| Вот Спирька прибежал ко мне и молит: — Выручи, братец, посиди со мной ночку, смерть боюся! А мне шестнадцать лет было — самый такой фанфаронистый возраст, когда не только своего страха никому не покажешь, но и над другим без жалости посмеешься, если заметишь, что чего-нибудь боится. Над Спирькиной «нечистой силой» я частенько измывался. Он и думал, что мне всё трын-трава. А мне, признаться сказать, никогда еще с покойниками дела не приходилось иметь, и с утопленником целую ночь просидеть совсем не улыбалось. Ну, однако, не откажешься: подумает ведь, — струсил. — Ладно, — говорю. — Обожди. Сейчас соберусь. Ночку с тобой скоротаю, а чуть свет — извини уж! — на охоту уйду. Какая там охота после бессонной ночи! Но надо же как-то объяснить, зачем ружье с собой беру. А Спирька и тому рад, что хоть в темноте живая душа с ним рядом будет. Вот сидим мы со Спирькой ночью у костерка и разные истории друг другу рассказываем. Всё про хорошее стараемся, про веселое. Про покойников, утопленников, конечно, ни слова. А «он» лежит тут совсем близко, свет от нашего костерка до него достигает. Мы у леса, «он» на песке между нами и морем. Рогожами покрыт. Лежит, молчит, не шевелится, — кажется, чего спокойнее? А вот не только Спирьке — и мне страшно. Оба к «нему» сидим вполоборота — спиной боимся повернуться. Оба нет-нет, да и покосимся на «него» одним глазом. Ято, конечно, знаю, что со смертью всё кончается, мертвый не встанет и ничего плохого сделать тебе не может. А всё-таки твердой уверенности, чувствую, во мне нет: вдруг да случится что-нибудь такое страшное? А что — и сам не знаю. Котелок у нас над огнем приспособлен: чай греется. Двустволка у меня к дереву прислонена. А ночь июньская, тихая-тихая. Чуть только море плещет. И звезды в небе горят неярко, спокойно так. Уж вторые петухи в деревне — слышно было — пропели. И вдруг я услышал шаги: идет кто-то по берегу к нам, камешки у него под ногами похрустывают. Я взглянул на Спирьку, а на нем лица нет. Глаза с кулак, и рот разинут. Я взял ружье на колени и жду: кто покажется? |
| Далее Юань возвращается к своему христианском)» другу Чжану и просит объяснить ему учение о воскресении мертвых Эта тема была для него эмоционально острой – год назад он исполнил свой сыновний долг – через несколько лет после смерти отца вскрыл его могилу, омыл кости и переместил их в погребальную урну. Увидев останки отца, Юань пришел в смятение – в ту же ночь он видел во сне отца переродившимся в теле горного козла и стал размышлять о буддистском учении о переселении душ. Как и следовало ожидать, протестантский автор «Диалога» заставил Чжана осудить учение о реинкарнации, предложив в качестве альтернативы христианское учение о том, что тела возродятся, но в иной форме, а грешники при этом примут наказание. Вновь вводя в изложение конфуцианские этические понятия, В.Милн подчеркнул, что цель христианской молитвы состоит в выражении «сыновней почтительности» к Богу в благодарность за его благословения. Христианин Чжан пояснил Юаню, что ежедневная молитва необходима, но она не дает верующему никаких материальных выгод. В конце книги Юань проводит бессонную ночь в своем саду, с горечью размышляя о вечном наказании за грехи и невозможности для себя «обрести Небо». Сокрушенный и несчастный, он идет за советом к Чжа1гу, который рассказывает ему о Новом Завете и об искуплении человеческих грехов Сыном Божиим, от веры в которого и зависит спасение. Задаваясь вопросом о причинах популярности и долгожительства миссионерского трактата В.Милна, Д.Бэйс указал на «умеренность в подходе и стиле. Когда не представлялось возможным объяснить христианские концепции, не встпая в про тиворечпя с некоторыми традиционными верованиями и прак тиками, Милн старался не подчеркивать эти конфликты. Когда христианин Чжан говорит о древних китайских мудрецах и ука зывает, что их мудрость недостаточна для спасения души, он делает это уважительно, без пренебрежения. Он подчеркивает, что христиане поддерживают традиционные человеческие отношения (жэнъ/ 1 унь или лунъчан), их поведение свидетельствует об их ориентированности на семью. В ранних изданиях никогда явно не заявлялось, что христианам запрещено поклоняться предкам (хотя это предполагалось), и в издании 1906 г. это упоминается только вскользь… Использование в трактате знакомых аналогии в объяснении и частое использование распространенных традиционных моральных фраз цюй э цун танъ– удалять зло, делать добро; э ю э бао– злое наличие, злое вознаграждение) несомненно смягчили у читателей возникшее недоумение по поводу Прочитанного» [там же, с. 33–34]. |
| Здесь в чащах светлые полянки – Восторженны, как слог Бианки; Просторные, как вздох, опушки, Искрятся Солнцем, словно Пушкин; А березняк вокруг так Берестов, Так полон жизни детским шелестом, Что сердце, словно зверь израненный, В его святое лепетание, Боль забывая, окунётся – И, вновь здоровое, проснётся… Здесь Пришвин проторил по лугу Свой путь к Неведомому Другу, Как чистый мудрости родник – И снова ты к нему приник; В небесном зеркальце болотца Творятся реки Заболоцкого; В бессонных песенках скворцов Бесстрашный слышится Рубцов; А Достоевского гроза? – Об этом Хлебников сказал; Сказал про Тютчевскую ночь, Чью безграничность превозмочь Не в силах разделённый мир; Сказал – и вырос Велимир На занебесных тех полях – И хлебом Вечности пропах… А на земле, в печальной мгле – Остались мы в родной золе, Где в самый бессловесный час Спасает нас поэтов глас. Здесь сквозь осенний день – весенний День – воскресает, как Есенин; Здесь прян Цветаевский настой, А лес – густой, как Лев Толстой…» Но, конечно, в мире поэта далеко не всё играет бликами, как в летнем лесу – скорее, в нем всё также непросто, как и в лесу родной литературы. Как и всякий поэт, автор порой горестно размышляет: кто я и зачем в огромном мироздании, где моё место в нём? «Ночь, исполнена очей… Я – никто, и я – ничей; Но под этими лучами Тают горькие печали, Проливаются ручьями В землю – за ручьём ручей… И в ночном весеннем свете Вновь становится заметен Каждый – в том числе и я: Я – частица бытия». И потому так важно не погружаться в уныние, а довериться радости – может быть, майскому голосу соловья, который никогда не обманет: «И хлещет, словно кровь, победный этот крик – Навылет, напролёт – до хрипа, до надсада… Ему не прекословь! Он – до тебя возник. Он – смерть перепоёт. …Печалиться – не надо». На один из самых важных бытийных вопросов, которыми мы задаемся с детства – а как, собственно, жить в этом непростом мире? – поэт, поразмыслив, отвечает так: «Прогоняя всякий страх, Жить тепло и просто: Друг у друга на руках – |
| Сын Навуходоносора, Евиль-Меродах, освободил Иехонию из темницы и приблизил к себе ( 4Цар. 25:27–30 ). Валтасар и падение царства Вавилонского Когда пришло определенное Богом время наказания вавилонян за их грехи, Господь возвестил это чудесным явлением. Царь вавилонский Валтасар однажды устроил большой пир для тысячи вельмож своих. Выпив вина, он приказал принести священные сосуды, взятые Навуходоносором из храма Иерусалимского. Когда принесли эти сосуды, царь, вельможи его и жены его стали пить из них вино; пили и славили своих золотых, серебряных, медных, железных, деревянных и каменных богов. Вдруг явились персты руки человеческой и написали на стене какие-то слова. Царь пришел в ужас, изменился в лице, затрясся и приказал привести мудрецов, чтобы прочитать и объяснить написанное на стене. Мудрецы не могли прочитать и объяснить написанного. По совету царицы (матери царя), привели Даниила. Он сказал: «Вот какие начертаны слова: Мене, Текел, Перес 502 . Вот что значат эти слова: Мене – Бог исчислил твое царство и положил ему конец; Текел – ты взвешен на весах и найден очень легким: Перес – твое царство разделено и отдано мидянам и персам». В эту самую ночь Валтасар был убит. Дарий Мидянин воцарился над Вавилоном 503 ( Дан. 5 ). Даниил во рву со львами Дарий Мидянин поставил 120 сатрапов (областных начальников) над царством своим, а над ними трех князей. Даниил был одним из этих трех князей и высоким духом, и мудростью своей превосходил прочих князей и сатрапов. Царь думал уже поставить его над всем царством. Тогда князья и сатрапы решились погубить Даниила. Они приступили к царю и убедили его издать повеление, чтобы всякого, кто в течение тридцати дней будет просить о чем-либо Бога или человека, кроме царя, того бросить в ров львиный (в яму, в которой содержались львы). Даниил, хотя знал такой указ, но каждый день три раза на коленях молился Богу при открытых окнах, обращенных к Иерусалиму 504 . Вельможи застали Даниила на молитве, донесли об этом царю и настояли, чтобы он велел бросить Даниила в ров львиный. Царь долго не соглашался на это, но должен был уступить требованию своих вельмож. Даниила бросили в ров львиный и на отверстие рва положили камень. Царь запечатал его перстнем своим и перстнем вельмож. Проведя бессонную ночь, царь на рассвете пришел ко рву и жалобным голосом крикнул: «Даниил, раб Бога живого! Бог твой мог ли спасти тебя от львов?» |
| – Эт как? По три червонца-то? Ну да, много он возьмет. – Много – не много, а ты прикинь: у тебя, дурака, по три червонца, в Кривом по три червонца, на Ершовке опять же… О-хо-хо… – Эк ты, мать честная! – кум вдруг озадачился, удивился – неприятно удивился, поник. Старухина математика тлеющим угольком свалилась за пазуху, прямо в душу упала. И не в том даже дело, что можно расстаться со своими кровными, а досадно, что Куркуль много загребет. Предприимчивый, зараза. Ох… Когда включил новости, так и не углядел, что же там в Сирии: решили бомбить или как. Что-то жаркое припекает ребра изнутри, как горчичник. Старуха погремела чем-то на кухне, позвенела посудой и отправилась спать… Огни на улице погасли. За оврагом выбрехала свою заботу последняя бессонная дворняга, село стихло. Луна медленно плывет на запад. Над кумовым лежаком постукивают ходики: тик-так, тик-так, тик-так. Кум ворочается, скрутил, ерзая, жгутом свою заплатанную простыню. Вздыхает: – Эт сколько ж Куркуль загребет? Ты подумай! В Кривом, на Ершовке… А еще ведь наша улица есть, улица Ленина опять же. Еще и за Маминым оврагом огороды имеются. Эк ты, мать честная! Мироед! О-хо-хо… Кум ночью выходил на крыльцо, курил, мозговал. Хлопал дверью, скрипел половицами – будил старуху, и та ворчала. Позвонил свату, рассказал-поделился. Разбуженный сват выслушал его молча и послал. А тлеющий уголек в душе разгорался в большой всепожирающий пожар, и с этим пожаром надо было непременно что-нибудь делать, не то – беда. Всю ночь куму не спалось, и перед рассветом он-таки выдумал кое-что каверзное. Мешкать было нельзя Всю ночь куму не спалось, и перед рассветом, когда за окошком стало чуть-чуть белеть, он-таки выдумал кое-что каверзное. Мешкать было нельзя. Вот-вот совсем рассветет, Иван Сергев выйдет к своему мастодонту. Залатает дыры – с него станется, примется дергать пускач. Наверняка у него и масло имеется – заправит свой металлолом. Чего доброго этот хлам и правда заведется. И тогда… – Эк ты, мать честная! Не дай Бог! Кум натянул штаны, влез в галоши и решительно шагнул с крыльца. Просунулся в сарай, долго там гремел – искал в предрассветных потьмах потребный для каверзы инструмент. |
| Анастасия Волкова, координатор «Лиза Алерт»: – Несомненно, разруха в головах, и я не устану повторять, что мы тоже можем многое изменить. Чем я и занимаюсь несколько лет. Но тем не менее, у меня остаются вопросы ко всем чиновникам всех уровней и ко всем тем, кто должен за это отвечать. Вопрос ко всей системе, которая породила эти туалеты и выгребные ямы на школьных территориях. Вам нормально? Как вам там в своем мире, нигде ничего не жмет? Яхты достаточно удобные? А туалет в них? Все хорошо у вас? Я хочу, чтобы вам этот ребенок каждый день снился. Смотрите на эти фото, и пусть вас каждую ночь мучают кошмары. Сколько ещё детей должно погибнуть из-за взрослых, которые не в состоянии отвечать за свою зону ответственности? Я смотрю на все эти чудовищные фото из детских региональных больниц, поликлиник, смотрю, как вокруг меня бьются люди, чтобы собрать денег на лечение за границей очередного больного ребенка, и могу этот список долго продолжать. Смотрю, и волосы на голове шевелятся. Жаль, что пока я это пишу, кто-то неистово доказывает по телевизору, что у нас все хорошо и первое с чем надо бороться – это с внешними врагами. Друзья, у нас есть проблемы поважнее – это наши дети, умирающие в выгребных ямах и в пожарах торговых центров. Сергей Клецин: – Хочу выразить огромную благодарность всем, кто принимал участие в поиске. Вы не жалели себя и отработали на пределе человеческих возможностей. Мокрая обувь и одежда, бессонные ночи, километры задач не смогли вас остановить. Спасибо регионам, которые не раздумывая выехали на помощь и качественно отрабатывали поставленные задачи. «Лиза Алерт» Брянск, не сомневался ни в ком из вас, и вы не подвели, с вами хоть на край света… Спасибо сотрудникам полиции и МЧС, с которыми с первых минут было налажено полное взаимодействие, с вами было очень приятно и комфортно работать! Спасибо всем, кто помог с авиацией, и лично нереально крутым пилотам, которые преодолели сотни километров и безукоризненно отработали поставленные задачи. Спасибо водолазам за качественную работу. |
| Бессонная ночь, наступившая после того злополучного дня, была полна размышлений, тревог, колебаний. Оба они с Петроком намучились в истопке, и нашептались, и намолчались, но так и не придумали, чем успокоить совесть. Утром же надо было идти в Выселки, в волисполком. И тогда Петрок уже на рассвете свесил с кровати босые ноги и, еще раз подумав, решил: — Не пойду. Ну ее… Степанида выскочила из-под одеяла. — Как не пойдешь? Как те тогда? — Не пойду, и все. Не могу я… Нет, на это она не могла согласиться, утром она почувствовала себя уверенней, ведь их уже не двое в семье, а почти трое, и, значит, у нее два голоса, ее и дитя, против одного нерешительного голоса Петрока. Пока тот собирался к скотине, она отругала его, даже немного всплакнула, но делать было нечего, быстренько собралась сама и побежала через поле в Выселки. Из огромного хуторского надела им вырезали две десятины за усадьбой, остальная земля отошла другим беднякам и безземельным, которых с избытком для одной экспроприации набралось в Выселках. На раздел Степанида не пошла, все же вытолкала туда Петрока, а сама ожидала во дворе за тыном, все приглядываясь к группке мужчин, что сновали с саженью в поле, мерили, считали. В окне временами мелькала длинная, во всем черном тень Яхимовского и выглядывало его изможденное лицо, и тогда Степанида пряталась за угол или шла на дровокольню; было неловко, почти мучительно оттого, что на все это глядел прежний хозяин хутора. Последние дни он почти не показывался из хаты и не разговаривал с ними, он сидел там обиженным сиднем, кажется, потеряв интерес не только к хозяйству, но и к жизни вообще. Она и Петрок также не трогали его, ни о чем не спрашивали и по-прежнему ничего у него не брали, обходились своим. Хозяйство на хуторе уменьшилось, в конюшне осталась только молодая кобылка, коня забрали в волость, в хлеву оставили одну корову, поросят отвезли в местечко, в столовую. Остальное — упряжь, кое-какой инвентарь, домашняя утварь — было как бы ничье. Степанида с Петроком хотели бы обойтись своим. Но это не всегда получалось, иногда приходилось обращаться к хозяйскому: то ведро, то сено корове, то начать новый бурт картошки, когда прежний кончался. В таких случаях Степанида открывала дверь в хату и спрашивала пана Адолю, который в наброшенной на костлявые плечи жилетке сидел на аккуратно застланной одеялом кровати, поставив худые ноги в носках на облезлый, некогда крашенный пол. Не поднимая голой, без единого волоска головы, он коротко бросал ей: |
| В Питер ехала в плацкартном вагоне и заранее знала, что ночь будет бессонной. Однако едва голова моя коснулась подушки, я заснула блаженным сном младенца. И вижу сон. Большой дом. Спускаюсь со второго этажа, а ступеньки деревянные, узенькие – еле ногу ставлю. И поскрипывают (слышу, как наяву.) Пытаюсь ухватиться за поручень, а он – весь в зелени, в цветах. Боюсь упасть. Вдруг сверху слышу голос, повелительный такой и в то же время мягкий: «Татьяна, вернись!» Поднимаю голову – и вижу чуть покачивающееся розовато-голубое поблескивающее облако. Просыпаюсь. А вот и Петербург. Конец апреля. Морозно. Время – половина шестого утра. Следует ли говорить, что будить своим звонком Его Высокопреосвященство было выше моих сил. К тому же мама передала мне пакет для одного из знакомых – от Петербурга всего полчаса на электричке. Вот, думаю, отвезу сейчас пакет и позвоню владыке. Но своеволие мое было наказано. Выйдя из электрички, я села в автобус, идущий в противоположную сторону от нужного мне места. Вышла на полпути, по скользкому снегу доплелась назад, до вокзала, и сразу же позвонила владыке. Владыка Иоанн перво-наперво спросил меня, почему не позвонила сразу, как приехала, в ответ на чистосердечное признание чуть меня пожурил и сказал, что сейчас должен уже ехать на прием посетителей – в академию. В то время владыка время от времени лежал в больнице: болели ноги. Дома он работал в основном в своей келлии на втором этаже. Я рассчитывала, что заниматься владыка меня благословит в библиотечном зале академии или еще где-нибудь, но старец определил меня в свой рабочий кабинет на первом этаже резиденции. Анна Степановна Иванова, исполнявшая обязанности секретаря митрополита, принесла мне всю необходимую литературу. Книги, изданные в основном за рубежом, машинописные и собственноручно переплетенные. Одним словом – сокровище! Четыре дня я работала за столом митрополита дотемна. Что-то начитывала на магнитофонную кассету, делала многочисленные выписки. Находила знакомые имена и неизвестные факты, снова погружалась в книги и машинопись, и так исписала несколько тетрадей и «наговорила» несколько пленок. И лишь иногда прерывалась, когда матушка Олимпиада звала трапезничать. |
| Всех получавших поражает скорость. «Оно» мелькает и — исчезает… Ах! — забыл! Что «забыл»? Забыть можно ключи, день рождения жены и т.д. Ты знал и забыл. Но этого (мелькнувшего) ты никогда не знал. Этого вообще никогда не было — этих нот, этой мелодии, стихов, таблицы Менделеева. Эта скорость много говорит об отправителе. Пушкинский Моцарт объясняет Сальери происхождение новой музыки: Бессонница моя меня томила, И в голову пришли мне две-три мысли. Это очень точное описание творческого процесса: мысли не рождаются из головы (из сердца и других мест), а «приходят в голову» — снаружи! Но хотелось бы понять ещё кое-что. Они сами ходят? Хаос атомов? Носятся в воздухе, блуждают, как пылинки в солнечном луче? Или все-таки они уже сформулированы? Сами слепились из хаоса или их кто-то слепил и послал? «Таинственное дело свершилось: покров снят, глубина открыта, звук принят в душу. Второе требование Аполлона в том, чтобы поднятый из глубины (из души. — А.М.) и чужеродный внешнему миру звук был заключён в прочную и осязательную форму слова; звуки и слова должны образовать единую гармонию». Александр Блок. Выходит, поэты не выдумывают, а пытаются расслышать чужие слова, понять, записать. Их муки (поэтические) в том, чтобы как можно точнее записать услышанное. «Эврика!» — и голый Архимед выскакивает из ванны, бежит записывать открытый… нет, вдруг открывшийся закон. И Менделеев, проснувшись, спешит записать «Таблицу Менделеева», пока сон не исчез. А промедли — исчезнет, не вспомнишь. «Пушкин, не мешай спать!» — сердилась Натали, когда он среди ночи пытался зажечь свечку, чтобы записать… А утром — эх, шедевр исчез безвозвратно. Ещё одно важнейшее условие (о котором Моцарт, Пушкин, Маяковский и другие не говорят, потому что для них это само собой разумеется) — одиночество. Выхожу один я на дорогу, ночь тиха, пустыня внемлет Богу — эти условия уничтожены. …Многим кажется, будто всё сочинили писатели. Но они-то и есть самые цитирующие люди в мире! Они-то умеют углядеть божий дар; и берут его, не спрашивая разрешения («Я беру своё добро там, где его нахожу». Мольер). Берут у самых талантливых, и не смущаются, ибо и те получили даром. «Синяя гора» переходит из рук в руки. |
| Группа ученых Великобритании, созданная правительством для изучения проблемы " Мобильные телефоны и здоровье " , пришла к выводу, что наиболее уязвимы дети " из-за их развивающейся нервной системы " . Англичане убеждены: " Нужно препятствовать тому, чтобы дети вели по мобильникам несущественные переговоры " . А немецкая академия педиатрии еще в 2001 году опубликовала обращение к родителям с рекомендацией ограничить пользование сотовыми телефонами их детьми. Ученые Испании утверждают, что даже двухминутное использование мобильного телефона может изменить ритмику биоэлектрической активности мозга ребенка в течение последующих двух часов после окончания разговора. Наконец, венгерские исследователи установили повышенную вероятность развития опухоли головного мозга у пользователей сотовых телефонов от 20 до 29 лет. Извечный русский вопрос — что делать? Вот что советуют ученые-медики. Нужно отключать мобильный телефон, когда не ждете звонков. Говорите и переписывайтесь по нему как можно короче — не дольше 3 минут на один звонок или письменный контакт, после чего нужно сделать паузу не менее 15 минут. Так вы и деньги сэкономите, и здоровье сбережете. Если телефонные беседы превышают 45 минут в день, головная боль и бессонница вам обеспечены! Включите в этот временной лимит и пресловутые эсэмэски — даже когда вы держите трубку на коленях, набирая текст письма, излучение все равно действует на голову. Храните мобильник в защитном чехле, экранирующем радиоизлучение. Не носите его на шее, на поясе и в кармане — лучше кладите в сумку. Подзаряжайте свой сотовый подальше от того места, где находитесь: на ночь выносите подзарядное устройство вместе с аппаратом на кухню, но ни в коем случае не оставляйте его в спальне и никогда не кладите мобильный телефон у изголовья кровати или под подушку. Телефон снабжен миниатюрными наушниками — откажитесь от них! Исследования показали, что наушники увеличивают вред, наносимый мобильником. Они действуют как своеобразные антенны, усиливающие в 3 раза поток радиоволн, которые поступают в мозг. |
|
|
