| Когда же это им не удалось, они образовали отдельные общины со строгой церковной дисциплиной и системой благочестивых упражнений и стали относиться к господствующей Церкви неприязненно, как к церкви мирской, допускающей у себя не только членов, но и священнослужителей, преданных мирским интересам и даже порочных, и тому подобное. В этом случае методисты напоминают древних раскольников – новациан и донатистов. Сами же методисты в своих заботах о благочестии придавали всей своей жизни, общественной и домашней, религиозный отпечаток. Неопустительное посещение богослужения и слушание проповеди, чтение Библии и душеспасительные разговоры и беседы, благочестивые размышления, в особенности о смерти и вечных мучениях, и прочее – все это обязательно предписывалось их правилами благочестия. Но стремление методистов к благочестивой жизни только в отдельных случаях проявлялось искренней набожностью, у большинства же оно превращалось в фарисейство и ханжество. Секта сведенборгиан получила свое начало от одного шведского ученого Эммануила Сведенборга (1688–1772 гг.). Это был человек, обладавший глубоким умом и обширными познаниями в математике, физике, астрономии, минералогии и прочем, но в то же время с детства подверженный падучей болезни и галлюцинациям. Долгое время Сведенборг жил двойственной духовной жизнью: с одной стороны, он предавался чисто рассудочной деятельности при своих научных занятиях, с другой – во время болезненных припадков погружался в мир фантазии. Но между деятельностью рассудка и воображения у него было некоторого рода соотношение – все то, что превышало человеческое разумение в области веры, мысли или опыта, он стремился объяснить и постигнуть при посредстве своих фантастических образов и умозрений. Наконец, болезненная деятельность воображения развилась в нем до того, что совсем потемнила его рассудок, и он во время своего пребывания в Лондоне в 1744 году сошел с ума. Лечение хотя ослабило болезнь Сведенборга, но совершенно ее не уничтожило – тихое одностороннее умопомешательство осталось у него навсегда. |
| Старания императора привести их к соглашению при посредстве религиозных совещаний и открывшегося наконец в 1545 году в Триденте собора не имели успеха. Между тем лютеранство распространялось все более и более, и протестантские князья представляли собой такую силу, что ее опасался сам император. Поэтому Карл V решился уничтожить их могущество и в 1547 году нанес им жестокое поражение (шмалькальденская война). Лютер не дожил до этой междоусобной войны – он умер в 1546 году. Ослабив протестантов, император снова взялся за религиозное объединение их с католиками. С этой целью по его поручению в 1548 году было составлено согласительное исповедание веры, Аугсбургский интерим, которое должны были принять как католики, так и протестанты. Но это исповедание возбудило неудовольствие в обеих партиях: католики настаивали на безусловном возвращении протестантов к католичеству, протестанты видели в интериме подрыв своей вере. Чтобы заставить протестантов принять интерим, император начал их преследовать. В таком положении были дела до 1552 года, когда протестанты снова усилились. В это время на их сторону перешел герцог саксонский Мориц, хотя державшийся лютеранства, но до этого бывший на стороне императора. Мориц во главе с другими протестантскими князьями объявил императору войну и заставил его заключить выгодный для протестантов договор в Пассау (1552 г.), на основании которого в 1555 году последовало сеймовое решение, известное под именем Аугсбургского религиозного мира. По этому миру лютеранам предоставлялась свобода в делах веры, с тем, однако, ограничением, что на будущее время право переменять веру предоставлялось только князьям, но не их подданным. Но и Аугсбургский религиозный мир не уничтожил враждебных отношений между католиками и протестантами. Иезуиты, выступившие во второй половине XVI века на защиту католичества, только усиливали их взаимное раздражение. В конце XVI и начале XVII века взаимная религиозная ненависть католиков и протестантов в Германии начала уже проявляться по местам насильственными действиями с той и другой стороны. |
| —236— церковного правительства, которые первоначально были коллегиальными правами церкви и только чрез перенесение с нее перешли на государя. Реформация и вызванные ею новые политические принципы могущественно повлияли и на отношения католической Церкви в тех государствах, которые остались ей верными. Иначе и быть не могло. Реформация разрушила средневековое единство христианского общества, и Вестфальский мир (1648 г.) после 30-летней войны доставил равноправность трем христианским вероисповеданиям: католическому, протестантскому и реформатскому. Таким образом в каждом государстве, для которого условия этого мира были обязательны, явились три или две церкви, над которыми государю – какого бы он не был вероисповедания – равно принадлежало jus majestaticum. Поэтому, хотя католические государи, именно – императоры, и удерживали средневековой титул advocatus ecclesiae, но с ним соединялся теперь уже совершенно другой смысл. Они могли теперь покровительствовать католической церкви, не ограничивая и не нарушая прав, предоставленных Вестфальским миром другим вероисповеданиям. С другой стороны, так как протестантские государи, в силу того же международного акта, получили верховную власть над католическими церковными учреждениями, если таковые находились на их территории в момент заключения Вестфальского мира, и так как эта власть ничем не отличалась от той, какую они имели относительно протестантской церкви, то понятно, что и католические государи должны были стать в такие же отношения к своей церкви. Папы теперь уже не в силах были остановить развитие этих отношений; напротив, должны были даже прямо идти на уступки, чтобы не потерять и остальных прав своего престола. Таким образом, к половине XVIII в. реформа Лютера во всех христианских государствах произвела в области публичного права тот переворот, что на место абсолютной церкви стало абсолютное государство, или, точнее сказать, абсолютная государственная власть, принципом которой было знаменитое изречение Людовика XIV: L’ état. c’ est К общепризнанным правам величества, по отношению к церкви, абсолютические доктрины относили: |
| В 1849 году Николаю I казалось более опасным возникновение под боком у России революционно-демократической Венгрии, чем сохранение лоскутной Австрийской империи. И ведь неизвестно, какую политику повела бы большая независимая Венгрия, возникни она тогда. Не стала бы она вести пропаганду на Украине с целью её отделения от России, что в реальной истории делала Австрия? Не стала бы она, вместо Австрии, сама соперницей России на Балканах? Ну, а победу Пруссии над Францией Наполеона III у нас воспринимали как историческое возмездие за Севастополь и Черноморский флот. И - самое главное - ещё долгие десятилетия после всех этих событий мир на западной границе России сохранялся. Это - важное историческое достижение внешней политики России того периода, а что было бы при иных её действиях, мы не знаем. Итак, мы снова возвращаемся к принципам добрососедства, составлявшим главную тенденцию взаимоотношений между Россией и германскими странами в 1814-1913 гг. Громадный импульс им был дан совместной борьбой против Наполеона I и Венским конгрессом. Этот европейский форум монархов и дипломатов, впервые со времён Вестфальского мира (1648 г.), попытался ввести международные отношения в рамки некоей законченной и незыблемой системы, содержавшей гарантии от возникновения новой всеевропейской войны. Венский конгресс вот уже почти двести лет подвергается разгромной, но не всегда справедливой критике как в левой, так и в весьма умеренной либеральной историографии. Для примера приведу цитату из соответствующей статьи классической дореволюционной энциклопедии Брокгауза и Ефрона: «Уже в то время общее впечатление было такое, что участники конгресса заботились больше о выгодах династий, чем о судьбе народов. Главная задача, к которой направлены были все усилия конгресса - установление политического равновесия между державами - не была и не могла быть достигнута. Все исчисления производились только по числу квадратных миль и душ (или, как выражались члены конгресса, по количеству голов) народонаселения, без всякого внимания к историческим судьбам национальностей, их племенному родству, особенностям языка и быта. [...] Никого не удовлетворив, постановления Венского конгресса заключали в себе семена новых смут и беспорядков, и самые державы, подписавшие этот акт, не стеснялись нарушать его каждый раз, когда это требовалось их частными интересами». |
| Его царское величество не рассудил за благо немалого о сем внимания учинить, ибо он зависит токмо от бога, от коего единого имеет свое священное достоинство, власть и силу... Оставить своих союзников, соединиться с неприятелем такого союзника, с коим многие веки в постоянной и непременной дружбе пребывали, помощию которого получили толь многие пользы и толь великие прибытки, и ввести их между собою в открытый разрыв – сие есть неизвинительно пред Богом и пред человеки. Министры вашего величества предлагают, якобы Великая Британия никогда не брала участия в нынешней Северной войне и сия самая корона не имеет никакой пользы в Бремене и Вердене. Сии провинции по Вестфальскому трактату должны были остаться за Швециею, который Великобританскою короною гарантирован. Великая Британия не имеет никакой причины завидовать счастию его царского величества, и, напротив того, для обоих народов взаимственно полезно, чтоб доброе согласие и дружба навсегда между двух монархий пребывали. Никакой не может пользы произойти Великобританской короне от разрыва с Россиею, а, напротив того, может великих убытков ожидать. Умалчивают, что поступки вашего величества доведут вас до лишения справедливых требований должного Швециею возмездия за несколько сот кораблей с их грузами, взятых шведами у англичан, и чрез сие ваше величество лишитесь справедливого удовольствия, которого бы по праву и по справедливости могли требовать. Если все сие делается токмо в намерении получить уступление и сохранение Бремена и Вердена в пользу курфюрстского брауншвейг-люнебургского дома, то является, что более сделали, нежели надлежит; понеже что касается до сего, то уже ваше величество достигли до сего предмета чрез учиненные ему гарантии сих двух провинций его царским величеством и королями польским, датским и прусским. И если бы ваше величество заблагорассудили пребыть тверды в союзах с его царским величеством, то бы Швеция принуждена была согласиться на общий мир, чем бы намерения северных союзников исполнены были и давно бы уже общее спокойство восстановлено. |
| Но особенно любил Петр высказывать свои взгляды и руководящие идеи в откровенной беседе с приближенными, в компании своих „друзей“, как он называл их. Ближайшие исполнители должны были знать прежде и лучше других, с каким распорядителем имеют дело, и чего он от них ждет и требует. То была столь памятная в нашей истории компания сотрудников, которых подобрал себе преобразователь, – довольно пестрое общество, в состав которого входили и русские, и иноземцы, люди знатные и худородные, даже безродные, очень умные и даровитые, и самые обыкновенные, но преданные и исполнительные. Многие из них, даже большинство, и притом самые видные и заслуженные дельцы, были многолетние и ближайшие сотрудники Петра: кн. Ф.Ю. Ромодановский, кн. М.М. Голицын, Тих. Стрешнев, кн. Я.Ф. Долгорукий, кн. Меншиков, графы Головин, Шереметев, П. Толстой, Брюс, Апраксин. С ними он начинал свое дело; они шли за ним до последних лет шведской войны, иные пережили Ништадтский мир и самого преобразователя. Другие, как гр. Ягужинский, бар. Шафиров, бар. Остерман, Волынский, Татищев, Неплюев, Миних постепенно вступали в редевшие ряды на место раньше выбывших кн. Б. Голицына, гр. Ф.А. Головина, Шеина, Лефорта, Гордона. Петр набирал нужных ему людей всюду, не разбирая звания и происхождения, и они сошлись к нему с разных сторон и из всевозможных состояний: кто пришел юнгой на португальском корабле, как генерал-полициймейстер новой столицы Девиер, кто пас свиней в Литве, как рассказывали про первого генерал-прокурора сената Ягужинского, кто был сидельцем в лавочке, как вице-канцлер. Шафиров, кто из русских дворовых людей, как архангельский вице-губернатор, изобретатель гербовой бумаги, Курбатов, кто, как Остерман, был сын вестфальского пастора; и все эти люди, вместе с кн. Меншиковым, когда-то, как гласила молва, торговавшим пирогами по московским улицам, встречались в обществе Петра с остатками русской боярской знати. Иноземцы и люди новые из русских, понимая дело Петра или нет, делали его, не входя в его оценку, по мере сил и усердия, по личной преданности преобразователю или по расчету. |
| Но особенно любил Петр высказывать свои взгляды и руководящие идеи в откровенной беседе с приближенными, в компании своих «друзей», как он называл их. Ближайшие исполнители должны были знать прежде и лучше других, с каким распорядителем имеют дело и чего он от них ждет и требует. То была столь памятная в нашей истории компания сотрудников, которых подобрал себе преобразователь, – довольно пестрое общество, в состав которого входили и русские, и иноземцы, люди знатные и худородные, даже безродные, очень умные и даровитые, и самые обыкновенные, но преданные и исполнительные. Многие из них, даже большинство и притом самые видные и заслуженные дельцы, были многолетние и ближайшие сотрудники Петра: князь Ф.Ю. Ромодановский, князь М.М. Голицын, Т. Стрешнев, князь Я.Ф. Долгорукий, князь Меншиков, графы Головины, Шереметев, П. Толстой, Брюс, Апраксин 162 . С ними он начинал свое дело; они шли за ним до последних лет шведской войны, иные пережили Ништадтский мир и самого преобразователя. Другие, как граф Ягужинский, барон Шафиров, барон Остерман, Волынский, Татищев, Неплюев, Миних 163 , постепенно вступали в редевшие ряды на место раньше выбывших князя Б. Голицына, графа Ф.А. Головина, Шеина, Лефорта, Гордона 164 . Петр набирал нужных ему людей всюду, не разбирая звания и происхождения, и они сошлись к нему с разных сторон и из всевозможных состояний: кто пришел юнгой на португальском корабле, как генерал-полицеймейстер новой столицы Девиер 165 , кто пас свиней в Литве, как рассказывали про первого генерал-прокурора Сената Ягужинского, кто был сидельцем в лавочке, как вице-канцлер Шафиров, кто из русских дворовых людей, как архангельский вице-губернатор, изобретатель гербовой бумаги, Курбатов 166 , кто, как Остерман, был сын вестфальского пастора; и все эти люди вместе с князем Меншиковым, когда-то, как гласила молва, торговавшим пирогами по московским улицам, встречались в обществе Петра с остатками русской боярской знати. Иноземцы и люди новые из русских, понимая дело Петра или нет, делали его, не входя в его оценку, по мере сил и усердия, по личной преданности преобразователю или по расчету. |
| Немцы последними из великих европейских наций вступили на путь политического объединения, но тем непреклоннее была их воля к этому запоздалому и потому особенно желанному объединению. Раздроблённость на мелкие княжества была у них следствием распада в XIII веке Священной Римской империи германской нации (Первого рейха по терминологии Гитлера) и сопровождавших его смут. В 1274 году курфюрсты и архиепископы, желая иметь хотя бы фиктивную верховую власть, избрали императором Рудольфа I, графа Габсбургского, который сделал наследственным достоянием императорского дома Австрию. Однако северные немецкие княжества оставались совершенно независимыми. Тридцатилетняя война вконец разорила Германию, но Вестфальский мир 1648 года создал условия для её постепенного хозяйственного и культурного подъёма. Императорская власть к этому времени стала совсем призрачной – она распространялась фактически только на австрийские владения. На севере же начала усиливаться Пруссия, которой было суждено сыграть в деле объединения Германии ту же роль, которую для объединения русских уделов сыграло в своё время Московское княжество. Для устранения этого конкурента императрица Мария-Терезия и начала Семилетнюю войну с Пруссией. На сторону Пруссии встала Англия, на сторону Австрии – Франция, Россия, Швеция и Саксония. Хотя война, на которой с обеих сторон было убито 500 тысяч человек, не изменила территориальных границ Пруссии, устоявший против мощной коалиции король Фридрих II (Гогенцоллерн) высоко поднял её престиж и стал именоваться Фридрихом Великим, а Пруссия вошла в число великих европейских держав, и процесс объединения вокруг неё немецких земель стал необратимым. И хотя единая Германская империя образовалась только в 1871 году (Второй рейх Вильгельма I и Вильгельма II Гогенцоллернов), немцы уже в начале XIX века предвкушали национальное единство в своих мечтах. Поэтому философия Фихте и Шеллинга, в которой только и слышишь произносимое с пафосом «я», «я», «я», оказывалась уже не соответствующей социальному заказу. Отменять индивидуализм было, конечно, нельзя – хотя бы потому, что на нём держалось всё более укреплявшееся капиталистическое хозяйствование, – но нация желала теперь и метафизического осмысления той силы, которая называется «Мы». Возвышать отдельного человека надо было по-прежнему, но наряду с этим требовалось возвеличивать и всю протестантскую цивилизацию в целом, поскольку она уверенно шла к своему новому этапу – к своему существованию в рамках мощного единого немецкого государства. Этот новый социально-политический заказ блестяще выполнил философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831). |
| Фамилия Штернберг (Sternberg) весьма древняя и была известною во Франконии ещё в одиннадцатом веке. Ярослав ф. Штернберг, служа в войсках Короля Богемского Оттокара I, отличился в сражении с Татарами под Ольмюцем, в 1241 году. Михаил ф. Штернберг († 20 декабря 1424) был гермейстером тевтонского ордена с 1413 по 1422 год, а Мандгольд ф. Штернберг находился ландмейстером того же ордена в 1482 году. Из ветвей фамилии Штернберг, оставшихся в Германии, одна ветвь возведена была Императором Леопольдом I, 14 февраля 1662 года, в Графское Римской Империи достоинство и разделилась на две отрасли: графов Штернберг-Мандершейд, угасших 8 апреля 1830 года, и графов Штернберг-Серович; сия последняя отрасль существует поныне. Графы Штернберг-Мандершейд приняты были, в 1752 году, в камеру графскую по округу швабскому, а вслед за тем и по округу вестфальскому, и были владетельными графами в Римской Империи до разрушения оной Наполеоном, в 1806 году. Другая ветвь возведена была Императором Леопольдом I в Баронское Богемского Королевства достоинство 28 августа 1690 года, и одна из отраслей её возведена была Императором Карлом VI в Графское Богемского Королевства достоинство, 8 ноября 1719 года. Третия ветвь, именуемая Кюхмейстер фон-Штернберг, возведена была Е. В. Королём Прусским, 10 сентября 1840 года, в Графское Прусского Королевства достоинство, наследственное по порядку мужского первородства (nach dem rechte der erstgeburt). Иоанн ф. Штернберг служил в венгерских войсках, и из Венгрии с пятью стами всадниками и со многими пешими ратниками прибыл, в 1211 году, в Ливонию, где писался Унгарном (Ungarn), а потомки его Унгернами (Ungern) до самого семнадцатого века, когда фамилия эта стала писаться Унгерн- Штернберг (Ungern-Sternberg). Этот Иоанн Штернберг, по прибытии в Ливонию женился, по свидетельству летописцев, на Гедвиге Ливе, дочери известного Каупо Ливе (родоначальника фамилии Ливен, см. вторую часть Российской Родословной Книги). Из потомков его: Генрих ф. Унгерн заключил, в 1472 году, мир между ливонским орденом и городами: Ригою, Ревелем и Дерптом; Георг ф. Унгерн, со всем семейством своим причислен был Императором Карлом V, 16 июля 1531 года, к сословию дворян Римской Империи, состоявших под прямым покровительство и непосредственною властию Императоров (unmittelbare reichsritterschaft). Королева Шведская Христина возвела, 27 октября1653 года, в Баронское Шведского Королевства достоинство трёх дворян Унгернов, с именем Унгерн-Штернбергов: 1) подполковника Вольмара (или Вольдемара) ф. Унгерна, бывшего в последствии комендантом в Риге; 2) полковника Оттона ф. Унгерна († 7 марта 1666); он был женат три раза: на Анне Геркель; на девице Икскуль и на Елене Цёгё, и 3) Рейнгольда ф. Унгерна. |
| А это вызывает все более острые юридические дискуссии по вопросам содержания и меры государственных суверенитетов. Участники этих дискуссий в основном расходятся по двум концептуальным полюсам. Одни - так называемые " юридические плюралисты " - все настойчивее заявляет о недопустимости посягательства международных органов на национальные суверенитеты. Представители этой точки зрения считают, что не только национальные конституции, но и вся национальная правовая система целиком и полностью находятся в сфере компетенции и ответственности соответствующего государства. Другие - нередко именуемые " юридическими монистами " - не менее настойчиво утверждают, что неостановимый процесс глобализации требует создания такой единой общемировой правовой системы, в которой международное право будет иметь абсолютный приоритет над национальными правовыми системами в целом, включая конституции. Согласно этой позиции, каждая страна будет обязана полностью и точно имплементировать международные правовые нормы в национальные конституции и кодексы. Представители этой группы убеждены, что глобальный правовой порядок может быть обеспечен лишь в том случае, если единые нормы международного права станут императивным источником внутригосударственного правотворчества и правоприменения. Представляется, что обе приведенные концептуальные позиции контрпродуктивны. Мир очень сильно изменился за три с половиной века, прошедшие со времени создания Вестфальской международной правовой системы и знаменитого высказывания Жана Бодэна о том, что " суверенитет - это абсолютная и постоянная власть государства над подданными и гражданами " . По мере объединения человечества в глобальное сообщество практически все государства понимают, что в " большом мире " все время появляются проблемы межгосударственного и наднационального масштаба, требующие совместных действий. И уже два века осознанно и добровольно объединяют часть своих правовых полномочий на уровне межгосударственных и наднациональных структур и организаций. |
|
|
