| 1618 Казимир II не был королем. Под этим риторическим титулом, как и выше под никогда не существовавшим титулом «монарха всей Лехии» (см. в главе IV, 8), хронист имеет в виду положение краковского князя в качестве номинального династического главы польского княжеского семейства по завещанию Болеслава III (1138 г.). 1621 Очевидно, не просто риторическое ухищрение, а способ описания верховной власти Лешка: имя правителя возглашалось во время богослужения. 1622 Двусмысленность («первые» значит «главные» или «первые на пути к Галичу»?) присутствует в самом оригинале («Prima oppida»). 1624 Не совсем понятно, города или княжества (лат. Galicia может значить и то, и другое). Видимо, имеется в виду все же княжество, поскольку иначе выражение «пределы Галича» («fines Galiciae») выглядело бы не слишком удачным (ожидалось бы «moenia Galiciae» или подобное). Если так, то отсюда, как и из последующего, видно, что, в представлении хрониста, Галич защищали не галичане, а какие-то пришлые русские князья. 1626 В оригинале период заключен в синонимические скобки: «Noverant enim ... nemine suorum parcere novisset», что нам не удалось передать в переводе. 1627 Перевод не вполне воспроизводит игру слов в оригинале: «Omnibus ... primis ... omnino resistentibus». 1628 О походе Лешка Белого на Галич после смерти Владимира Ярославича и вообще об обстоятельствах вокняжения там владмиро-волынского князя Романа Мстиславича сообщает только Кадлубек, равно как и восходящие к его «Хронике» источники – «Великопольская хроника» и Длугош (Вел. хр. С. 134–137; Щавелева 2004. С. 187–189, 340–342); древнерусские источники сведений об этом не сохранили (в «Ипатьевской летописи» между окончанием «Киевской летописи» и началом «Галицко-волынской» имеется хронологическая лакуна, которая приходится как раз на период галицкого княжения Романа). Не видно повода сомневаться в данных Кадлубка о помощи, оказанной Роману краковским правительством юного Лешка, но столь же мало причин верить в сюзеренитет Кракова над Галичем, перешедший с Владимира Ярославича на Романа Мстиславича. Возможно, хронист работал над IV книгой после 1214 г., когда в Галиче (до 1219 г.) снова закрепились венгры и по Спишскому договору Галицкое княжество было разделено между Венгрией и Польшей (к Кракову отошел Перемышль). |
| Можно догадываться из летописного контекста и по какой линии шли отступления: в судебной практике широкое распространение получили взыскания продаж, а Правда Ярославичей упоминает о них лишь три раза (статьи 35, 36, 40). Выводы, которые можно сделать на оснований Повести временных лет, подтверждаются материалом, содержащимся в Предисловии к Начальному летописному своду 90-х годов XI b. Автор последнего, характеризуя политику древнерусских князей и противопоставляя ее действиям князей, ему современных, пишет: «Тии бо (т. е. прежнии) князи не събираху многа имения, ни творимых вир, ни продажь въскладааху на люди; н аже будяше правая вира, и ту възьма, даяше дружине на оружие» 773 . Таким образом, здесь, как и в Повести временных лет, подчеркивается, что показательной чертой новых методов властвования над народом, выявившейся к концу XI b., является распространение системы судебных штрафов. Как можно заключить из текста, развитие данной системы связано с общим процессом роста феодальной собственности, сосредоточения «многого имения» и «богатства» в руках господствующего класса, что вызывало «несытьство» (жадность), приводило к «насилию» и вражде, порождало судебные дела – источник пополнения казны вирами и продажами. Говоря, что при «древних князьях» собирались «правые» (т. е. следуемые по закону) виры, шедшие дружине на оружие, автор явно ссылается на «устав земленой» Владимира, согласно которому вирой карался разбой. «Правым вирам» древности автор Предисловия противопоставляет «творимые виры и продажи» своего времени. Последнее выражение можно понимать двояко: как штрафы, поступавшие с искусственно создаваемых процессов, или как вновь вводимые штрафы за дела, которые раньше таким способом не карались. И в том и в другом случае автор исходит из предпосылки, что судебная практика уже перестала руководствоваться письменным законодательством Владимира, Ярослава, Ярославичей. Колоритный материал о судебной практике 90-х годов XI b. можно почерпнуть из Киево-Печерского патерика. В Печерском монастыре был инок Арефа, «скупой» и «немилосердый». Однажды ночью к нему явились «тати» и украли «все имение его». Трудно сказать, «то были эти воры, вероятно, люди неимущие, которых нужда толкала на «татьбу». Но Арефа оклеветал и предал суду лиц, непричастных к краже его имущества, и они были подвергнуты пытке («муке») не по закону. «...И тяжу велику възложи на неповинных, и многых мучив бес правды» 774 . |
| 1136 Станислав – Станислав Добрый Тудкович (Тукович), в 1136 г. находился в числе киевских бояр, которые были убиты в результате княжеских распрей. Тогда он служил великому киевскому князю Ярополку Владимировичу, сыну Владимира Мономаха . Β 1113 г. Станислав являлся переяславским тысяцким. Он был сыном Тукы, княжого мужа Изяслава, а позднее Всеволода Ярославичей, брата Чудина, который участвовал в законодательной деятельности Ярославичей. 1138 Мирослав – сведений ο нем нет. Это имя было широко распространено на Руси. Поэтому его идентификация с одним из бояр Мирославов, упоминаемых в 30–40-е годы XII в., была бы мало обоснованной. 1139 Иванко Чудинович – сын Чудина, киевского боярина и княжого мужа Изяслава Ярославича (см. коммент. κ с. 492), двоюродный брат переяславского тысяцкого Станислава Доброго Тудковича. Поскольку в ПП он назван княжим мужем Олега Святославича, можно предположить, что его отец Чудин остался в Киеве после изгнания Изяслава и стал служить Святославу Ярославичу в его великое княжение, а его сын Иван продолжал эту службу у Олега Святославича. 1140 Олег – Олег Святославич (?–1115), сын Святослава Ярославича, князь владимиро-волынский, черниговский, тмутараканский, муромский. 1141 Устав... до третьяго рза... – Существенное значение для понимания нормативного состава и литературного содержания имеет определение статей Устава Владимира Мономаха ο резах. Объективный критерий в определении его нормативного состава заключается в композиции текста ПП. Устав Мономаха завершает предшествующий по времени комплекс норм ο резах-процентах, ст. 50–52, в качестве нового закона. Но весь этот комплекс норм при кодификации ПП неудачно расчленил целостный комплекс норм ο долговых операциях (ст. 47–49, 54:55). Поэтому верными представляются мнения ο принадлежности к Уставу, изданному в 1113 г., только ст. 53 и сомнение в принадлежности κ нему ст. 54, 55. (Свердлов М. Б. От Закона Русского κ Русской Правде. М., 1988. С. 128–136). 1142 Закуп – лично свободный сельский житель, владелец собственного хозяйства, который попадал в зависимость через купу (прежде всего деньги, видимо, под проценты). Купу он отрабатывал в хозяйстве господина при определенных формах внеэкономического принуждения. |
| Первоначально великий князь Витовт действительно играл главную роль в " Великой войне " с Орденом, однако после Грюнвальдской битвы 1410 г. не поддержал Ягайло в окончательном разгроме крестоносцев. Это привело к очередным военным столкновениям литовцев с Орденом в 1414 и 1422 гг. (2). Кстати сказать, в Грюнвальдской битве в 1410 г. принимали участие и " русские полки: смоленский, полоцкий, витебский, киевский, пинский и другие " . И.Н. Данилевский почему-то не захотел вспомнить об этом, а надо бы, ибо исход сражения, начавшегося успешным наступлением рыцарей, всецело зависел от " отчаянного мужества русских смоленских полков, выдержавших натиск немцев " (3). Мнение отнюдь не новое. Современный западногерманский ученый Э. Хеш недавно заметил: " Еще в национал-социалистические времена средневековые походы в восточные земли были склонны связывать преимущественно с " немецкой миссией " в крае, лишенном культуры " (7). Но не было этого " крестоносного ига " именно благодаря заслугам Александра Ярославича и его потомков, о том-то и речь! Тем же литовцам, которым так симпатизирует И.Н.Данилевский, пришлось бороться против крестоносцев еще не одно столетие, несмотря на значительные победы. В отличие от крестоносцев, монголо-татары не оседали на русских землях. Они направляли свои рати на Северо- Восточную Русь периодически: в 1252 г. (Суздаль, Переяславль); в 1281 г. (Владимир, Ростов, Суздаль, Тверь и др.); в 1293 г. (Владимир, Москва, Переяславль, Суздаль и др.); в 1307 г. (Рязань?, Москва?); в 1315 г. (Ростов, Торжок); в 1317 г. (Тверское княжество); в 1318 г. (Кострома, Ростов); в 1322 г. (Ярославль); в 1327 г. (Тверь и Рязань?); в 1358, 1365, 1373 гг. (Рязань); в 1375, 1377, 1378 гг. (Нижегородское княжество); в 1382 г. (Москва и др.); в 1388 г. (Рязань); в 1391 г. (Вятка); в 1399 г. (Нижний Новгород); в 1408 г. (города вокруг Москвы); в 1410 (Владимир); в 1415 г. (Елец); в 1429 г. (Кострома и др.); в 1439 г. (окрестности Москвы); в 1443 г. (Рязань) и т.д. (66). Обращает на себя внимание то обстоятельство, что опустошению подвергалась не вся Русская земля, а отдельные города и княжества. Больше других доставалось Твери, Рязани и Москве. Были периоды в десять и более лет (во времена Александра Ярославича и его сыновей даже в 29 лет!), когда набегов на Северо- Восточную Русь и вовсе не было. |
| Первоначально великий князь Витовт действительно играл главную роль в «Великой войне» с Орденом, однако после Грюнвальдской битвы 1410 г. не поддержал Ягайло в окончательном разгроме крестоносцев. Это привело к очередным военным столкновениям литовцев с Орденом в 1414 и 1422 гг. (2). Кстати сказать, в Грюнвальдской битве в 1410 г. принимали участие и «русские полки: смоленский, полоцкий, витебский, киевский, пинский и другие». И.Н. Данилевский почему-то не захотел вспомнить об этом, а надо бы, ибо исход сражения, начавшегося успешным наступлением рыцарей, всецело зависел от «отчаянного мужества русских смоленских полков, выдержавших натиск немцев» (3). Мнение отнюдь не новое. Современный западногерманский ученый Э. Хеш недавно заметил: «Еще в национал-социалистические времена средневековые походы в восточные земли были склонны связывать преимущественно с «немецкой миссией» в крае, лишенном культуры» (7). Но не было этого «крестоносного ига» именно благодаря заслугам Александра Ярославича и его потомков, о том-то и речь! Тем же литовцам, которым так симпатизирует И.Н.Данилевский, пришлось бороться против крестоносцев еще не одно столетие, несмотря на значительные победы. В отличие от крестоносцев, монголо-татары не оседали на русских землях. Они направляли свои рати на Северо-Восточную Русь периодически: в 1252 г. (Суздаль, Переяславль); в 1281 г. (Владимир, Ростов, Суздаль, Тверь и др.); в 1293 г. (Владимир, Москва, Переяславль, Суздаль и др.); в 1307 г. (Рязань?, Москва?); в 1315 г. (Ростов, Торжок); в 1317 г. (Тверское княжество); в 1318 г. (Кострома, Ростов); в 1322 г. (Ярославль); в 1327 г. (Тверь и Рязань?); в 1358, 1365, 1373 гг. (Рязань); в 1375, 1377, 1378 гг. (Нижегородское княжество); в 1382 г. (Москва и др.); в 1388 г. (Рязань); в 1391 г. (Вятка); в 1399 г. (Нижний Новгород); в 1408 г. (города вокруг Москвы); в 1410 (Владимир); в 1415 г. (Елец); в 1429 г. (Кострома и др.); в 1439 г. (окрестности Москвы); в 1443 г. (Рязань) и т.д. (66). Обращает на себя внимание то обстоятельство, что опустошению подвергалась не вся Русская земля, а отдельные города и княжества. Больше других доставалось Твери, Рязани и Москве. Были периоды в десять и более лет (во времена Александра Ярославича и его сыновей даже в 29 лет!), когда набегов на Северо-Восточную Русь и вовсе не было. |
| Возможно, еще в 1265 г. князь попытался вступить в переговоры с Новгородом и Псковом. В этом году в Псков эмигрировало 300 литовцев. Первоначально, как отмечает летописец, «новгородци хотеша их исещи». Конфликт был улажен, т. к. за литовцев, решивших принять Православие, по приказу отца вступился псковский кн. Святослав Ярославич. Старший сын вел. кн. Владимирского и Тверского св. Ярослава (Афанасия) Ярославича не только не выдал новгородцам литовцев-язычников, но и вместе «с попы пльсковьскыми и съ пльсковичи» крестил литовцев в 1265 г. (ПСРЛ. Т. 3. С. 85). Летом 1266 г., после поражения в борьбе с Войшелком, из Нальшанской земли вместе с боярами и дружиной в 70 чел. на службу в Псков выехал Довмонт (его союзник из Дялтувы кн. Шюкшта эмигрировал в Ливонию). Князь был торжественно крещен в Православие в псковском Троицком соборе с именем в честь мч. Тимофея Палестинского (Газского). В 1266 г. Довмонт предпринял с 270 литовскими и псковскими воинами удачный поход на Литву, в т. ч. на Нальшанскую землю и владения полоцкого кн. Герденя. В плен к Довмонту попали полоцкая княгиня и 2 княжича, один из них впоследствии стал православным Тверским епископом (см. Андрей). Войска Герденя и его союзников, отправившиеся в погоню за псковским князем, 18 июля были разбиты Довмонтом. Вел. князь Владимирский, во власти которого находилась Новгородская земля, был недоволен самостоятельной политикой нового псковского князя. Прибыв в 1266 г. в Новгород, Ярослав Ярославич решил отправиться в Псков, чтобы изгнать Довмонта. Однако это намерение не осуществилось благодаря позиции новгородских бояр, увидевших в Довмонте потенциального защитника Сев.-Зап. Руси от крестоносцев и литовцев, а также от притязаний великокняжеской власти. Зимой 1266/67 г. Довмонт совершил еще один удачный поход на Литву. В 1267 г. в результате совместного похода псковского и новгородского войска во главе с Довмонтом и боярином Олферием Сбыславичем было нанесено новое поражение войскам полоцкого кн. Герденя, убитого в сражении. Археологические данные свидетельствуют, что в кон. 60-х - сер. 70-х гг. XIII в. Полоцк был захвачен и сожжен (Штыхов Г. В. Древний Полоцк IX-XIII вв. Минск, 1975. С. 38-40, 49, 52, 53, табл. 1-2. С. 57). Разгром города мог стать результатом одного из походов Довмонта. Отголосок событий, как Довмонт «до Пскова утекл, за князя от псковян ест обраный, за которых помочью Русь около Полоцка замку Полоцкого доставши, под свою моц подбил», сохранился в «Хронике Литовской и Жмойтской» и в «Хронике Быховца»; оба источника отмечают, что захват Полоцка Довмонтом произошел при вел. кн. Литовском Тройдене, который правил ок. 1270/72-1282 гг. (ПСРЛ. Т. 32. С. 32, 33, 135-136). |
| Известие о народном движении в Польше попало и на страницы русской летописи, где оно описано под 1030 г.: «...И бысть мятежь в земли Лядьске: вставше людье избиша епископы, и попы, и бояры свои, и бысть в них мятежь» 715 . В этом рассказе антифеодальная сущность восстания отразилась лучше, чем в Хронике Галла Анонима. Интерес летописца к событиям классовой борьбы в Польше не был актом простой любознательности. Они слишком близко затрагивали интересы представителей различных слоев русского общества, напоминая о том, что в начале второго десятилетия XI b. князь Святополк, в борьбе с Ярославом прибегавший к помощи польских феодалов, в результате «людской» «крамолы» (т. е. народного движения) был изгнан из пределов Руси, или о том, что после волнений на Руси изгоев князья Ярослав и Мстислав совершили поход на Польшу (1026 г.) 716 . Киево-Печерский патерик рассказывает о Моисее Угрине, попавшем в польский плен в 1018 г., когда совершил поход на Русскую землю король Болеслав. Пленник томился на чужбине в рабстве до тех пор, пока во время народного восстания не была убита его госпожа: «...в едину убо нощь Болеслав напрасно умре, и бысть мятежь велик в всей Лядской земли, и въставше людие, избиша епископы своя и боляре своя... Тогда и сию жену убиша» 717 . Судьбы Русского и Польского государств переплетались между собой. И поэтому и в 1037 – 1038 гг., узнав о волнениях в Польше, представители русской феодальной знати могли и должны были испытывать беспокойство. Отсюда их внимание к социальному законодательству. Вероятно, в 1037 г. сложился в основном текст статей 4 – 8 Пространной Правды, представляющих собой своеобразный устав об ответственности вервей за уплату вир, выросший из «земленого устава» Владимира. Видимо, эти статьи возникли еще до издания Правды Ярославичей. За это говорит то, что ст. 5 знает один размер вир – 40 гривен, в то время как Правда Ярославичей вводит дифференцированные штрафы – 40 и 80 гривен. В статьях 4 – 8 звучат два мотива. Во-первых, закон различает виды убийства в зависимости от обстановки, в которой оно совершено, и от обстоятельств, которыми руководствовались виновные. |
| Правда, он «приехал господствовать над развалинами и трупами» 90 , но и это его не смутило. Напротив, теперь-то вполне проявилась его несокрушимая энергия и жажда деятельности. Он не пришел в уныние, не проливал слез, не проклинал судьбу, как это делали другие, но спешил сделать все возможное, чтобы исправить хотя несколько причиненное зло. С его прибытием край точно оживился: по его распоряжению во владимирской земле очищали дороги, в городах выносили и хоронили трупы. По его призыву собирались жители, укрывавшиеся в лесах, слышали бодрое слово утешения. Вновь начинался разрушенный порядок общежития. Отрадное впечатление производила эта кипучая деятельность на упавший духом народ. «Поча ряды рядить и бысть радость велика хрестьяном», – замечает летописец. С честью похоронив во Владимире старшего брата, Ярослав, в качестве великого князя, распределил волости: оборонив смоленскую волость от литовцев, он поставил здесь князем Всеволода Мстиславича; Суздаль отдал своему брату Святославу, Стародуб – Иоанну, Переяславль оставил за собою. Теперь предстояло решить главную и самую трудную задачу – установить отношения с грозным завоевателем. В 1243 году он отправился в Орду к Батыю и первый из русских князей изъявил ему полную покорность. Батый принял его с честью. «Ярославе! буди ты старей всем князем в Русской земле», – решил хан. Возвратившись во Владимир, Ярослав немедленно отправил третьего своего сына Константина в далекую Татарию на поклонение главному хану, которому подчинен был сам Батый. В 1245 году Константин Ярославич благополучно вернулся из своего дальнего путешествия и привез отцу приказание великого хана самому явиться к нему. Простившись с отечеством и родными, Ярослав Всеволодович, преодолевая всевозможные лишения, пустился чрез среднеазиатские степи к берегам далекого Амура, где в то время находилось главное кочевье монголов, и прибыл в ханскую ставку как раз ко времени торжественного провозглашения великим ханом Гаюка. Не суждено было великому князю возвратиться в отечество. |
| из страны короля Петера, которого поддержал Генрих III. Ср. 62/2. 542 В отличие от «Альтайхских анналов» 19/2), Ламперт указывает цель русского посольства, принятого германским королем зимой 1043–1043 гг. Первая супруга Генриха III, Гунхильд, умерла еще летом 1038 г., и к 1042 г. уже был решен новый брак короля с Агнесой Аквитанской (Агнесой из Пуату; см. примеч. 545). Вероятно, именно следствием отказа Генриха от руки Ярославны стало сближение Ярослава Владимировича с венгерскими противниками Германии – сначала с Шамуэлем Абой (см. 44, примеч. 1014), а затем с Эндре I (см. 22, примеч. 635). 544 В последовательности сообщений о Шамуэле Абе не видно логики: в 1042 г. Генрих III отказывается от мирных предложений Шамуэля, желая поддержать Петера, в 1043 г. уже сам «заставляет» венгерского короля заключить мир, а в 1044 г. снова совершает поход против Шамуэля, изгоняет его и возвращает трон Петеру (Lamp., а. 1044. Р. 59). Видимо, военные действия в 1043 г. были не столь успешны, как изображает дело Ламперт. 545 Вильгельма VI Толстого, графа Пуату и герцога аквитанского; естественнее было бы, впрочем, говорить об Агнесе как о племяннице аквитанского герцога Вильгельма VII, в правление которого (вернее, в регентство его матери и мачехи Вильгельма VI Агнесы) и совершился брак. 547 Киевский князь Изяслав Ярославич, в крещении – Димитрий. Изгнанный из Киева в 1073 г. братьями Святославом и Всеволодом, Изяслав поначалу искал убежища в Польше (см. 20, примеч. 500), но после мира, заключенного между польским князем Болеславом II и новым киевским князем Святославом Ярославичем, вынужден был двинуться дальше на запад, в Германию. 548 Имеется в виду, конечно, киевский князь Святослав Ярославич (см. предыдущее примеч.). «Неисчислимые сокровища», поднесенные Изяславом германскому королю, удостоверяют, что далеко не все было отнято у князя-изгнанника в Польше (см. 20, примеч. 500). Предположение, будто то были богатства, возвращенные Болеславом Польским (Свердлов 1. С. 171. Коммент. 14), невозможно по хронологическим соображениям. |
| По смерти Ярослава власть над Русской землей уже не сосредоточивается в однех руках. Единовластие, имевшее иногда место до Ярослава, не повторяется: род Ярослава размножается все более и земля Русская делится между всеми наличными князьями. Посмотрим, прежде всего, как разделилась она между Ярославичами тотчас по смерти Ярослава. Их было тогда налицо шестеро: пять сыновей Ярослава и внук Ростислав от старшего Ярослава сына Владимира, умершего еще при жизни отца. Мы не считаем выделившихся раньше князей полоцких, потомков старшего Ярослава брата Изяслава, первого Владимирова сына от Рогнеды. Старший Ярославич Изяслав сел в Киеве, присоединив к нему и Новгородскую волость; значит, в его руках сосредоточились оба конца речного пути «из Варяг в Греки». Второму сыну Ярослава Святославу досталась область днепровского притока Десны, земля Черниговская с отдаленной Муромо-Рязанской окраиной и с азовской колонией Руси Тмутороканью, возникшей на месте старинной византийской колонии Таматарха (Тамань). Третий Ярославич Всеволод сел в Переяславле южном (ныне уездный город Полтавской губернии) и получил в прибавок к этой волости отдаленный край Суздальский и Белозерский в верхнем Поволжье. Четвертый Вячеслав сел в Смоленске, пятый Игорь на Волыни, где правительственным центром стал построенный при Владимире город Владимир (на р. Луге, притоке Западного Буга). Сирота-племянник Ростислав получил от дядей отдаленный Ростовский край среди владений Всеволода Переяславского. Легко заметить двойное соображение, каким руководились Ярославичи при таком разделе Русской земли: они распределили её части между собою по своему относительному старшинству и по сравнительной доходности этих частей. Чем старше был князь, тем лучше и богаче волость ему доставалась. Раздел, следовательно, основан был на согласовании порядка старшинства князей с экономическим значением областей. Старшему брату достался первый по богатству город на Руси Киев с областью. Писатель начала XI века Титмар Мерзебургский считает Киев чрезвычайно большим и крепким городом, в котором около 400 церквей и 8 рынков. |
|
|
