| В 1922 году Федотов оставляет университет и возвращается в Петроград, где начинает работать переводчиком иностранной литературы только в частных издательствах. Переводы дают высокие заработки, но положение человека «вольной профессии» в советской государственной системе очень неустойчиво. К тому же духовная атмосфера в Петрограде уже не та. Федотов возвращается в «братство», которое тогда особенно остро переживает период внутреннего брожения. Часть членов кружка, преимущественно евреи, принимая крещение, попадали под влияние крестивших их священников. Священники же подозревали и обличали А. А. Мейера в «Мережковских» ересях. В этой обстановке Федотову была необходима твердая опора. По совету друга и товарища по семинару Гревса С. С. Безобразова, покинувшего Россию, Федотов обращается к протоиерею Тимофею Налимову. Отец Тимофей занимал особенное, если не сказать центральное, положение в петербургской иерархии. Бывший преподаватель, а затем свободно избранный ректор Петербургской духовной академии, он вынужден был ее оставить вместе с А. В. Карташевым и долгое время, являясь духовником митрополита Вениамина, служил младшим священником Казанского собора. После расстрела митрополита Вениамина, допросов и сидения по тюрьмам у протоиерея Тимофея вынудили обещание не принимать участия в публичных богослужениях и никого не допускать на его домашние службы. Отец Тимофей считал своим долгом соблюдать данное им слово. У себя он мог только исповедовать, и когда к нему обратился Г. П. Федотов, отец Тимофей посоветовал ему причащаться у своего духовного сына протоиерея Леонида Богоявленского. Так — воцерковлением — завершилось возвращение Федотова к православию. Но это не было тем, что связывало всех членов кружка А. А. Мейера. Кружок, несмотря на опасности, разрастался по всей России, утрачивая единое общение. Духовная жажда усиливала и умственные запросы Федотова, которые никак не могли удовлетворяться переводами романов с французского и немецкого. Наш мыслитель выступает одним из инициаторов создания и редактором-издателем журнала «Свободные голоса», где его голос — ведущий. Но выпустить удалось только один номер (1918, 1). Появляется несколько статей Федотова по истории средневековой культуры.(1) Наконец, в серии «Образы человечества» выходит очень талантливо написанная брошюра об Абеляре (2) — первая и последняя в России монография Федотова. Но уже статья «Утопия Данте» не была пропущена. Русскому мыслителю, привыкшему к приволью и благородству старой культуры, становится трудно дышать в ином воздухе. Федотов так и не нашел места в Советской России. Мучительно |
| – Мне никакого контроля не нужно! – сказал он. – Я власти доверяю, у нее есть свой контроль. «И он пояснил ту точку зрения, которая не была ясна до этого. Именно ту точку зрения, что нужно самостоятельное участие Церкви в деле помощи голодающим, но не в качестве гарантии, контроля, а как известный факт для того, чтобы данную задачу облечь в высокоморальный характер, чтобы заставить верующих пожертвовать не только то, что есть в церкви, но, может быть, снять ризы с собственной иконы» 58 . Не совсем понятно, почему Николай Михайлович употребляет в своем рассказе местоимение «мы». Как явствует из показаний Новицкого, тот очень хорошо понимал не только то, чего хотел митрополит, но и то, что добиться исполнения желаемого невозможно. § 6. По свидетельству Егорова: «Было принято решение созвать на следующий день, 11 марта небольшое совещание, какое только успеем». Совещание это проходило на квартире больного Аксенова. Присутствовали: митрополит Вениамин, настоятель Казанского собора Н. К. Чуков, настоятель Троице-Измайловского собора М. П. Чельцов, настоятель Исаакиевского собора Л. К. Богоявленский, Ю. П. Новицкий, И. М. Ковшаров, Н. М. Егоров и другие. «Новицкий и Егоров подробно доложили о произошедшем в комиссии, после чего митрополит обратился к присутствующим с вопросом: «Что делать?» Решили согласиться с мнением митрополита о не прекращении переговоров со Смольным, о вторичном обращении за выяснением недоразумения» 59 . «В заявлении от 5 марта 1922 г. за 372, – писал митрополит Вениамин, – мною было указано, что передача церковных ценностей может состояться только при наличии следующих трех условий: 1 . Что все другие средства и способы помощи голодающим исчерпаны; 2 . Что пожертвованные святыни будут употреблены исключительно на помощь голодающим; 3 . Что на пожертвование их будет дано благословение и разрешение высшей церковной власти... В день подачи мною указанного заявления я был вызван в Смольный, в заседание комиссии по изъятию церковных ценностей... Оглашенный лично мною на означенном заседании текст поданного мною заявления не вызвал никаких возражений по существу... |
| Вчера Н. П. передала мне Ваше письмо от 19-го июля (не 18, как Вы написали, а 7). Благодарю Вас. Совершенно согласен с Вами, что необходимо было изменить условия жизни, независимо от тех внешних побуждений, которые понуждают к более энергичным действиям в этом отношении. Но я обычно держусь правила не насиловать естественного течения жизненных обстоятельств и терпеливо ожидать, что речет Господь. Так и в данном случае, внутренно сознавая большую целесообразность и соответственность жизни в лавре, я, подчиняясь обстоятельствам и словам митрополита Вениамина, не противоречил тем условиям, которые были для меня здесь подготовлены, и в общем не раскаиваюсь в этом, т. к., с одной стороны, это дало мне возможность до известной степени утвердиться в сферах Казанского собора, который, в силу создавшихся моих близких к нему отношений, в лице и клира и прихода теперь вполне считает меня своим и признает мой авторитет в делах своих, с другой стороны – вторжение моё в лавру является не насильственным, вопреки первоначальным планам митрополита Вениамина, а вполне естественным, вытекающим из обстоятельств, и таким образом, я вступаю во второй фазис моего петроградскою служения, который да благословит Господь Вашими святыми молитвами. Я желал занять именно Вашу квартиру, но она занята о. Гурием и ещё кем-то из их братии, и там собирается их братство. Квартира, мне представляемая, правда, несколько велика, но на зиму я заключусь в задней комнате. Преосвященный Артемий 128 , который до сей поры занимая эту квартиру, просит дать ему возможность здесь же останавливаться на случай своих редких приездов из Луги. Конечно, это меня нисколько не стесняет, и ему отделяется одна комната, которая совершенно изолирована от прочих помещений. Надеюсь, что с помощью Божией всё устроится там хорошо, и во всяком случае, большой плюс будет уже в том, что я буду чувствовать себя в свойственной моему духу атмосфере. Относительно питания там тоже проще, чем где-либо. Были бы лишь продукты, а готовить есть кому: внизу живёт о. ризничий, хороший монах; у него старушка мать, которая может и мне оказывать кулинарные услуги. Кочубинский в смысле келлейническом меня удовлетворяет своей щепетильной чистотой, экономией и… умением ставить самовар… А там, быть может, и Даниил что-нибудь придумает. Кажется, уже довольно о таких земных и мелких попечениях. |
| Советская власть предъявляла свои требования к преподавателям, тогда еще не вмешиваясь в процесс преподавания. В осенний семестр 1922 года Федотов вплотную встал перед выбором: или идти по скользкому пути компромиссов, или совсем оставить преподавание. Дело в том, что историко-филологический факультет обязан был взять шефство над какой-то фабрикой. Но взять шефство нужно было, совершив символическую процедуру – под красным флагом и при пении «Интернационала». Федотов отказался участвовать в этом «обряде», так как он противен его политическим и религиозным убеждениям. Сам факт отсутствия Федотова не был замечен властями и не имел для него важных последствий. Однако поступок Федотова и открытое объяснение этого поступка вызвали возмущение у его коллег, которые обвиняли принци- пиального профессора в желании сохранить чистую совесть за их спинами и в ущерб интересам университета. Уже тогда и так формировалась скрепленная круговой порукой, «общими интересами» лицемерная психология вузовских преподавателей. Федотов это сразу увидел и понял. Он не хотел и не мог приспосабливаться к требованиям новой власти, разлагающим самою душу человека. В 1922 году Федотов оставляет университет и возвращается в Петроград, где начинает работать переводчиком иностранной литературы только в частных издательствах. Переводы дают высокие заработки, но положение человека «вольной профессии» в советской государственной системе очень неустойчиво. К тому же духовная атмосфера в Петрограде уже не та. Федотов возвращается в «братство», которое тогда особенно остро переживает период внутреннего брожения. Часть членов кружка, преимущественно евреи, принимая крещение, попадали под влияние крестивших их священников. Священники же подозревали и обличали А. А. Мейера в «Мережковских» ересях. В этой обстановке Федотову была необходима твердая опора. По совету друга и товарища по семинару Гревса С. С. Безобразова, покинувшего Россию, Федотов обращается к протоиерею Тимофею Налимову. Отец Тимофей занимал особенное, если не сказать центральное, положение в петербургской иерархии. Бывший преподаватель, а затем свободно избранный ректор Петербургской духовной академии, он вынужден был ее оставить вместе с А. В. Карташевым и долгое время, являясь духовником митрополита Вениамина, служил младшим священником Казанского собора. После расстрела митрополита Вениамина, допросов и сидения по тюрьмам у протоиерея Тимофея вынудили обещание не принимать участия в публичных богослужениях и никого не допускать на его домашние службы. Отец Тимофей считал своим долгом соблюдать данное им слово. У себя он мог только исповедовать, и когда к нему обратился Г. П. Федотов , отец Тимофей посоветовал ему причащаться у своего духовного сына протоиерея Леонида Богоявленского. Так – воцерковлением – завершилось возвращение Федотова к православию. Но это не было тем, что связывало всех членов кружка А. А. Мейера. Кружок, несмотря на опасности, разрастался по всей России, утрачивая единое общение. |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 НЕОФИТ (ОСИПОВ) Статья из энциклопедии " Древо " : drevo-info.ru Архимандрит Неофит (Осипов) Иеродиакон Неофит (Осипов), 1900 год В 1891 году окончил на казенный счет Холмское духовное училище , в 1897 году - Холмскую духовную семинарию , а в 1901 году - Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия . Во время обучения в академии, 19 августа 1900 года, был пострижен в монашество с именем Неофит, 27 сентября того же года – рукоположен во иеродиакона , а 14 мая 1901 года - во иеромонаха . Педагогическая деятельность По окончании духовной академии, 13 августа 1901 года был определен преподавателем гомилетики в Холмскую духовную семинарию . 1 июля 1902 года он был назначен в Пекинскую духовную миссию с правом ношения золотого наперсного креста. 24 июля 1903 года переведен смотрителем Тихвинского духовного училища . Здесь, в связи с болезнями учителей, ему пришлось преподавать в 1-м классе славянский язык, а в 4-м – греческий. 17 октября 1905 года был назначен ректором Самарской духовной семинарии и возведен в сан архимандрита ; с 1905 по 1908 год состоял цензором " Самарских епархиальных ведомостей " . Во все время служения в Самаре отец Неофит состоял членом Самарского епархиального комитета Православного миссионерского общества и членом Самарского епархиального миссионерского совета. В Самарской семинарии он стал ректором сразу после архимандрита Вениамина (Казанского) , человека мягкого и доступного и потому близкого ученикам. Архимандрит Неофит поставил себя довольно строго, и после отца Вениамина за его строгость его не полюбили ученики. Не сложились у него отношения и с инспектором семинарии, который за продолжительное время службы при часто сменяющихся " ректорах привык к властному положению... нередко фактическим начальством семинарии был он или, по крайней мере, все делалось с его согласия и одобрения " . На заседании Святейшего Синода, 24 ноября 1909 года, член Учебного комитета Савваитский, ревизовавший Самарскую духовную семинарию, предложил перевести архимандрита Неофита на такую же должность, но в другую семинарию. Тут же архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) предложил назначить ректора Волынской духовной семинарии Виссариона (Зорнина) ректором Самарской семинарии, а архимандрита Неофита - ректором Волынской семинарии , что и было принято. |
| В Семипалатинской и Акмолинской области следовало бы образовать отдельную епархию 508 , но... но где денег взять? Вот на чем останавливаются у нас все вопросы. Я давно хлопотал о Забайкальской епархии. В дополнение к тому, что теперь ассигнуется на управление и собор, следует прибавить всего 14 т., и того не дают. Вы упомянули о И. П. Басине. Скажу вам по душе: негодный он человек, только и знает, что пишет ябеды да доносы безымянные. Преосв. Парфений принимал его и он много вредил ему, расстраивая отношения его к духовенству, которое застращивал до носом преосвященному. Я решился не принимать его для того, чтобы не ссорил меня с духовенством, и он злобится на меня и хулит всем мое управление. Преосв. Макарий 509 также запретил своим монахам принимать его, потому что он разносит сплетни о монахах. На о. архим. Вениамина и члена консистории написал безыменный донос обер-прокурору, а мне пишет и шлет безымянные доносы чрез городскую почту, с приличными назиданиями и мне самому. Послание от имени Киевского собора 510 писал Херсонский Никанор 511 . Он писал в Уфу, что кроме официальных рассуждений были рассуждения о тех же предметах неофициальные за обедом у м. Платона. Я думаю, последние полезнее были для тех, кто хотел уехать с собора не без пользы. В наступающую душеполезную четыредесятницу прошу ваших св. молитв и прощения, в чем согрешил пред вами словом или помышлением. Иркутск. 23 янв. 1885 г. 54 Вчера я получил телеграмму от К. П. Победоносцева , которою спешу поделиться с вами. Вот она: «Писал вам подробно (это указание на телеграмму от 22 янв., которою обещано письмо почтою, еще не полученное мною). Подожду вашего ответа: рассудите, что лучше для дела, оставаться или ехать. Обстоятельства изменились: Игнатьев 512 и Корф 513 желают совещания с вами. Победоносцев Таким образом ехать или не ехать, зависит от содержания письма К. П-ча, которое надеюсь получить числа 22 февраля, и от результата совещания с ген.-губернаторами. Но мысль моя уже опять останавливается на том, чтобы не ехать. Суть дела будет в здешнем совещании, а результаты его, если они будут благоприятны, в Питере лучше меня поддержит К. П-ч. Для чего же мне тогда ехать? Потом я хорошо помню пословицу: куй железо, пока горячо. В виде опыта желаемое мною преобразование соглашались ввести давно, только делом не исполнили своего решения. Свидание со мною ген.-губернаторов будет самым лучшим случаем, пока дело пойдет в Питер для утверждения в законодательном порядке, убедить их ввести теперь же предполагаемое к введению. Если же я уеду в такую благоприятную пору отсюда, дело может затормозиться исполнителями, так что и издание закона не принесет всей пользы, какой от него ожидаю. Наконец, что важнее всего, я имею некоторые основания полагать, что поездка моя в настоящую пору неугодна св. Иннокентию, моему всегдашнему покровителю. Sapienti sat. |
| Что касается до Арсения Могилянского, то для оценки его деятельности и вообще для его характеристики имеют значение в очень большем количестве сохранившиеся письма его к разным лицам. Правда, письма эти зачастую имеют значение как бы официальных документов; но ценны собственноручные приписки к ним Арсения. Притом некоторые и из официальных писем дают достаточно материала для указанной нами цели. Для примера укажем на письмо Арсения Могилянского к Вениамину Пуцек-Григоровичу, архиепископу Казанскому и Свияжскому, от 15 декабря 1764 года, помеченное 705 (следовательно официальное). В письме этом идет речь о Досифее Галяховском, бывшем архимандрите Слуцком. Уволенный от архимандрии (19 февраля 1763 года) Досифей пребывал в Киеве. Здесь вскоре возникло дело по обвинению его в соблазнительных поступках, которые были таковы, что Арсений Могилянский вынужден был воспретить ему священнослужение до решения дела. Досифей обращается с просьбою к своему родственнику Вениамину, архиепископу Казанскому. Тот советует Досифею просить киевского митрополита отпустить его к нему в Казань. Согласно этой просьбы Арсений Могилянский дает отпуск Досифею и приказывает ему по приезде в Казань доложить, какие на него были доносы „и открыть, как что на него в самом деле было, или же что инако, или вовся не было, по самой истине“; что же касается до разрешения его в священнодействии, то это предоставляется на волю и благоусмотрение казанского преосвященного. Одновременно с сим дело о Досифее в Киевской консистории прекращается. Но казанский преосвященный пожелал иметь письменное заявление от киевского митрополита о разрешении Досифею священнодействия. Последний вновь обращается к Арсению Могилянскому с просьбою, в ответ на которую и последовало упомянутое письмо Арсения архиепископу Казанскому. – Считаем достаточным привести только конечную часть этого, довольно обширного письма. „Как в прежнем моем определении заключено (официально извещал Арсений), так особливо чрез сие к вашему преосвященству с тем же отзываюсь: по данной вашему преосвященству от Бога власти решити и вязати, о устроении к его архимандрита священной ползе предаю все им архимандритом открытое, и о священнослужении его, в благоразсмотрение, волю и власть вашего преосвященства, – с тем к прежнему моему определению прибавлением, что, по разсуждению моему, хотя он архимандрит в чем, по доносу на него, и погрешил, яко человек, по делу же производившемуся в консистории моей, за некоторыми препятствующими обстоятельствами, в том не изобличен; однак понеже в епархии вашего преосвященства, за немалым ее разстоянием от здешней, уповательно, о том доносе на него ничего неизвестно, почему и соблазна никакого с того непоследованного дела в епархии вашего преосвященства произойтить не может, то когда он, архимандрит, исповесть духовно пред вашим преосвященством, свое поползновение и в том истинное покаяние принесет, можно ему архимандриту, снисходя человеческой слабости, позволить там священнослужение иметь. |
| Таким знамением было появление на новоучрежденных ими трех кафедрах достойных святителей, из которых Селенгинский Вениамин (Благонравов) оказался достойным современником апостола Дальнего Востока Иннокентия (Вениаминова) , который в одни с ним годы святительствовал в Благовещенске. Бывший профессор Казанской духовной академии, прошедший пятилетнюю школу труда по духовно-учебной части, Вениамин был хиротонисан 5 февраля 1862 года и вступил на Селенгинскую кафедру в тридцатидевятилетнем возрасте с запасом сил, знаний, энергии, апостольского воодушевления и с выдающимся литературным талантом. После шестилетней службы в Селенгинске он святительствовал пять лет в Камчатской области, затем около двадцати лет в Иркутске. За тридцатилетний период он обстоятельно изучил дальневосточные окраины как святитель-миссионер и как ученый, вдумчивый и проникновенный наблюдатель всего, что ему встречалось на трудном, ненастном пути. Его путешествия по реке Ангаре и ее притокам, в Тункинский край, по Якутскому тракту, реке Лене и ее притокам, по Аларскому и Илимскому трактам, по Забайкалью, по Иркутскому, Балаганскому и Якутскому округам, описанные в «Иркутских епархиальных ведомостях» за 1874–1877, 1882-й, 1884 годы, полны удивительных картин и сведений, которые представляют научную и бытовую ценность. В его подробнейших описаниях о состояниях Забайкальской, Амурской и Камчатской духовных миссий за время с 1862-го по 1872 годы каждый миссионер найдет готовое жизненное руководство, на что именно следует обращать внимание, какие нужды и явления должно подмечать и как надо действовать при тех или иных обстоятельствах, чтобы миссионерский труд имел положительные результаты (см.: «Иркутские епархиальные ведомости» за 1863–1864, 1866–1868 и 1872 годы и «Духовную беседу» за 1865-й и 1867 годы). Особенно выдающимися являются повествования Преосвященного Вениамина о деятельности Камчатской миссии и о Камчатке, а также о пребывании между коряками (см.: «Иркутские епархиальные ведомости» за 1872–1873 годы, «Домашнюю беседу» за 1873 год, «Миссионер» за 1874 год и «Православное обозрение» за 1880 год). Сделанное им всестороннее исследование о гольдах, ороченах, гиляках, корейцах, чукчах и коряках, напечатанное в 16 «Московских церковных ведомостей» за 1881 год, обратило на себя внимание всего ученого мира. Возбужденное Владыкой Вениамином «Дело о препятствиях, чинимых Камчатской миссии с целью своекорыстного противодействия обращению камчадалов в православную веру», опубликованное в 26–27 «Иркутских епархиальных ведомостей» за 1874 год, заключает в себе неопровержимое доказательство того, что неукротимая вражда против Божественного Православия кроется не в дикости инородцев, а в грубости нравов самих их цивилизованных опекунов. Владыке Вениамину принадлежит слава крещения и просвещения аларских бурят, проживавших по реке Ирети в степи между Московским трактом и Саянским хребтом. |
| Как у нас действует языческое начальство, под покровительством христианского, прочитаете в статье о. Малкова: Бегство ко крещению 213 . Прошу ваших св. молитв. Братии вашей мой бр 214 (атский привет). Нижепомещаемое письмо к еп. Вениамину архим. Владимира, сохранившееся в бумагах последнего в беловом виде, но неизвестно, почему не посланное, является отчасти ответом на недошедшее до нас письмо преосвященного, отчасти дает сведения по вопросам, общим для нескольких писем преосв. Вениамина, наконец, любопытно по имеющимся в нем данным для истории Алтайской миссии. К сожалению, оно – одно из немногих сохранившихся ответных писем архим. Владимира. 13 марта 1867 г. Томск. С 24-го февраля я нахожусь в Томске по делам моей миссии. Многое и многие изменилось и изменились в Томске: но не о том теперь речь. После преосв. Виталия осталось до 1500 дел, не только не решенных, но большею частью и не распечатанных 215 . Каково-то будет новому преосвященному, Алексию, о приезде которого в Томске нет еще известия 216 . «Отделение» М. общества в Томске открыто до моего еще приезда (22 янв.). Мальков, стараясь всевозможными мерами замаскировать свои действия, обманул Гилярова 217 , сказав, что я не буду вовсе в Томск, успел заставить его поспешить открытием отделения в его присутствии. Хотя до сих пор «отделение» не знало, что ему делать. И Иркутскому отделению «бывый» совет разрешил неужели только в сфере 30 р. вращаться? Говорю «бывый»: вероятно вы прочитали уже известие о новом составе совета («Сев. почта» 38). Опять, выражаясь слогом некоторых, в совет сели «бороды» (т. е. духовные) 218 ; что вероятно не совсем-то нравится (вопреки ожиданью моему оставшемуся в звании секретаря) г. Бурачку. Аф. Мальков теперь вероятно уже в Петербурге; конечно, набравши здесь целый мешок бессовестнейших лжей, будет по петербургским гостиным вытрясать оные. Я решил телеграммою предварить обер-прокурора, прописав, что открылась недобросовестность, лживость и неблагонамеренность Малькова 219 . Теперь пишу ему с почтою, пишу и в консисторию. Ведь дело-то острогом пахнет: должно быть Домна Карповна 220 не шутила, суля ему острог давно еще. Защити, Господи, бедную Алтайскую миссию от ее попечителя, да и вообще миссионерское дело – от участия г. Малькова. В Томске он навербовал несколько членов М. О.; а на поверку выходит, они и сами не знали, что в члены попали: они имели в виду, по приглашению Малькова, единовременное пожертвование. И теперь Томское отделение не видит надлеж. к себе сочувствия многих именно потому, что тут принимал участие Мальков. Есть, однако, в Томске усердствующие к миссии люди. Дай Бог, чтобы зерно это разрослось. |
| «Мне кажется», – замечал он в одном месте своего донесения, – «что если бы семинарское начальство более заботилось о нуждах учеников, то оно нашло бы возможность хотя не разом, а исподволь и в продолжение нескольких лет понемногу исправить многие недостатки по семинарии и никак не допустило бы почти всей экономической части в семинарии до такого жалкого состояния». Недостаток нравственно-воспитательного надзора в харьковской семинарии преосв. Макарий также объяснял расстройством дел в семинарском правлении и недостатком согласия между начальствующими лицами в семинарии 1122 . Вследствие этого представления преосв. Макария, 31 марта 1864 года ректором Харьковской духовной семинарии был назначен инспектор Казанской духовной Академии, архим. Вениамин Платонов 1123 . Хотя он, по свидетельству историка Казанской духовной Академии, и не чувствовал особенного расположения к административной деятельности 1124 , но тем не менее он был всегда точным исполнителем своих обязанностей и распоряжений своего архипастыря, который сам и выпросил его себе в ректоры Харьковской семинарии 1125 . При нём установился порядок в административной части Харьковской семинарии. Только в самых редких случаях преосв. Макарий должен был обращать внимание семинарского правления на неисправность в ходе дел его. Так, напр., на журнале правления от 20 августа 1866 года, заключавшем в себе просьбу произвести ремонтировку в семинарских зданиях, преосв. Макарий 23 августа того же года положила такую резолюцию: «поставляется на вид семинарскому правлению, что оно не озаботилось своевременно в продолжение каникул, длившихся 4 месяца, окраской и вообще обновлением необходимой мебели для учеников, а приступает к этому только за десять дней до срока, когда должны собраться ученики в семинарию» 1126 . Точно также на списке исключенных учеников семинарии преосв. Макарий 4 февраля 1867 года заметил, между прочим, в своей резолюции: «не могу не обратить внимания семинарского правления на то, что оно представило мне этот список на утверждение слишком поздно, к немалой невыгоде учеников, исключаемых из семинарии» 1127 . Так внимательно следил преосв. Макарий за ходом дел в семинарском правлении, которому до 1867 года были подчинены и все низшие мужские духовные училища Харьковской епархии и от деятельности которого, следовательно, в значительной степени зависело правильное течение внутренней жизни всех духовно-учебных заведений епархии. Не ограничиваясь однако же этим, он непосредственно вникал в жизнь духовно-учебных заведений, несколько раз в течение года посещал семинарию и не менее раза посетил за время своего пребывания в Харькове все мужские духовные училища епархии. |
|
|
