении наказуемости различают насилие свободной женщине и рабе, – свободной женщине, на которой прежде не было срама, и свободной женщине, на которой был срам. Женщине свободной, на которой не было срама, изнасиловавший платит 5 гривен серебра (по др. 10) 792 . Женщине свободной, на которой был срам, за насилие платилась гривна серебра: «аже боудете пьрвее на ней съръм был, взяти ей гривна серьбра за насилье» 793 . По Мстиславову и безыменному договорам за насилие рабе штраф был в гривну серебра. По договору Ярослава Владимировича этот штраф в гривну серебра полагается и за одно только покушение на изнасилование («поверьжеть, а не соромить»). |
| XI. О разных поколениях псковских князей, и о важнейших происшествиях при них В торговле, всегда требующей свободы и независимости имуществ, Псковичам полезно было Республиканское Правление: но бывшие вместе военным народом, они для распоряжения войск и для походов на внешних неприятелей весьма чувствовали нужду в постоянном единоначалии, высшем нежели временные, и по большей части только годовые избираемые и сменяемые ими Посадники и Тысяцкие. По сему-то принимали они к себе Князей. Первые из них назначаемы бывали Великими Князьями. Таков был и первый их Князь Трувор, данный им Рюриком. По смерти Трувора 124 года Псков состоял под управлением Новгородских Князей из рода Великих Князей Киевских. Потом Великий Князь Владимир Святославич при разделении Российских Княжений детям своим дал Пскову особого Князя Судислава; а по нем Ярослав Владимирович назначил им сына своего Вячеслава; после коего Псков опять считался под управлением Новгородских Князей. Но поскольку Князь Ярослав Владимирович при переходе из Новгорода на Великое княжение Киевское дал Новгородцам право самим себе избирать Князей; то право сие присвоили и Псковичи. По сему-то, когда первые выгнали от себя Князя Всеволода Мстиславича, то последние в 1157 году приняли его к себе, а по кончине его предоставили у себя Княжение брату его Сялтополку Мстиславичу. После его Псков около 60 лет зависел опять от Новгородских Князей, и иногда от них принимал себе особых, иногда же призывал к себе из рода Смоленских и Полоцких: но по большей части Псковичи быв ими всеми недовольны, сами же изгоняли их. А с 1226 года отказавшись от всех, 8 лет управлялись своими Посадниками. О всем сем первом периоде Псковского Княжества История мало нам оставила достопамятных известий и почти все происшествия тех времен связаны были с Историей Княжества Новгородского. Важнейший период Псковской Истории начинается с 13 столетия, когда Немецкие Рыцари заняли Лифляндию. До пришествия их к устью Двины народ Лифляндский издавна платил дань Псковичам, как свидетельствует Летописатель Арнольд, Любекский Аббат, живший в начале 13 века и дополнявший Славенскую Хронику Гелмолдову с 1171 до 1209 г. |
|
|
