8-го августа Государь принял городских голов со всей России, собравшихся в Москву для разрешения вопросов о помощи раненым. Зарождался Союз городов, так много принесший потом хлопот правительству, так много принесший пользы и так много истративший бесконтрольно народных денег. В тот же день Государь покинул Москву и отправился в Троице-Сергиевскую Лавру. Отслужили молебен, приложились к мощам Угодника. Архимандрит Товий благословил Государя иконой явления Богоматери преп. Сергию. Икона писана на доске от гроба Преподобного. Со времен Алексея Михайловича она сопровождала Государей в походах. Его Величество повелел отправить икону в Ставку. Из Лавры Царская семья вернулась уже не в Петергоф, а в Царское Село. Непохожая на прошлые года пошла жизнь в Царском Селе. Все было занято войной, все для войны. Повсюду в Царском устраивались госпиталя. Государыня работала в этом направлении не покладая рук. Выдвигались по новой работе новые люди. Говорили о блестяще проведенной мобилизации, что приписывали Сухомлинову и главным образом Лукомскому. Объявленный 3-го августа манифест к полякам поднял большие разговоры. Было не понятно, почему такой важный акт издан не от имени Государя, а Вел. Князем. Многие видели в этом умаление царской власти. Порицали Сазонова. Объявление 10-го августа Японией войны Германии придало больше уверенности в окончательной победе. Это совпало с первыми хорошими вестями с фронта. 4-го и 5-го августа наши армии Северо-Западного фронта, 1-ая под начальством ген. Ренненкампфа и 2-ая ген. Самсонова, под общим управлением ком. фронтом ген. Жилинского, начали наступление на Восточную Пруссию. Делалось это по настойчивой просьбе французов. Надо было оттянуть наступавших на Париж немцев. Армия ген. Ренненкампфа стремительно вторглась в Пруссию и победоносно продвигалась вперед, сметая все на своем пути севернее Мазурских болот. Южнее Ренненкампфа наступал Самсонов, обходя болота с Запада. Стали приходить первые радостные вести. Прилетел слух о легендарных подвигах казака Крючкова. Дошли вести об отдельных подвигах гвардейской кавалерии. Конной Гвардии ротмистр барон Врангель, в конном строю, взял неприятельскую батарею. Но вскоре поползли и нехорошие слухи. В Петербург стали подвозить раненых. Заговорили, что в армии Самсонова что-то нехорошо. Ставка молчала, что увеличивало тревогу. И вот, стало известно, наконец, что армия Самсонова понесла поражение.

http://ruskline.ru/analitika/2012/09/03/...

— А в жизни Вы встречали таких людей? — Для меня живым воплощением деятельной христианской любви стал архимандрит Кирилл (Павлов), который на протяжении многих лет был духовником Троице-Сергиевой Лавры. С одной стороны, отец Кирилл целиком принимал тебя таким, какой ты есть, но с другой стороны, решительно не принимал того дурного и греховного, что в тебе имело место быть. Он осуждал совершенный тобой поступок, но его мера любви к тебе не менялась. И при этом отец Кирилл обличал грех, не унижая человека. Грех вызывал у него не гнев (как часто происходит, когда родители видят, что их дети делают что-то недолжное), а глубокую скорбь. Он не превозносился своей праведностью — мол, я бы так никогда не поступил. Он плакал и скорбел, потому что видел, что человеку плохо, и этот грех — не столько вина человека, сколько его настоящая беда. Еще отец Кирилл бесконечно уважал свободу другого человека и никогда не навязывал свое мнение. Самый категоричный его запрет звучал примерно так: «Лучше, наверное, постараться этого не делать, никогда так не поступать». И такое уважение и предоставление тебе самому права решать, с одной стороны, повышало твою ответственность, а с другой, показывало, что тебя не воспринимают как игрушку, как собственность. Неизбежным следствием эгоистического понимания любви является превращение объекта любви в частную собственность. Будет ли это вторая половина, будут ли это дети, или подчиненные, или духовные чада. У отца Кирилла этого не было. Он ощущал, что он просто приставлен к какому-то процессу и выполняет здесь конкретную функцию — но это не его процесс, не он здесь «хозяин», а Христос. Такое сочетание любви, уважения к свободе другого человека, глубинной кротости и смирения — является настоящим примером действенной любви. При том что собственного духовника у отца Кирилла не было. Но он настолько был влюблен в Евангелие, настолько пропитан евангельским духом, что Господь явным образом вел его Сам. — Обличать грех и при этом уважать человека — для этого тоже нужно быть близким к святости?

http://foma.ru/love-is.html

Последнее время о. Антоний был экономом лавры. Должность кропотливая, связанная иногда с улаживанием разных неприятностей. Это был тяжелый крест для него, но он ни разу не просил освободить его от этой должности. Он считал, что неся свой крест, надо следовать за Христом и думать об исполнении только воли Господней, а не своей. Творение воли Господней должно быть основной целью нашей жизни. Но с этим неминуемо связаны скорби. Вот что об этом говорит о. Антоний: «Терпеть без ропота и с благодарностью всякую скорбь, веря, что это и есть то самое, что необходимо нужно для нашего спасения». И в другом месте: «Все радости и увеселения мира – ничто по сравнению с духовными чувствами, которым Бог утешает Своих рабов. Укрепленные ими, они бодро шествуют по своему пути, не чувствуя усталости от трудов, которые несут ради Бога. Более того – сами скорби приносят им радость». Все это для о. Антония не были пустые слова, это говорилось на основании опыта: он твердо, без колебаний шел по пути, на который встал, и быстро созрел для Царства Небесного. О. Антоний интересовался духовной жизнью русских людей, как в России, так и за границей. Он верил в возрождение России, но считал, что оно будет зависеть от покаяния русских людей. Поэтому главным делом эмиграции должна быть покаянная молитва о своих грехах, а по обновлении духовном – молитва о помиловании наших страждущих братьев. В обращении с людьми о. Антоний мог казаться странным: он не был словоохотлив, не любил заводить разговоров, а празднословия просто не переносил; особой дружбы ни с кем не вел. И все-таки очень многие его любили. Возможно, что это чувство было ответом на его любовь к тем людям, с которыми он встречался и за которых молился в своих долгих ночных молитвах. Любовь рождает любовь. Быть может, этим можно объяснить, что на его похороны приехали из Иерусалима из греческого духовенства даже такие лица, которые мало его знали, но, по свидетельству бывших там, прощались с почившим со слезами, как с родным человеком. Вот что написано о его последних днях в журнале «Вечное» за апрель 1964 года:

http://azbyka.ru/otechnik/Zhitija_svjaty...

– Покажи телефон. У тебя определитель номера есть, какой номер высветился? – Да... Какой-то был... Алексий взял его мобильник и стал набирать указанные цифры. И вдруг, в нагрудном кармане отца Алексия зазвонил его собственный телефон! Только тогда брат сообразил, что сам Алексий его разыграл! Увидал, как тот ходит, важничает, какие-то дела устраивает, и решил над ним пошутить. Но как у него все получилось по- доброму! Великим постом к Алексию приехал его родной старший брат Владимир (ныне священник). Один иеродиакон зашел на кухню и видит: Алексий что-то жарит для брата. Запах показался подозрительным, принюхался – мясо! – «Ты что жаришь?!» Алексий, переворачивая кусочки на сковородке, охотно ответил: «Да вот – вымя! Хочешь попробовать?» Тот отшатнулся, знал, что Володя мирянин, но ведь шел Великий пост ... Алексий невозмутимо: «А зря, очень вкусно!» – и кладет в рот кусочек за кусочком! Отец был потрясен и, хотя хорошо знал Алексия, не выдержал, соблазнился: «Что же он делает?!..» Но тут Алексий сам не стерпел и весело рассмеялся: «Да это же соя!..» Следует заметить, что порой искусные розыгрыши отца Алексия не могли отличить от серьезного разговора или выговора. Если Алексий чувствовал это недоумение, то пояснял: «Это я шучу. Непонятно?..» То, что отец Алексий хоронил людей, знали многие, в свое время об этом подробно расскажем. Но это удивляло в основном людей внешних, не знавших, какие тяготы внутренней жизни монастыря он нес на себе, какие дела совершал для братии. Часто для Лавры он был просто незаменим. Чуть ниже поведаем об уходе за тяжелобольными отцами, а сейчас вспомним случай, который по своей чрезвычайности относится, пожалуй, к «МЧС». Один старенький, больной и немощной батюшка был совсем неспособен поддерживать свое здоровье. Непосильной для него была и уборка келии. Когда Алексий заметил его бедственное положение, то взял батюшку под свою опеку, поскольку не гнушался никакой грязной работой, сам искал поприще для своих трудов. Сначала он вел немощного отца в душ, мыл и обрабатывал ранки. Потом, одев его во вновь пошитые одежды, заблаговременно заказанные в лаврской пошивочной, временно переселял батюшку в монастырскую гостиницу, а его нехитрый скарб выносил в коридор. Затем в келии производился основательный ремонт, который предваряла битва с насекомыми. Алексий приходил с послушниками, они надевали респираторы и какой-то жуткой отравой опрыскивали кучи тараканов, клопов и прочих гнусов. В коридоре стоял сильнейший запах, а как они работали внутри – трудно себе представить. На два-три дня келию запирали. Потом все выметали, вымывали, выскребали, красили полы, клеили обои, и келия принимала обновленный вид. Через несколько дней запахи выветривались, и туда возвращали батюшку. Проделанная работа впечатляла. Но не менее удивляло то, что уже через полгода хозяину только что отремонтированной келии удавалось привести ее в прежнее жалкое состояние. И отец Алексий терпеливо принимался за ту же работу...

http://azbyka.ru/otechnik/Zhitija_svjaty...

В конце 1880-х годов старец Амвросий благословил своего келейника о. Иосифа принимать посетителей (он начинал старчествовать). Летом 1888 года старец благословил о. Иосифа поехать к Киевским святыням. Это было заветное желание о. Иосифа, о котором он тридцать лет помалкивал. Об этом паломничестве рассказано в составленном в 1911 году шамординскими сестрами Жизнеописании преподобного. Там пишется: «Наместником Киево-Печерской Лавры в то время был архимандрит Ювеналий (Половцев) , живший перед тем на покое в Оптиной Пустыни. По приезде в Лавру о. Иосиф отправился к нему, чтобы передать поклон от старца Амвросия. Наместника не случилось дома, и келейники, привыкшие к важным и сановитым гостям своего начальника, предложили незнакомому монаху подождать в передней. Долго пришлось ему ожидать; келейники не обращали на него никакого внимания. Наконец настало время обеда и, вспомнив о своем госте, они позвали его в келейную. Там перед обедом, по заведенному обычаю, предложили ему выпить. Но о. Иосиф, никогда не бравший в рот никакого вина, наотрез отказался. Келейники стали приставать и поднимали его на смех, но кончили тем, что оставили его в покое, а сами принялись за угощение и развязно разговаривали, нисколько не стесняясь присутствия незнакомца. В это время приехал наместник, и келейник доложил, что его дожидается какой-то оптинский монах. Увидя о. Иосифа, наместник воскликнул: «Кого я вижу, – ведь это будущий старец!» – и поспешил заключить его в свои объятия и оказал ему такие знаки уважения, что оторопевшие келейники не знали что подумать. Затем наместник повел его к себе, а келейникам приказал перенести с гостиницы его вещи и приготовить для него помещение в его покоях. До самого вечера вел он беседу с своим гостем, вспоминая дорогую Оптину Когда же о. Иосиф пришел в отведенную ему комнату, то там ожидали его два келейника и кинулись ему в ноги, прося прощения за свою грубость, и умоляли не передавать о. архимандриту об их невоздержании. Кроткий о. Иосиф с улыбкою любви обнял их и успокоил».

http://azbyka.ru/otechnik/Yuvenalij_Polo...

345. Илиодор (в миру Сергей Михайлович Труфанов) (1880-1952) — иеромонах-расстрига. В 1905-1906 гг., будучи иеромонахом Почаевской лавры, принимал активное участие в деятельности «Союза русского народа», публиковал статьи в черносотенной печати — «Почаевском Листке», «Вече». Устраивал многолюдные митинги, на которых вел агитацию против евреев, инородцев и революционеров, с одной стороны, и критиковал высших должностных лиц на государственной и на церковной службе — с другой. Ему долгое время удавалось избегать исполнения налагаемых Синодом на его деятельность запретов, пользуясь покровительством Григория Распутина. Организовал одно из покушений на Распутина и, опасаясь уголовного преследования, в 1914 году бежал за границу, сначала в Норвегию, а затем в США. После революции вернулся в советскую Россию, сотрудничал с ВЧК. С 1918 по 1922 год снова жил в Царицыне, создав секту «Вечного мира» и именуя себя «патриархом Илиодором», однако вновь уехал за границу из-за боязни ареста теперь уже новыми властями. Жил и скончался в США. 346. Феофан (в миру Василий Дмитриевич Быстров) (1872/1873-1940) — архиепископ Полтавский и Переяславский (1913-1919), был близок к царской семье. После октябрьского переворота в эмиграции. Принадлежал к Русской Церкви за границей. 348. Ковалевский Максим Максимович (1851-1916) — историк, юрист, социолог эволюционистского направления и общественный деятель, академик Петербургской АН (1914). В 1887 года по приказу министра народного образования И. Д. Делянова уволен из университета за «отрицательное отношение к русскому государственному строю». 349. Виноградов Павел Гаврилович (1854-1925) — российский и британский историк. Специализировался по английской медиевистике. В декабре 1901 года подал в отставку после конфликта с министром народного просвещения П. С. Ванновским и уехал в Англию в начале 1902 года, где через год был избран профессором в Оксфордском университете. 350. Милюков Павел Николаевич (1859-1943) — российский политический деятель, историк и публицист. В 1895 году был отстранен от преподавания в Московском университете за чтение публичных лекций в Нижнем Новгороде, в которых полиция усмотрела призыв к конституционному устройству России и осуждение самодержавия.

http://predanie.ru/book/219982-stati-vto...

Честные отцы старой лавры, соблюдая закон любви и движимые огнем братолюбивого сочувствия, послали их к нам, возвещая следующее: “Напавшие на вас за шесть дней нечестивцы и злодеи всю эту неделю собирали соучастников разбоя и соотступников и, собравшись в большом числе, стремятся в эту ночь напасть на вас и опустошить лавру; они грозят причинить вам всякие ужасы и тягости, будучи исполнены гнева и ярости; это мы могли узнать от некоторых соплеменников их, соседних с нами. Они уже начали по заходе солнца движение на вас из наших мест, и мы в страхе и ужасе прибежали бегом и рисковали собою, боясь встречи с ними по дороге. Итак, если вам можно что-нибудь сделать, сделайте скорее». 17. Мы, услышав эту скорбную весть, как бы пораженные каждый мечом в сердце, растерявшись в недоумении и обмирая от ужаса, ослабели силами и членами. Исполненные беспокойства и смятения, мы оставили некоторых петь в церкви, а большинством заняли обычную вершину и там, проводя ночь до утра, почти оцепенели от мороза, так как изнутри страх сгущал кровь, а снаружи холод снова сталкивал и сгонял ее. Однако мы не небрегли молитвою, хотя и не были в церкви; даже более, собрав весь ум, все помыслы и все внимание, кружившееся вне, мы обратились к могущему спасти из опасностей Богу с чистыми молитвами и сосредоточенными прошениями, приготовляя себя к исходу из настоящей жизни. Каждый озирался в разные стороны и внимательно прислушивался, откуда увидит или услышит их наступление. При этом часто вид и движение чего-либо случайного пугало всех нас, будучи принимаемо за прибытие безбожных. 18. Пока мы пребывали в таком смятении, исполненные страха, тоски и беспокойства, вот появились два некие человека, поспешно шедшие вперед. Когда они приблизились, один оказался старцем монахом, совершенно седым, а другого он вел с собой как охранителя в пути и проводника. Утомленный бегом и одержимый печалью, он начал речь, прерываемую постоянною одышкою, бессвязную и неясную; протягивая в руке записочку, он просил узнать из нее причину его прибытия.

http://azbyka.ru/otechnik/Zhitija_svjaty...

Его воспитанники и ученики уважали и любили его. Об этом свидетельствую не я, свидетельствуют даже не их слова, a – и это самое лучшее свидетельство – свидетельствуют их дела, их скорбь о том, что он покидает академию, когда состояние его здоровья побудило его перенести место своей деятельности на юг, была и слишком явною и слишком глубокой. И их любовь к нему вопияла громко. А эти любовь и уважение, конечно, давали ему возможность сильно влиять на них и конечно влиять благотворно, ибо что кроме благого и доброго мог он внушить другим, он, сам всецело предавшийся служению добру. Но не на одних его воспитанников простиралось его влияние. Оно шло и выше, и шире. Я не могу и не имею права говорить о других, скажу лишь о себе. Я, старший его по возрасту и младший по силам и положению соработник в этой высшей школе, научился от него многому и получал от него многие назидания. Он, который так мало жил, умел глубоко понимать и глубоко любил людей. В частных беседах со мною он не редко высказывал мне поражавшие меня взгляды на смысл действий тех или иных лиц и умел необыкновенно основательно отстоять правильность этих взглядов. А сущность их заключалась в том, что за всеми движениями трусости, эгоизма, мелочного тщеславия и самолюбия различных лиц он стремился отыскивать в глубине их сердец добрые искры, которые при уменьи и любви можно бы было возжечь и воспламенить. И я уходил от него более бодрым и более любящим людей, чем прежде. Между тем эти беседы – столь полезные для меня и подобные которым он вел, конечно, не с одним мною – всегда отрывали его от его сложных и многообразных занятий. Он был пастырем, его, не смотря на его юность, уже начинали называть ученым богословом, он был наставником и воспитателем юношества. Он был пастырем. Каким? На это мы имеем свидетельство. Добрые русские сердца со скорбью и слезами встретили весть об оставлении им св. Троице Сергиевой Лавры. Поднося ему икону, слушатели его собеседований от всего сердца высказывали ему свою горячую благодарность за то, что он назидал их, и вместе говорили ему о том, как тяжело им было расставаться с ним.

http://azbyka.ru/otechnik/Vasilij_Sokolo...

Если же отец Илия сам возглавлял чин общей Исповеди, – а голос его был добрый и ласковый, – то к нему могло подойти чуть ли не до половины всех пришедших в храм. Приезжало ведь много паломников, они и шли к тому, кто так проникновенно вел общий чин Исповеди. Чтобы избежать подобного столпотворения, отец Илия как-то в конце общего чина сказал: «Мы совершили чин Исповеди, теперь подходите к духовникам, кайтесь в своих грехах, ну, а я пока пойду». На некоторое время он скрылся в алтаре, чтобы паломники распределились равномерно по духовникам, и уже потом вышел к своему аналою. Признаться, чрезмерное обилие шедшего к батюшке на Исповедь народа затрудняло возможность подробной Исповеди и делало крайне трудной, а иногда и почти невозможной беседу о возникших проблемах. Но мы, чада, приучились к четкости Исповеди, чтобы говорить по существу. Еще его Исповеди отличались одной важной особенностью. Если человек начинал застревать на исповеданном грехе, на своей ошибке, слишком смущался и, выражаясь современным языком, комплексовал, то отец Илия тут же переключал внимание на что-то другое, мог сказать что-то не относящееся к Исповеди, переводил беседу на другую тему. Он руководствовался принципом, что если человек пришел на Исповедь и уже озвучил свой грех, то дальше всё это мусолить и заниматься самоизъеданием смысла нет. Ибо Господь прощает человека ради его покаяния, пусть и при самой немногословной Исповеди, при самых кратких словах. Затем он возлагал епитрахиль на голову, крепко охватывал твою голову руками и вслух читал разрешительную молитву. С каждым словом молитвы на душе становилось всё легче и легче. Если ты обмолвился о проблемах со здоровьем или если такие проблемы отец Илия прозревал сам, то после разрешительной молитвы он читал над твоей головой еще молитву об исцелении: «Врачу душ и телес…». Помню, как еще в первый период нашего общения я что-то перестал приходить, не появлялся месяц или больше. Случайно я встретил батюшку на площади лавры. Он сразу узнал меня и так ласково, по-доброму сказал: «Валерий, ты что же не приходишь?» Это запечатлелось во мне на всю жизнь. Оказывается, я стал для батюшки своим, и он молился обо мне. Тогда я этого не очень понимал.

http://pravoslavie.ru/158724.html

Довженко возмущала даже новая архитектура Москвы, которой он противопоставлял «культурную Западную Украину», «чудесный, культурный и приятный город Черновцы». Нахвалил высокий уровень жизни интеллигенции на Западе, заявляя - «а у нас все в серых бушлатах». В донесениях источников отмечался ярый антисемитизм режиссера, уволившего даже гримера Нудмана за «еврейский тип» внешности. Агент «Ярема», неоднократно бывавший в гостях в Довженко в Москве в военные годы, был шокирован рядом ксенофобских суждений режиссера и его супруги (знавших, что Глущенко женат на еврейке). Обласканный властью кинематографист критиковал немцев за «идиотскую политику» в оккупированной Украине, сожалея о том, что не сделанные оккупантами уступки украинцам в политической и национальной сферах не привели к иному результату. Вернувшись из поездки в освобожденный Киев (декабрь 1943 г.), Довженко поднимал тему истребления гитлеровцами евреев, на что Ю.Солнцева заявила: «...И хорошо немцы сделали, что освободили нас от этой заразы». «Евреям доверять нельзя», поддакивал Довженко. Ближе к пчелам Люди из окружения Довженко дали и определеное представление о его этноконфессиональных предпочтениях. Как доносил агент «Павленко», режиссер «болезненно любит украинскую старину, патриархальный быт украинского села, все, связанное с этим, и ненавидит все то, что этот его мир разрушает». Готов потратить рабочий день, и вместо съемок повезти визави осмотреть понравившуюся ему сельскую хату. «Гибнет самобытность нации, - сокрушался он, - песня, одежда, язык, стираются национальные черты характера», приходит в упадок мораль. Содержал пасеку, высказывал желание купить в селе дом и переселиться туда. А.Довженко резко критиковал политику государственного атеизма и преследования Церкви, сокрушался по поводу «гибели» Киево-Печерской Лавры, разрушения храмов и памятников старины. «Закрывая церкви на селах, - говорил он агенту «Павленко», - советская власть убила в народе светлые чувства, а новым ничем не заменила». Видимо, немалое влияние на мировоззрение режиссера оказал его отец, зажиточный крестьян, член организации «хлеборобов» при гетмане П.Скоропадском (1918 г.), по словам В.Потиенко - «активный Как отмечалось в обзорах агентурных даных, Петр Довженко с 1920 г. примкнул к движению автокефалистов, вел в родной Соснице (Черниговщина) агитацию за присоединение к УАПЦ, встречался с «митрополитом» В.Липковским

http://ruskline.ru/opp/2019/aprel/3/zolo...

   001    002    003    004    005    006    007   008     009    010