| – Почитаете, Тед? – Я буду читать на языке, которого вы не понимаете. Скажу вам только, что это прекрасно и строго, как Эльзевиры. Я стал читать ему Ариосто, и он уснул как младенец. Дней на десять я потерял Элберта из виду. Доктор Эддисон дал ему снотворное и строго приказал питаться: Элберт почти ничего не ел. Я продолжал поиски Пятого города. Еще в одной лавке – теперь уже по разряду чуть ли не тряпья и бутылок – мне еще раз повезло: не пошедшие в дело наброски комментариев старшего Генри Джеймса к работе о Сведенборге. Они хранились в бочке вместе со связками старых писем к родным. Я отделил письма от теологии и купил задешево. Впервые я заинтересовался писаниями Джеймсов, когда читал с растущим неудовольствием (это было в начальный период моего развития) «Многообразие религиозного опыта» Уильяма Джеймса; позже я прочел несколько романов его брата. Семья Джеймсов прожила в Ньюпорте всю Гражданскую войну. Два старших сына уехали отсюда, вступив в армию. У Генри, Уильяма и их сестры Алисы – у всех троих – в 1860 году было нервное расстройство, так что о зачислении младших в армию речи быть не могло. Письма мне рассказали мало, но я почувствовал, что напал на след. Недели через две у меня стало столько уроков, что мне пришлось совсем отказаться от своих изысканий. Остатки свободного времени уходили на поиски квартиры. Сфера поисков ограничивалась моими капиталами – на скорую руку построенные дома рабочих по улицам, спускавшимся к Темза-стрит. Я звонил в каждую дверь независимо от того, висело там объявление о сдаче комнат или нет. Я точно знал, что мне надо: две комнаты или одна большая, ванна, кухонька, пусть даже самая примитивная. Комнаты мне нужны на втором этаже с наружной лестницей, так чтобы (хотя это не единственная причина) не надо было ходить через помещения хозяина и его семьи. Меня не смущали плач младенцев, голосистые дети, кухня внизу, покатый потолок под крышей, близость пожарного депо, или шумного клуба, или церковных колоколов. Мои притязания на отдельный вход не были такими уж неосуществимыми, как это может показаться. Старые дома делились на квартиры; престарелые жильцы все больше боялись пожаров, довольно частых в этом запущенном районе. Я осмотрел много квартир и получал изрядное удовольствие от встреч, которые случались при этом. |
| Тут, как в самолете, работает принцип «Сначала наденьте маску на себя, потом на ребенка». Важно понимать, что есть два вида тревоги: фоновая и ситуативная. Фоновая тревога необходима, чтобы воспринимать сигналы окружающей среды как опасные и безопасные. Ситуативная — это пик тревоги, паническая атака. В кризисное время фоновая тревога — состояние волнения, беспокойства — часто сопровождается физическими симптомами, поэтому справиться с ней поможет физическая активность. Необходимо переключить задействованные при тревоге участки мозга: сделать уборку, выйти на пробежку, даже занятие рукоделием поможет прервать тревожный цикл. Душ, ванна, массаж, приготовление еды — все, что задействует физические ощущения. Психогигиена тоже важна: проверяйте новости не каждые пять минут, и даже не каждый час, а два раза в день, утром и вечером. Получаса достаточно, чтобы узнать все самое важное. В ситуативной, пиковой тревоге хорошо помогает дыхательная практика. Вдох должен быть на один счет короче, чем выдох: вдох на три счета, выдох на четыре. Человек не может думать две мысли сразу, и, когда вы будете считать, нормализуя дыхание, прочим мыслям не останется места в вашей голове. Также помните, что состояния острой тревоги длятся не больше 20-30 минут. Задействуйте органы чувств. Зрение: найдите вокруг себя пять предметов красного цвета. Слух: услышьте рядом с собой (или внутри себя) четыре разных звука. Три тактильных ощущения: например, как одежда соприкасается с телом и какой мягкий подо мной диван (или твердый стул). Запах: почувствуйте два разных запаха. И один какой-нибудь вкус — съешьте что-то или представьте вкус чего-то. Эта техника также поможет справиться с сильной тревогой. И главное: позвольте себе тревожиться. Не обвиняйте себя в слабости, не пытайтесь мгновенно успокоиться. Ваша тревога — естественное чувство, вы имеете на нее полное право. Тем не менее вы в значительной мере способны управлять своим состоянием. Скажите себе, что сделаете то, что реально от вас зависит. Тогда вы сможете помочь и себе, и своим детям. |
| Холод продолжался с ветром. В 11 час. поехали к обедне — наконец вдвоем, как по-прежнему. Завтракали втроем с Митей. Уехал в Гатчине на несколько часов. Гулять никто не пошел, сидел с Мама и выбирал вещи и книги из своих комнат для отвоза в Зимний. После чаю вернулся в Царское. Дорогая Alix была в беспокойстве, потому что приезд новой няни-англичанки меняет некоторым образом порядок нашей семейной жизни: дочке придется переехать наверх, что довольно скучно и жаль! 18-го декабря. Понедельник. Скверная погода с вьюгой. Вышел ненадолго, чтобы размять ноги. После обычных двух докладов имел недлинный доклад Дена. Завтракали: д. Алексей и Георгий (деж.). Затем Аликс принимала дам; мы вместе приняли депутацию Уральских казаков, привезших икру и балык. Гуляли и ругали погоду. После чаю сам мыл дочку в ванне. Вечером писал Георгию. 19-го декабря. Вторник. Утро было занятое. Завтракали: Ксения, Сандро (деж.) и д. Владимир. После этого у меня был еще старик Делянов, Аликс принимала дам. Погуляли вдвоем; погода была пакостная. Сегодня дочка переехала наверх в детскую — дай Бог в добрый час! Читал. Обедали вчетвером и провели вечер вместе. 20-го декабря. Среда. Погода поправилась, стало теплее и утро было ясное. После короткой прогулки принял Муравьева и Приамурского ген.-губ. Духовского. Затем был очень большой прием. Завтракали: д. Владимир и д. Миша. Хорошо погуляли вдвоем. После чаю присутствовали при ванне дочки; няня — Mrs. Jhman — купала ее. Простились с доброй Гюнст, которая пробыла у нас почти — яко три месяцы! После обеда играли в 4 руки. 21-го декабря. Четверг. Немного погулял и до докладов принял Алека. Воронцов приехал в первый раз в мундире гренадера дворцовой роты. Завтракали одни. На прогулке встретили Елену Вл(адимировну) со стаей собак. Читал. После чаю, как всегда, была ванна дочки; Аликс купала ее. Вечером поиграли на фортоплясах и затем я продолжал очень интересное чтение подробного отчета Духовского о Приамурском крае. 22-го декабря. Пятница. Принимал массу награжденных моряков, которых д. Алексей представлял. Он завтракал. |
| Мы встречаемся с жуткой безнаказанностью на каждом шагу. В одной из больниц лежала женщина со СПИДом и онкологией, умирающая, с жутким болевым синдромом. Голодная, холодная, с несбитой температурой, с некупированной болью, грязная, запертая в палате. Молодая женщина. Может быть, она наркоманка, мне все равно, не мне судить, мое дело — помогать. Этот мужчина и еще несколько человек из его палаты умирали в прямом смысле от жажды. Их не поили. Я бросилась его поить, протирала влажной тряпкой. У него кожа как после дождя впитывала эту влагу. А потом, когда я ушла, ужасно жалела, что я это сделала. Если бы я этого не сделала, он бы умер через дня два-три. А так я его напоила, и он еще дней шесть в этом равнодушии пролежит… И это наша с вами страна. И это очень тяжело видеть. Она такая, потому что недолюбленные все. Все эти люди недолюбленные, даже когда они здоровы. Нищета. Обшарпанные стены ординаторской. Железное судно как из фильмов о войне. Место для купания — клеенка на железной кровати. И самая жуткая картинка, которая не выходит из головы. Педантизм, смешанный с преступным равнодушием. Ванна с надписью «Для мытья обеспечиваемых». Никакого обеспечиваемого в этой ванне вымыть невозможно. Перенести лежачего человека через длинный узкий коридор и засунуть сюда нельзя. Их просто никто не моет. И эта надпись — апогей бессердечия. На фоне всего этого мы в каждой поездке, в каждом учреждении сталкиваемся с невероятными людьми, с небесной добротой. В этих учреждениях не работают плохие люди. Плохие люди не идут ухаживать за больными стариками, менять памперсы, вытирать чужие слезы. Они не идут провожать на тот свет. Вот это чудесная Наталья Александровна в Тверской области. Удивительная совершенно. Практически живет на работе со своим маленьким сыном. Про какие-то сложности в отделении мы с ней говорили, и она мне ответила: — Ну, а что? Я молюсь. Все будет хорошо. Ну, вы же к нам приехали. Это священник, который сказал мне при встрече: — Я ждал, что вы приедете, мне нужно понять, как помогать отделению сестринской помощи. У меня есть прихожане, дети в школе. Расскажите, как помогать, мы очень хотим! |
| Вениринг не только согласен, но даже рад, — он так преуспел и возвысился в общественном мнении благодаря делу об убийстве Гармона, что приобрел себе не менее десятка новых закадычных друзей. Действительно, еще одна такая удача — и ему, пожалуй, не останется ничего более желать в этом отношении. И вот, обращаясь к тому из соседей по столу, которого наиболее желательно завербовать, в то время как миссис Вениринг старается около следующего по порядку, Вениринг нырнул в воды повествования и минут через двадцать вынырнул на поверхность, держа в объятиях директора банка. Миссис Вениринг тоже успела нырнуть, охотясь за богатым судовым маклером, и благополучно вытащила его на берег за волосы. После чего миссис Вениринг пришлось рассказать более широкому кругу слушателей, что она виделась с этой девушкой и что девушка, в самом деле, недурна собой и даже вполне презентабельна (если, конечно, принять во внимание, из какого она круга). Миссис Вениринг, рассказывая, так успешно манипулирует всеми восемью орлиными пальцами и всеми надетыми на них перстнями, чпо подцепляет плывущего по течению генерала с семейством (женой и дочерью) и не только успевает разжечь угасшее в них оживление, но и завязать с ними тесную дружбу — и все это за один только час. Хотя мистер Подснеп, вообще говоря, отнесся бы весьма неодобрительно к разговорам о выловленных из реки трупах, как совершенно неподходящим для ушей «молодой особы», на этот раз он, если можно так выразиться, участвует в деле и пользуется прибылью на правах пайщика. А так как дивиденды выплачиваются немедленно, — иными словами, гости уже не взирают уныло и безмолвно на ведерки с шампанским, — то мистер Подснеп совершенно доволен. И вот, паровая ванна из бараньей ноги совсем готова и отзывается слегка дичью, и кофе и даже пирожным, а там являются и купальщики, однако не прежде, чем за нотным пюпитром утверждается почти незаметный автомат, весьма похожий на узника, заключенного в темницу розового дерева. И кто еще так очарователен и больше подходит друг к другу, как не супруги Лэмл: он — сплошной блеск, она — сплошная грация и томность, — оба блистают в разговоре, время от времени обмениваясь взглядами, словно партнеры за карточным столом, вдвоем ведущие игру против всей Англии. |
| В ванной комнате он повесил полотенце на крючок, а теплое белье при этом уронил на пол как раз под самым глазком и вне пределов его видимости. Ванна за это время почти наполнилась горячей водой, и можно было купаться — очень осторожно, чтобы не распариться перед прогулкой. Он опустился в воду и сразу же вытащил пробку. Когда вода ушла, он полежал еще минут пять в пустой горячей ванне, чувствуя, как расправляются сведенные за ночь мышцы и сосуды, и только потом вылез и насухо обтерся полотенцем. Теперь ему предстояло проделать один хитрый акробатический трюк, тоже давно им придуманный и отработанный. Голову он не намочил, но сделал вид, что вытирает волосы, после чего намотал полотенце наподобие чалмы, как это делают женщины. Обмотанной полотенцем головой он заслонил единственный глазок ванной комнаты. Затем, стоя на одной ноге, он пальцами другой по очереди подцепил и поднял с пола носки, теплые кальсоны, ловко перехватил их руками и сразу же надел, а после подсунул руку под свернутое чалмой полотенце и освободил из него голову, полотенцем продолжая закрывать глазок. Он сумел, меняя руки, натянуть фуфайку и безрукавку, а сверху на все это надеть халат. Отдышавшись после этих совсем не простых упражнений, Сын Вождя прошел в комнату, снова подошел к шкафу и снял с вешалки брюки. Он сумел надеть их, не снимая халата и не давая глазку в противоположной стене засечь теплые кальсоны. Потом он опять пошел к ванной, неся с собой самый теплый из своих свитеров. Очередной фокус состоял в том, чтобы войти в темную ванную, мгновенно сбросить халат и надеть свитер, и только потом зажечь свет и спокойно повесить на место халат. Все это у него получилось, и теперь свитер надежно скрывал надетые подниз безрукавку и фуфайку. Сын Вождя отправился на кухню. Он волновался, аппетита не было, и не хотелось терять время на еду, но необходимо было запастись калориями на целый день. Вместо обычного кефира он взял баночку сметаны. На хлеб намазал толстый слой масла и положил сверху три куска докторской колбасы и два кружочка копченого сыра — все, что нашлось в холодильнике. Этот чудовищный бутерброд Сын Вождя запил крепчайшим чаем с шестью кусками сахара и решил, что теперь он сыт на весь день. Убирая сахарницу со стола в буфет, он на всякий случай сунул в карман еще несколько кусочков сахара. Вот теперь он был вполне готов к выходу. |
| Про матушку Марию мне было известно лишь, что после войны, окончив ветеринарные курсы, она почему-то оказалась в Ашхабаде, где проработала фельдшером до пенсии, и, вернувшись в Москву, поселилась у овдовевшей к тому времени младшей сестры. Вскоре и матушка Варвара вышла на пенсию. Свою городскую квартиру подвижницы обменяли на полуразрушенную, с частичными удобствами келью, находившуюся в стене-ограде бывшего Рождественского монастыря. Горячей воды тут не было. Туалет на две квартиры (бывшие кельи) был общий. Квартиры и соединялись друг с другом через этот туалет дверями с обеих сторон. Кухни тоже не было. Газовая плита с кухонным столом стояли в узеньком коридоре, соединявшем две комнатки-кельи подвижниц. А что они были подвижницы, я понял с первого раза, потому что стены обеих келий были сплошь обвешаны простенькими бумажными иконами или репродукциями икон, а перед чтимыми образами денно и нощно в течение многих лет горели двенадцать лампад. Кельи были небольшие, метров по шестнадцать каждая, а матушкина, ближняя к выходу, вообще разделена перегородкой на две неравные части. Поскольку речь пойдёт в основном о матушке Варваре, опишу несколько подробнее убранство её кельи. В первой её части, слева, за занавесом помещалась глубокая чугунная ванна. Поскольку горячей воды не было, матушки мылись в ней очень редко и по старинке – воду грели на газу и поливали друг на друга ковшом. После смерти «сестрёнки» Господь прислал матушке Варваре на помощь матушку Елену, бывшую офицерскую жену. Но поскольку она часто уезжала на родину, в Тверь, неоценимую помощь в это время оказывала матушке Таня Щукина, которую матушка считала своим ангелом-хранителем и очень любила её, в чём не раз признавалась автору этих строк. Да Таню и нельзя было не любить. Все мы, конечно, грешные, у каждого свои недостатки, и, тем не менее, в каждом из нас, особенно в те дни первого, ещё сравнительно молодого горения в вере, было столько прекрасных порывов жертвенного служения ближним, что их трудно было не заметить и не оценить. |
| Лит.: Дела литературные: (О «чинарях»)//Смена. Л., 1927. 3 апреля. Нильвич Л. Реакционное жонглерство (Об одной выходке литературных хулиганов)//Смена. Л., 1930. 9 апреля; Герасимова А. ОБЭРИУ: (Проблема смешного)//Вопросы литературы. М., 1988. С. 48–79; Александров А. Эврика обэриутов//Ванна Архимеда. Л., 1991. С. 3–34; Сажин В. Н. «…Сборище друзей, оставленных судьбою»//Четвертые Тыняновские чтения. Рига, 1990. С. 194–201; Мейлах М. Б. Шкап и колпак: Фрагмент обэриутской поэтики//Там же. С. 181–193. Смерть (1934) Печатается по публикации: Незамеченная земля: Литературно-художественный альманах. М.; СПб., 1991. С. 61–72. Текст представляет собой отрывок из дневника, который автор вел в 1928–1979 гг. Публикуемый фрагмент связан с болезнью и смертью отца (17 августа 1934 г.). В предшествующем тексте встречаются концептуально важные для мировоззрения Друскина афоризмы о смерти: «Вот две окрестности смерти: конец, окончательность и вторая: спокойная жизнь и счастье. Вот окрестности спокойной и неспокойной жизни: незаполненное время, тяжесть усилий, одиночество». Некоторые удобства, отсутствие необходимости торопиться, развлечения, свободомыслие – вот что называли красотой жизни. Когда же жизнь потеряла удобства и все, что с этим связано, остался скелет жизни: страх смерти и времени». Большие размеры вызывают ужас. Наибольший размер имеет смерть». Когда говорят: смерть – это как сон, то думают о смерти другого человека. Между тем смерть – это или мой сон, или отсутствие моего сна. Кажется, мой сон даже без сновидений я чувствую как мой сон, но сон другого человека мне безразличен. Непонятно отсутствие меня. Когда я сплю, отсутствует «я», но «мое» не отсутствует. Может быть, смерть – это граница между одним моим и другим моим. Было мое «я», но теперь будет другое мое. Самый глубокий сон без сновидений ближе ясного, но достаточно удаленного воспоминания» (С. 55–57). 1. ночью с Лидой – видимо, с Л. С. Друскиной, сестрой автора. 2. Тема жертвы объединяет круг Друскина с мыслителями петербургского кружка А. Мейера и Г. Федотова «Воскресение» (1917–1929); в состав последнего входил Д. Д. Михайлов, преподаватель немецкого языка в университете (и участник философско-религиозных собраний «воскресенцев» (отмечено В. Н. Сажиным). Перу А. Мейера принадлежит трактат «Заметки о смысле мистерии (Жертва)», 1933 (Мейер А. А. Философские сочинения. Париж, 1982. С. 105–165). |
| Пеппи с невообразимым плеском плюхнулась в воду, и на поверхности взметнулись только две ее рыжие косички. Когда ребята вдоволь накупались, они решили обследовать остров. Все трое уселись на лошадь, и она ровной рысью побежала вперед. Они мчались вверх и вниз по склонам, пробирались сквозь кусты и густые заросли, скакали по болотам и по красивым зеленым лужайкам, пестрящим полевыми цветами. Пеппи держала пистолет на взводе и время от времени стреляла в воздух, и тогда лошадь от испуга вставала на дыбы. – Я убила льва, – радостно заявляла она. Либо кричала: – Пусть каннибал дрожит, ему от нас не уйти! – Я хотела бы, чтобы этот остров был наш навсегда, – сказала Пеппи, когда ребята вернулись в свой лагерь и начали печь оладьи. Томми и Анника тоже этого хотели. Оладьи оказались на редкость вкусными – они дымились, и их можно было брать прямо в руки – ведь ни тарелок, ни вилок, ни ножей у них не было, и Анника спросила: – Можно есть руками? – Как хочешь, – ответила Пеппи, – я лично предпочитаю есть ртом. – Да ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать, – ответила Анника и, схватив рукой оладью, с наслаждением засунула ее в рот. И снова настал вечер. Костер прогорел. Ребята опять лежали в палатке, укрытые одеялами. Мордочки их блестели от масла. Сквозь крохотное окошечко в стенке палатки видна была большая звезда. Плеск воды убаюкивал. – Сегодня нам надо возвращаться домой, – печально сказал Томми на следующее утро. – До чего неохота! – подхватила Анника. – Я бы провела здесь все лето. Но ведь сегодня приезжают мама и папа. После завтрака Томми побежал к берегу. И вдруг раздался его отчаянный вопль. Лодка! Лодка исчезла! Анника была в ужасе. Как же они теперь отсюда выберутся?! Конечно, она охотно провела бы здесь все лето, но когда выяснилось, что отсюда просто нельзя выбраться, все сразу изменилось. А что скажет мама, если, вернувшись, она не найдет Томми и Аннику? И Анника начала плакать. – Да что с тобой, Анника? – удивилась Пеппи. – Как ты себе представляла кораблекрушение? Что, по-твоему, сказал бы Робинзон, если через два дня после того, как он попал на необитаемый остров, за ним приехал бы корабль? «Милости просим, господин Крузо, мы приготовили для вас удобную каюту, мы вас спасли, к вашим услугам все удобства – ванна, парикмахерская, ресторан». Знаешь, я думаю, что он ответил бы: «Благодарю покорно». А скорей всего он просто спрятался бы за каким-нибудь кустиком. Если уж человеку посчастливилось попасть на необитаемый остров, то там надо прожить не меньше семи лет. |
| А ещё через десять минут Вася сдавал Андрейку тёте Вере — «в целости и сохранности», как полагается, что не помешало тёте Вере, как всегда, попричитать, поплакать, пару раз перекреститься и плюнуть через левое плечо, глядя на Васю. Глава 31 — Бедный ты мой сиротинушкаа! — продолжала причитать тётя Вера, когда осталась в своей квартире наедине с Андрейкой. — И как это Светка отдала тебя этому чучелу… этому… — У тёти Веры не находилось слов, чтоб охарактеризовать Васю-Ангела. — Тётя Вера, Вася хороший! Он мне гитару подарил! И самоучитель, чтоб я сам играть научился! — Кому она нужна, гитара эта! — не соглашалась тётя Вера. — А кто это тебе футболку наизнанку надел? Посмотри. — Я сам одевался! — А твой Вася куда при этом глядел? Ворон считал? — наступала тётя Вера. — Ничего он не считал! Тётя Вера всё качала головой, разглядывая Андрейкины грязные руки и шею. — И не помыл ребёнка… Небось грязнуля! Небось ходит как пугало, весь в мазуте! Не бреется, не моется, как козёл. Тьфу! — Я сам мылся! В душе! А Вася не грязнуля! — Ну да! Чистюля! Ох, господи помилуй! В душе он купался! Сам! А вдруг с матерью твоей что случится… Ох, горе ты моё! Раздевайся — ив ванну! Андрейке пришлось подчиниться. — Ничего с мамой не случится, — тихонько проворчал он, забираясь в тёплую ванну, наполненную пеной. В ванне было хорошо. Ловкие руки тёти Веры быстро вымыли ему голову, намылили шею и потёрли спину. Потом тётя Вера налила Андрейке стакан тёплого молока и положила на блюдечко большой кусок домашнего пирога с черникой. А потом уложила спать на мягкую кровать, застеленную белоснежной простыней. Ванна с пышной пеной, молоко с пирогом и мягкая кровать — это ведь так хорошо! Но и колбаса с толстым куском батона, и твёрдое кресло, накрытое чем-то цветным и немножко колючим, — это тоже хорошо! Это просто здорово! Андрейка закрыл глаза. В полусне он слышал, как тётя Вера кому-то названивает, рассказывая, что «Света отдала мальчика какому-то кожаному чучелу» и «неизвестно, что будет с мальчиком, если что-то случится со Светой». |
|
|
