| Я не согласился примириться с этой тайной, я ее не принял. Я никогда не соглашался с тем абсурдом, что несотворенная материя могла породить жизнь, что первобытный зародыш потенциально содержал в себе покорителя космоса и галактик. Тут я должен снова повторить: с тех пор, как я в последнем классе гимназии читал Паскаля, я знаю, что «малейший трепет любви относится к бесконечно более высокой сфере». Не будем уж касаться вопроса, поставленного этим лицом, высеченным в мраморе или в камне в Афинах или в Шартрском соборе и которое смотрит на нас из глубины веков или той жалобой, которая без конца возносится и которую мы еще слышим, хотя она принадлежит Моцарту, которого бросили в общую могилу столько лет назад. Я не отказываюсь от поиска ответа на вопросы, которые ставит перед нами мысль творящая, рука совершающая и прежде всего сердце, любящее и страдающее, благодаря которому миллионы других мужчин и других женщин, похожих друг на друга, приобретают отличительные черты, причем каждое из этих существ, населяющих землю, также незаменимо, как и мы. Я получил этот ответ, ответ вполне ясный, но он находился в сердце тайны, которая не требует иного ответа, кроме веры и любви: в тайне Воплощения. Итак, оказывается, что в результате я принял тайну, но только после того сопротивления, которое я ей оказал, тогда как агностики и атеисты с самого начала примиряются с тайной и даже больше чем примиряются, потому что сам факт постановки вопросов относительно нашего происхождения и нашего конечного назначения представляется им результатом умственной отсталости. Неприятие тайны — вот здесь-то и рождается моя вера, надежда и любовь. Обоснование для моего неприятия тайны я нашел в том Свете, который пришел в этот мир. Насколько мне известно, в Новом Завете есть только одно лицо, которое не является ни святым, ни преступником, ни слепцом, ни мудрецом, одно единственное лицо, о котором можно сказать, что оно так смешно, что его имя стало предметом насмешек. Однако, именно ему, учителю Израилеву, |
| В связи темой пробуждающего (excitare) удивления интересно вспомнить название, данное ранними издателями Н.К собранию его проповедей-бесед: «Excitationes», т.е. букв. «пробуждения». «ut perficiatur» – «совершенство» (perfectio) здесь в онтологическом смысле как актуализация формы или идеи той или иной вещи, в данном случае интеллекта. См., например: «О неб.иер.» 2, 3. Однако в точности таких слов у Дионисия не находят, и сама формулировка восходит, скорее, к Тьерри Шартрскому (Комментарий к «О Троице» Боэция IV, 28, 35-36). См. также «Наука незнания» I, 17, 51; «воздвиженское письмо» 1453 года. О воле Бога как последнем основании мира в противоположность античному «нецесситаризму» см.: «Наука незнания» II, 3, 111; «Берилл» 24, 38; 30, 51. «in umbra et caligine» - «Мрак» апофатического богопознания - частое у Н.К. выражение из Ареопагита («Мист.теология» I; «Письмо Гайю I»), толкующее восхождение «во мрак» Моисея (Исх. 20, 21). Ср.: «Апол. науки незнания» 28-29, «воздвиженское» письмо 1453 г. (где дословно то же: in umbra et caligine); «О видении Бога» 9, 36-37. См. также марг. к Альберту Великому («Комм. к Бож. им.» 2, 84): «Видно, что недостаток Альберта и вообще всех – в том, что всегда боятся войти в мрак (intrare caliginem), состоящий в допущении противоречий, ибо рассудок этого бежит и боится [туда] проникнуть. И оттого, избегая мрака, не достигает невидимого видения. Если бы пред-положил необходимым то, что предстает ему невозможным, и в незнании (ignote) вошел в эту тьму, несомненно нашел бы невозможность необходимостью и тьму светом – не интеллектуальным постижением, но выше [его]– в видении, о котором говорит Ди[онисий] в Мистической теологии». Далее до конца главы текст (выделен квадратными скобками) присутствует только в самом раннем списке трактата. Из позднейших версий фрагмент, вероятно, был исключен самим Н.К., так как его идеи были развернуты вскоре в отдельном сочинении «О видении Бога». «милость и любовь» : «caritas et amor» – слова из службы Страстного Четверга (Антифоны на умовение ног): «Ubi caritas et amor, ibi Deus est» |
| Впрочем, подобные случаи кровавых драм на юге Франции были исключением; в общем, освобождение городов здесь было делом мира и порядка. Не то мы встречаем на севере Франции; правда, и здесь были случаи мирного освобождения: здесь иногда даже сами сеньоры помогали городам в борьбе за независимость с той целью, чтобы теснее связать с собой граждан и приобрести в них союзников, но в общей картине истории северных городов эти случаи отодвигаются на второй план и первое место уступают восстанию. Города французского севера добыли себе самостоятельность путем упорной и кровавой борьбы. Положение этих городов с самого начала было иное по сравнению с Италией, Провансом или Лангедоком. Северные города были менее населены, менее богаты и менее сильны; напротив, узы феодализма в них были могущественнее и сплоченнее. Редко и при особых обстоятельствах северный город находил себе сочувствие у своего барона; в большинстве случаев его встречали в замке упорное сопротивление, готовность скорее стереть город с лица земли, чем признать за ним те вольности, которых он добивался. И это понятно: освобождение городов било феодалов прямо по карману; оно не только сокращало их власть, оно ограничивало их доходы и задевало их честь, так как в уровень с ними ставило какое?то «сборище деревенщины». В особенности ненавистью к городам отличалось французское духовенство. «Коммуна, – говорит Гиберт Ножанский, аббат монастыря св. Марии, – есть новое и ненавистное слово, и вот что оно обозначает: люди, обязанные платить талью, только раз в год платят сеньору то, что обязаны платить». Эти слова Гиберта выражают собой общее мнение тогдашнего духовенства. Ива Шартрский, один из передовых прелатов своего времени, прямо проповедовал в Бовэ, что присягу, данную городам, хранить не нужно; ибо такие договоры, добавлял он, противны каноническим канонам и постановлениям Св. Отцов. Весьма любопытно выразился относительно городов Этьен, епископ Турне: «На этом свете, – говорил он, – есть три и даже четыре рода крикунов: это коммуны деревенских жителей, которые желают разыгрывать роль сеньоров; спорящие женщины, хрюкающее стадо свиней и не приходящие к соглашению каноники; мы смеемся над вторыми, презираем третьих, но да освободит нас Господь от первых и последних». |
| По словам И. С., невозможно, чтобы род и вид одновременно существовали как единичные вещи и сказывались о единичных вещах. Сам И. С. не допускал самостоятельного существования универсалий (тем самым не соглашаясь с крайними реалистами); вместе с тем он критиковал тех, кто отделяли универсалии от вещей вплоть до превращения их в чистый инструмент ума, с вещами уже не связанный (т. е. отвергал позицию номинализма ). Собственное решение проблемы универсалий И. С. пытался представить как разъяснение «правильной» изначальной позиции Аристотеля, связывая существование универсалий с познавательной деятельностью человека, в частности, с актом понимания (conceptio). По мысли И. С., роды и виды прежде всего есть продукты деятельности абстрагирующего разума, к-рый «созерцает форму отдельно от материи» (Ibidem). Общее, согласно И. С., «не может существовать отдельно от единичностей» (Ibidem). Однако общее обладает и определенным онтологическим статусом: «Роды и виды - это не некие вещи, отличающиеся от единичного актуально и природно (actu et naturaliter), но они суть некие образы природных и актуальных [вещей], подобия актуальных [вещей], сияющие в разуме, словно в зеркале природной чистоты самой души» (Ibidem). Интерпретация универсалий через акт концептуального понимания близка к идеям Петра Абеляра, хотя прямо И. С. на него не ссылается. Согласно И. С., универсалии есть своеобразные идеализации, представляющие реальное содержание познаваемых человеком вещей. Существуя в человеческом уме, они вместе с тем являются не просто его «выдумками», но отображениями той реальности, с к-рой разум постоянно взаимодействует. Общая характеристика учения И. С. Распространенным среди совр. исследователей наследия И. С. является мнение, что по своим взглядам И. С. близок к шартрской школе , с представителями которой его объединяет интерес к анализу познавательных способностей человека, почтительное отношение к грамматике, красноречию и логике (см., напр.: Brown. 1959). Нек-рых шартрских философов и теологов И. |
| Позаимствовав у неоплатонистов (см. Плотин) ряд тезисов и космологию десяти сфер, Авиценна дополнил своё доказательство, чтобы вывести, что эта необходимая Первая причина создаёт ряд ангелов или «разумений». Они управляют десятью космическими сферами. Авиценна рассуждал, что Необходимое Существо, которое по сути своей только одно, может создавать одновременно только одно следствие. Поскольку мышление есть созидание, и Бог с необходимостью мыслит, поскольку Он есть Необходимое Существо, должна существовать необходимая, исходящая от Бога, эманация десяти существ, именуемых «разумения», которые и делают всю остальную работу. Последнее из этих существ, которое называется «действующее разумение», формирует четыре элемента космоса и наставляет человеческий разум на всякую истину. Итак, Бог у Авиценны является Необходимым Существом, от Которого с абсолютной необходимостью исходит, как эманация, множественная созидательная сила десяти богов. В отличие от христианского Бога, Который свободно творит и является прямой причиной существования всего, что существует, у Авиценны с необходимостью появляется цепочка богов, и уже эти боги создают всё, что находится ниже. Иудейский философ Моисей °Маймонид (1135–1204) предвосхитил несколько позднейших христианских формулировок доказательства космологического типа. В его аргументации фигурировали указания на Перводвигатель, Первопричину и Необходимое Существо, как и в первых трёх доказательствах Фомы Аквинского. Он утверждал, что ветхозаветное «Я ЕСМЬ» ( Исх. 3:14 ) подразумевает «абсолютное существование» и что один только Бог существует абсолютно и с необходимостью. Все создания имеют существование только в качестве «случайности», добавленной к их сущности их Причиною. °Фома Аквинский: пять доказательств. Когда Фома Аквинский формулировал свои «пять способов», он не создавал существенно новых доказательств. Первые три доказательства уже были у Маймонида. Причём первые два из них встречались у Фараби и Авиценны. Основанное на понятии совершенства доказательство Ансельма сходно с «четвёртым способом». А пятый способ Фомы Аквинского, в сущности, представляет собой телеологическое доказательство в той его форме, которую такие схоласты, как Тьерри Шартрский и Гильом из Конша (Вильгельм Конхесский), получили путём адаптации из доказательства в «Тимее» Платона. Разумеется, Фома Аквинский формулировал свои доказательства в контексте собственной философии, которая в большей степени следует Аристотелю, чем у большинства его христианских предшественников. Первые четыре доказательства Фомы Аквинского можно изложить так: |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АЛАН ЛИЛЛЬСКИЙ [лат. Alanus ab Insulis] (1125 или 1130, Лилль, Сев. Франция - 1203, мон-рь Сито ), западноевроп. средневек. поэт и богослов, цистерцианец. Учился в Шартре, преподавал свободные искусства в Монпелье и Париже. В 1179 г. участвовал в заседаниях Латеранского III Собора . Его мировоззрение проникнуто неоплатонизмом шартрской школы , в философии близок Гильберту Порретанскому . А. Л. скептически относился к значению авторитета в философии, считал, что все христ. догматы могут быть подтверждены доводами разума. В своем труде «Правила святого богословия» (Regulae de sacra theologia) пользовался методом доказательства от противного. Творчество А. Л. отмечено интересом к натурфилософии и морально-психологическим проблемам. В соч. «De planctu naturae» (Плач природы), написанном в подражание «Утешению философией» Боэция , он обличает человеческие пороки, прежде всего извращенную любовь. Интересна картина мира А. Л., в к-рой человек предстает как микрокосм, идеальное отражение макрокосма: природа по повелению Божию творит «естество человеческое по образу всемирного механизма, дабы в нем, как в зерцале, явилось запечатленным естество всего мироздания». «Anticlaudianis» (Антиклавдиан), др. важнейшее сочинение А. Л., развивает тему морального совершенствования человека, побеждающего пороки: природа, недовольная своим творением, решила создать совершенного человека, 15 сестер Добродетелей и Семь свободных искусств снаряжают колесницу, к-рая отвозит тело человека к престолу Божию, и Господь вдыхает в него душу. Лит. стиль А. Л. стал образцом для подражания в последующей аллегорической лит-ре. Соч.: PL. Т. 210; О бренном и непрочном естестве человека/Пер. Ф. А. Петровского//ПСЛЛ, X-XII вв. М., 1972. С. 333; Плач природы/Пер. М. Л. Гаспарова//Там же. Лит.: Haskins Ch. H. The Renaissance of the Twelfth Century. Camb., 1927; Wetherbee W. Platonisme and Poetry in the Twelfth Century: Literary Influence of the School of Chartres. Camb., 1972. О. С. Воскобойников Рубрики: Ключевые слова: АДАМ СЕН-ВИКТОРСКИЙ († 1177 или 1192), средневек. лат. поэт, монах мон-ря августинцев-каноников Сен-Виктор под Парижем АЛЛЯЦИЙ Лев (1586 или 1588-1669), греч. эллинист и эрудит, один из основателей византиноведения, католич. богослов |
| В тот вечер был он образом всего, что нам дорого в нашем общем, христианско–европейском мире, чья судьба решалась теперь, не только на наших глазах, но и в душе каждого и%нас. Четверть века прошло с тех пор, как впервые обрушилось на нас то, что надвигалось исподволь и раньше, но в чем разобраться и тогда, и даже совсем недавно далеко не всем удавалось до конца. За железной войной последовал картонный мир, и грохот первых катастроф затих во всеобщей привычке к катастрофам. Ни революция в России, ни даже революция в Германии не сразу обратились наружу истинным своим лицом. Только теперь, с этой новой войной, разделился мир по той черте, по которой ему давно предстояло разделиться. Только теперь так обнажилось зло, что без злого умысла уже невозможно стало приписать ему ни малейшего добра, и никакого союза с ним заключить для торжества сколько-нибудь достойных человека упований. Наступило время, когда уже не осталось никого в этом общем всем нам европейско–христианском мире, — живи он хоть на экваторе или за полярным кругом, — кто имел бы право сказать о происходящем, что оно ему безразлично, что ему до всего этого дела нет. В страшные времена довелось нам жить — так думалось мне тогда — но зато и до того срока дожили мы в них, когда сама собой истлевает суета и всё мелкое рассыпается вокруг нас прахом. Не осталось места сейчас для государственных эгоизмов, национальных самолюбий, классовых расчетов, для партийной узости и газетной болтовни, для отживших свой век идейных распрей, давно выродившихся в беззубую старческую перебранку. Конечно, всё это еще существует, но всё это бесповоротно осуждено историей. Правые были и правы и неправы; у левых было не больше истины, чем лжи. Революция и реакция — обе стоят того, чтобы их посадили за решетку, да они уже и смешались, и одну от другой не отделить. Свободе, разуму и достоинству человека одинаково противны и рассудочное мракобесие, завладевшее Россией, и безмозглое чревовещанье, покорившее Германию. Обветшали все лозунги и программы, набил оскомину политический жаргон, и ценности, оторвавшиеся от своего подлинного корня, наскоро реквизированные для узких и преходящих нужд, ныне возвращаются к нему, и мы начинаем понимать, что единственное место их реального бытия — вера, правда и преемственность христианской Европы. Оттого-то живая душа уже и не может не услышать, о чем камни вопиют на шартрском холме… |
| 593. Святой Патрик (390—460) — апостол Ирландии, основатель ирландского монашества. По одним источникам, он родился в Шотландии, по другим — во Франции. Шестнадцати лет от роду попал в руки пиратов и был продан в Ирландию, где работал пастухом. Спустя шесть лет бежал во Францию и получил образование либо в Мармутье, школе, основанной святым Мартином Турским, либо в Лерине, в школе, основанной святым Гоноратом. Рукоположив Патрика в епископский сан, папа Целестин отправил его в Ирландию, где он вел ревностную миссионерскую деятельность среди кельтов. Основал множество монастырей, среди которых самый известный находился в Арма. Сохранились его послания, а также Confession, своеобразное описание духовного паломничества, созданное им на латыни. 594. Гвиберт Ножанский (1053—1121) — монах, историк первого крестового похода. Его автобиография перерастает в историю его аббатства и епархии. 595. Гильберт Порретанский (или Жильбер де ля Порре) (1080—1154) — один из схоластических богословов, ученик Бернарда Шартрского и Ансельма Ланского. С 1142 г. епископ Пуатье. Его ранние работы посвящены комментариям к Псалмам. Богословские взгляды Гильберта, касавшиеся проблем тринитарности и единобожия, вызывали неоднозначную реакцию и в 1148 г. он предстал перед Реймским собором. Формально он был осужден, однако был вынужден отказаться от многих своих взглядов, признав их заблуждениями. Святой Бернард Клекрвоский обвинял его и учеников–порретан в ереси. 596. Гильом IX Аквитанский (1071–1127) — девятый герцог Аквитании и седьмой граф Пуатье, старейший трубадур Окситании. Принимал участие в первом крестовом походе, чудом избежал плена. В 1102 г. бесславно вернулся в родной Прованс. Он оставил шесть озорных стихотворений, четыре куртуазные «кансоны» и покаянную песнь «Желаньем петь я вдохновлен…». 597. В одном из писем к Элоизе (Ер. V) Абеляр вспоминает, что ему приходилось прибегать к угрозам и побоям, чтобы сделать ее более податливой. 598. любовная переписка (фр.). 599. Имеются в виду особые молитвы, «часы», которые обычно предшествуют Вечерне, Всенощной или Литургии. |
| Относительно недружелюбных действий австрийского резидента в Константинополе Ланчинский также сообщал успокоительные уверения цесарских министров, что между Россиею и Австриею не может быть никаких столкновений: Австрия не может завидовать приобретениям России на Балтийском море, потому что Швеция была всегда враждебна австрийскому дому, следовательно, интерес Австрии требует бессилия Швеции. Относительно Востока Австрия имеет побуждения желать там распространения русской торговли, ибо нет причин к войне между Россиею и Австриею, тогда как другие государства, обогащаясь от торговли на Востоке, употребляют свое богатство в войнах против Австрии; одним словом, нет еще таких двух дворов на свете, которых интересы были бы так тесно связаны, как интересы дворов русского и австрийского. При этих уверениях у австрийских министров проглядывал страх, чтоб Россия не сблизилась с Франциею и Испаниею. Особенно сильно встревожила Вену поездка Ягужинского в Берлин, и принц Евгений обошелся холодно с Ланчинским. Холодность усилилась, когда пронесся слух, что Ягужинский отправился в Париж для переговоров об упрочении польского престола за герцогом шартрским, сыном регента герцога орлеанского, и о заключении брачного союза с бурбонским домом. Петр требовал от венского двора, чтоб он употребил свои добрые услуги в Константинополе для отстранения столкновений между Россиею и Портою по поводу персидских дел. Венский двор обещал, но в то же время получено было известие, что об этом хлопочет французский посол в Константинополе, и к Ланчинскому обратились с упреками: «Если вы нам доверяете и считаете наш кредит у Порты сильным, то зачем обращаетесь к Франции? Если же думаете, что Франция лучше вам может услужить там, то зачем обращаетесь к нам?» В начале 1723 года венский двор был в затруднительном положении: происходит какое-то сближение между Россиею и Пруссиею, Франциею и Испаниею; с единственным союзником Австрии, королем английским, у цесаря столкновения по религиозным делам, причем, защитник католицизма в Германии, цесарь не может уступить защитнику протестантизма курфюрсту ганноверскому, который, как король английский, пользуется своим временем и гордо заявляет свои требования. |
| Patet etiam in primo effectu Dei foras, qui est esse, omnium intimum, secundum illud Augustini: «intus eras et ego foras» [. заметь, что Богу и всему божественному, поскольку оно божественно, свойственно быть внутри и быть самым внутренним. Это очевидно из первого предложения «Книги о причинах», особенно из комментария. Это же очевидно из первого следствия Бога вовне, каковым является бытие – самое внутреннее из всего, согласно речению Августина: «Ты был внутри, а я – вовне»]. – См. ссылки ibid., p. 28. 451 Бытие, согласно De causis [«Книге о причинах»], есть первая сотворенная реальность (4 a propositio). См.: гл. 2, раздел 2 (Дарование бытия), прим. 94; ср.: Там же. гл. 2, раздел 11 (Единство вселенной), прим. 249. 455 Volpe G. della. Il misticismo speculativo di Maestro Eckhart, 1 re ed. (Bologna, 1930). Р. 116–117. 458 См.: гл. 3, раздел 3 (Божественная самодостаточность и тварная немощь), прим. 395 и раздел 6 (Предмет метафизики) passim. – Эти два типа познания – epoptica [созерцательное] и naturalis [физическое] – которые неоплатоническая традиция пыталась найти у Платона, противопоставляя «Парменида» «Тимею», характеризовались следующим образом в одном пассаже у Халкидия, представлявшем особый интерес для Шартрской школы: Haec quippe naturalis, illa epoptica est. Naturalis quidem, ut imago nutans aliquatenus et in verisimili quadam stabilitate contenta; epoptica vero, quae ex sincerissimae rerum scientiae fonte manat [Одно познание – физическое, другое – созерцательное. Физическое – как образ, несколько колеблющийся и состоящий в более или менее устойчивом правдоподобии; созерцательное же – то, которое проистекает из достовернейшего источника знания о вещах] (Wrobel J. Platonis Timaeus, interprete Chalcidio, cum eiusdem commentario. Teubner, 1876. P. 303). По этому вопросу см.: Klibansky R. Plato’s Parmenides in the Middle Ages and the Renaissance/Mediaeval and Renaissance Studies. Vol. I, n. 2. London, 1943. P. 282 s. 460 Об учении о творении, которое принимается иудеями, христианами и мусульманами, см.: In Metaphys., comm. |
|
|
