| В царском государственном архиве, благодаря влиянию и вмешательству Саввы Владиславича, архивные материалы, касающиеся сербов, выделили в отдельный раздел под названием " Сербские дела " . До этого времени архивные документы по вопросам Сербии содержались в разделах " Греческие дела " , а порой и " Турецкие дела " Только после этого в донную область пришла определенная ясность. Близость Саввы Владиславича с Петром Первым и российской императорской семьей способствовала тому, что для сербов открылись двери российских государственных и духовных учреждений, там их стали с удовольствием принимать, выслушивать и стараться помочь Митрополит белградско-карловацкий Моисий Петрович, сталкнувшись с сильным давлением со стороны Габсбургской монархии и Римско-католической церкви, которые, в свою очередь, не выбирали средства, чтобы обратить православных сербов, проживавших на территории Австро-Венгрии в униатство, в 1718 году тайно, с помощью российского консула в Вене направил Петру Первому просьбу прислать ему русских учителей и русские книги " Мы не просим богатства, нежели помощь в просвещении и учении, оружии душ наших, дабы могли мы противостоять тем, кто нас угнетает " , среди прочего говорилось в письме, адресованном Петру Первому Вскоре из России прибыл учитель Максим Терентьевич Суворов, 400 букварей, 100 славянских грамматик, а также значительная сумма денег С тех пор к сербам стали приезжать русские учителя, а сербские молодые люди из Австро-Венгерской и Османской империй получили возможность получать образование в России, откуда они возвращались на родину, распространяя русофильство и славянские идеи И в последние часы своей жизни Савва Владиславич думал о сербском народе: в завещании наследнику, племяннику Моисию Ивановичу Владиславичу, граф завещал " отправить в сербские земли три сундука славянских книг: первый – в монастырь в Херцег-Новом (где находились монахи, бежавшие из монастыря Тврдош недалеко от Требине), второй – в монастырь Житомислич на реке Неретва в Герцеговине, а третий – церкви в Топле в Боке Которской. В сундуках находилась серебряная церковная утварь, кадило и крест за упокой его души. Эти предметы были сделаны в Москве, лично по заказу графа Саввы Владиславича, из чистого серебра. И сегодня они хранятся в этих сербских церквях " |
| протоиерей Владислав Свешников Скачать epub pdf 14. Вера и надежда: этическое содержание Любовь Божественная становится значимой в жизни человека, когда, во-первых, он готов будет ее услышать, осознать и принять, и, во-вторых, в силу этого она будет действенна в нем как высшая христианская нравственная добродетель. Но она практически раскрывается в жизни человека лишь впредметной связи с двумя другими добродетелями – верой и надеждой. Так считает святая церковь , которая устами апостола Павла ставит веру и надежду рядом с любовью в ряду высших христианских добродетелей, хотя и выделяя любовь как главную. Вместе с тем вера и надежда могут рассматриваться и как известные психологические состояния, которые воспринимаются этически лишь в зависимости от нравственных смыслов, которые содержатся в этих состояниях. Так, по известному примеру, земледелец засевает поле в надежде получить урожай, и эта надежда нравственно нейтральна. Она приобретает нравственную окраску, когда, например, в этом отношении он все упования возлагает на Бога (вполне осознанно или интуитивно), или напротив – исключительно на свои собственные возможности. Все примеры подобного рода (а других – нет) показывают, что вера и надежда могут быть оценены этически лишь с религиозных позиций. Вера как религиозная категория Особенно это относится к вере. Это ощущается даже и грамматически. Один и тот же глагол применяется в двух различных модификациях (верить, верю или веровать, верую) в зависимости от того, какой смысл в него вкладывается (религиозный или безрелигиозный). Кроме того, слово “вера”, раскрываемое в нравственно безразличном аспекте, управляет существительным в дательном падеже (“Москва слезам не верит”). Это же слово, но религиозно ориентированное, управляет существительным в винительном падеже с предлогом “в» (“Я верую в Бога”). Впрочем, известно, словоупотребление, когда вера религиозная формулируется в особом нравственном смысле с употреблением имени Бога тоже в дательном падеже (“я верю Богу”). |
| В наст. время известно 7 рукописей, переписанных В. Г., 4 из них 1, 3-5) имеют запись писца, 3 были атрибутированы ему по почерку: 1. Сборник, включающий «Шестоднев» свт. Василия Великого, книгу Иова с толкованиями, Евангелие от Иоанна с толкованиями Феофилакта, архиеп. Охридского, «Пределы» Климента Александрийского и антилат. полемическое сочинение. Переписан в 1456 г. в Младо-Нагоричине (Там же. 4/14. 546 л.; Украина. ОГНБ. I-110. 77 л.). 2. Торжественник минейный на сентябрь-август (Нямецкий панегирик, или Нямецкий Торжественник). Переписан в 3-й четв. XV в. (Бухарест. Б-ка АН Румынии. Слав. 152. Л. 1-278 об.). 3. Сборник житий, полемических статей и сочинений, в т. ч. содержащий Жития Илариона, архиеп. Меглинского, и Константина-Кирилла Философа, «Шестоднев» свт. Василия Великого и «Маргарит» свт. Иоанна Златоуста (Загребский сборник Владислава). Переписан в 1469 г. в мон-ре Матейче для Димитрия Кантакузина (Загреб. Архив ХАЗУ. III а. 47. 770 л.). 4. «Андрианты» и др. беседы Иоанна Златоуста. Переписаны в 1473 г. в мон-ре Матейче (Болгария. Б-ка Рильского мон-ря. 3/6. 338 л.). 5. Торжественник минейный на февраль-январь с дополнениями (Рильский панегирик). Переписан в 1478-1479 гг. в мон-ре Матейче (Там же. 4/8. 778 л.). 6. Сборник сочинений о св. Димитрии Солунском (жития, чудеса, похвальные слова, в т. ч. Димитрия Кантакузина). Переписан в 80-х гг. XV в. (РНБ. Вяз. Q. 279. 194 л.). 7. Сборник слов и житий. Переписан в 80-х гг. XV в. (Болгария. Б-ка Рильского мон-ря. 2/23. 572 л.). Подробное научное описание всех известных рукописей В. Г. выполнено Б. Христовой; в небольших объемах его почерк также присутствует в ряде рукописей, переписанных в 80-х гг. XV в. в Рильском мон-ре ( Христова. Владислав Граматик. С. 181). Перу В. Г. принадлежат т. н. Рильская повесть и Послание Димитрию Кантакузину, служащее послесловием к Загребскому сборнику (изд.: Kalu niacki E. Werke des Patriarchen von Bulgarien Euthymius. W., 1901. s. 405-413; Христова. Ръкописи. С. 165-177). Повесть, сохранившаяся в Торжественнике 1478-1479 гг. |
| Балкан в целом; сюда стали прибывать тысячи паломников. В 1466 г. между Рильской обителью и рус. мон-рем Св. Пантелеимона на Афоне (населенном в то время сербами - см. ст. Афон ) был заключен договор об оказании взаимной помощи. Постепенно в Рильском мон-ре возобновилась деятельность книжников, иконописцев и странствующих проповедников. В мон-рях Зап. Болгарии и Македонии работали книжники Димитрий Кратовский, Владислав Грамматик , монахи Мардарий, Давид, Пахомий и др. В Сборник 1469 г., написанный Владиславом Грамматиком, был включен ряд сочинений, связанных с историей болг. народа: «Пространное житие св. Кирилла Философа», «Похвальное слово святым Кириллу и Мефодию» и др., основу «Рильского панегирика» 1479 г. составляют лучшие произведения балканских писателей-исихастов 2-й пол. XIV - нач. XV в. («Житие св. Иоанна Рыльского», послания и др. сочинения Евфимия Тырновского, «Житие Стефана Дечанского» Григория Цамблака, «Похвальное слово св. Филофее» Иоасафа Бдинского, «Житие Григория Синаита» и «Житие св. Феодосия Тырновского» Патриарха Каллиста), а также новые сочинения («Рильская повесть» Владислава Грамматика и «Житие св. Иоанна Рыльского с малой похвалой» Димитрия Кантакузина ). Потир. 1731 г. (СНИМ) Потир. 1731 г. (СНИМ) В кон. XV в. в Рильском мон-ре работали монахи-переписчики и составители сборников Спиридон и Петр Зограф; для хранившихся здесь Сучавского (1529) и Крупнишского (1577) Евангелий в монастырских мастерских были изготовлены уникальные золотые переплеты. Книгописная деятельность велась также в мон-рях, расположенных в окрестностях Софии,- Драгалевском, Кремиковском, Сеславском, Лозенском, Кокалянском, Куриловском и др. Драгалевский мон-рь был возобновлен в 1476 г.; инициатором его обновления и украшения стал зажиточный болгарин Радослав Мавр, портрет к-рого в окружении семьи был помещен среди росписей преддверия монастырского храма. В 1488 г. иером. Неофит с сыновьями, священником Димитром и Богданом, на собственные средства построили и украсили ц. |
| Особенно обязан я в умственном развитии и успешном занятии учебными предметами влиянию и содействию двух товарищей, которых я застал на втором курсе; оба они были поляки и оба поступили в университет из полоцкого коллегиума. Это были Класовский и Коссович. Владислав Игнатьевич Класовский с ранней молодости получил солидное образование. Кто были его родители, я не знал, но детство свое до шести или семи лет он провел в женском монастыре у своей тетки, монахини; она была француженка и говорила с ним всегда только по-французски, – потому он отлично знал этот язык. Затем его взял к себе в мужской монастырь его дядя, который с ним говорил большею частью по-латыни, что дало ему отличную подготовку для изучения римских классиков. Последние года два обучения в полоцком коллегиуме он жил на квартире один, в одном доме с Коссовичем. Это, как мне кажется, было какое-то надворное строение очень малых размеров; внизу была квартира Коссовича, выходившая в сени, и тут же из сеней была лестница на чердак, по которому надо было сделать несколько шагов, чтобы попасть в маленькую каморку, в которой приютился Класовский. Эти подробности нам пригодятся, чтобы нагляднее представить себе один курьезный случай, о котором будет сказано в своем месте. Если в первые два года моего пребывания в университете я значительно успел во французском и латинском языках, то этим я обязан Класовскому. Не знаю почему, он особенно полюбил меня и сошелся со мной ближе, чем с кем-либо другим из русских студентов. Все, что задавалось из классиков на лекциях латинского языка, он прочитывал со мною, заставляя меня переводить и объясняя текста грамматическими и реальными комментариями. Иногда, работая над Вергилием или Горацием за своим столиком, я наталкивался на какое-нибудь затруднение и тогда перекликивался с ним через весь номер, как перевести пли понять такую-то фразу, а он сидит в другом углу тоже за своим столиком и отвечает оттуда наизусть целым стихом, или двумя стихами, где стоит затрудняющее меня выражение, и переводит целое место. |
| и славяно-молдав. лит. связей в данный период. В ресавских списках этого времени, принадлежащих общей болг. и серб. традиции, известны Житие св. Стефана Дечанского и служба ему, Похвальное слово первомч. Стефану, Повесть о перенесении мощей прп. Параскевы и 1-е (анонимное) Похвальное слово вмч. Георгию. Присутствие в 2 сборниках Владислава Грамматика (в т. ч. в Рильском Торжественнике (Панегирике) 1479 г.) Похвального слова вмч. Димитрию Солунскому с определением Г. в заглавии как архиеп. Российского заставляет предполагать локальные и непродолжительные контакты писца или скриптория с рус. традицией, возможно через посредство Афона. В славяно-молдав. списках (старшие из к-рых связаны с деятельностью книгописца Гавриила ) помещен ряд торжественных (включая Похвальное слово патриарху Евфимию Тырновскому) и учительных слов (хотя нет списков «Книги Григорий Цамблак»), житийный и гимнографический материал ограничен текстами, связанными с мч. Иоанном Новым. Наиболее полно творческое наследие Г. представлено в совокупной восточнослав. традиции, где отсутствуют (либо пока не найдены) Похвальные слова первомч. Стефану и вмч. Георгию (3-е). Здесь заметны региональные варианты (напр., Похвальные слова патриарху Евфимию и отцам Констанцского Собора неизвестны в великорус. списках, а Слово надгробное митр. Киприану, Житие кор. Стефана Дечанского и служба ему не встречаются в западнорус. рукописях) и разница в судьбе созданных Г. памятников церковного красноречия, с одной стороны, и агиографических и гомилетических сочинений - с другой. Торжественные и учительные слова бытовали на Руси почти в прижизненных списках (сб. РНБ. Погод. 1026). Корпус негомилетических сочинений, созданных Г. в Молдавии и Сербии (жития, повесть и службы), попал на Русь значительно позднее - не ранее рубежа XV и XVI вв. ( Турилов А. А. К вопросу о периодизации русско-южнослав. лит. связей XV-XVI вв.//Руско-балкански културни връзки през Средновековието. София, 1982. С. 68-74). Лит. талант Г. признавали и его противники - в летописном некрологе о нем сказано: «Книжен зело, изучен... |
| 17) Иоанн рыльский, суровый пустынножитель, знаменитый святой болгарской церкви и патрон болгарского народа 366 , подвизавшийся в правление царя Петра. Он был рождением из села Скрино, в пределах средечских или софийских; после смерти родителей он постригся в монахи и поступил в монастырь, но недолго побыв в монастыре, ушел из него, чтобы подвизаться пустынным житием. Сначала (немалое время) он подвизался на одной горе, потом 12 лет в одной темной зело и мрачной пещере, затем в дупле одного дуба и наконец семь лет слишком на одном недоступном каменном утесе, при подошве которого основал существующий до настоящего времени Рыльский монастырь. Скончался, как принимают, в 946 г. слишком 70 лет от роду. Мощи его, когда «времени немалу прешедшу» после смерти обретены были нетленными, перенесены были в город Средец или Софию. Отсюда, во время одной войны, они похищены были венграми и положены в городе «Остриагомь», но в 1187 г. снова возвращены были на свое прежнее место. Царь Иоанн Асень 2-й (с патриархом Василием 1-м) в 1195 г. перенес их в Тернов, где они положены были «в славнем граде Трапезици» 367 , в построенной в честь святого церкви, а в 1469 г. монахами Рыльского монастыря снова перенесены были в Рыльский монастырь, в котором остаются и до настоящего времени. (О Рыльском монастыре, находящемся в расложском округе, – на северо-запад от Раслога и на юго-восток от Дубницы, на реке Рило, впадающей с левой стороны в Струму или Карасу, см. у Григоровича в Путеш. стр. 148; о постнице или ските Иоанна рыльского, где он подвизался, ibid. стр. 156 нач.) Житие Иоанна рыльского, написанное патриархом терновским Евфимием и дополненное Владиславом грамматиком, напечатано в Гласнике XXII, 265; другое житие, написанное неизвестным и как кажется не болгарином, а константинопольским греком, в правление греческого импер. Мануила, в Волокол. ркп. 591. 128 (Надписание: «Житие и жизнь иже в святых отца нашего Иоанна пустынножителя рыльскаго, иже в трапезици лежащаго и по вся дни великиа свторяя чудеса». Нач. «Священное начати поведание желание убо понуждаеть мя»; об авторе см. лл. 129, 130 об. fin.. 138 sqq); краткое (проложное) житие Иоанна рыльского напечатано в Известиях Акад. Наук т. VIII, стр. 150. Память 18 августа и 19 октября (Филар., Март.). |
| Новый период в истории академии начался с введения академического устава 1869 г., когда существенно расширилось коллегиальное начало в управлении духовной школой и был введен конкурсный порядок замещения вакантных преподавательских мест. В 70-х гг. ректором академии состоял протоиерей И. Л. Янышев, позже протопресвитер, читавший весьма популярные в то время лекции по нравственному богословию. По уставу 1884 г. в академиях была усилена власть ректора. Во главе Петербургской академии с этих пор, как правило, ставили архиереев. В 80-х гг. академию возглавлял епископ Антоний (Вадковский) , впоследствии митрополит Петербургский. Он пользовался необычайной любовью у преподавателей и студентов. В начале 20 в. ректором академии был епископ Ямбургский Сергий (Страгородский) , будущий патриарх. Среди преподавателей академии много было незаурядных богословов, канонистов, историков: иеромонах Никанор (Бровкович) , позже архиепископ; профессора А. Л. Катанский , В. В. Болотов , Н. Н. Глубоковский , И. М. Певницкий, С. И. Красноцветов. Из стен академии вышли святитель Мелетий Харьковский и святой равноапостольный Николай, архиепископ Японский, святой праведный Иоанн Кронштадтский , преподобный Макарий (Глухарев). В Петербургской академии получили образование выдающиеся церковные деятели 20 в.: патриархи Тихон и Сергий, митрополиты Антоний (Храповицкий) , Николай (Ярушевич) , Григорий (Чуков). История Киевской академии восходит к 1615 г., когда в Киеве открылась братская школа, устроенная по образцу греческих училищ и ставшая одним из очагов православия в Речи Посполитой. В 1633 г., при святителе Петре (Могиле) , братская школа была преобразована в училище латинского типа и получила название коллегии. Это была скорее общеобразовательная, чем специально богословская школа, ибо в Польше в православных школах не дозволялось открывать высшие богословские классы. Языком обучения в Могилянской коллегии служила латынь. Распорядок школьной жизни, методы преподавания, учебники были такими же, как и в западных коллегиях и академиях. Как и в иезуитских коллегиях, классы именовались фара, инфима, грамматика, синтаксима, пиитика, риторика, философия. Богословский класс открылся уже во второй половине 17 в., после воссоединения Левобережной Украины с Россией. |
| С 42-й главы начинается вторая часть печатного издания «Кормчей», которая содержит, в основном, законы византийских императоров: «Сборник из 87 титулов» Иоанна Схоластика (гл. 42); три новеллы императора Алексия Комнина о церковном обручении и венчании браков (гл. 43); гражданские законы из «Номоканона» Патриарха Фотия (гл. 44); извлечения из законов Моисея о наказаниях за преступления (гл. 45); «Закон судный людем» – болгарская компиляция, в основу которой легла «Эклога» (гл. 46); полемическое сочинение против латинян Никиты Стифата (XI в.) и другое полемическое сочинение неизвестного автора, направленное против латинян (гл. 47 и 48); «Градский закон» – полный перевод «Прохирона» (гл. 49); «Эклога» Льва и Константина с сокращениями (гл. 50); статья «О браках» (гл. 51); византийские статьи о незаконных браках (гл. 52); «Томос единения» 920 года (гл. 53); канонические ответы Патриарха Николая Грамматика (гл. 54); канонические ответы Никиты, митрополита Ираклийского, относящиеся к концу XI века (гл. 55); правило святого Мефодия, Константинопольского Патриарха (IX в.), о принятии в Церковь отпадших от Православия (гл. 56); «правило иером, иже не облачаются во вся священныя ризы...» (гл. 57); извлечения из правил Патриарха Константинопольского святого Никифора Исповедника (гл. 58); отрывки из канонических ответов, надписанных именем Иоанна, епископа Китрского, а на деле принадлежащих архиепископу Димитрию Хоматину (гл. 59); «Архиерейское поучение новопоставленному священнику» – единственная статья русского происхождения (гл. 60); канонические ответы Патриарха Александрийского Тимофея, дополнительные к его ответам, помещённым в 32-ю главу «Кормчей» (гл. 61); правила Василия Великого о монастырях и монахах (гл. 62 – 65); статья «О священных одеждах и особах» (гл. 66 – 69); трактат Тимофея, Константинопольского пресвитера VI века, о приёме в Церковь еретиков (гл. 70); выписки из «Пандект» греческого монаха Никона Черногорца, жившего в XII веке, о важности церковных правил (гл. 71). |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ДИОНИСИЙ ДИВНЫЙ (XIV в.), болг. книжник, переводчик. Достоверные данные о жизни и творчестве Д. Д. содержит лишь послесловие к сделанному им не позднее 60-х гг. XIV в. переводу с греч. на болг. язык (вероятнее всего, 30 Слов, без бесед об Иове) «Маргарита» св. Иоанна Златоуста («Коньць дозде симь бгодъхновеннымь слова[м], их же от еллиньскаго писаша на бльгарскыи езыкь пртвори, чъстни и изредни по истин в цехь дивныи курь Дihycie, khirы... iahha Златооустаго...»), сохранившемуся в неск. южнослав. списках, начиная с XV в. (старший датирован в Сборнике Владислава Грамматика 1469 г. (Загреб. Архив ХАЗУ. III а 47. Л. 399), см.: Христова. 1996. С. 32). В XIV-XVII вв. этот перевод получил широкое распространение в правосл. книжности славян и румын (наиболее полный перечень списков см.: Сергеев. 2003. С. 351-357), на Руси известен с нач. XV в. (старший список 10-х гг. XV в. (РГБ. Унд. 181)). В научной литературе, начиная с П. А. Сырку ( Сырку. 1898. С. 477), Д. Д. традиционно отождествляется с соименным учеником прп. Феодосия Тырновского , жившим в Килифаревском мон-ре (где прославился аскетическими подвигами) и участвовавшим в Тырновском Соборе 1360 г. против богомилов. Хронологически такое отождествление возможно: в его пользу могут свидетельствовать слова Жития прп. Феодосия (в котором Дионисию посвящен пространный пассаж), что он «имаше же и дарь бга eллihckaro на словенскыи прлагати езыкь хытр же и чюдн, и мнгы khirы прложив, црковное оукраси cъcmoahie» ( Златарски В. Н. Житие и жизнь преподобнаго отца нашего Феодосиа//Сб. за народните умотвори. София, 1904. Кн. 20. С. 18). Однако ряд исследователей признают его недостаточно обоснованным ( Turdeanu. 1947; Peresvetoff-Morath. 2002). Безусловно Д. Д. не может быть отождествлен ни с одним из соименных афонских монахов-книгописцев XIV в.- писцами Евангелия 1356 г. (Chil. 10) и Сборника аскетического 1364 г. (Pantel. Slav. 28), эти писцы, судя по орфографии, были сербами. Открытым остается вопрос об отождествлении Д. Д. с соименным болг. книгописцем, переписавшим в 1339 г. (менее вероятно, в 1361 или в 1372; см.: Иванова К. Служба на св. Ахил Лариски (Преспански) от Синайския празничен Миней 25//Palaeobulgarica. 1991. 4. С. 14) на Крите праздничную Синайскую Минею (Sinait. Slav. 25; см.: Ангелов. 1980. С. 60-62), и с «многогрешным» Дионисием, оставившим запись на серб. Сборнике аскетическом 3-й четв. XIV в. (Paris. Slav. 8. Л. 231) о пребывании «на Какиплаке под Афоном» по повелению игум. Ромила, возможно, св. Видинского ( Т. Инвентар српских рукописа Народне б-ке у Паризу//АрхПр. 1981. 3. С. 306-307; ср.: Ангелов. 1980. С. 58. Примеч. 10); при этом двое последних несомненно разные люди. |
|
|
