| Рассмотренные примеры свидетельствуют о широком распространении иконографии страстного цикла, которая складывалась в различных культурно-художественных центрах. Изображение «страстей» занимает свое место в художественном ансамбле иконостаса благодаря появлению в русских храмах со второй половины XVII века отдельного страстного ряда, располагавшегося над праздничным чином либо в самом верху иконостаса 49 . 78. Христос «Царь Славы». Балканская (?) икона. Кон. XIV в. Событиями, связанными с погребением, заканчивается история земной жизни Христа, которая лишь предварила его последующие явления. Тексты всех канонических евангелий завершаются рассказом о чудесном воскресении Христа. «По прошествии же субботы, – говорит Матфей, – на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение: ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем ... Ангел же, обратив речь к женщинам, сказал: не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого; Его здесь нет; Он воскрес, как сказал. Пойдите, посмотрите место, где лежал Господь» ( Мф.28:1–6 ). Женщины, увидев пустые пелены, двинулись назад и повстречали Иисуса, но не узнали его, потому что приняли его за садовника, как объясняет Иоанн ( Ин.20:15 ). В апокрифическом евангелии Никодима сказано, что охранявшие гробницу воины спали и не видели ни ангела, ни прошедших с благовониями женщин. В раннехристианском искусстве часто прибегали к замещению евангельских сюжетов аллегориями из Ветхого Завета. Вместо Воскресения Христова изображали Иону, извергаемого из чрева кита, что не раз встречается в росписях римских катакомб. Эта традиция удерживалась длительное время, и даже в IX веке в миниатюрах Хлудовской псалтыри можно видеть этот библейский сюжет. Однако уже на Миланском диптихе V века представлено новозаветное Воскресение: в центре изображены гробница в виде ротонды и четверо римских воинов вокруг, рядом второй эпизод – двери ротонды раскрыты, около них на камне сидит ангел, возвещающий двум женам-мироносицам, здесь же изображены двое падающих в ужасе стражников. |
| 59. Христос перед Каиафой и Анной. Таблетка из собора св. Софии в Новгороде Кон. XV-haч. XVI в. В то время как Христос находился в доме первосвященника, Петр сидел во дворе. Там к нему подошла служанка и узнала в нем ученика Иисусова, но Петр отрекся. Затем к нему подошла другая, но он также отрекся, и наконец, как рассказывает Матфей «подошли стоявшие там и сказали Петру: точно и ты из них, ибо и речь твоя обличает тебя. Тогда он начал клясться и божиться, что не знает Сего Человека. И вдруг запел петух. И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде, нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. И вышед вон, плакал горько» ( Мф.26:69–75 ). Аналогичен рассказ и других евангелистов ( Мк.14:66–72 ; Лк.22:56–61 ; Ин.18:25–27 ). 60. Отречение апостола Петра. Таблетка из собора св. Софии в Новгороде. Кон. XV-haч. XVI в. Изображение отречения Петра впервые появляется в мозаиках Равенны (Сан Аполлинарио Нуово), затем часто появляется в памятниках восточнохристианского искусства (фрески Хемсеби-Килиссе в Турции IX-XV вв., армянские миниатюры XI–XIII вв., миниатюра Хлудовской Псалтыри IX века из Исторического музея в Москве). Обычно изображают сидящего у костра Петра и перед ним вопрошающую служанку либо мужскую фигуру, на втором плане – колонну с петухом. Часто сцена повторяется трижды по числу отречений, или, наоборот, все три эпизода могут объединяться в одной композиции, как в росписях страстного цикла церкви Богоматери Перивлепты в Охриде, Сербия (1295). 61. Отречение Петра. Фрагмент миниатюры армянского евангелия. 1397 г. Изобразительный ряд страстных циклов точно следует за евангельским повествованием. «Когда же настало утро, – говорит Матфей, – все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти. И связавши Его, отвели и предали Его Понтию Пилату правителю» ( Мф.27:1–2 ). Композиция, получившая название «Приведение к Пилату» или «Суд Пилата», иллюстрирует эпизод беседы Пилата с Христом. Евангелисты по-разному описывают эту сцену, но, может быть, наиболее известными стали слова Пилата, переданные в евангелии Иоанна: «Пилат сказал ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем. Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху; хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?» ( Ин.18:38–39 ). Другие евангелисты, описывая эту сцену, добавляют, что «Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом и сказал: не виновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы» ( Мф.27:24 ). |
| 89. Неверие Фомы. Таблетка из собора св. Софии в Новгороде. Кон. XV-haч. XVI в. Христос пробыл на земле после воскресения еще сорок дней, являясь иногда ученикам. Однажды он сказал: «Вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святой, и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли. Сказав сие, Он поднялся в глазах их, и облако взяло его из вида их. И когда они смотрели на небо, во время восхождения Его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде. И сказали: мужи Галилейские, что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом... Тогда они возвратились в Иерусалим с горы, называемой Елеон». Во второй главе автор «Деяний» добавляет: «Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и принял от Отца обетование Святого Духа». Деятели раннего христианства ( Иоанн Златоуст , Епифаний Кипрский , Августин) называют праздник Вознесения древнейшим и повсеместным. Уже в IV веке на горе Елеон был построен храм, следовательно, праздник возник раньше, т. е. во II–III веках. Первое изображение мы находим на дверях церкви Сабины в Риме (422–432). Здесь юный Христос стоит в венке из лавра, вокруг символы евангелистов, в его левой руке свиток. В нижнем регистре женская фигура (Мария) и по сторонам две мужские фигуры в тогах, держащие над ее головой крест. Однако в раннехристианском искусстве часто применяли символическую замену – «Вознесение Илии». На дверях церкви Сабины обе эти композиции помещены рядом. На рельефах Бамбергского авория V века представлен еще не сформировавшийся повествовательно-реальный вариант: по облаку вверх идет Христос, в левой руке у него свиток, десница протянута в сторону сегмента с изображением Бога-Отца. Рядом в облаках два мужа (апостолы) – один разводит руками, другой закрывает лицо. Репрезентативная композиция, соответствующая догматике темы и ставшая затем типичной, появляется в миниатюрах евангелия Рабулы: сцена разделена на два регистра – вверху Христос в славе, которую поддерживают два ангела, по сторонам еще два ангела подносят венки, по углам изображения солнца и луны. Мандорла покоится на тетраморфе. Внизу на фоне гор – две симметричные группы удивленных апостолов, в центре – Богоматерь в образе Оранты и по сторонам от нее два ангела в белых одеждах, указующие на небо. |
| 54. Моление о чаше Таблетка из собора св. Софии в Новгороде. Кон. XV7 – нач. XVI в. Классическая иконография включает изображение молящегося коленопреклоненного Иисуса среди пустынных гор и спящих апостолов. Обычно Христос изображается дважды: молящимся и стоящим перед спящими учениками. В верхнем углу изображается небесный сегмент, из которого «нисходит» ангел. Если в Россанском евангелии мы видим фигуры трех апостолов, то на Софийской таблетке в нижнем регистре сцены – одиннадцать спящих апостолов. Следующий эпизод – «Предание Иуды». Эта сцена может получать различную трактовку, и в зависимости от того, какой эпизод больше акцентируется, складываются различные иконографические типы. 55. Поцелуй Иуды. Миниатюра константинопольской рукописи. Лекционарий 1059 г. из монастыря Дионисиат. Афон Евангелисты сообщают, что при выходе из Гефсиманского сада Христос встретил Иуду Искариота, который стоял в окружении людей, вооруженных мечами и копьями. «Предающий же его дал им знак, сказав: кого я поцелую, тот и есть, возьмите его». Затем Иуда подошел и поцеловал Иисуса, после чего стражники схватили Христа и отвели его к первосвященнику Каиафе ( Мф.26:47–56 ; Мк.14:43–50 ; Лк.22:47–54 ; Ин.18:3–12 ). Изображение на миниатюре сирийского евангелия Рабулы (VI в.) является одной из первых попыток воплощения иконографической схемы, которую можно обозначить как «Поцелуй Иуды». В центре композиции изображен Христос, руку которого лобзает Иуда, рядом два стражника берут Иисуса под руки. Уже здесь определилось фронтальное построение композиции. В дальнейшем сложилась схема, согласно которой Иуда обнимает Христа и целует его в щеку, их окружает толпа воинов с копьями и факелами в руках. Например, на новгородской иконе «Земная жизнь Христа» (1-я пол. XV в.), близкой по трактовке сюжета к южнославянским росписям XIII-XIV веков, в центре над головой Христа, как бы поднятый над толпой, изображен воин в развевающемся красном плаще, а в нижней части сцены – Петр, отрезающий ухо рабу Малху. Последний эпизод иллюстрирует слова Евангелия: «Один из бывших с Иисусом, простерши руки, извлек меч свой и, ударив раба первосвященникова, отсек ему ухо. Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут» ( Мф.26:51–52 ). |
| 46. Вход в Иерусалим Псковская икона. XVI в. Первые изображения на этот сюжет восходят еще к VI веку (Россанский кодекс). Постепенно композиция становится все более подробной, но главный мотив остается неизменным – это изображение Христа, опрокидывающего столы торговцев. 47. Тайная вечеря. Миниатюра из византийского евангелия. IX в. Среди евангельских тем особо следует выделить Тайную вечерю, глубокий нравственный смысл которой привлекал художников в течение почти двух тысячелетий, от безымянных авторов росписей римских катакомб до Александра Иванова . В этом драматическом эпизоде не только проявляется трагедия евангельской истории, но концентрируются этические заповеди христианского учения. Сцена имеет также глубокий сакральный смысл, так как во время вечери свершилось таинство причащения. Изображение основывается на рассказе евангелистов о прощальной вечере Иисуса со своими учениками во время праздника Пасхи. В этот день ученики приготовили пасху, и когда настал вечер, «Он возлег с двенадцатью учениками», как сказано в тексте. Во время трапезы Христос сказал им: «Истинно говорю вам, что один из вас предаст меня. И каждый спросил – не я ли? Он же сказал: опустивший со мной руку в блюдо, этот предаст меня». Затем Христос взял хлеб, разломил его и стал раздавать ученикам, говоря при этом: «Сие есть тело мое», – и, взяв чашу, подал им, и сказал: «Сие есть кровь моя» ( Мф.26:20–29 ; Мк.14:17–25 ). Евангелист Лука добавляет, что при этих словах стали апостолы спрашивать друг друга, кто из них сделает это, и спорить между собой. Тогда Христос сказал Петру: «Не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь меня» ( Лк.22:34 ). Иоанн дополняет описание сцены тем, что сообщает: «Один же из учеников, которого любил Христос, лежал у него на груди». Согласно версии Иоанна, Христос, разделяя хлеб, сказал: «Тот, кому я дам хлеб, предаст меня» ( Ин.13:1–2, 23:38 ). 48. Тайная вечеря. Миниатюра армянского евангелия «Таркманчац». 1232 г. 49. Тайная вечеря Таблетка из собора св. Софии в Новгороде. Кон. XV – нач. XVI в. |
| Прежде чем обратиться к иконографии Распятия, следует остановиться на чрезвычайно редком для древнерусской иконописи сюжете «Утверждение креста». Наиболее раннее из известных изображений представлено на иконе Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря 43 . Канонические евангелия умалчивают о процедуре приготовления к казни, и лишь Иоанн говорит о том, что Пилат поставил надпись на кресте, где написано было: «Иисус Назорей, Царь Иудейский» ( Ин.19:19 ). На кирилловской иконе на фоне стены изображены две фигуры, которые устанавливают крест в присутствии первосвященников. Аналогичная иконографическая схема позднее была использована в клеймах двух вологодских икон второй половины XVI века с подробным страстным циклом, что позволяет предполагать наличие разработанного иконографического канона. Распятие является одной из центральных тем во всем христианском искусстве и входит в число двунадесятых праздников, составляющих отдельный ряд иконостаса. Композиция опирается на евангельский рассказ ( Мф.27:34–50 ; Мк.15:22–39 ; Лк.23:33–46 ; Ин.19:18–30 ) и сообщение апокрифического евангелия Никодима. Источники сообщают, что когда распяли Христа, то «от шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого. А около девятого часа возопил Иисус громким голосом... И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить». Вместе с Иисусом казнили двух разбойников: «один на правую сторону, другой на левую». При казни присутствовали «Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова и Мария Магдалина». Кроме того, евангелия говорят об «ученике, которого любил», т. е. об Иоанне, и сотнике по имени Лонгин, который «видев происходившее, прославил Бога и сказал: истинно Человек Этот был праведник» ( Лк.23:47 ). Апокрифический текст Никодима содержит имена разбойников: распятого слева звали Гестас, а другого Дисмас. Последний, которого стали называть благоразумным, утешал Иисуса и сказал ему: «Иисус, сегодня ты будешь в Раю». После того как Христос испустил дух, один из воинов пронзил ему ребра копьем, и тотчас истекли кровь и вода. Воины, распявшие Христа, взяли его одежды, разделили их по жребию на четыре части. Далее говорится, что поскольку была пятница, «то иудеи, дабы не оставить тел на кресте в субботу (ибо та суббота была день великий), просили Пилата, чтобы перебить у них голени и снять их». Однако, как говорит Иоанн, у Христа не стали перебивать голеней, так как «увидели Его уже умершим». |
| 62. Христос перед Пилатом. Миниатюра византийской рукописи Евангелия. XIII в. 63. Приведение Христа на судилище к Понтию Пилату. Таблетка из собора св. Софии в Новгороде Кон. XV – нач. XVI в. Следующий сюжет страстного цикла – «Бичевание Христа», или «Биение у столпа», как следует из надписи на таблетке Софийского собора. Опять обратимся к евангельскому тексту. После того, как Иисус был приговорен, «воины правителя, – говорит Матфей, – взявши Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк, и раздевши Его, надели на Него багряницу; и сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! И плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове» ( Мф.27:27–30 ). Иконография этого сюжета, особенно в более ранних памятниках, подчас соединяет в себе признаки двух разных эпизодов: поругания и бичевания. Например, на мозаике собора Сан-Марко в Венеции (нач. XIII в.) Христос изображен в императорском облачении с терновым венком на голове и жезлом в руках. В ранних русских страстных циклах – как и в схеме таблетки Софийского собора – в центре композиции изображается обнаженный Христос в набедренной повязке, привязанный к колонне. Два палача избивают его плетьми. Иногда еще двое воинов держат его за руки. Однако этот сюжет в древнерусском искусстве получает распространение главным образом в XVII столетии. Так, в достаточно подробном страстном цикле праздничного ряда из Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря эта сцена отсутствует. 64. Бичевание Христа. Таблетка из собора св. Софии в Новгороде. Кон. XV – нач. XVI в. «И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие. Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона: сего заставили нести крест Его» ( Мф.27:31–32 ). В отличие от синоптиков (евангелий Матфея, Марка и Луки), Иоанн говорит о том, что Христос сам нес свой крест: «И, неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа» ( Ин.19:17 ). Следом за Христом шло множество народа и женщин, «которые плакали и рыдали о нем». |
| Если сцена Вознесения знаменовала собой торжество Христа, то следующая композиция, обычно размещаемая следом, «Сошествие Святого Духа на апостолов», или «Пятидесятница», представляет начало просветительства апостолов и распространения христианства за пределы еврейской диаспоры. Это своего рода акт духовного крещения, что в полной мере соответствует словам самого Иисуса, сказавшего ученикам: «Ибо Иоанн крестил водою, а вы, чрез несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым» ( Деян.1:5 ). И вот наступил праздник Пятидесятницы. Все апостолы «были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на иных языков, как дух давал им провещевать» ( Деян.2:1–4 ). В тексте сказано, что вместе с апостолами в доме находилась и Богоматерь, а когда «сделался этот шум, собрался народ», так как в то время находились в Иерусалиме люди «из всякого народа под небесами». Изображения на этот сюжет появляются уже в раннехристианский период. Один из ранних образцов, как и во многих других случаях, представлен на миниатюре сирийского евангелия Рабулы. Здесь две симметричные группы стоящих апостолов с Богородицей в центре помещены на фоне полусферы, означающей, очевидно, закругляющиеся ряды скамей. На головы Марии и апостолов нисходят язычки пламени, а Богородица, кроме того, отмечена золотым лучом с голубем – символом Духа Святого. В книжных миниатюрах, в частности в кодексе Григория Назианзина Парижской Национальной библиотеки (880–883), складывается схема, которую можно считать классической. В овальном триклинии изображены сидящие на скамьях апостолы с Богоматерью в центре, над ними этимасия (Престол уготованный), от которого на апостолов нисходят языки пламени. В нижней части композиции в арочном проеме помещены фигуры, символизирующие народы. На мозаике в Сан-Марко, например, они обозначены надписями: иудеи, каппадокийцы, жители Понта, Азии, Фригии, Египта, Ливии, римляне и др. Причем обычно одежды и головные уборы имеют характерные национальные признаки. Апостолы держат в руках свитки или кодексы. Подобный извод встречается и в более простом варианте – без «народов», как на фресках Софии Киевской или в мозаиках Монреале. |
| После первой стрелки кидают вторую и третью, и даже более. Но бобр принадлежит всегда тому, кто первый попал в него стрелкою; а если двое или многие вдруг попадут в него стрелками, то бобр достается тому, чья стрелка ближе к голове. Если в одно время видно двух или многих бобров, то партия разделяется на отряды, и каждый отряд действует особо, но без всякого замешательства и стройно. Лучшее время для промысла бобров есть совершенное безветрие и самое малое волнение. При волнении же и при ветре очень нередко теряют бобров, даже и подстреленных. Места, где промышляются бобры, все известны и на перечете; во всяком другом месте, и в самое лучшее время, не найти ни одного бобра. Есть еще другой способ промысла бобров, но он употребляется весьма немногими и только зимою, и прибыль от него невелика. Способ этот заключается главное в том, чтобы при самом сильном буруне выйти на берег, а потом бить лежащих бобров палкою или из ружья. И потому не всякий даже из удалых алеутов может решиться на такой промысел. Промышляют иногда бобров также и на ружья, но весьма редко. Бобры, по своей драгоценности и малому количеству, теперь составляют уже почти редкость. Было время, когда их промышляли тысячами, а теперь уже сотнями. Во многих местах, где прежде было великое множество бобров, уже несколько лет не видно ни одного. Причина того весьма очевидна. Но надобно сказать, что во многих местах бобров не стало, не потому, чтобы их всех выпромыслили, но потому, как сказано выше, что они не хотят жить там, где их беспокоят. Бобры сколько истреблены, столько же и распуганы. Каждогодное беспокойство заставляет их удаляться в другие безопаснейшие места. Итак, чтобы совсем не лишиться бобров, собственная польза наша требует принять меры к тому такие, чтобы не отогнать бобров и в то же время пользоваться ими, сколько можно более. Но какие же могут быть к тому меры? Одна из лучших мер к тому, по мнению моему, есть та, чтобы не на всяком бобровом месте производить промыслы каждый год; но ездить на каждое место, не иначе как чрез три или, по крайней мере, чрез два года; для того, чтобы обеспокоив бобров в одно лето, дать им время опять собраться и успокоиться в следующие годы. Я говорю обеспокоив, потому что нет примера, чтобы из значительного количества бобров не спаслись от промышленников, хотя сколько-нибудь сих животных; но напротив того, весьма часто случается, что из целого огромнейшего стада, и при самых лучших обстоятельствах для промышленников, получали не более 10 бобров. |
| Конечно, при такой мере количество бобров уменьшится; но зато они никогда не переведутся; – и, следовательно, выгода от них будет всегда верна. Но притом я думаю, что только в первые три года количество их будет мало, потому что вдруг надобно оставить две трети мест бобровых без промысла, и, следовательно, лишиться не менее, как двух третей всего количества; но на четвертый год, надобно думать, что количество бобров увеличится, потому что на том месте, где, например, пред тем прежде промышляли пять бобров, после двух лет, наверное, можно получить до 20 и более. Доказательством этого мнения может быть то, что на острове Юнаске, до 1818 года (или ранее) промышляли бобров около 20. Но, не ездив туда четыре или пять лет, в 1822 году, в один год получено было около 200. И также в гавани Купреянова, от промысла пяти или десяти бобров, чрез три или четыре года, вдруг упромыслили более ста бобров. В противном же случае, т. е. не приняв этой меры, весьма статочное дело, что чрез десять-двадцать лет может быть ни одного не будет бобра во всем здешнем отделе, и не потому, чтобы их всех перебили, но потому, что они, видя везде и беспрерывное беспокойство и нападения, удалятся в другие безопаснейшие места. Надобно вспомнить, что было время, когда во всем отделе Уналашки, в целое лето и со всем старанием упромышлено было только 15 бобров. Причиною тому было сколько неблагоприятное время, а более удачные до того промыслы, т. е. сильное нападение на бобров. От такой меры промысла бобров если и не будет всей предполагаемой выгоды и пользы, чего никак не может быть; то, по крайней мере, отнюдь нельзя предполагать какого-либо вреда для размножения бобров, кроме того, что в первые годы менее получится бобров; но зато нельзя упустить из виду итого, что чем меньше будет бобров, тем они могут быть дороже. Но быть не может, чтобы не было никакой пользы от предлагаемой мною меры, потому что неестественно, чтоб какой-либо род животных, оставленный на свободе, при тех же обстоятельствах мог уменьшаться или истребляться сам собою. |
|
|
