| Князь Шуйский (к Воейкову). Что ж ты молчишь? Воейков. Что много говорить? Убью, да только. Князь Шуйский. Я на вас надеюсь. Воейков. О Господи! Да разве я вола Не убивал вот этой пятернёю. Рогатиной медведя не колол? Так чтож мне ваш Отрепьев? Князь Шуйский. Нет. Воейков: Он сам горазд медведя бить ножом. Валуев. А это что? Винтовка не изменит. Воейков. Хоть он колдун и драться молодец. А от свинца едва ли увернётся. Князь Шуйский. Так решено! Прощайте же, друзья. (Валуев уходит). Чтож ты. Воейков, медлишь? Ты в раздумьи. Воейков. Светлейший князь, вот видишь. Прикажи: И с голыми руками на медведя Полезу я и задушу его. Князь Шуйский. Так что ж ещё? Воейков. Ведь, может быть, еретик Заговорит? Князь Шуйский. С тобою? Воейков. Нет: винтовку. Иль, может быть, волшебная броня Проклятого незримо покрывает? Князь Шуйский. Вот бредни... Да, ты правду говоришь: Тебе нужна серебряная пуля. Против неё бессилен заговор. Возьми её. (Отрывает у себя пуговицу). Воейков. Какой же я безумный! Совсем забыл; ты, благо, вразумил. Прощай же, князь. (Уходит). Явление шестое Князь Шуйский. Дворецкий! Э! Дворецкий! Дворецкий. Я здесь. Князь Шуйский. Скажи мне, сколько молодцев Собрали мы из Суздальских поместий, Из отчины, от братьев? Дворецкий. Тысяч шесть; Нет, более: всего шесть тысяч триста. Князь Шуйский. Куда ж ты их поставил? Дворецкий. Вокруг Кремля Стоят они на страже; да в запасе Оставлено шесть сотен лучших рук, Псарей, конюших, ловчих и стремянных, Сокольничих... Князь Шуйский (перебивая). Всем этим удальцам Вели седлать. С рассветом мы ударим. Дворецкий. Уже готовы кони, а народ Ждёт на дворе. Князь Шуйский. А к Илье Пророку Послал ли ты? Дворецкий. Там ждёт уже давно Мой сын Иван и в колокол ударит, Когда прикажешь. И в других церквах Сидят ребята наши. Князь Шуйский. Дело, дело! Ты думаешь, Морозов, что вестей До времени Отрепьев не получит? Дворецкий. Кому теперь добраться до Кремля? Все улицы я занял, переулки Всё захватил. Змея не проползёт, Без позволенья крыса не пролезет. |
| (Годунов уходит.) Царь. Сношения с Литвою! это что?.. Противен мне род Пушкиных мятежный, А Шуйскому не должно доверять: Уклончивый, но смелый и лукавый… (Входит Шуйский.) Мне нужно, князь, с тобою говорить. Но кажется – ты сам пришел за делом: И выслушать хочу тебя сперва. Шуйский. Так, государь: мой долг тебе поведать Весть важную. Царь. Я слушаю тебя. Шуйский (тихо, указывая на Феодора). Но, государь… Царь. Царевич может знать, Что ведает князь Шуйский. Говори. Шуйский. Царь, из Литвы пришла нам весть… Царь. Не та ли, Что Пушкину привез вечор гонец. Шуйский. Всё знает он! – Я думал, государь, Что ты еще не ведаешь сей тайны. Царь. Нет нужды, князь: хочу сообразить Известия; иначе не узнаем Мы истины. Шуйский. Я знаю только то, Что в Кракове явился самозванец И что король и паны за него. Царь. Что ж говорят? Кто этот самозванец? Шуйский. Не ведаю. Царь. Но… чем опасен он? Шуйский. Конечно, царь: сильна твоя держава, Ты милостью, раденьем и щедротой Усыновил сердца своих рабов. Но знаешь сам: бессмысленная чернь Изменчива, мятежна, суеверна, Легко пустой надежде предана, Мгновенному внушению послушна, Для истины глуха и равнодушна, А баснями питается она. Ей нравится бесстыдная отвага. Так если сей неведомый бродяга Литовскую границу перейдет, К нему толпу безумцев привлечет Димитрия воскреснувшее имя. Царь. Димитрия!.. как? этого младенца! Димитрия!.. Царевич, удались. Шуйский. Он покраснел: быть буре!.. Феодор. Государь, Дозволишь ли… Царь. Нельзя, мой сын, поди. (Феодор уходит.) Димитрия!.. Шуйский. Он ничего не знал. Царь. Послушай, князь: взять меры сей же час; Чтоб от Литвы Россия оградилась Заставами; чтоб ни одна душа Не перешла за эту грань; чтоб заяц Не прибежал из Польши к нам; чтоб ворон Не прилетел из Кракова. Ступай. Шуйский. Иду. Царь. Постой. Не правда ль, эта весть Затейлива? Слыхал ли ты когда, Чтоб мертвые из гроба выходили Допрашивать царей, царей законных, Назначенных, избранных всенародно, Увенчанных великим патриархом? Смешно? а? что? что ж не смеешься ты? |
| И ночи пасмурная тень Пред Ним светла, как ясный день. Блажен, кто полный умиленья, Поднявши очи к небесам, Благоуханного хваленья Ночной сжигает фимиам. Настанет день, и с новой силой Он как орёл ширококрылый Помчится в путь, и Божий щит Его незримо осенит. Но если именем святыни, Как ризой покрываешь ты Лукавства, злобы иль гордыни Своекорыстные мечты: Тебя Господень суд постигнет, Народны бури Он подвигнет, И дом, и род преступный твой Снесёт кровавою волной. Князь Скопин-Шуйский. Да будет так! Ляпунов. Как я люблю Россию, Так все труды и подвиги мои Благослови, Господь! Князь Шуйский (после молчания). Гостей примите! С Антонием меж тем поговорю. (Уходит). Ляпунов. Он промолчал: знать совесть нечиста! Явление девятое Князь Скопин-Шуйский. В сенях шумят: не наши ль? Вот Татищев С Валуевым, Засекин, Колычов. Ляпунов. Их много тут, а в задние ворота Так и валят. Пойдём их принимать. (Уходит). Князь Скопин-Шуйский (входящим гостям). Приветствую вас, гости дорогие, От имени хозяина. Первый. Да где ж Наш ласковый хозяин? Князь Скопин-Шуйский. Он сейчас Сам явится. Второй. Едва пробила полночь, И по дворам пропели петухи, Мы тут как тут. Князь Скопин-Шуйский. На вас надежда наша Крепка, как сталь. Третий. Здорово, князь Скопин. Поверишь ли, что сердце так и пляшет. Как на тебя взгляну? Уж как похож Ты на отца и взглядом и лицом, И голосом. Князь Скопин-Шуйский. Дай Бог , чтоб и делами Я был похож! Третий. Но только не концом. Князь Скопин-Шуйский. Была бы жизнь возвышенна, прекрасна: Смерть всё одна, какай б ни пришла. Тверской дворянин. Зачем мы здесь? Другой. Уж верно же недаром: Князь Шуйский звал и в этот поздний час Сбирает всех не для пустой забавы. Третий. Гляди-ка, брат, сановники, купцы. Бояре и мещане. Другой. Сердце чует, Что кроются здесь важные дела. Третий. Не на Литву ль? Она уж всем постыла. Боярин. Уж нынче Царь натешился довольно. Валуев. Вот, подожди, потешим плясуна. Тверской боярин. А! Слышишь ли? Боярин. Как шут в наряде Польском, Он так плясал с Маринкою своей |
| Князь Куракин. Что за вопрос? Ты сам нас призывал Стать за Москву, начать святое дело И нашу Русь спасти от Лже-царя. Князь Шуйский. Когда ж, когда? Князь Куракин. Помилуй, князь Василий, Не ты ли к нам всечасно присылал Из Галича, из мрака дальней ссылки Своих друзей и преданных дворян И от людей святых благословенье, Чтоб пробудить покорную Москву? Князь Шуйский. Ты шутишь, князь! Боярин. Вот Ляпунов свидетель. Князь Куракин. К чему ещё свидетели! Вчера Ты нас молил не верить Самозванцу; Его слова, внезапну брань с Литвой Ты называл порывом безрассудным. Князь Шуйский. И что же вы сказали мне в ответ? Князь Куракин. Не вопрошай! Нам совестно и вспомнить. Салтыков. Что совестно? Какая совесть тут? Мы думали, что он разладил с Польшей, Что вновь бояр своих полюбит он, Нас наградит, пожалует богато, И прежнее нам будет вновь житье! Ты знаешь сам, что к мёду липнут мухи, А к милостям и злату род людской. Князь Куракин. Стыдись! Князь Шуйский. Вчера обман и самозванство И ересь, всё прощали вы ему: Свершайте же свой подвиг как хотите! Не изменю, не помогу я вам! Князь Куракин. Но без тебя кому ж народ поверит? Чей глас как твой подвигнет всю Москву? Князь Шуйский. Вы знаете, что Царь великодушный Простил мне все минувшие вины. Князь Куракин. Помиловал, как милует разбойник. Князь Шуйский. А вы вчера не все ль забыли вдруг, Свои слова и тайные обеты, И родины неслыханный позор? Подите, нет: не любите России, Вы холодны к призванию её. Берите же себе вождя любого, Но не меня. Князь Куракин. Винимся пред тобою. Князь Шуйский. Винитеся, а завтра к вам улыбку Вновь обратит непостоянный Царь, И перед ним преклоните колена, И от меня отступитесь опять. Князь Скопин-Шуйский. Им будет стыд. Тебе какое дело? Ты верен будь своей стране родной. Князь Шуйский. Оставь, племянник. Прокофий Ляпунов. Многие граждане Здесь ждут в сенях; велишь их отослать? Князь Шуйский. Нет. Ляпунов: хочу проститься с ними. (Входят граждане). Зачем ко мне собрались в час ночной, Друзья? Граждане (кланяются). |
| О Господи, когда тот день настанет, Когда мечом я в схватке роковой С ним встречуся, неумолимый мститель За нашу Русь, за стыд и плен Москвы? О, я готов, когда бы можно, кровью Всей кровию, что в сердце у меня, Тот лист омыть, в котором век грядущий С насмешкою запишет наш позор! Ляпунов. Какой позор! Что верили мы басне, Что, именем прельщённые святым, Дались в обман! Князь Скопин-Шуйский. И я ему поверил, Ему служил! Но слушай, Ляпунов, Теперь конец. У всех открыты взоры, Туман исчез, и всех бояр сердца Святым огнём мгновенно запылали, Огнём любви к своей стране родной. Ляпунов. В боярах, князь, таких сердец немного; Наперечёт: Голицын князь Андрей, Да стольник князь Пожарский, да Волконской, А прочие!.. Князь Скопин-Шуйский. Ты всюду видишь зло. Ляпунов. Да где добро? Я молод, князь Михайло, Но знаю свет; и этот свет лукав. Явление восьмое Князь Шуйский. Здесь Ляпунов и мой племянник. Поздно, Друзья мои, я прихожу домой. Ляпунов. Что, с пиру? Князь Шуйский. Нет, я совещался долго С Куракиным. Да будут ли сюда Все званые? Ляпунов. Когда настанет полночь, Знатнейшие дворяне и жильцы, И сотники, и головы градские Придут сюда. Князь Шуйский. Я звал ещё к себе Начальников дружин Новогородских, Дворян Тверских, Смоленских; их полки Вблизи стоят и царских ждут приказов, Чтобы в поход отправиться к Ельцу. Ляпунов. Надёжны ли? Князь Шуйский. Их нечего бояться: Народ честной, издавна враг Литве, И любит нас, и помнит Годунова. Ляпунов. Да, помощь их была бы кстати нам. Князь Шуйский. Пришла пора решиться. Перед нами Готовится кровавая беда. Предупредим её. Князь Скопин-Шуйский. Ну, слава Богу, Намешкались, надумалися вы. Ляпунов. А после, князь, не правда ль, земской думой Избрать Царя? Князь Шуйский. Конечно, Ляпунов, Мы думу соберём... А вот уж полночь.(Полночь бьёт. Из других комнат слышно пение слепого Антония). Полнощный час, полнощный час! Душа, проснися для моленья, Псалтырь восставь для песнопенья, Проснися гуслей сладкий глас! Молись! Господень взор не дремлет, Господень слух молитвам внемлет, |
| Подай ему победу на враги, Да славится он от моря до моря. Да здравием цветет его семья, Да осенят ее драгие ветви Весь мир земной – а к нам, своим рабам, Да будет он, как прежде, благодатен, И милостив и долготерпелив, Да мудрости его неистощимой Проистекут источники на нас: И царскую на то воздвигнув чашу, Мы молимся тебе, царю небес. ШУЙСКИЙ (пьет) Да здравствует великий государь! Простите же вы, гости дорогие; Благодарю, что вы моей хлеб-солью Не презрели. Простите, добрый сон. Гости уходят, он провожает их до дверей. ПУШКИН Насилу убрались; ну, князь Василий Иванович, я уж думал, что нам не удастся и переговорить. ШУЙСКИЙ (слугам) Вы что рот разинули? Все бы вам господ подслушивать. Сбирайте со стола да ступайте вон. Что такое, Афанасий Михайлович? ПУШКИН Чудеса да и только. Племянник мой, Гаврила Пушкин, мне Из Кракова гонца прислал сегодня. ШУЙСКИЙ Ну. ПУШКИН Странную племянник пишет новость. Сын Грозного… постой. (Идет к дверям и осматривает.) Державный отрок, По манию Бориса убиенный… ШУЙСКИЙ Да это уж не ново! ПУШКИН Погоди: Димитрий жив. ШУЙСКИЙ Вот-на! какая весть! Царевич жив! ну подлинно чудесно. И только-то? ПУШКИН Послушай до конца. Кто б ни был он, спасенный ли царевич, Иль некий дух во образе его, Иль смелый плут, бесстыдный самозванец, Но только там Димитрий появился. ШУЙСКИЙ Не может быть. ПУШКИН Его сам Пушкин видел, Как приезжал впервой он во дворец И сквозь ряды литовских панов прямо Шел в тайную палату короля. ШУЙСКИЙ Кто ж он такой? откуда он? ПУШКИН Не знают. Известно то, что он слугою был У Вишневецкого, что на одре болезни Открылся он духовному отцу, Что гордый пан, его проведав тайну, Ходил за ним, поднял его с одра И с ним потом уехал к Сигизмунду. ШУЙСКИЙ Что ж говорят об этом удальце? ПУШКИН Да слышно, он умен, приветлив, ловок, По нраву всем. Московских беглецов Обворожил. Латинские попы С ним заодно. Король его ласкает И, говорят, помогу обещал. ШУЙСКИЙ Все это, брат, такая кутерьма, Что голова кругом пойдет невольно. Сомненья нет, что это самозванец, |
| ВОРОТЫНСКИЙ Не чисто, князь. ШУЙСКИЙ А что мне было делать? Все объявить Феодору? Но царь На все глядел очами Годунова, Всему внимал ушами Годунова: Пускай его б уверил я во всем, Борис тотчас его бы разуверил, А там меня ж сослали б в заточенье, Да в добрый час, как дядю моего, В глухой тюрьме тихонько б задавили. Не хвастаюсь, а в случае, конечно, Никая казнь меня не устрашит. Я сам не трус, но также не глупец И в петлю лезть не соглашуся даром. ВОРОТЫНСКИЙ Ужасное злодейство! Слушай, верно, Губителя раскаянье тревожит: Конечно, кровь невинного младенца Ему ступить мешает на престол. ШУЙСКИЙ Перешагнет; Борис не так-то робок! Какая честь для нас, для всей Руси! Вчерашний раб, татарин, зять Малюты, Зять палача и сам в душе палач, Возьмет венец и бармы Мономаха… ВОРОТЫНСКИЙ Так, родом он незнатен; мы знатнее. ШУЙСКИЙ Да, кажется. ВОРОТЫНСКИЙ Ведь Шуйский, Воротынский… Легко сказать, природные князья. ШУЙСКИЙ Природные, и Рюриковой крови. ВОРОТЫНСКИЙ А слушай, князь, ведь мы б имели право Наследовать Феодору. ШУЙСКИЙ Да, боле, Чем Годунов. ВОРОТЫНСКИЙ Ведь в самом деле! ШУЙСКИЙ Что ж? Когда Борис хитрить не перестанет, Давай народ искусно волновать, Пускай они оставят Годунова, Своих князей у них довольно, пусть Себе в цари любого изберут. ВОРОТЫНСКИЙ Не мало нас, наследников варяга, Да трудно нам тягаться с Годуновым: Народ отвык в нас видеть древню отрасль Воинственных властителей своих. Уже давно лишились мы уделов, Давно царям подручниками служим, А он умел и страхом, и любовью, И славою народ очаровать. ШУЙСКИЙ (глядит в окно) Он смел, вот всё – а мы… Но полно. Видишь, Народ идет, рассыпавшись, назад — Пойдем скорей, узнаем, решено ли. Красная площадь НАРОД. ОДИН Неумолим! Он от себя прогнал Святителей, бояр и патриарха. Они пред ним напрасно пали ниц; Его страшит сияние престола. ДРУГОЙ О боже мой, кто будет нами править? О горе нам! ТРЕТИЙ Да вот верховный дьяк Выходит нам сказать решенье Думы. НАРОД Молчать! молчать! дьяк думный говорит; Шш – слушайте! ЩЕЛКАЛОВ |
| Воротынский. Ну. а кабы здесь, можно бы за дельце взяться, можно бы, а? Шуйский. Что гадать впустую… Воротынский. Не впустую. Сказывал намедни крестовый дьяк Ефимьев: двух чернецов забрали в шинке; один говорил: он-де спасенный царевич Димитрий, и скоро объявится, будет царем на Москве. Шуйский. Мало ли, что люди с пьяных глаз по кабакам болтают. Вырвут им языки, плетьми отдерут, и дело с концом. Воротынский. Воля твоя, Иваныч, только смотри, может, счастья Бог тебе посылает, а ты брезгаешь… Шуйский. Коли от дураков счастье? Воротынский. Эх, батюшка. Русь-то вся на дураках стоит! Ну, один-то чернец и впрямь дурак, забулдыга, пьянчужка, а другой – паренек вострый, и жития постного, от роду вина в рот не брал, да видно бес попутал. От него польза может быть. Шуйский. Ты-то сам их видел? Воротынский. Нет, Ефимьев сказывал. Шуйский. Знает царь? Воротынский. Не знает, еще и не пытали, как следует. Слушай-ка, Иваныч, хочешь, велю их прислать? Чем черт не шутит? Ну-ка, пощупай! Шуйский, глубоко задумавшись, наливает ковш меда, медленно подносит ко рту и, не выпив, ставит обратно на стол. Воротынский. Ну, так как же, отец, прислать? Шуйский. Пришли, пожалуй. Ин быть по-твоему: чем черт не шутит! Воротынский (встает, наклоняется и благоговейно, как святую икону, целует Шуйского в лысину). Премудрость! (Указав на флягу). Это что? Шуйский. Клубничная. Воротынский (налив две чарки и подавая одну Шуйскому). Ну-ка, батюшка, выкушай, полно камень сосать! (Крестится). Благослови, Господи! За здравие и благоденственное житие царя Василия Ивановича Шуйского! (Выпив чарку до дна одним духом и грозя кулаком). А ты, Борис Федорович, коли этого зелья хлебнешь, никаким безоаром не отсосешься! Дверь в баню открывается, и оттуда выскакивают, голые, красные, как ошпаренные, Мстиславский и Репнин. Клубом валит пар, сгущается в белое облако, и мелькают в нем золотые маковки церквей, зубчатые стены Кремля, терема, хоромы. VIII. Допрос Утренний луч солнца, сквозь круглые, в свинцовом переплете, грани оконной слюды, попадает на обитую голландской кожей стену, захватывая лысину Шуйского. Он сидит за столом, что-то пишет. |
| Не чисто, князь. Шуйский. А что мне было делать? Всё объявить Феодору? Но царь На всё глядел очами Годунова, Всему внимал ушами Годунова: Пускай его б уверил я во всем; Борис тотчас его бы разуверил, А там меня ж сослали б в заточенье, Да в добрый час, как дядю моего, В глухой тюрьме тихонько б задавили. Не хвастаюсь, а в случае, конечно, Никая казнь меня не устрашит, Я сам не трус, но также не глупец И в петлю лезть не соглашуся даром. Воротынский. Ужасное злодейство! Слушай, верно Губителя раскаянье тревожит: Конечно, кровь невинного младенца Ему ступить мешает на престол. Шуйский. Перешагнет; Борис не так-то робок! Какая честь для нас, для всей Руси! Вчерашний раб, татарин, зять Малюты, Зять палача и сам в душе палач, Возьмет венец и бармы Мономаха… Воротынский. Так, родом он незнатен; мы знатнее. Шуйский. Да, кажется. Воротынский. Ведь Шуйский, Воротынский… Легко сказать, природные князья. Шуйский. Природные, и Рюриковой крови. Воротынский. А слушай, князь, ведь мы б имели право Наследовать Феодору. Шуйский. Да, боле, Чем Годунов. Воротынский. Ведь в самом деле! Шуйский. Что ж? Когда Борис хитрить не перестанет, Давай народ искусно волновать, Пускай они оставят Годунова, Своих князей у них довольно, пусть Себе в цари любого изберут. Воротынский. Не мало нас, наследников варяга, Да трудно нам тягаться с Годуновым: Народ отвык в нас видеть древню отрасль Воинственных властителей своих. Уже давно лишились мы уделов, Давно царям подручниками служим, А он умел и страхом и любовью И славою народ очаровать. Шуйский (глядит в окно). Он смел, вот всё – а мы… Но полно. Видишь, Народ идет, рассыпавшись, назад – Пойдем скорей, узнаем, решено ли. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ НАРОД. Один. Неумолим! Он от себя прогнал Святителей, бояр и патриарха. Они пред ним напрасно пали ниц; Его страшит сияние престола. Другой. О боже мой, кто будет нами править? О горе нам! Третий. Да вот верховный дьяк Выходит нам сказать решенье Думы. Народ. Молчать! молчать! дьяк думный говорит; Ш-ш – слушайте! Щелкалов (с Красного крыльца). Собором положили |
| Сняв с себя длинные кафтаны и шапки, братья Шуйские расположились за длинным столом, укрытым белой скатертью. Во главе стола восседал Василий Шуйский в длинной пурпурной рубахе, украшенной золотым шитьем на груди и плечах. Справа от него сидел Иван Шуйский в легкой шелковой однорядке темно-синего цвета, слева находился Дмитрий Шуйский в белой горничной рубахе, расшитой красными петухами. Кушанья в пиршественный зал вносили слуги-стольники, все, как один, молодые, все сыновья бояр и князей. За сменой блюд следил кравчий Иван Суслов, преданный семье Шуйских человек. Яства выставлялись на стол в больших серебряных ендовах и в роскошных фарфоровых вазах. Каждый из братьев Шуйских вилкой или ложкой сам накладывал в свою тарелку то, что хотел. Лишь вино и квас им в чаши наливал виночерпий. Узнав от дворецкого, что князь Пожарский и дьяк Завьялов ожидают выхода государя в гостевом покое, Василий Шуйский нетерпеливо замахал руками. – Веди их сюда! – воскликнул он, чуть не подавившись куском рыбного пирога. – Веди живее! Тучный дворецкий неловко поклонился и, пятясь задом, исчез за высокими дверями, украшенными узорами с позолотой. Вступив в просторную царскую трапезную, дьяк Завьялов и князь Пожарский отвесили низкий поклон Василию Шуйскому. К удивлению дьяка Завьялова и кравчего Суслова, Василий Шуйский вышел из-за стола и с распростертыми объятиями приблизился к Дмитрию Пожарскому. – Здравствуй, князь! – улыбаясь, промолвил Василий Шуйский и слегка встряхнул Пожарского за плечи. – Готов ли ты послужить мне и государству Московскому верой и правдой? – Я твой преданный слуга, государь, – сказал Дмитрий Пожарский, чуть склонив голову. – Готов голову сложить за тебя и за Святую Русь! – Хочу поручить тебе, князь, дело наиважнейшее! – Василий Шуйский многозначительно поднял кверху указательный палец, украшенный золотым перстнем с рубином. Заметив, что дьяк Завьялов взирает на него, открыв рот от изумления, Василий Шуйский снял перстень с указательного пальца и протянул ему со словами: |
|
|
