| Премудро создан я, могу на свет сослаться; Могу чихнуть, могу зевнуть; Я просыпаюсь, чтоб заснуть, И сплю, чтоб вечно просыпаться Вяземский неизменно следил за судьбой своего несчастного друга и, конечно, сознавал возможность глубокой связи между магией самодовлеющего творческого воображения и безумием, бесповоротно замыкающим человека в мире его внутренних представлений, оторванных от окружающей действительности. Такое внимание Вяземского могло подогреваться его собственной, нараставшей с течением лет разлаженностью душевной жизни. Он так же испытал уже не зависящее от его воли снятие границы между сном и явью, мучаясь многолетней бессонницей, и это состояние отразилось, например, в первых двух стихотворениях из «собрания» «Хандра с проблесками» (между 1874 и 1877). В 1817 году Вяземский начинает (и завершает в 1819-м) стихотворение «Первый снег». В исходном виде – это попытка изобразить не воображаемое, а осязательно чувственное срастание с прекрасной зимней природой, попытка обрести в ее красоте душевное успокоение, исцеление, а в итоге – счастье. Впрочем, эта попытка теснится, с одной стороны, трезвостью рассудка, который видит, как молодость «и жить торопится, и чувствовать спешит», а в итоге сгорает до «пепла хладного»; с другой же стороны, душа поэта вновь пытается обрести ускользающее «зимнее» счастье с помощью неосязаемого воображения – «воспоминанья тайного» о нем. В «Прощании с халатом» (21 сентября 1817) впервые появляется образ «халата» как некоего одевающего всю человеческую жизнь мечтания, как оболочки внутреннего мира, совпадающего с миром вообще. К этому образу поэт вернется и потом – в своей лебединой песне «Жизнь наша в старости – изношенный халат…» (между 1874 и 1877). За пределами «халатной» жизни предполагается некое внешнее призрачно-хаотичное полубытие, еще не определенное творческим усилием поэта, и он решает искуситься выходом в этот невнятный внешний мир, на испытание своих творческих сил в борьбе с косным противодействием неисследованных внешних стихий: |
| Мысли о том, что ваша работа не имеет смысла и вы перестали быть хорошим сотрудником, наносят нам огромный вред. — Уверенность в своих компетенциях в какой-либо области мотивирует людей, — говорит доктор Лейтер. Вы привыкли получать удовольствие от работы. Теперь вас не радует ничего. Фото: unsplash Что делать? Профессиональное выгорание в конечном итоге может помешать вам воспитывать детей. — Если вы настолько истощены, что вам трудно общаться с другими людьми, то ваша семейная жизнь находится под угрозой, — говорит доктор Лейтер. Эмоциональное выгорание может проявиться даже в физических симптомах. Это головные боли, проблемы со сном, напряжение в теле. Многие люди переживают выгорание из-за системных проблем на рабочем месте. Их графики слишком жесткие, в офисе к ним относятся неуважительно. — Это усталость от бессмысленности бюрократии и управленческих проблем. На мой взгляд, это главная причина выгорания, — добавил доктор Лейтер. — Люди хотят выполнять важную работу, а работодатели заставляют делать всякие глупости. Но есть конкретные шаги, которые вы можете предпринять, чтобы четко разделить рабочие и семейные дела. На нас сказывается требование находиться на связи по телефону или электронной почте 24/7. Но, по словам доктора Лейтера, нашему уму полезно абстрагироваться или полностью переключаться в зависимости от обстановки. Поэтому объясните коллегам, что не будете отвечать на электронные письма в определенные часы, а также в выходные дни. Попросите звонить вам в случае чрезвычайной ситуации. Например, продюсер и сценаристка Шонда Раймс не отвечает на электронные письма после семи вечера или по выходным. Ее подпись в электронной почте гласит: «Я не отвечаю на звонки или электронные письма после семи вечера или по выходным, и если вы работаете на меня, советую вам положить трубку». Доктор Бернетт-Зейглер советует делать обеденный перерыв хотя бы на 30 минут. По ее словам, слишком много людей работает в обеденное время. Она предлагает «быть внимательным к своему времени» и брать паузы. Например, выйти на улицу и немного прогуляться. Все, что дает вам передышку в тяжелый день, того стоит. |
| А в конце видеосюжета как раз эти подозрения и порождает, делая замечание: «В прессе озвучивались предположения, что я встречался с папой Франциском для передачи ему какой-то информации или для достижения неких тайных договоренностей или для каких-то иных политических целей. Я отвечаю всем, кого это интересует, – никакие вопросы, касающиеся двусторонних отношений между римско-католической церковью и Русской Православной Церковью не обсуждались. Никакие политические вопросы не обсуждались. Встреча носила характер личного общения между двумя старыми знакомыми». Вроде хотел пресечь досужие домыслы, ходящие в прессе об истинной цели его встречи с Понтификом, а наделе эти домыслы только подогрел. Специально или случайно? В это же время, когда начала вновь разгоняться тема «мирных инициатив Ватикана», основатель частной военной компании «Вагнер» Евгений Пригожин дал интервью журналисту Семёну Пегову (канал «WarGonzo»), опубликованному на «РНЛ» , в котором он заявил о намечающихся тревожных событиях. По его мнению, Вооруженные силы Украины в настоящее время уже готовы к контрнаступлению. По прогнозам главы ЧВК, украинская армия предпримет наступательные действия в срок до 15 мая. «Количество войск не уменьшилось, количество войск увеличивается. И увеличивается ежедневно», – отметил Пригожин. Он предположил, что ранее ВСУ «сдерживали плохие погодные условия и так называемые внутренние проблемы, в том числе вопросы личного состава, доставки западной военной техники и боеприпасов. Однако на данный момент на территории Украины идет активное перемещение транспорта и войск». Похоже, все разговоры Папы Франциска о мирном урегулировании российско-украинского конфликта не более, чем дымовая завеса. Пригожин прав, обществу пора просыпаться, и чем раньше это случится, тем меньшими будут жертвы нашей армии и тем ближе будет победа, после которой можно будет поговорить и о «мирных инициативах». Александр Писарев, публицист Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . target="" > Поделиться |
| – Ну, уж нет, – сказал муж, – я сам буду воду носить, а ты обед вари. Только около печки и оценишь как следует мужа, когда без него ни щи сварить, ни скотину напоить. Спали мы уже не с овцой, а на хозяйской кровати, крепко сколоченной, широченной, устланной мягкой овчиной. И накрывались тоже одеялами из овчины, такими теплыми, что можно было спокойно просыпаться утром в выстуженном доме. За те дни, пока Оля была в городе, мы так привыкли к хозяйству и животным, что вполне теперь справлялись и без нее. А когда настал день приезда Оли и надо было ехать ее встречать, я решительно сказала мужу, вспоминая свои переживания: – Я без тебя ни за что не останусь, вместе поедем! Запрягли мы Орлика (надо сказать, что это нам особенно нравилось) и поехали на вокзал. Я, может быть, в таком сказочном лесу уже никогда в жизни не окажусь, и никогда больше не увижу таких чудесных елей, теряющихся где-то в звездах. Но лучше бы я оставалась дома! Там хоть какая-то надежность, а здесь только беззащитный Орлик да медлительные сани, увозящие в безызвестность. Орлик, правда, не торопясь перебирает ногами и ведет себя спокойно, а вот собачка, которая бежит рядом, все время почему-то оглядывается, и я не могу забыть о волках, которые могут наброситься в любую минуту. – А мы не можем ехать быстрее? – спрашиваю я мужа. – А как быстрее, если Орлик еле тянет, ты же видишь! – Дай-ка я попробую! – На, попробуй, – соглашается муж. Я натягиваю вожжи: – Орлик, миленький, пожалуйста! Видно, мое волнение передалось и Орлику, и он побежал значительно резвее. И если бы не волки, как, наверное, отрадно было бы скользить, завернувшись в полушубок, среди мощных заснеженных елей, вовлекаясь в их величественный хоровод… Как нас Оля провожала на станцию, я уже не помню. Помню только, что через два часа после нашего отъезда должен был подойти поезд, на котором приезжал писатель. Мы прощаемся с Олей и в последний раз машем ей из вагона. Я люблю засыпать под монотонное перестукивание колес. Приятно убаюкивает поезд, и я вспоминаю приветливую избушку на краю света, приютившую нас на ночь, и слова того, кого Господь послал тогда нам на помощь: «Человек обязан быть счастливым»… |
| Это, что говорили советские политработники про фильм «Ленин в Октябре» - почти документальная съемка. Это была, конечно, ложь, потому что не было такого штурма Зимнего, как показано в фильме. Это не было документальной съемкой, но в каких-то вещах этот фильм точечно попадал в желаемую большевиками правду, которая потом так легла в души миллионов людей, что они жили этим как правдой. А здесь это почти документалистика. Есть «спящие» агенты влияния, которые когда-то, где-то, почему-то были завербованы, у которых дети учатся в Лондонах и Парижах, которые занимают разные должности в госструктурах, которым в какой-то момент дается знак: пора просыпаться, ты нужен. Они уже забыли, что они в разработке, что они агентура. И их начинают включать в работу, работа очень масштабная, они не знают всей картины, знают только свой сектор. И вот начинают разбираться с этим всем. Но главное, что там есть некий срез недовольных. И если в ленинской концепции революции «верхи» не могут, а «низы» не хотят, то современные революции делаются иначе – в них участвуют не бедные, а богатые. Т.е. недовольными являются в современных революционных ситуациях богатые. Бедным - нормально, купил колбасы – и хорошо, за квартиру есть чем заплатить, и слава Богу. А вот богатые, сытые, перекатывающиеся из сыра в масло и из масла в сыр, туда-сюда… Бунтарские настроения свойственны тем, кто икру на колбасу намазывает. К предательству склонны люди, которые очень хорошо живут, не просто хорошо живут, а очень хорошо. Думаю, что они пойманы на такой крючок - в общем, чистое зло никому не интересно, зло обязательно ищет возможность одеться в одежды борьбы за справедливость, за равенство, за братство, за счастье, или, например, против коррупции. И они ловятся на эти вещи. Видимо, не очень умны. Видимо, талант и ум – это разные вещи. Много знать – еще не значит быть умным. Их ловят, используют, причем почти в открытую - но они дают себя использовать, потому что считают, что включаются в некую масштабную борьбу против несправедливости. |
| Но до чего же стало не по себе моим воинам, когда стены, вырастая по мере приближения, так откровенно и с таким каменным спокойствием отвернулись от нас, свидетельствуя, что на свете нет ничего другого, кроме этого города. Первый день мы потратили на медленный обход его стен, отыскивая в них трещину, неровность, пусть заложенный, но вход. Ничего похожего. Мы были досягаемы для ружейного выстрела, но ни один не потревожил мёртвой тишины, хотя кое-кто из моих людей, не выдержав напряжения тревоги, вызывающе стрелял в воздух. И всё-таки за этими стенами был город, он дремал, будто кайман, защищённый своей бронёй, и не снисходил до тебя, не считая нужным ради тебя просыпаться. С далёкого холма, с которого невозможно было заглянуть внутрь города — города, заботливо скрытого стенами, мы увидели зелень, яркую и густую, словно кресс-салат. Но возле стен не росло ни былинки. Насколько хватал глаз, вокруг тянулась каменистая пустыня, иссушенная солнцем: так тщательно высасывал оазис воду только на свои нужды. Его стены, будто каска — волосы, спрятали в себе всю растительность. Мы бессмысленно топтались в нескольких шагах от рая, изобильного, с мощными деревьями, цветами, птицами, стянутого поясом стен, будто кратер базальтом. Когда мои воины поняли, что в стене нет ни единой щели, кое-кто из них ужаснулся. Ибо город этот на памяти людей ни разу не снарядил и ни разу не принял каравана. Ни один путешественник не принёс в него вместе со своим багажом отравы чужедальних обычаев. Ни один торговец не ввёл в его обиход незнакомой вещи. Ни одна пленница, захваченная вдалеке, не прибавила капли крови к их породе. И моим воинам показалось, что они ощупывают панцирь неведомого чудовища, у которого всё не так, как у других племён. Ведь девственность самых затерянных островов нарушали кораблекрушения, и всегда находится между людьми то, что подтверждает их родственность в человеческом и располагает к ответной улыбке. Но если бы это чудовище показалось нам, оно не имело бы облика. Были среди моих воинов и те, что не пугались; им щемила сердце неизъяснимая, особенная любовь. Как волнует душу красавица, что неизменна и постоянна, в чьей крови нет ни капли чужеродной крови, та, что сохранила в девственности язык своих верований и обычаев, что никогда не окуналась в котёл, где вперемешку полощутся все народы, в котёл, растопивший ледник в большую лужу. Как она прекрасна, эта возлюбленная, столь ревностно хранимая среди ароматов её садов и обычаев! |
| Аскетизм есть добровольное ограничение себя в удовлетворении естественных потребностей, отречение от дозволенных удовольствий и иногда обречет тела на лишения и страдания для духовных целей. Это начало нравственности противоположное современному, которое говорит: «природа твоя одна может предписывать тебе законы: делай все, чего она требует и к чему влечете тебя». Христианские подвижники знают, что такое природа, и в какой степени обязательны для человека ее законы. Они признают ее созданием Божим, и законы ее – законами божественными. Зачем же они идут против природы? Они идут не против природы, а против расстройства в своей собственной природе, и особенно против развращенной воли человека, неспособной держать его при удовлетворении потребностей в пределах предписываемых природою. Прежде нежели человек стал грешником против законов, предписываемых божественным Откровением, он был грешником против природы, или против законов, вложенных в нее Творцом. Все в природе имеет нужду в пище для продолжения жизни, но один человек способен обращать питание в наслаждение, доходящее до страсти, и утучнять себя пищею до потери здоровья. Все в природе имеет нужду в питие, но один человек находит наслаждение в таких видах и в таком количестве пития, которые лишают его самосознания и самообладания. Все в природе имеет нужду в отдыхе и сне, но один человек может просыпать срок, назначенный для деятельности, и обращать сон в негу, расстраивающую правильность кровообращения и законную деятельность телесных органов. Все живущее в природе имеете инстинкт продолжения рода, но один человек обращает этот инстинкт в источник отвратительных пороков и ужасающих болезней. Все живое любит свободу жизни и движение, но один человек доводит свою свободу до своеволия и буйства, которые плодят такое множество преступлений, что законодатели доселе не придумают достаточных мер и законов для их предупреждения и прекращения. Всякое создание Божие в природе в часы свободы и благоденствия радуется от играющего в нем чувства жизни, но один человек стремится всю жизнь свою обратить в непрерывный праздник, истощается в изобретении удовольствий, и в праздности губит, или оставляет неразвитыми лучшие свои силы и способности. И так, чтобы быть только верным природе, человек должен быть аскетом. Это сознавали еще древние языческие философы. Может ли не быть аскетом христианин, желающий воплотить в своей расстроенной природе тот высокий идеал истинно человеческой жизни, который изображен для него в Евангелие? |
| Ранее, до жизни в попытках быть с Богом, проблемы не было: захотелось – помог, не захотелось – нет. Понравился музыкант – дал денег, не понравился – прошел мимо, не задумываясь. Участие в благотворительных сборах и акциях происходило по тому же принципу, с добавлением компонента “рекомендация круга авторитетных друзей-знакомых и проверенных фондов с хорошей репутацией”. В действительности же, как я теперь начинаю понимать, совесть была кристально чиста, поскольку я ей не пользовался. После омовения в крещенской купели она, видимо, понемногу и потихоньку стала просыпаться. Так я узнал, что такое муки совести. Глаза стали видеть больше – реально, до сих пор я не замечал подавляющего большинства просящих. Теперь я их вижу. Но что с этим видением и знанием делать, продолжаю не понимать… Тем более что жизнь бесконечно сложнее любых рекомендаций, даже если их дают собравшиеся в одну группу и пришедшие к консенсусу профессионалы причинения добра. Особенно когда их рекомендации безапелляционно формулируются и принимают вид непреложной аксиомы, некритично воспринимаясь обществом. Так вышло, что совсем скоро после Крещения я оказался проездом в монастыре Спаса Нерукотворного в Калужской области. И там получил универсальный, как мне представляется, совет от встретившегося в храме монаха. “Сомневаешься, не знаешь, как поступить – действуй, как сердце подскажет”. И могу сказать так: когда поступаешь правильно и в согласии с сердечным порывом – на душе становится спокойно. …Когда бывает, что помочь хочешь, но не можешь – а так случается намного чаще обратного – чувствуешь себя как бомж, но только внутри, а не снаружи; тем более что лично у меня, к примеру, бывали в прошлой жизни периоды, когда я вполне сходил за своего среди всякого рода внешне падших. И Бог весть, как и что будет со мной и с каждым из нас завтра. Рассуждая же, почему нас пытается обмануть или просто просит у нас мелочь данная конкретная цыганка или абстинентный мужик или “волонтер”, – мы незаметно для самих себя скатываемся к осуждению, ибо оно подразумевается, таков наш обычный подход. Причем практически всегда осуждаем мы конкретных, перед нами стоящих людей, а вовсе не их поступки. Вдобавок забывая о том, что любой из них пал не от хорошей жизни, даже если он крутой мошенник на доверии и ездит на ягуаре, сделанном из А осуждение и милосердие немного полярны по отношению друг к другу. По крайней мере, лично мне так кажется… |
| Благоприятный случай скрепил узы дружбы между мной и Стирфортом, преисполнив меня гордостью и удовлетворением, хотя он и повлек за собой некоторые неудобства. Однажды, когда он почтил меня беседой на площадке для игр, я, между прочим, сказал, что кто-то или что-то – теперь уже не помню, что именно, – напоминает кого-то или что-то в «Перегрине Пикле». Он промолчал, но вечером, когда мы ложились спать, спросил, есть ли у меня эта книга. Я ответил, что нет, и рассказал, как я прочел ее, а также и другие книги, упомянутые мною выше. – И ты помнишь их? – спросил Стирфорт. – О да, – ответил я, – у меня хорошая память, и я помню их очень хорошо. – Так знаешь что, юный Копперфилд, ты будешь их мне рассказывать. Я не могу сразу заснуть, а по утрам всегда просыпаюсь слишком рано. Рассказывай все книги по очереди, одну за другой. Это будет точь-в-точь, как в «Тысяче и одной ночи». Я почувствовал себя очень польщенным таким предложением, и в тот же вечер мы приступили к делу. Какие опустошения я произвел в произведениях любимых мной писателей, пересказывая их по-своему, определить я не могу да, признаться, и не хотел бы этого знать; но у меня была глубокая вера в то, что я рассказывал, а рассказывал я, как мне кажется, с воодушевлением и безыскусственно, и эти качества скрашивали многое. Однако была и оборотная сторона медали: по вечерам меня часто клонило ко сну или я бывал не в духе и не расположен рассказывать; в таких случаях это была нелегкая работа, но ее надо было исполнять, ибо, разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы вызвать разочарование или неудовольствие Стирфорта. И по утрам, когда, утомленный, я хотел бы поспать еще часок, было нелегко просыпаться и, подобно султанше Шахразаде, вести длинный рассказ, пока не раздастся звон колокола. Но Стирфорт был настойчив; и, поскольку он в свою очередь объяснял мне арифметические задачи, примеры и вообще все, что было для меня слишком трудно, я ничего не потерял при такой сделке. Впрочем, надо отдать мне справедливость. Мною руководили не желание извлечь пользу и не себялюбие, да и не страх перед Стирфортом. Я восхищался им, любил его, и одно его одобрение являлось для меня достаточной наградой. Оно было так для меня драгоценно, что и теперь, когда я вспоминаю об этих пустяках, сердце у меня сжимается. |
| Итак, от малых слов оттолкнувшись, скажем нечто большое. Если Бог позволит, то в ближайшие Рождественские праздники мы услышим в храмах песню Исайи с повторяющимся припевом «яко с нами Бог». Легче всего петь или слушать эти слова, акцентируя внимание на то, что с НАМИ Бог. Вот, дескать, мы какие! Даже Бог с нами. Между тем, правильнее думать не столько о себе, сколько о Нем. С нами БОГ! Живой, великий, всемогущий, добровольно умалившийся, пришедший для спасения людей, Бог с нами. То есть с кем? Ну как это, с кем? С нами – то есть с подлыми эгоистами, с лентяями и балбесами, с тайными развратниками и стяжателями, с существами, погруженными в добровольную суету. Перечень общечеловеческих грехов, как вы понимаете, далеко не полон. Однако именно с такими «нами» - Бог! Это подлинный предмет удивления. Первая мысль (неправильная) дает повод гордиться. Вторая – позволяет изумляться и благодарить. А третья рождает вопрос. Бог с нами (Он непреложно вочеловечился, по слову литургической молитвы, то есть навсегда Себя с нами соединил), а вот мы с Богом или нет? Звучание этого вопроса в душе способно определить участь человека в вечности. Если я до сих пор не с Богом, не люблю Его и не служу Ему, то пора просыпаться от мертвой спячки. Иначе ничего хорошего меня не ожидает. Ну, и Библия. Ласковая горлица, садящаяся на плечо и воркующая о небесных тайнах с изумленной душой! Что была бы жизнь наша, если бы не дал нам Бог Библии? Так почему же мы ее так редко и небрежно открываем? Исправить надо эту ситуацию. Вот хотя бы, начав с Исайи, с глав 8-й и 9-й. Прот. Андрей ТКАЧЕВ Дорогие братья и сестры! Мы существуем исключительно на ваши пожертвования. Поддержите нас! Перевод картой: Другие способы платежа: Версия для печати Добавить комментарий Электронное периодическое издание «Радонеж.ру» Свидетельство о регистрации от 12.02.2009 Эл ФС 77-35297 выдано Федеральной службой по надзору в сфере связи и массовых коммуникаций. Копирование материалов сайта возможно только с указанием адреса источника 2016 © «Радонеж.ру» Адрес: 115326, г. Москва, ул. Пятницкая, д. 25 Тел.: (495) 772 79 61, тел./факс: (495) 959 44 45 E-mail: info@radonezh.ru |
|
|
