| Чуб у Лехи вороными кольцами, черные глаза маслено щурятся – навеселе мужик. Леха размашисто, точно год не виделись, шлепнул по Касьяновой ладони. – Ну как, шлемоносец? Снарядился? – Да подь ты… Уже приклеили. – Ладно тебе! И шуткануть нельзя. Чего делаешь-то? – Да вот… – Касьян кивнул на выложенную стенку дров. – Хоть на первое время. – Давай кончай, теперь уж не напасемся. Бери Наталью да айда ко мне, посидим напоследок. Касьян оглянулся на недоприбранную порубку. – Дак лучше ты ко мне. С Катериной и приходи. – Чем же лучше? У тебя, гляжу, тоже никого. А я сейчас за теткой Апронькой да за Михеем сбегаю да и сядем. Михей своих двух еще теми днями отправил, дак теперь все на задах стоит, мается один. – Нет, Лексей, спасибо на добром. Сам гостей жду. Малого послал за Никифором, с минуты на минуту должны. – И Никифора бери, всем хватит. – Нет, Леха, нет. Ты уж прости. Не тот день, чтоб из дому ходить. Сам понимаешь. С тобой мы еще и завтра свидимся, и потом. Глядишь, не разлучат, вместе будем. Последние часочки дома надо побыть. Может, зайдешь, выпьем моей? – Да чего уж… Всю по дворам не перепьешь. Ну, раз так – бывай! Пойду к Зяблову заверну. – Дак и он не пойдет. Не тот день, говорю… – Вот черт, никого не докличешься. Ээх, рраскувшин с прростоквашей… Сверкая сатиновой спиной, Леха шагнул к дворовому окну, боднул головой занавеску и шумливо гаркнул: – Здорово, Натальюшка, душа любезная! Здравствуй, теть Фрось. Дайте на вас в последний разок погляжу. Ну, Наталья, ну, молодец! Эка рясна!.. Ято? Спасибо, спасибо… А тебе благополучного третьего, богатыря-селяниновича… Нее, теть Фрось, ничего не бойся… Да уж постараемся, бабоньки, постараемся… Придем, теть Фрось, куда мы денемся… Ну, прощевайте! Не поминайте лихом, ежели что не так… Кивнув еще раз Касьяну, Леха, возбужденный этим беглым разговором, вышел задней калиткой, и там, под вишенником, вырвалось у него растроганным всплеском: Ах, кабы на цветы да не морозы, И зимой бы цветы расцветалии… Раза два Касьян выходил за ворота и, слушая, как уже начала то здесь, то там пошумливать деревня, выглядывал в дальнем ее конце Сергунка. |
| И нынче случилось похожее на тот давний пожар. Воротясь из ночного, Касьян копался под навесом, где у него был верстак, разбирал на всякий случай кое-какой поделочный материал, скопленный для домашнего обихода, когда послышался отдаленный бабий крик. Кричали где-то в Полевых Усвятах. Встревоженно острясь слухом, Касьян отворил заднюю калитку в маленький садок из нескольких молодых яблонь и вишенника по омежью, пробрался под ветвями в конец. Перед Давыдкиной избой, зачинавшей полевской порядок, приметно выли две бабы, осыпанные понизу ребятишками. Над ними возвышался какой-то верховой в седле. Глядеть было далековато, лиц не различить, но и без того Касьян понял, что сумятилась так, на всю улицу, Давыдкина Нюрка с детвой и старая Давыдчиха. Верховой отвалил от ихней избы, и обе бабы еще пуще заголосили, вознося руки и переламываясь пополам в бессильном поклоне. А верховой уже свернул через два дома к воротам Афони-кузнеца, и там тоже вскоре завыли, не выходя на улицу. Так и пошло, где через два двора, где через три, а где и подряд в каждом дворе. Верховой, подворачивая, словно факелом подпаливал подворья, и те вмиг занимались поветренным плачем и сумятицей, как бывает только в российских бесхитростных деревнях, где не прячут ни радости, ни безутешного горя. – Повестки… – холодея, догадался Касьян, и, когда верховой переметнулся к Старым Усвятам, заходя с дальнего от Касьяна конца, он, не зная, чем занять, куда деть эти последние минутки, снова забился в свой куток, стараясь совладать с собой, подавить оторопь, будто начатое там, в кутке, дело-недело оборонит его от неизбывного. Дома в этот час никого не было. Натаха вместе с Касьяновой матерью, бабкой Ефросиньей, ушла на подгорные ключи полоскать белье. С ними увязались и Сергунок с Митюнькой. Оцепенело скованный ожиданием, Касьян машинально продолжал перекладывать бруски и дощечки: годные в одну сторону, негодные – за порог, на растопку когда вздрогнув, как под бичом, услышал у ворот конский топот и чужой, незнакомый окрик: |
| Мать выпустила Глеба и совсем в другом тоне, деловито, сдержанно заговорила о фате. Утром солнце явилось совсем багровым, в тумане, при сизо-синих тенях по снегу, невероятной толщины замохнатившихся инеем ветвях, оледенелых мужицких бородах, зверском визге полозьев. Глеб встал не в духе. По такому морозу ехать в церковь, везти икону, там слушать непонятную службу… Да еще выяснилась очень печальная вещь: в оленьей-то шапке с ушами нельзя держать образ, надо с непокрытою головой. Тут мать пришла в ужас. Сыночка ведь простудится, это невозможно. Выход один: укутать голову теплым платком. Не обидно иконе, и ему не холодно. Глеб вовсе расстроился. Надеть платок на голову! Ведь это значит стать похожим на девочку. Мужское самолюбие его страдало. Но такие авторитеты, как мать, Дашенька, утверждали, что иначе нельзя: в шапке рядом с иконою неприлично. Глеб перемогся. С тяжелым чувством, будто совершал недостойное, позволил укутать голову платком. И в полушубочке, с Казанскою в руках, мрачно занял место в возке. Вид у него был такой, что трижды он прав, отрицая все эти свадьбы. А возок – кроме Глеба сидела там Лота, мать, Лиза, Соня-Собачка – катил по оледенелой слободе, мимо прясла с ракитами, утонувшими в розовом инее, мимо парка, где вишенник казался розовым сахаром, к «поповке» и церкви устовской. Большая, бледно-кирпичного тона, с зелеными куполами и золотым крестом, глядела она на погост и огороды, луга Жиздры – высоко и прекрасно стояла. На паперти Дед, в длинном сюртуке, белом галстуке, с накинутою на плечи шубой ждал на морозе. Глебово дело быстро окончилось и никто не обратил внимания на его теплый платок. Все-таки, он поскорей снял его и в церкви обратился в обычного мальчика в полушубке. Он не испытывал мистического чувства при венчании. Лота стояла бледная, с холодными ручками, но со светлыми, милыми глазами – как всегда, шло невесте и белое облако фаты, нежное золото свечей, легкий и невинный флердоранж. О. Петр, старый, в лиловой камилавке совершал вековую мистерию, соединял руки Деда с Лотой, надевал кольца, водил вокруг аналоя. Скромная церковь устовская, со столбом света в куполе, ликами икон, святых, апостолов, Пресвятой Девы смотрела на вход в жизнь прибалтийской немочки, на серьезное, тоже бледное лицо Деда над темной бородой. Отец весело подпевал певчим. Девочки глядели восторженно. Мать спокойно и замкнуто – и она так стояла под венцом, в таком же белом платье, с такой же свечою и флердоранжем. |
| Редкую категорию церковной утвари составляют глиняные штампы для просфор с рельефным крестом. В. В. Майко Фулльская епархия Источники не содержат точных указаний на местонахождение Фулл и Фулльской епархии. В историографии известны ок. 20 памятников, к-рые могли быть средневек. Фуллами. Поиски велись в 3 регионах: в горном К. (Чуфут-Кале, Бакла, Эски-Кермен, Кыз-Кермен, Фуна, Загайтанская скала), на Юж. берегу К. (Рускофиль-Кале, Кастрополь, Партенит, окрестности Ливадии, Ореанды, Аутки) и в Юго-Вост. К. (Карасубазар, Солхат, Отуз, Коктебель, Тепсень, городище у с. Вишенного близ Белогорска; см.: Кулаковский. К истории… 1898. С. 194-196; Бертье-Делагард. 1920. С. 66-67; Кропоткин. 1958. С. 199-201; Майко. 2002. С. 133-137; Он же. 2004. С. 11-17; Мыц. О локализации Фулл. 2002; Сорочан. 2002). Наиболее обоснованной является локализация Фулл на плато Тепсень, около пос. Коктебель, между Феодосией и Судаком. Открыто не более 5% территории городища, занимавшего все плато или большую его часть - площадью ок. 19,5 га. Большинство исследователей относят этот памятник к т. н. крымскому варианту салтово-маяцкой культуры, носителями к-рой были тюрки-болгары, заселившие значительную часть К. в эпоху Хазарского каганата. Это население в Житии св. Константина Философа названо «народом фульским», а в нотиции де Бора - «хотцирами» ( Кропоткин. 1958. С. 198-202, 212-218; Айбабин. 1999. С. 207; Майко. 2002. С. 133-145; Он же. 2004. С. 11-17, 250, 284; Флоря. 2000. С. 76-77; Цукерман. 2010. С. 426). По предварительным данным, жизнь на поселении продолжалась примерно с сер. VIII до сер. (2-й четв.) X в. ( Майко. 2004. С. 55, 276-277). Высказано предположение, что после гибели городища центр Фулльской епархии был перенесен в Сугдею ( Кропоткин. 1958. С. 218; Майко. 2002. С. 144-145). На городище открыты руины неск. церквей. В центральной части находилась большая 3-нефная 3-апсидная базилика с нартексом (37,5×21,0 м), перекрытая каменными сводами. Скорее всего именно эта церковь была кафедральным храмом Фулльской епархии. |
| Кроме «Богом-зданной пещеры», находящейся на восточной стороне Успенского собора, есть ещё одна пещера, с западной стороны того же собора, состоящая из одной прямой широкой улицы, служившей в прежнее время вторым входом в Успенский храм. Здесь также похоронены многие лица, как видно из сохранившихся надписей на их памятниках. Так как в упомянутых пещерах погребено много лиц знатного происхождения и таких, кои пали на поле брани при защите монастыря и вообще отечества, то мы не излишним считаем здесь, в особом V приложении, перечислить имена, по крайней мере, более из них известных, по сохранившимся надгробным и другим письменным памятникам. Святая гора Рядом со входом в пещеры устроен ход на Святую гору, в которой ископаны пещеры. На этой горе находится сад с плодовыми вишенными и яблонными деревьями. По выходе из пещер, где невольно овладевают вами грустные мысли о смерти, вы можете вздохнуть свободно на этой Святой горе. У ног ваших кровля Успенской церкви, как-бы выходящей из земли; пред глазами вашими кресты её – утешительные ручательства в том, что и в самых мрачных ущелиях земли не может долго царствовать смерть, побежденная Распятым на кресте, – что почивающие сном смерти восстанут некогда от сна, и взыдут на гору Господню. ( Пс.14:1 ). Сзади Успенской церкви, у самой кровли и как бы над кровлею её, с юго-западной стороны возвышаются остатки маститых величественных дубов, современных самому монастырю. Это памятники тех лесов, которые некогда покрывали горы Псково-Печерского монастыря, – и того времени, когда жили здесь пустынно-подвижники, – живые свидетели тех событий, о которых так мало сохранилось до нас свидетельств письменных. Они, эти старцы – дубы, прожили уже века, были свидетелями важнейших в истории Печерского монастыря событий и многих переворотов в судьбе его: но и до сих пор ещё крепко держатся их могучие, широко раскинувшиеся ветви и приветливо манят к себе под тень усталого богомольца, совершившего далекий путь для поклонения святыне Псково-Печерской. Оттеняя собою храм Успения, они как бы охраняют сон Богоматери и хранят эту могильную тишину, которую не смеют нарушать самые ветры. И тихо здесь, как будто всё живое погребено в пещерах! |
| Аналогичные и столь же многочисленные ямы-хранилища, высеченные в скале, упоминали П.И. Кеппен и Е.Л. Марков при описании древностей горы Баклы 1766 . Прослежены они и на западном отроге горного массива Ак-Кая, на укрепленном крупном городище у С. Вишенное, которое, впрочем, нуждается в дополнительном исследовании 1767 . По тем же причинам главный город окраинной провинции вполне подходил на роль местного ярмарочного центра, замыкавшего на себя поступление излишков сельскохозяйственной продукции с поселений обширной области Таврики и не только не испытывавшего в VIII в. недостатка в этих продуктах, но отчасти их реэкспортировавшего 1768 . Из житийных и эпиграфических материалов известно, что в раннесредневековом Херсоне к числу особо почитаемых святых мест относились церковь Св. Прокопия, одного из палестинских мучеников, пострадавших в Кесарее при императоре Диоклетиане в 303 и 304 гг.; храм Апостола Петра и большая базилика апостолов Петра и Павла; загородный храм Св. муч. Созонта – пастуха овец, дерзнувшего поднять руку на языческого идола и замученного в 304 г.; другой загородный храм – Влахернский, поставленный во имя Богородицы-заступницы, целительницы и связанный с культом почитания реликвий Девы Марии, перенесенных из Палестины в Константинополь; храм св. муч. Фоки Синопского – покровителя нищеприимцев, путешественников и моряков; «дом» или церковь Св. муч. Леонтия, скорее всего, одного из киликийских братьев-бессребреников, как и прославленные Косма и Дамиан занимавшихся врачебным искусством и пострадавших за веру в 286–305 гг. 1769 Любой день их памяти, отмечаемый соответственно 8 июля, 12 июля, 20 сентября, 2 июля (Положение Ризы Богородицы во Влахернах), 28 августа (Успение Пресвятой Богородицы) и 1 октября (Покров Пресвятой Богородицы), 5 октября, 30 октября, мог стать и днем местного панигира. Должно быть, особенно устраивало приходившееся на середину лета время праздника апостолов Петра и Павла – главных патронов парафии, которым был посвящен самый большой соборный храм-кафоликон, а также дни Успения и Покрова Богородицы, св. |
| В самый тот день, как пришло письмо от приятеля, он искал в газетах для Дариньки на лето спокойную дачу-усадебку, чтобы переменить место и впечатления, и прочел, — бросилось в глаза: «Под Мценском, на живописной Зуше…» Под М ц е н с к о м! По случаю семейного раздела продавалась недорого, за 12 тысяч, барская усадьба-дача Уютное, с лесом, лугами по речке Зуше. яблочный сад, парк, вишенник, лошади, охота, лодки, рядом церковь… Что-то ему мелькнуло… когда прочитал он — «Уютное»… н поразило, что — т о ж е М ц е н с к, и… — что-то такое связано с… Уютное?.. Не мог припомнить. Эти места он знал, не раз там бывал, в разъездах, — тихие места, лесные. Даринька леса любила… Он поглядел на карту. Мценск, Горбачево, Козельск, Тихонова Пустынь, Жиздра… Козельск?.. там эта знаменитая Оптина пустынь. Задумался, — и, «неожиданно для себя», спросил Дариньку, проносившую стопочку белья: «Дара… хочешь хозяйничать, помещицей?» Она остановилась. «Это… в деревне?» «Да, в барской усадьбе, называется Уютное… у нас будут лошади, цветы, сад… Ты лошадок любишь…» — сказал он ласково, как ребенку. Она улыбнулась светло. «Да, я люблю лошадок». — «Там большие леса, близко Оптина пустынь и рядом церковь, в селе… Уютное!..» И он вспомнил, что ему мелькнуло в мыслях. Она быстро спросила, запыхавшись: «Это почему? мы едем, да?» Он смотрел, как светилось ее лицо. «Если ты хочешь, мы уедем совсем туда… будешь кататься на лошадках, править, сажать цветы… вишни, яблоки… и там большие монастыри, старинные…» — «Большие монастыри?!..» — повторила она, светясь. «Да, большие монастыри…»- сказал он шепотом, вспомнив вдруг, как она недавно говорила, что в и д е л а… — «и там б о л ь ш и е м о н а с т ы р и…». «Ты сказал… называется Уютное?..»-перебила она его, радостно осветив глазами. Он посмотрел в газету: «Да… Уютово… но это одно и то же». — «Уютово… так и написано?..» И они встретились глазами. Их мысли встретились, но они не сказали, о чем подумали. Вспомнили оба счастливый день, морозный, ясный, монастырь и матушку Виринею-прозорливую: «Господь вас обоих и пожалеет, обоих и привеет, как листочки, в уюточку». Даринька положила на стол белье, сложила под шеей руки, ладошками… «Хочешь?..» — спросил он ее опять. «Хочу!.. — вскрикнула она с радостной мольбой. — Господи! так… хочу, хочу!..» И в глазах ее заблестели слезы. Он взял ее руку, поцеловал и почувствовал легкость в сердце. «Мы уедем… тебе понравится», — сказал он. Она перекрестилась и тихо, будто в себя, сказала: «Там будет хорошо». |
| Год со старцами Псково-Печерского монастыря. 3 февраля Путеводитель по монастырю Святая гора Рядом со входом в пещеры устроен ход на Святую гору, в которой ископаны пещеры. На этой горе находится сад с плодовыми вишенными и яблонными деревьями. По выходе из пещер, где невольно овладевают вами грустные мысли о смерти, вы можете вздохнуть свободно на этой святой горе. Фото: Винокуров Николай Сзади Успенской церкви, у самой кровли и как бы над кровлей ее, с юго-западной стороны возвышаются остатки маститых величественных дубов, современных самому монастырю. Это памятники тех лесов, которые некогда покрывали горы Псково- Печерского монастыря, и того времени, когда жили здесь пустынноподвижники, — живые свидетели тех событий, о которых так мало сохранилось до нас свидетельств письменных. 3 февраля 2012 г. скрыть способы оплаты Подпишитесь на рассылку Православие.Ru Рассылка выходит два раза в неделю: Мы в соцсетях Подпишитесь на нашу рассылку |
| — Поди в сад и поруби там сухих вишен. Придет повар в сад, сухого вишеннику или не найдет, или искать не станет и с досады начнет себе рубить здоровые яблони. Случится мне это видеть, я и кричу ему: — Что ты это, брат? Бога ты не боишься: можно ли рубить хорошие плодовые деревья! А он, вместо ответа, пустит мне площадное ругательство и прибавит: — А ты что такое за птица — игумен, что ли? Где ж мне взять дров-то? Время нешто ждет — мне обед варить надо! Раз такой случай был на глазах Троекуровской игумении, матушки Макарии, вышедшей со мной в сад на прогулку. И удивлялась же она, глядя на наши порядки!… На монастырской земле, за гостиницей, была удобная земля и довольно большое место. О нем еще и раньше благодетель обители, Лука Алексеевич Федотов, говорил игумену как о месте, годном для разведения сада, но сказанное доброе слово, по заведенному у нас обычаю, было основательно позабыто. Захотелось и мне предложить игумену вспомнить благой совет Луки Алексеевича. Нетерпеливо выслушал мое предложение игумен и воскликнул: — А мне какая нужда рассаживать для других — дети они мои, что ли? Что я им — лакей разве? — Неужели вам, батюшка, — сказал я, — неприятно теперь бывает гулять в саду, посаженном, спаси его, Господи! игуменом Никоном, пользоваться с него весь год плодами, да еще получать аренды больше чем 200 рублей в год? — Да, оно, конечно, хорошо! Только вот трудов много, да к тому же и денег, а где я их возьму? — Зато, батюшка, поблагодарит вас потомство, когда будет отдыхать под тенью деревьев, вами посаженных, и пользоваться их плодами. — Нужна мне очень его благодарность! Я уж тогда буду в могиле. — Зато имя ваше не умрет в памяти благодарных сердец. — Вот чудак! Да ведь на это деньги нужны, да и народ. — Денег немного нужно: сотня самых лучших трехлетних яблонь стоит пятнадцать рублей. — Ну, что ж! хватись-ка, ан рублей сто и надо? да еще не отделаешься… да надо садовника, да надо поливать… А кому это? для кого?.. Захотят, так сами и насадят. Поди-ка, нужно очень? Есть сад — чего еще? |
| 37 ...лет десять в первый раз. – Если описанное знакомство имело место в действительности, то должно относиться скорее к прототипу Лии – Ольге Шер (см.: Вишняк). 38 Синий огонь надвигается. – При гниении органики без доступа кислорода (в болоте или свежих могилах) образуется метан, пламя при его горении бесцветно, ночью же видится синим. Поверье связало такие огоньки с мытарством грешных душ в геенне огненной (ср. выражение «гореть синим огнём»). По ходу пьесы пастор ещё трижды говорит о синем угаре. 39 Ты должен принять возмездие... И жить по-новому... – Идущие «вслед скверных похотей плоти... получат возмездие за беззаконие... Возмездие за грех – смерть, а дар Божий – жизнь вечная во Христе Иисусе... Ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам уже не быть рабами греху, ибо умерший освободился от греха» ( 2Пет. 2:10, 13 ; Рим. 6:23, 6–7 ). 40 Пастор повесился... – «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесёт много плода» ( Ин. 12:24 ). «Психологически, для самого себя, по всем чувствам своим, я как бы действительно умер. Теперь я не умер, но разве от этого факта мои внутренние переживания меняются? И я, заявив, что я скоропостижно скончался, если уж на то пошло, правду восстанавливал, внутреннюю правду между душой моей и действительностью». «Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание. почитайте себя мёртвыми для греха. ибо вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге. И уже не я живу, но живёт во мне Христос» ( Кол. 3:3, 5 ; Рим. 6:11 ; Гал. 2:20 ). 41 Билет давал доступ сразу на два спектакля. После «Арнольда Реллинга» шло указанное произведение Виктора Александровича Рышкова (1863–1926), автора псевдопроблемных пьес и бездумно-развлекательных комедий с характерными названиями (в т. ч. «Клён, барон и Агафон»). Использование приёмов грубого фарса и чувствительной мелодрамы в стремлении достичь успеха у публики заслужило иронического определения «рышковщина». |
|
|
