| Как настоятель мон-ря, прп. Нил следил за благочинием и соблюдением устава. В «Предании...» он различал «самочинников» и согрешивших «от разленениа или небрежениа». Все согрешения монахов полагалось исправлять только исповедью и духовным наставлением. «Предание...» не упоминает о монастырских наказаниях. Не желавшие изменить свою жизнь должны были оставить обитель. Согласно «Повести о Нило-Сорском ските» 1674 г., иноков, самовольно покинувших мон-рь, но впосл. раскаявшихся и вернувшихся, принимали обратно. Предупреждения прп. Нила о «самочинниках» оказались провидческими: уже в сент. 1513 г. ситуация в пустыни потребовала вмешательства вел. кн. Владимирского, Московского и всея Руси Василия III Иоанновича , к-рый отправил на Белоозеро грамоту своим приказчикам Своару и Гнену «об обережении от татей и разбойников Ниловой Сорской пустыни, и о высылке из оной безчинных старцов». В дек. 1515 г. последовала новая грамота вел. князя белозерским приказчикам с напоминанием оберегать пустынь «от лихих людей и безчинных чернцев». Прп. Нил Сорский детально разработал систему скитского жительства и создал мон-рь, уклад жизни к-рого полностью соответствовал состоянию исихастского безмолвия и созерцания. Уникальный устав, а также харизматичная личность старца Нила привлекали в пустынь неординарных паломников, искавших ответы на сложные вопросы монастырской и общественной жизни своего времени. В последние годы жизни прп. Нила в его скиту нек-рое время подвизались волоколамские монахи Нил (Полев) и Дионисий (Звенигородский). В скиту шла работа над текстом «Просветителя» Краткой редакции, к-рый Нил (Полев) впосл. увез в Иосифов Волоколамский (Волоцкий) в честь Успения Пресвятой Богородицы монастырь вместе с др. рукописями старца Нила. В пустыни бывал князь-инок Вассиан (Патрикеев), занимавшийся здесь изучением Кормчей книги. Именно по челобитию Вассиана скит в 1515 г. получил грамоту вел. кн. Василия III Иоанновича о руге, а по грамоте от 14 сент. 1526 г. стал неподсуден Ростовскому архиепископу (грамота подтверждена царем Феодором Иоанновичем 21 авг. |
| Как опытный книгописец Г. выполнял ответственные монастырские заказы, ряд переписанных им книг (Поучения прп. Феодора Студита (РНБ. Кир.-Бел. 85/210), Житие свт. Саввы Сербского (Там же. 27/1266)) читали «на Соборе» (Опись 1601 г. С. 295). На авторитет Г. как книгописца указывают и факты позднейшего копирования в Кирилловом Белозерском мон-ре переписанных им книг (Поучения прп. Феодора Студита 1559 г. (РНБ. Кир.-Бел. 88/213), Опись 1601 г. С. 308. К 120). В последние десятилетия жизни Г. выступал в своей книгописной деятельности как своеобразный душеприказчик прп. Нила Сорского и «архивариус» творчества нестяжателей . В 1509 г. он скопировал сборник Житий подвижников, составленный прп. Нилом (РНБ. Кир.-Бел. 23/1262), переписал (возможно, с автографа) молитву, «Главы» и послания прп. Нила ( Казакова. 1970. С. 257). В составленных Г. сборниках помещены выписки из Кормчей Вассиана (Патрикеева), а также принадлежащие перу последнего «Собрание некоего старца» и «Слово о еретиках». Значительное место в книгописном творчестве Г. последних лет его жизни занимают также сочинения и переводы прп. Максима Грека . Ист.: Опись строений и имущества Кирилло-Белозерского мон-ря 1601 г.: Коммент. изд./Сост.: З. П. Дмитриева, М. Н. Шаромазов. СПб., 1998. С. 121, 124, 126, 135, 295-296, 298, 304, 308. Лит.: Никольский Н. К. Общинная и келейная жизнь в Кирилло-Белозерском мон-ре в XV и XVI вв. и в нач. XVII в.//ХЧ. 1907. Авг. С. 174-177; Лурье Я. С. Идеологическая борьба в рус. публицистике кон. XV - нач. XVI в. М.; Л., 1960. С. 307-308; он же. Общерус. летописи XIV-XV вв. Л., 1976. С. 201-209; Казакова Н. А. Книгописная деятельность и общественно-политические взгляды Гурия Тушина//ТОДРЛ. 1961. Т. 17. С. 169-194; она же. Очерки по истории рус. общественной мысли: 1-я треть XVI в. Л., 1970. С. 244-276; она же. Гурий Тушин//СККДР. Вып. 2. Ч. 1. С. 180-182; Синицына Н. В. Отождествление почерков рус. рукописных книг кон. XV - 1-й пол. XVI в. и его трудности//Проблемы палеографии и кодикологии в СССР. М., 1974. С. 89-113; Романенко Е. В. Нил Сорский и традиции рус. монашества. М., 2003. С. 97-98. |
| кн. Димитрия Иоанновича. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70-е гг. XVII в. (РНБ. F. IV. 232. Л. 698) Еще в окт. 1499 г. в заключительной записи т. н. Чудовской Кормчей (ГИМ. Чуд. 167. Л. 458) Д. И. упоминался как соправитель своего деда. Но к этому времени положение юного вел. князя существенно изменилось. 21 марта 1499 г. Иоанн III Василию «вины... отдал»: «...нарек его государем великим князем, дал ему Великии Новгород и Псково, великое княжение» (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 531). Судя по известиям нек-рых летописных текстов, акт пожалования был повторен 29 июня 1499 г. Незадолго до этого, в нач. 1499 г., в опалу попали виднейшие бояре - князья С. И. Ряполовский и И. Ю. Патрикеев (отец Вассиана (Патрикеева) ), но вопрос о связи их с Д. И. и сопротивлении планам государя сделать Василия 2-м соправителем остается спорным. Тем не менее очевидно, что вокруг вопроса о «пожаловании» Василия шла борьба, к-рую Василий и его мать София выиграли. С этого времени сведения об участии Д. И. в управлении гос-вом исчезают, в Новгородской земле жалованные грамоты выдавались от имени 2 вел. князей - Иоанна и Василия. Хотя в источниках Д. И. продолжал упоминаться как «великий князь», Василий стал выдавать жалованные грамоты и на др. рус. земли и выступать в роли верховного судьи - фактически соправителя отца. 11 апр. 1502 г. Иоанн III наложил опалу на Д. И. и его мать, и приказал заключить их в тюрьму, «и от того дни не велел их поминати в октениах и литиах, ни нарицати великим князем», а 14 апр. «пожаловал сына своего Василиа благословил и посадил на великое княжение Володимерское, и Московское, и всеа Русии самодръжцем» (ПСРЛ. Т. 8. С. 242). Причины опалы Д. И. неизвестны. Она могла быть обусловлена активными действиями Василия в 1500 г., к-рый, «хотя великого княжения», предпринял демонстративный отъезд к Вязьме, в район боевых действий с Литовским великим княжеством . Позднее Иоанн III говорил о какой-то «грубости» внука по отношению к нему. Возможно, сыграло роль и убеждение в близости матери Д. |
| Лекция 20 Преподобный Максим Грек, его происхождение, образование, деятельность в Италии и на Афоне. Переводческие труды преп. Максима на Руси. Взаимоотношения с митрополитом Варлаамом. Конфликт Максима Грека с митрополитом Даниилом. Суды над преп. Максимом в 1525 и 1531 гг. и его последующее заточение. Взаимоотношения преп. Максима и Вассиана Патрикеева. Литературные труды Максима Грека. Преп. Максим в период правления св. митрополита Макария. Митрополит Московский и всея Руси Иоасаф (Скрипицын). Продолжение боярской смуты. Низложение Иоасафа. Лекция 21 Митрополит Московский и всея Руси св. Макарий, его происхождение и начало церковной деятельности. Св. Макарий в бытность его Новгородским архиепископом. Поставление св. Макария на митрополию и его взаимоотношения с Шуйскими. Первые годы княжения Иоанна IV, влияние боярской смуты на его характер. Роль св. Макария в воспитании государя. Начало самостоятельного правления Иоанна IV, его венчание на царство. Начало преобразований в церковной жизни и государственно-политической системе. Протопоп Сильвестр и «Избранная Рада». Канонизационные Соборы 1547 и 1549 гг. Земский Собор 1550 г. Стоглавый Собор 1551 г. и его значение для церковной и государственной жизни. Окончание работы св. Макария над «Четьими-Минеями». Лекция 22 «Собор на еретиков» 1553-1554 гг. Обнаружение новой ереси. Дело Матвея Башкина. Осуждение старца Артемия, архимандрита Феодорита и проч. Феодосий Косой и его еретические убеждения. Дело дьяка Висковатого. Взятие Казани Иоанном Грозным. Собор 1555 г., образование Казанской архиепископии. Св. Гурий и Герман Казанские и св. Варсонофий Тверской, их миссионерские труды. Покорение Астрахани и ее христианизация. Русская духовная литература середины XVI в., Ермолай-Еразм, Зиновий Отенский, протопоп Сильвестр и др. Начало книгопечатания в Московском государстве. Диакон Иоанн Федоров и его ученики. Лекция 23 Причины перемен в характере царя Иоанна Грозного, обусловившие переход к тираническому правлению и массовому террору. Начало Опричнины. Русская Церковь во время опричного террора. Митрополит Афанасий. Попытка поставления св. Германа Казанского на митрополию. Подвиг святителя Филиппа (Колычева). Митрополит Кирилл III. Поход Иоанна Грозного на Новгород. Митрополит Антоний и Соборы 1573 и 1580 гг. по вопросу о церковном землевладении. Митрополит Дионисий. Кончина Иоанна Грозного и воцарение Феодора Иоанновича. |
| Многие мудрецы говорят: «При хорошем начале хороший конец», точно так и напротив – зло оканчивается злом. В особенности это свойственно свободной природе человека восставать против Божеских заповедей своей свободной волей, злой и всему враждебной. Великий князь московский Василий и это прибавил ко многим скверным своим делам, враждебным Божеским заповедям. По краткости этой книги здесь не место описывать и перечислять их, но то, что необходимо упомянуть, изложим по возможности со всей краткостью. Прожив с первой своей женой Соломонией двадцать шесть лет, он постриг ее в монашество, хотя она не помышляла об этом и не хотела этого, и заточил ее в самый дальний монастырь, находящийся за двести с лишним миль от Москвы, в Каргопольской земле. Итак, он распорядился ребро свое, то есть Богом данную святую и невинную жену, заключить в темницу, крайне тесную и наполненную мраком. А сам женился на Елене, дочери Глинского, хотя и препятствовали ему в этом беззаконии многие святые и добродетельные не только монахи, но и сенаторы его. Один из них был пустынник Вассиан Патрикеев, по матери родственник великому князю, а по отцу внук литовского князя, который, оставя славу мира сего, поселился в пустыне и проводил свою жизнь в монашестве с такой строгостью и святостью, как некогда знаменитый Антоний Великий . И не сочтет пусть никто за дерзость сказать, что в усердии своем он был подобен Иоанну Крестителю, ведь и тот препятствовал в непозволительном браке царю, совершавшему беззакония. Тот попирал законы Моисея, а этот – Евангелия. А из мирских сановников препятствовал великому князю Семен, по прозванию Курбский, из рода князей смоленских и ярославских. О нем и святой жизни его не только там, в Русской земле, знают, но когда был в Москве, слышал и Герберштейн, знаменитый муж и великий посол императора, и рассказал в своей «Хронике», которую написал на латыни в славном городе Милане. А вышеназванный князь Василий, великий в основном гордыней и жестокостью, не только не послушался этих великих и знатных людей, но и блаженного Вассиана, своего родственника по крови, приказал схватить и заточить, так что святого человека, связанного, как преступника, отправил в ужасающую темницу – монастырь преступных иосифлян, подобных ему в своей преступности, и велел умертвить немедленной смертью. И они, скорые исполнители его жестокости и потворщики ему во всех его преступлениях, пожалуй, еще и соперники в этом, немедленно умертвили того. А других святых людей – одних подверг он пожизненному заключению (один из них философ Максим, о котором я расскажу позже), других велел убить, их имена я здесь опускаю. А князя Семена навсегда прогнал с глаз долой. |
| Но отпускать ученого грека из Москвы не торопились. Ему стали давать одно за другим различные новые поручения. В частности, в это время в Москве осознали необходимость устранить пестроту, имевшую место в богослужебных книгах. Уже тогда, задолго до Никона, решено было править тексты по греческим образцам, хотя этот подход был весьма далек от идеального. Преп. Максим, к этому времени уже неплохо овладевший славянским языком, исправил Триодь Цветную, Часослов, Евангелие и Апостол. Но на свою беду он заявил, что немало ошибок содержат и другие богослужебные книги, а следовательно, править нужно и их. Это стало поводом для того, чтобы вновь задержать ученого грека в Москве и нагрузить его новой работой. Максим Грек, при всем своем тяготении к созерцательной жизни, был, очевидно, человеком очень живым и общительным. Завязав обширные знакомства среди монашествующих, клира и мирян Русской Церкви, он очень скоро понял, что здесь существуют два течения: нестяжателей и иосифлян, которые к этому времени уже изрядно политизировались и приобрели некоторый оттенок партийности. Максим по своим воззрениям был близок к нестяжателям: на Афоне в то время в связи с распространением скитского подвижничества господствовали идеалы, близкие к нестяжательным, откуда их в значительной мере и почерпнул преп. Нил Сорский. Поэтому с нестяжательным митрополитом Варлаамом у Максима сложились очень теплые и близкие отношения. Преемник же Варлаама – Даниил – был, напротив, иосифлянином. Так что в отношениях между ним и Максимом практически изначально было заложено противоречие. Кроме того, не без влияния страстного, но неглубокого поборника нестяжательства – князя-инока Вассиана Патрикеева – темпераментный грек оказался вовлеченным в самую гущу споров о церковном землевладении и даже написал трактат с оправданием нестяжательства. Однако Максим тогда еще довольно плохо ориентировался в особенностях церковной жизни Руси, и многие его воззрения часто базировались на афонском опыте, который при всей его духовной значимости был далек от московских реалий. При этом Максим осуждал автокефалию Русской Церкви, которую почитал неканонической. Здесь греческий патриотизм (не без примеси традиционно пренебрежительного отношения к «варварам») брал в нем верх над здравым пониманием причин, приведших Русскую Церковь к разрыву с Константинополем. Все эти факторы с самого начала как бы запрограммировали будущий конфликт между преп. Максимом и митрополитом Даниилом. |
| Обретение мощей преподобного Макария Калязинского в 1521 году существенно повышает авторитет князя Дмитровского Юрия Ивановича († 1536), брата государя всея Руси и великого князя Василия III (1479–1533). У Василия III тогда еще не было детей, и князь Дмитровский Юрий, второе лицо в государстве, вполне мог претендовать на российский престол3. Обретение мощей нового святого было благотворным знаком для Дмитровского князя. По словам историка Александра Зимина, «именно князь Юрий Дмитровский стал патроном первого русского чудотворца»4 XVI века. Действенные шаги по причислению подвижника к лику местночтимых святых в 1522–1523 годах были предприняты митрополитом Даниилом, воспитанником Иосифо-Волоколамского монастыря, в силу давних дружеских отношений с покровителем Калязинской обители князем Юрием. Интересно, что на процесс дальнейшей общецерковной канонизации преподобного повлияло противостояние в церковном мире «нестяжателей» (последователей Нила Сорского) и «иосифлян» (единомышленников Иосифа Волоцкого). Материалы церковного Собора 1531 года донесли до нас полемику между митрополитом Даниилом с одной стороны и старцем Вассианом Патрикеевым, а также Максимом Греком с другой. В ходе дискуссии Вассиан усомнился в святости Макария, заявив митрополиту Даниилу на суде: «Аз его знал, простой был человек, а будет ся Чюдотворец, ино как вам любо...»5 Разумеется, в этих словах речь не идет об одежде и поведении святого. За ними стоят сложные отношения между главными лицами светской и церковной власти. Тем не менее уже на первом Макариевском соборе в 1547 году преподобный Макарий Калязинский был причислен к лику общечтимых святых как великий чудотворец. Столь же высокой чести вместе с ним были удостоены митрополит Иона, новгородский архиепископ Иоанн и преподобный Пафнутий Боровский6. Почитание Макария Калязинского началось со времени обретения его мощей7. Вскоре после этого верующие люди начали отламывать кусочки щепы от старого деревянного гроба и уносить их домой. Сохранившаяся нижняя доска гробницы находилась под стеклом в Успенской церкви Троицкого монастыря вплоть до его закрытия, а ныне, по преданию, хранится в калязинской Введенской церкви. К Собору 1547 года были составлены служба на преставление святого, в создании которой принимал участие знаменитый гимнограф XVI века Маркелл Безбородый8, и житие, вошедшее в Великие Четьи Минеи9. |
| Однако поначалу Даниил относился к Максиму неплохо. Но вот митрополит поручил греку перевести на русский язык «Историю Церкви» блаженного Феодорита Кирского. Чуждый, как истинный монах-подвижник, всякой дипломатичности и лести Максим отказался сделать перевод этой книги. Он ответил Даниилу, что в Феодоритовой «Истории» очень подробно изложены различные еретические учения, и для русских людей, неискушенных в богословских тонкостях, это будет вредно. Тем более, что Русь только что «переболела» ересью «жидовствующих». Митрополит, разумеется, счел себя оскорбленным отказом простого монаха, даже не облеченного священным саном. При этом Максим дал повод настроить против себя и самого государя: вовлеченный в опасные беседы Вассианом Патрикеевым, Максим неодобрительно высказался по поводу предполагавшегося развода великого князя с Соломонией Сабуровой. Да и вообще в Москве, уже привыкшей опасливо внимать настроению государя-самодержца, Максим вел себя крайне неосмотрительно. В своей иноческой простоте, чувствуя себя на Руси иностранцем и не считая себя подданным великого князя, он позволял себе, например, такие вызывающие по московским меркам вещи, как общение с турецким послом Скиндером, тоже греком по происхождению. Вызвав ненависть митрополита, Максим Грек одновременно навлек на себя и подозрения со стороны великого князя Василия, которому Даниил не преминул обрисовать ученого инока как вольнодумца и шпиона. К тому же в кругу постоянных собеседников Максима нашлось немало людей, которые были настроены оппозиционно по отношению к государю. Среди этих оппозиционеров особенно заметной фигурой был боярин Берсень-Беклемишев, открыто осуждавший новые московские порядки. В частности, Берсень говаривал: «Известно нам от бывалых людей, что та земля, которая переменяет свои обычаи, недолго стоит». Берсень и другие оппозиционеры обвиняли великую княгиню Софию, мать Василия III, и тех греков из Италии,которые прибыли в Москву вместе с ней, в том, что они заводили на Москве западные обычаи. Западное влияние шло на Русь и через Литву, в том числе и через приехавших оттуда князей Глинских, из рода которых великий князь Василий намеревался взять себе вторую жену – Елену. Известно, например, что Василий III, угождая Елене Глинской, стал брить бороду по европейской моде. |
| Он рекомендовал Герману прочитать толкования свт. Василия Великого на Евангелие, в которых подробно с т. зр. канонического права рассматриваются вопросы святительского суда. В качестве побудительного мотива написания посланий Н. назвал духовную любовь: «...яко скорбя о тебе, сия к тебе пишу, что во не свои вещи вступаешися, и не на тебе лежащия дела на себе восприемлеши». Он также отметил, что в атмосфере вражды, возбужденной против Иосифа Волоцкого советниками Германа, он был вынужден извлечь «духовный нож» (подобно ап. Петру), чтобы защитить учителя («не могий терпети не от тебя единаго, но и отъ всех твоихъ советниковъ на сие шиперание и устремившихся на нас хулами и поношенми» ( Жмакин. 1881. С. 196). Если полемическая дуэль между Н. и мон. Германом завершилась убедительной победой первого, то последующие события со всей очевидностью продемонстрировали превосходство нестяжателей (см.: Нестяжатели ). Это было обусловлено положением князя-инока Вассиана (Патрикеева) при московском дворе в качестве «великого временного человека». Согласно «Письму о нелюбках...», старец Дионисий Звенигородский вместе с «мирским» священником дважды посетил келью некоего пустынника. Во время 1-го посещения гости заметили крест под постелью скитника, во время второго стали свидетелями чрезвычайного происшествия: завидев мон. Дионисия и его спутника, пустынник бросил в печную топку книгу (Послания Иосифа Волоцкого. 1959. С. 368). Учитывая, что рукописная книга представляла значительную ценность, тот факт, что монах предпочел сжечь книгу, служил доказательством ее еретического содержания. Обо всем увиденном старец Дионисий рассказал в письме, к-рое со старцем Серапионом отправил в Иосифов Волоколамский мон-рь. Прп. Иосиф переправил письмо Дионисия своему брату Ростовскому архиеп. Вассиану II (Санину) , в юрисдикции к-рого находились «заволжцы». Архиеп. Вассиан ознакомил с содержанием письма Василия III Иоанновича . Вел. князь обратился к Вассиану (Патрикееву) с вопросом: «Добро ли чинят твои пустынникы?» Тот заявил, что «грамота писана лукавьством», и потребовал очной ставки со священником, бывшим свидетелем происшествия, описанного Дионисием Звенигородским. |
| Оно принадлежало отдельному монаху, а не общине, и предназначено для поддержания самого себя. Как видим, это была классическая анахоретская парадигма в отношении вопроса о собственности. Иосиф, напротив, перенес всю заботу об отдельном монахе на общину. Для монастырей, в свою очередь, согласно Иосифу, разрешалось и поощрялось накопление собственности настолько, насколько возможно, включая поля, деревни, крестьян и т.д. Иосиф объяснял эту необходимость на Московском соборе 1503 г.: " Если монастыри не будут иметь деревень, как тогда честный и благородный человек может стать монахом? Следовательно, если не будет честных старцев, где тогда найти епископов для митрополий или архиепископий? Если нет ни одного честного и благородного старца, вера будет нетвердой " . Так, согласно Иосифу, монастырские богатства были благом для Церкви и ее действия в обществе. Они также давали относительную независимость Церкви от какого-либо внешнего влияния, включая и само это государство. Эти два подхода, Нила и Иосифа, вступили в конфликт. Сами два лидера не полемизировали между собой по этому вопросу. Это делали, главным образом, их последователи, которые пришли в столкновение, когда эти два подхода приняли форму группировок, каждая со своей собственной идеологией и политическим обоснованием. Партия так называемых " нестяжателей " возглавлялась монахом Вассианом Патрикеевым. В определенный период он и его последователи получили поддержку государства, поскольку их позиция помогала государственным чиновникам изъять ценные земли из монастырского владения. Они также имели на своей стороне митрополита Московского Варлаама, который разделял их идеологию. Партия " нестяжателей " использовала поддержку официальной Церкви и государства для того, чтобы подавить противоположную партию, " стяжателей " . Однако, когда они потеряли поддержку государства, ситуация изменилась для них драматичным образом. Новый митрополит Московский Даниил, сменил Варлаама. Причина замены была в том, что Даниил, в отличие от своего предшественника, дал согласие на развод Великого князя Московского Василия III. |
|
|
