| За постоянно усердное и исправное безмездное прохождение секретарской должности при комитете, с утверждения Его Высокопреосвященства, награжден 130 рублями из остаточных комитетских сумм, 30 ноября 1856 года. Определением Святейшего Синода возведен в степень магистра богословия 12 ноября 1854 года. По удостоению начальства, в 1858 году, получил бронзовую медаль на Владимирской ленте в память войны 1853–1856 гг. Вследствие прошения, по резолюции Его Высокопреосвящен- —233— ства, произведен во священника к Московскому кафедральному Архангельскому собору, с оставлением на службе в семинарии, 31 января 1858 г. По случаю перемещения в Моск. семинарии наставника по классу священного Писания и священной Герменевтики в среднем отделении Вифанской семинарии, по поручению семинарского Правления, с утверждения Его Высокопреосвященства, временно занимал сии классы до прибытия вновь назначенного наставника с 8 янв. по 8 сент. 1858 г., и за усердное и полезное прохождение этой должности, с разрешения академического Правления, вознагражден 77 руб. 85 коп. из остаточного преподавательского жалования. По случаю обозрения семинарии в 1857 г., во внимание к весьма одобрительному отзыву Правления Московской духовной академии, по определению Свят. Синода, награжден полугодовым окладом преподавательского жалования 143 руб. из сумм духовно-учебного Управления, 28 марта 1858 года. По поручению начальства в том же году обозревал Звенигородское духовное училище и за успешное исполнение сего поручения семинарским правлением, с утверждения Его Высокопреосвященства, объявлена ему благодарность. Согласно его прошению, г. Обер-прокурором Свят. Синода уволен от духовно-училищной службы 26 июля 1858 года и с 1 окт. сего года по 9 янв. 1859 г. состоял на действительной службе при Моск. кафедральном Архангельском соборе. Сего же числа, вследствие прошения, по резолюции Его Высокопреосвященства, митрополита Филарета, переведен к Успенской, что в Казачьей, в Москве, церкви. Два года после того, с утверждения Его Высокопреосвященства, по воскресным дням преподавал Закон Божий в мужской воскресной школе, открытой при Серпуховском приходском училище, и состоял при сей школе наблюдателем. 25 июля 1861 г. определен депутатом по ведомству местного благочинного. С 9 января 1801 г. по 16 января 1863 г. состоял помощником законоучителя, а с сего времени занял должность штатного законоучителя в четвертой Московской мужской гимназии. |
| XI. Димитрий Иванович со своим братом, с князем Владимиром Андреевичем и с остальными воеводами стали на костях на поле Куликове, у речки Непрядвы. Страшно и жалостно было в то время видеть, как лежали христианские трупы на берегу у великого Дона, и Дон река три дня текла кровью. Великий князь сказал: «Сосчитайте, братья, сколько у нас нет воевод и сколько нет молодых людей». Тогда сказал московский боярин, Михайло Александрыч: «Государь, великий князь, у нас нет сорок бояр московских, двенадцать князей белозерских, тридцать новгородских посадников, двадцать князей белозерских, тридцать новгородских посадников, двадцать бояр коломенских, сорок серпуховских, тридцать панов литовских, двадцать бояр переяславских и т.д. – а всего посечено татарами полтретья ста тысяч и три тысячи». (Из рассказов Водовозова). 8. Родной край Край ты мой, родимый край! Конский бег на воле, В небе крик орлиных стай, Волчий голос в поле. Гой ты, родина моя! Гой ты, бор дремучий Свист полночный соловья, Ветер, степь да тучи. (Гр. А. Толстой). 9. Родина Ведь на свете белом Всяких стран довольно, Где и солнце ярко, Где и жить привольно. Но и там, при блеске Голубого моря, Наше сердце ноет От тоски и горя, – Что не видят взоры Ни берез плакучих, Ни избушек этих, Сереньких как тучи. Что же в них так сердцу Дорого и мило? И какая манит Тайная к ним сила? (Плещеев). 10. Родина Мила мне русская природа И быт родного мне народа, Все ежедневные картины, Поля, и села, и равнины, И шум колеблемых лесов, И звон косы в лугу росистом, И пляска с топаньем и свистом Под говор наших мужичков; В степи чумацкие ночлеги, И рек безбережный разлив И скрип кочующей телеги, И вид волнующихся нив. Люблю я тройку удалую И свист саней на всем бегу, На славу кованную сбрую И золоченую дугу; Люблю тот край, где зимы долги, Но где весна так молода, Где вниз по матушке по Волге Идут безчисленны суда... (А. Толстой). 11. Русский гимн Боже, Царя храни! Сильный, державный, Царствуй на славу нам, Царствуй на страх врагам, Царь православный, |
| Дмитрий Иванович то и дело останавливал коня, всматривался в густеющий сумрак. Рядом с великим князем были опытный воевода Боброк и люди из сторожевого отряда. Возле оврага, по дну которого петляла речушка, всадники вновь приостановились. — Нижний Дубяк,—молвил воевода. Он уже успел обо всём переговорить с разведчиками. Здесь станет Полк правой руки,— проговорил князь Дмитрий. Место доброе,—кивнул Боброк, оглядывая лесистый берег.— Через лес басурмане лошадей не погонят. А кому полк дашь? — Андрею Ростовскому,— не раздумывая ответил Дмитрий Иванович. «Большой полк князь оставит себе, а мне’ небось даст левый,—сообразил Боброк.—Либо мне, либо своему брату Владимиру Серпуховскому». Но когда проехали берегом Смолки, Дмитрий Иванович сказал: — Сюда князья Белозерские приведут! Полк левой руки. «А меня куда денешь?» — хотел было спросить Боброк, но сдержался. Молча пересекли мелководную речку. Боб рок недоумевал: неужто князь не доверяет ему? С чего бы так? Не заслужил он княжеского недовольства. А ты, Боброк,—наконец заговорил Дмитрий Иванович,— станешь аж за левым «крылом». Вон в той дубраве. Тебе с князем Владимиром быть в Засадном полку. Брат мой хоть и смел, да молод и горяч, а потому даю полк под твоё начало. Ты — воевода умелый и мудрый, здесь нужнее всех будешь. И доколе, княже, мне в засаде сидеть? — спросил Боброк. Великий князь повелел, чтобы Засадный полк до тех пор не выходил из своего укрытия, покуда не будет в том крайней нужды. Татары хитры. Сразу они не раскроют своих замыслов. Могут отвлечь наши полки, чтобы нежданным ударом вырвать победу. Вот Засадный полк и должен быть непредвиденной для Мамая грозной силой. — Всё понял?—спросил князь Дмитрий у воеводы и добавил: — А лучше всего ударить басурманов в спину. Может, долго тебе ждать придётся, а ты жди. Зря свой полк не изматывай. И знай, Боброк, большую надежду я на тебя возлагаю. Ответил Боброк коротко: — Понятно, княже, постараемся. Опять ехали в молчании. Вечер был тёплый! и спокойный. Ни единый лист не дрожал на дереве, ни одна былинка на поле не колыхалась. |
| По расчету исследователей, это произошло около 1374 г. Поэтому исследователи сделали вывод, что Радонеж никогда не принадлежал князю Андрею, а следовательно, агиограф допустил здесь ошибку 78 . Тем самым перед нами встает дилемма. Если предположить, что Радонеж достался серпуховским князьям лишь начиная с Владимира Андреевича, о чем вроде бы свидетельствуют княжеские духовные и договорные грамоты, оказывается, что «Житие», составленное Епифанием, уже с момента своего создания является источником крайне ненадежным, содержащим ошибки и неточности. Однако зачем Епифанию Премудрому нужно было выдумывать такие детали, что наместником князя Андрея в Радонеже являлся некий Терентий Ртище? К тому же агиограф указывает, что Кирилл переселился в Радонеж не один, сообщая при этом имена других ростовчан, последовавших за ним. С некоторыми из них он явно встречался и беседовал 79 , и все они единогласно утверждали, что Радонеж во время переселения семейства Кирилла принадлежал не Ульяне, а младшему сыну Калиты. Указанную проблему возможно решить, если вспомнить, что Иван Калита выделял Радонеж и другие владения не единолично своей второй жене Ульяне, а «с меншими детми». В своем завещании московский князь пояснял, что речь шла о двух его дочерях от второго брака – Марии и Феодосии 80 . Личность последней хорошо известна. Впоследствии она вышла замуж за князя Федора Романовича Белозерского и была в живых еще в конце XIV в. (Ее имя встречается в завещании Дмитрия Донского 1389 г.) 81 . Что же касается другой дочери Калиты – Марии, то кроме упоминания в завещании своего отца сведений о ней более не встречается. Очевидно, она умерла в достаточно раннем возрасте. У нас имеется возможность хотя бы приблизительно установить дату ее кончины. В завещании Ивана Красного 1358 г. читаем фразу: «А что волости за княгинью за Оульяною, ис тых волостии по ее животе дети мои дадут дчери ее Сурожик, село Лучиньское» 82 . Из того, что в данном источнике речь идет только об одной дочери Ульяны, становится понятным, что ею являлась Феодосия, а Марии к этому времени уже не было в живых. Обратившись еще к одному источнику – завещанию 1353 г. старшего сына Калиты великого князя Семена Гордого, видим, что перечисляя свои владения, он упоминает среди прочих и село Деигуниньское (ныне Дегунино, микрорайон на севере Москвы). Для нас интересно то, что согласно завещанию Калиты оно выделялось Ульяне 83 . Но каким образом это село еще при жизни княгини оказалось в руках ее пасынка? По тогдашнему обычаю выморочное имущество, приходившееся на долю умершей дочери Калиты, должно было быть выделено из всего комплекса владений Ульяны и поделено между другими наследниками московского князя. Тот факт, что одно из сел, ранее принадлежавших Ульяне, упоминается в завещании Семена Гордого 1353 г., также свидетельствует о ранней кончине Марии. |
| Молчит Епифаний и о другом, не менее важном для судеб тогдашней Руси державном деянии старца - о его встрече в Рязани с великим князем Олегом Ивановичем. Последний, как известно, был тогда Сергием пристыжен, покаялся и дал твердое слово никогда более не затевать распрей с Москвой. Каковое слово и держал до самой своей смерти. Наконец, не упомянул Епифаний и о самом выдающемся миротворческом, державоустроительном поступке Сергия. Незадолго до смерти Дмитрия Донского троицкому игумену пришлось мирить великого князя Московского и всея Руси с его двоюродным братом Владимиром Храбрым, князем Серпуховским. Ссора двух прославленных героев Куликовской битвы, судя по ее смутным отголоскам, оставшимся в договорных документах, возникла в связи с вопросом о наследовании московского престола. Похоже, что, предвидя близкую кончину Дмитрия, боярское окружение Владимира принялось небескорыстно «обрабатывать» последнего: он, только он - законный наследник Москвы и земли. Ведь такой порядок власти от старшего к младшему брату искони существовал на Руси. Но в окружении Дмитрия сложился иной, непривычный еще для большинства взгляд на вещи: порядок наследования власти по боковой, братней, линии обветшал. Он приводил в веках к беспрерывным распрям, и пора, наконец, заменить его на порядок прямого наследования - по восходящей линии, от отца к сыну, в данном случае, от Дмитрия к старшему из его сыновей - Василию. Сергий, которому пришлось разрешать спор, стал на сторону великого князя и тем самым благословил, подкрепил своим авторитетом небывалое престолонаследное новшество - устав преемства державы по прямой - по сыновней - линии, устав, который, собственно, и есть основной принцип самодержавия. «И вот,- поясняет позднейший церковный автор,- охранение этого столь важного постановления, которому не только Москва , но и вся Россия на века обязана укреплением единой самодержавной власти, было вверено Промыслом Божиим не кому иному, как великому печальнику земли Русской Преподобному Сергию!.. Его драгоценная для нас подпись украшает и скрепляет это великое по своему значению государственное законоположение». |
| И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: Считайтеся, братия, сколько у вас воевод нет, и сколько молодых людей нет. Тогды говорить стоя Михайло Александровичь, Московский боярин, князю Дмитрею Ивановичю: Государь князь великий Дмитрей Ивановичь. нету, государь, у нас сорока бояринов Московских, двенадцати князей Белозерских, тридцати Новгородских посадников, двадцати бояринов Коломенских, сорока бояр Серпуховских, тридцати панов Литовских, двадцати бояр Переславских, двадцати пяти бояр Костромских, тридцати пяти бояр Володимеровских, осми бояр Суздальских, сорока бояр Муромских, семидесяти бояр Рязанских, тридцати четырех бояринов Ростовских, двадцати трех бояр Дмитровских, шестидесяти бояр Можайских, тридцати бояр Звенигородских, пятнадцати бояр Углецких, и посечено от безбожнаго Мамая полтретья ста тысечь и три тысячи. Слава Тебе, Господи Боже нашь, помиловал нас. И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: Братия бояра и князи и дети боярские, то вам сужено место меж Доном и Непром на поле Куликове, на речке Напряде и положили еста головы своя за святыя церкви, за землю Рускую, за веру крестьянскую. Простите мя братия и благословите, всем венец в будущем. И пойдем, брате, князь Владимер Андреевичь, во свою Залескую землю, к славному граду Москве, и сядем, брате, на своем княжении. а чти есми, брате, добыли и славнаго имени. Богу нашему слава. Приложения I. Дополнительные выписки из слова о Задонщине по списку г. Ундольского I. Список Унд. начинается так: Князь великий Дмитрей Ивановичь с своим братом с князем Владимером Андреевичем и своими воеводами были на пиру у Микулы Васильевича. Ведомо, брате, у быстраго Дону царь Мамай пришел на Рускую землю, а идет к нам в Залескую землю. Поидем (и т. д.). Далее в списке Унд. вставка. «Прежде восписах жалость земли Руские и прочее, от книг приводя, потом же списах жалость и похвалу великому князю Дмитрию Ивановичю и брату его князю Владимеру Ондреевичю». В конце, после слов «за веру христианьскую» следует еще «собе бычаем пороженых и вскормленых». |
| Его биографию надо начинать с 1936 года, когда маленькому Алику был один год. В это время в Москве, около Серпуховских ворот, жила интеллигентная еврейская семья. Владимир Мень — инженер, деловой, энергичный, талантливый человек. Он делал свое дело, часто бывал в командировках. Ни в политику, ни в какие идеологические «дебри» никогда не лез. Человек добрейшей души, прекрасный семьянин, боготворивший свою жену. А жена того стоила. Ослепительная красавица. Харьковчанка. Из богатой еврейской интеллигентной семьи. Так же, как Елена Яковлевна, занималась живописью. По специальности — историк. У нее двоюродная сестра, с которой она была очень дружна с детства — Вера Яковлевна. Это — старая москвичка. Окончила гимназию в 1918 году. С детства была искательницей. Хорошо помнила 1917 год, интересовалась крайними партиями. Однажды задала учителю словесности вопрос: «Кто лучше — большевики или анархисты?» Получила ответ: «Оба хуже». Окончила университет. Работала. Дружила с сестрой. Но искания философские, идейные, религиозные никогда не прекращала. Не сладилась у нее личная жизнь. Осталась старой девой. И всю свою нежность перенесла на семью своей сестры, впоследствии на обоих своих племянников. Она всегда увлекалась всем экзотическим, оригинальным, эксцентричным. Как-то раз ее познакомили с необыкновенным человеком, со скрывавшимся в Москве, на квартире у ее знакомых, оптинским старцем отцом Серафимом. Шли уже тридцатые годы. Монастыри были разогнаны. Уцелевшие монахи должны были скрываться по укромным углам, чтобы избежать ареста. И вот происходит знакомство ищущей, неудовлетворенной жизнью Веры Яковлевны с монахом. После нескольких бесед она почуяла нечто необычное, благодатное, столь непохожее на все, что она видела до сих пор. По-новому она начинает читать Евангелие, приникает к святоотеческим творениям. Вскоре принимает крещение. Это был 1936 год, начало ежовщины, когда большинство церквей было снесено или превращено в учреждения, когда последние священники подбирались «под метелку», чтоб окончить свои дни в лагерях. |
| С момента своего зарождения до 1474 года Алексин располагался на Ильинской горе, в двух километрах от теперешнего своего местонахождения. Проданный в начале XIV века московскому митрополиту Петру одним из тарусских князей, город постоянно находился в зоне повышенной военной опасности, а в середине XIV века был подвержен угрозе даже двойного нападения. К югу от города, где раскинулись просторы Дикого поля, безраздельно хозяйничали татары. В 1348 году отряд Темира выжег Алексин и «со многим полоном возвратился в Орду». Кроме того, в верхней Оке укрепился литовский князь Ольгерд, ставленник которого митрополит Роман, оспаривая власть московского митрополита Алексия над Брянском, побудил литовского государя (1361) «восстать против Алексина и разорить тамошних христиан». Положение города стало ещё опаснее к концу XIV века, когда после захвата князем Витовтом соседнего Любутска (1396) Алексин оказался на самой границе с великим княжеством Литовским. Не надеясь защитить город своими силами, митрополит Киприан передал его великому князю Василию I «с данью, и с оброками, и с судом, и разбой, и татьба (воровство) с поличным, и с душегубством, и со всеми пошлинами, и со всем тем как купил чудотворец Петр митрополит». Великий князь в свою очередь поручил оборону Алексина (около 1401 г.) князю Владимиру Андреевичу Серпуховскому, пожаловав ему город «в удел» и «в вотчину». После феодальной войны второй четверти XV века Алексин снова оказывается в руках московского великого князя. Учитывая пограничное положение города, Василий Темный при разделе княжества между сыновьями (1462) передал Алексин старшему сыну, великому князю Ивану III. Решение было дальновидным: пройдет десять лет, и город окажет Ивану III да и всему государству неоценимую услугу. Случилось так, что, ожидая в 1472 году очередного нападения хана Ахмета, Иван III собрал русские войска в Коломне, преградив татарам прямой путь в центральные районы страны. Но Ахмет, рассчитывая на поддержку и соединение с войсками литовского короля Казимира, двинулся к Алексину, в котором находился лишь Семен Васильевич Беклемишев «с малыми людьми». Положение было критическим: в Алексине не было «ни пристроя градного, ни пищалей, ни самострелов». Иван III, не желая обрекать людей на верную гибель, приказал воеводе «осаду распустити, понеже не успеша запастися чем битися с татарами». И всё же алексинцы приняли бой. 30 июля 1472 года они, выдержав штурм, «много татар избили». Только на следующий день войско Ахмета ворвалось в горящий город, который был покинут защитниками. Воеводы, переправившись за Оку, заняли оборону «с малыми зело людьми» и держали её до подхода русских полков. Время было упущено, хан отступил «в поле», вторжение было предотвращено. |
| Председатель Общества «Двуглавый Орел» Константин Малофеев в своем выступлении обозначил также основные программные цели и задачи «Двуглавого Орла», и среди них - противодействие революциям путем исторического просвещения, осознание себя преемниками исторической России, поддержка действующего президента В. Путина и ставка на молодежь как на будущее нашей державы. Как подчеркивает К. Малофеев, уже для всех очевидно, что Россия вновь входит в фазу трансформации. Одновременно мы наблюдаем дефицит идей, на основе которых можно было сформулировать новую государственную идеологию. Очевидно, что и либеральный проект встраивания в глобальный Запад, и социалистический советский проект не увенчались успехом. Сегодня все громче звучат призывы использовать наиболее успешный опыт Российской империи, который может быть применен в сегодняшних реалиях. И далее Малофеев задался злободневным вопросом: «Может ли «законопослушный гражданин», консерватор стать в определенной обстановке революционером или лицом, сочувствующим революционерам?» И дал ответ, который, полагаем, устроил всех: «Считаю, что настоящий монархист, православный консерватор обязан отвергать для себя революцию как таковую. Вы все хорошо помните, что первым революционером был Денница - падший ангел, ставший дьяволом». И заключил: «Именно в этом и есть главное отличие консерватора от либерала. Монархист служит, а не политиканствует. Революция для нас ругательное слово». К. Малофеев отметил: монархисты - патриоты России. И именно патриотизм они считают национальной идеей России, соглашаясь с президентом Владимиром Путиным, в адрес которого сейчас раздается критика со стороны известной нам очень небольшой, но весьма шумной части общества. В ходе пресс-конференции, отвечая на вопрос, как он пришел к монархическим идеям, что повлияло на него, К. Малофеев назвал в первую очередь имя Ивана Лукьяновича Солоневича, чью книгу «Народная монархия» прочитал в юности, в 1990 году. Да, в тот день в отеле «Царьград», расположенном на красивейшем берегу Оки, вспоминались мощные, отточенные строки И.Л. Солоневича (1891-1953) одного из крупнейших мыслителей России XX века. Уроженец Гродненской губернии Российской империи, узник ГУЛАГа, откуда совершил невероятный побег, в зарубежье он написал свои замечательные труды. Умер в далеком Уругвае, в Монтевидео, но писал для будущей России, в том числе и для нас, тех, кто собрался в тот день в «Царьграде», на серпуховской подмосковной земле... Перечитаем еще раз: |
| Это резко выразилось при соискательстве великого княжения перед ханом, в 1432 г., Юрием Шемякой и Василием Васильевичем московским. Когда Юрий думал выиграть свое дело, ссылаясь на старых летописцев и разные старые списки, боярин Иван Дмитриевич, хлопотавший за Василия, бывшего ещё малолетним, указал хану, что его князь ищет великокняжеского стола по царскому жалованью: «ты – выразился он – вольный царь, волен в своём улусе кого восхощешь жаловать на твоей воле»? Такой аргумент тогда же понравился хану, и Василий московский признан великим князем. С таким презрением ко всяким историческим правам, с таким уважением паче всего к силе и действительному могуществу относились все московские князья, льстили, раболепствовали пред ханами, между тем сами усилились, обогащались, увеличивали свою территорию, а тем временем в Орде произошли смуты, нестроения: царство, основанное силой оружия, почти без всяких гражданских зачатков, скоро стало разрываться и, соответственно этому явлению, феодализм на Руси падал и уступал место монархическому началу. Московский князь, утвердивший за собой и за своим потомством привилегию звания великого князя над всей Русью, подвластной Орде, Иван Калита, был бесспорно человек великого ума и чрезвычайно ловкий. В продолжении каких-нибудь тринадцати лет он упрочил за собой обширное, по своему времени, владение. Из его духовного завещания видно, что он владел пространством, занимаемым теперь уездами рузским, звенигородским, подольским, коломенским, серпуховским, можайским, бронницким, боровским, перемышльским. Из духовного завещания его внука видно, что он же купил себе Галич, Белоозеро и Углич с их волостями. Кроме того, он в разных местах приобретал себе сёла, копил с них доходы и употреблял на покупку новых сёл, имея в виду сколько возможно более расширить территорию своих владений. Владимир подарен был ему ханом. Ярославские и ростовские князья были ему подручниками. Тверская Земля была унижена и до крайности разорена; тверские князья принуждены были признавать себя под началом московских. |
|
|
