| Табак в древности признавали травою бесовскою, богомерзкою и проклятою, и потому запрещали сеять и продавать его (1661 г.) и жестоко наказывали курителей. Олеарий говорит, что он «видел в Москве, как за табак резали носы мужчинам и женщинам». Бороду предки наши признавали не только украшением, но и образом божиим; и потому брадобритие считали ересью и смертным грехом». Взирайте, говорит один проповедник, на икону страшного пришествия, и видите праведные в десней стране имущие брады; на шуей же стоящии бесермены и еретики, моторы ц поляки, имущие едины усы, яко имут кошки и псы, иже творят грех смертный, образ мужеский тляще» 75 . В реформу этот предрассудок стоил нашим предкам дорого. Русские имели особенное уважение к старым рукописям, иконам, обрядам, буквам и словам, и избегали печатных книг, как опасной новизны. Вследствие этого они заблуждались в вере и создали раскол. Раскольники и ныне почерпают из темных рукописей нелепые мнения, наприм. о сахаре, кофе, чае и т. под. «А кто пьет чай, говорят они, тот отчаянный». Еще они читают беседу трех святителей (вселенских). Полагая, что эти святители были русские, раскольники заставляют их объяснять греческие слова и буквы. Суеверие и предрассудки отравляли жизнь русских, и без того печальную, скорбную чувствами, и останавливали ее развитие. Надобно представить себе жизнь предка, всюду подозревающего таинственную силу, всего боящегося, опутанного верою в химерические существа, в приметы, в ворожбу и чарование: сколько отсюда тревог, напрасных опасений, ложных надежд и помехи в делах! С самого утра он уже возмущен духом от суеверных опасений. Чихнув, наприм. во время обувания, он снова ложится в постель, для отвращения мнимого несчастия; споткнувшись при выходе из дому, он снова возвращается назад, для избежания неудачи в делах; попадается на пути камень, он топчет его ногами, боясь потерять дружбу. Идет ли предок наш в суд, к вельможе, на поединок: он прячет в сапог мелею, в ворота вступает левою ногою, читает заговор и проч. |
| Если старообрядцы силятся опровергать и извращать все писание, то значит, сердца их, проникнутые злобой к Святой Церкви и служителям ее, не поражаются силою убедительности святоотеческого писания, напрасно уже они и руководятся им, хотя это руководство в большинстве случаев состоит только в механическом чтении писания, без уяснения смысла и духа его, в подборе всевозможных возражений против Христовой Церкви, ее служителей и Таинств 99 . Беседа с Климентом Афиногеновичем Перетрухиным по вопросу, прокляты ли так называемые старые обряды восточными святителями и Соборами 1656 и 1667 годов 100 Миссионер Голубев в сентябре 1893 года был вызван единоверческим священником отцом Братановым телеграммою в село Пяшу Сердобского уезда для бесед с Перетрухиным. Голубев прибыл на место 22го числа и застал беседующими с Перетрухиным священников отца Е.И. Владыкина и отца Шалкинского о Церкви. В последней беседе о Церкви Голубев участвовал. На другой день ему предстояла беседа о клятвах Собора, каковой беседы особенно боялись пяшинские единоверцы. Им думалось, как бы в самом деле Перетрухин где не нашел, что старые обряды прокляты. Миссионер так начал беседу о клятвах Собора. Изобразив правою рукою двуперстное сложение, он сделал на себе истовый крест во вкусе раскольников, состоящем в пристукивании перстами по телу, и спрашивает Перетрухина: – Хорошо ли я изобразил на себе крест? Перетрухин: «Отлично! Если бы только всегда и везде все вы, православные, изображали на себе так крестное знамение, тогда бы нам и делиться с вами было не изза чего». Миссионер: «Помоему, Климент Афиногеныч, Вы сделали скорое и неосновательное суждение, потому что не справились о моей вере, какую я соединяю с двуперстным сложением. Тремя сложенными вместе пальцами – большим, безымянным и мизинцем – я изображаю веру в трех главных больших богов, а двумя – указательным простертым и средним несколько согбенным – выражаю веру в двух меньших богов. После такого объяснения одобрите ли Вы мое двуперстное сложение и истово изображенный им крест?» Перетрухин: «Такое перстосложение с крестом и верою никуда не годится». |
| Человеческий род занимает последнее место – не по достоинству, но в порядке творения. «Благослови, Израиль, Господа» ( Дан.3:83 ). Призывается (благословлять Господа), конечно, и избранный народ Божий, а так как в нем было много подразделений, то из них в частности призываются «священники Господни» ( Дан.3:84 ), в обличение жрецов лжеименных богов. Далее (упоминаются) «рабы Господни» ( Дан.3:85 ). А затем, чтобы не остались чуждыми этому лику и предки, (отроки) вместе с живыми исчисляют и их, как участников славословия, говоря: «благословите, духи и души праведных, Господа, ...Благословите, праведные и смиренные сердцем, Господа» ( Дан.3:86–87 ). Зачем упоминаются преподобные и смиренные? Чтобы показать, что «Господь гордым противится, смиренным же дает благодать» ( Притч.3:34 ): гордых попаляет вне печи, праведных и смиренных сохраняет среди огня. Так как и огонь соприсутствовал святым, то и он наряду с другими творениями получает повеление воспевать Творца: «благословите, огонь и жар, Господа» ( Дан.3:66 ), – чтобы вразумились этим вавилонские маги, для которых огонь был предметом поклонения, что и он относится к поклоняющимся, а не к покланяемым. Но обратимся к заключению песни, чтобы прекратить затем и беседу. «Благословите, – говорят отроки, – Анания, Азария и Мисаил, Господа» ( Дан.3:88 ). Зачем понадобилось к стольким исчисленным чинам прибавлять в конце концов и свои собственные имена? Разве вместе с Израилем они не благословляли Господа? Разве не включали себя в число рабов Господних, когда говорили: «благословите, рабы Господни, Господа», или, говоря о преподобных и смиренных сердцем, не подразумевали и себя между ними? Итак, что означает эта прибавка: «благословите, Анания, Азария и Мисаил»? Телесно вступивши в печь, они попрали огонь. Это чудо было настолько необычайно, настолько выше человеческой природы, что зрители от одного заблуждения могли перейти к другому – признать их самих богами и почитать их вместо огня, которого они оказались сильнее: ограждая зрителей от соблазна впасть в такое заблуждение, они и объявляют о своем собственном рабстве и воздают поклонение, говоря: «благословите, Анания, Азария и Мисаил, Господа». Вместе с этим становится понятным и то, почему именно Бог не допустил Даниила принять участие в этом мученичестве. После истолкования Даниилом царского сна, царь воздал ему поклонение как богу и почтил его именем Валтасара, производным от имени вавилонского бога. Так вот, чтобы не подумали, что этим именно божественным по их мнению именем Валтасара побеждается сила огня, Бог устроил так, что Даниил не присутствовал при этом, чтобы чудо благочестия не потерпело ущерба. Впрочем, довольно. Да сподобимся же и мы по молитвам просиявших подвижников, вооружившись тою же самою ревностью, удостоиться тех же самых похвал и достигнуть того же самого царства, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь. |
| Далее ПОТРЕБНИК прибавляет три молитвы трех малых антифонов из Песненной вечерни; это доказывает древность свидетельства, содержащегося в ПОТРЕБНИКЕ, ибо еще служилось Песненное исследование . И вновь ПОТРЕБНИК настаивает на обучении оглашенного, на этот раз через личную беседу со святителем: И по амине sic знаменав того отпущает, и прочее спричитается «оглашенным». И тако святитель или священник преже особь поучив оглашенныя, и на мнозе с ними беседуя и глаголя. И потом глаголет молитву оглашенных… И преклоньшу главу приходящему, святитель же или иерей молится над ним, глаголя молитву сию в слух: Боже великии и великоименитыи, иже первую тму просветивыи словом уст своих… Эта молитва в Евхологии читалась только над манихеями. Она соответствует молитве воцерковления 40-го дня над младенцем или молитве над язычником. По Амине же перекрестив того отпущает. ПОТРЕБНИК (17) помещает именно здесь уже цитировавшееся речение, которое должно было находиться в начале первого оглашения: И прочее проклинавыи бывает «християнин», и тако имеет («имеем» в греческом Евхологии. — М. А.) того яко некрещена християнина, яковы же суть християньския дети хотящиеся крестити («ся» в греческом Евхологии. — М. А.) . 3. Начало 2го оглашения После сорока дней поста и обучения в качестве оглашенного первой категории, то есть «некрещенного христианина», кандидат оглашался 2м оглашением; для константинопольских детей это оглашение продолжалось последние 4 недели Великого Поста; сколь долго продолжалось это второе оглашение для взрослых в Хм веке? Для еретиков первое оглашение продолжалось только один день, ибо они читали «отрицание ереси» лишь в конце сорокадневнего поста и обучения. Этот срок заменял первое оглашение (подобное недоразумение встречается уже в греческом Евхологии, когда речь заходит об обратившихся в православную веру). Поэтому следующая рубрика говорит о втором дне как о начале 2го оглашения. Отметим, что рубрика эта касается только еретиков. Вероятно, в случае язычников, впервые принимающих веру, дело обстояло иначе. |
| Именно при Кутневиче образовалась свободная, самостоятельная студенческая корпорация “Ученые беседы”, участники которой совместно изучали Канта и последующих классиков немецкой философии. Свт. Филарет всячески поощрял “самодеятельность” академистов; по воспоминаниям одного из участников этой корпорации, “в свободные часы сходились на беседу, философствовали, спорили, помогали друг другу в понимании Кантова учения, трудились над переводом технических слов его языка и разбирали системы его учеников” 16 . Секретарем “Ученых бесед” был преемник Кутневича Ф. А. Голубинский, который возглавлял философскую кафедру академии, уже в период полного “протектората” над ней митрополита Филарета, в течение полных тридцати лет (1824–1854). Митрополита и профессора философии связывала сердечная дружба, которая не страдала от того, что первый нередко делал второму строгие взыскания, а второй иногда критиковал строгого и начальственного “протектора”. Однако свт. Филарет отличался полным беспристрастием во всем, что касалось учебного процесса, и не личными симпатиями объясняется устойчивое положение Голубинского на философской кафедре в течение трех десятилетий: митрополит ценил в нем открытое мышление и живой интерес к самым разнообразным проявлениям духовной мысли. Если Кутневич знакомил студентов с новейшей немецкой философией, то Голубинский, также находившийся на уровне современного знания (критик Гегеля и почитатель Якоби) и ставший едва ли не первым русским философом, о котором заговорили в Германии, впервые открыл для студентов восточную философию, которую он серьезно изучал (разумеется в меру тогдашних возможностей) 17 , посвящая их также в философию неоплатонизма и близких ему по времени богословов П. Пуаре, Ф. Баадера, Г. Зайлера наряду с множеством других авторов. После кончины Голубинского кафедру метафизики занимает в течение 37 лет его лучший ученик В. Д. Кудрявцев-Платонов (1854–1891), который преподает введение в философию, гносеологию, рациональную теологию, космологию, психологию, элементы нравственной философии, а позднее и логику. |
| Одно из этих апокрифических сочинений, именно Беседа трех Святителей 18 , получило особенно важное значение в нашей древней литературе, относительно развития и распространения в ней поэтических элементов смешанного, полухристианского характера. Беседа эта, по своему происхождению, относится к отдаленной древности, и первоначально занесена к нам, вероятно, из Болгарии, вместе с заговорами на лихорадки, с Зелейниками и другими отреченными книгами; потому что эта беседа встречается в рукописях Болгарских, в которых не видно следов русского влияния 19 . Но усвоенная Русским народом, она получила у нас местный колорит, и пустила глубокие корни в древнерусской поэзии. Состоя в теснейшей связи с народными суевериями, загадками, приметами и с различными мифологическими воззрениями, эта Беседа дала содержание многим народным песням, сказкам, наречениям и в свою очередь, вероятно, многое заимствовала из этих народных источников. Это обоюдное влияние всего лучше говорит в пользу присутствия поэтических элементов в нашей древней письменности. Для того чтоб познакомить вас, Мм. Гг., с этою знаменитою Беседою, приведу из нее несколько более любопытных мест, в связи с фактами из истории нашей народной поэзии, как мифологической, так и смешенной с понятиями христианскими. С этой целью буду рассматривать эту Беседу, во-первых, в отношении древнейших мифических преданий, и во-вторых, в связи с народными духовными стихами, с загадками и сказками: причем постараюсь объяснить вообще художественный стиль этой Беседы. 1) Начну с языческих представлений характера космогонического. Сюда принадлежит миф глубокой древности о том, что земля, в символическом образе коровы, происходит от быка 20 . Этот миф не только вполне согласен с древнейшими представлениями индоевропейских языков, по которым понятия о земле и корове выражаются одним и тем же словом 21 , но и глубоко входит в основы мифических и поэтических преданий родственных народов. По мифологии северной два господствующие поколения мифических существ – великаны (Турсы, Иоты) и боги Асы – ведут свое происхождение от двух космических начал: от чудовища Имира, тело которого пошло на построение всего мира, и от коровы Аудумблы. От Имира произошли великаны с карликами, а от Аудумблы – Асы. |
| И не говори мне о конце этого дела, а подумай, сколько здесь зарождалось бедствий, и как дьявол подготовлял несчастное дело и возмущение Авессаломово. Если бы царь захотел настоять и выдержать клятву, весь народ восстал бы и произошло ужаснейшее возмущение; опять, если бы сын, для своего спасения, захотел предаться войску, он тотчас сделался бы отцеубийцей. Видишь, как от одной клятвы произошли бы и возмущение, и детоубийство, и отцеубийство, и междоусобная война и брань, и убийства, и кровопролитие, и тысячи трупов! Если бы произошло сражение, то, может быть, и Саул, и Ионафан были бы убиты, пало бы много и воинов; и таким образом ничья клятва не пришла бы в исполнение. Посему не смотри на то, что этого не случилось, а подумай о том, что самое существо дела принуждало к этому, только народ одержал верх. Теперь исчислим, сколько произошло клятвопреступлений. Первая клятва Саула нарушена сыном; вторая и третья об умерщвлении сына – самим Саулом. Народ, по-видимому, выполнил свою клятву: но, если обсудить дело с точностью, то и народ весь подлежит вине клятвопреступления, потому что, не выдав отцу сына, принудил отца Ионафанова нарушить клятву. Видишь, сколько людей одна клятва повергла в клятвопреступление, волей или неволей! Сколько причинила бедствий! Сколько произвела убийств! 6 . Начиная беседу, я обещал доказать, что в случае противоположных клятв неизбежно клятвопреступление; но раскрытие истории доказало гораздо более, нежели я предполагал: она представила не одного, не двух и не трех человек, но целый народ; не одну, не две и не три клятвы нарушенных, но гораздо более. Можно бы рассказать и другую историю, и показать из нее, как одна клятва произвела несчастье еще более жестокое и великое: в самом деле, одна клятва причинила и пленение городов, жен и детей, и опустошение огнем, и нашествие варваров, и осквернение святыни, и бесчисленное множество других более ужасных бедствий всем иудеям. Но вижу, что слово становится пространным; поэтому, прекратив здесь передачу этой истории, прошу вас, вместе с повествованием о главе Иоанновой, рассказывать друг другу и об умерщвлении Ионафана, и о погибели целого народа, хотя не совершившихся на деле, однако долженствовавших быть по силе клятвы, – напоминать об этом (во избежание клятв) и дома, и на площади, и женам, и друзьям, и соседям, и всем вообще людям, и не думать, будто достаточное для нас оправдание, если сошлемся на привычку. Что это только отговорка и предлог, и грех происходит не от привычки, а от беспечности, постараюсь вам доказать тем, что уже случилось. |
| В отношении к этому последнему влиянию, Беседу подвергал подробному исследованию В. Н. Мочульский в особой диссертации по заглавием: «Историко-литературный анализ стиха о Голубиной книге». Но что касается состава и источников Беседы, то в этом отношении сделано не много. Именно: тот же В. Н. Мочульский в упомянутой книге, изъявив намерение посвятить Беседе особое специальное исследование, делает предварительное, так сказать, обозрение и намечает классификацию многочисленных списков этого памятника. Он различает три редакции Беседы и дает их характеристику. «Первичная редакция-по словам В. Н. Мочульского – краткая, не определяющая точно своего материального состава, но дающая в своем постепенном развитии намеки на то, что послужило зерном ее происхождения, какие были причины и цели ее возникновения». Представителем этой редакции служит список ее, содержащейся в Изборнике Святослава 1073 г. и ныне напечатанный Архангельским 1 . Это памятник XI в. буквально переведенный с греческого и начинающейся таким образом: «Вопросы и ответы Григора Богословца и Василия. Василии. Что есть начало». Есть несколько и других списков этой статьи позднейшего времени. «Вторая редакция-полная, отчасти носящая следы своего постепенного развития и осложнения, отчасти же стершая эти следы, будучи впоследствии несколько систематизирована». К этой редакции В. Н. Мочульский относит множество разнообразных списков, пытаясь разделить их на подредакции, а один список, по его словам, самый полный издает целиком. «Наконец, третья редакция-отреченная, или с явными следами еретичества, или только с одними намеками на еретическую примесь» 2 . Затем автор делает попытку выяснить также в общих чертах «в виде предположения» истории происхождения и постепенного осложнения Беседы, при чем списки первой его редакции представляются у него зерном или основою всего последующего развития. Другой исследователь, писавший позднее, проф. Казанского университета А. С. Архангельский в своей докторской диссертации «О творениях отцев в древне-русской письменности касается того-же предмета, но идет далее г. |
| Одно из этих апокрифических сочинений, именно «Беседа трех святителей», получило особенно важное значение в нашей древней литературе относительно развития и распространения в ней поэтических элементов, смешанного, полухристианского характера. «Беседа» эта по своему происхождению относится к отдаленной древности и первоначально занесена к нам, вероятно, из Болгарии вместе с заговорами на лихорадки, с зелейниками и другими отреченными книгами, потому что эта беседа встречается в рукописях болгарских, в которых не видно следов русского влияния. Но усвоенная русским народом, она получила у нас местный колорит и пустила глубокие корни в древнерусской поэзии. Состоя в теснейшей связи с народными суевериями, загадками, приметами и с различными мифологическими воззрениями, эта «Беседа» дала содержание многим народным песням, сказкам, изречениям и в свою очередь, вероятно, многое заимствовала из этих народных источников. Это обоюдное влияние всего лучше говорит в пользу присутствия поэтических элементов в нашей древней письменности. Для того чтобы познакомить вас с этою знаменитою «Беседою», приведу из нее несколько более любопытных мест в связи с фактами из истории нашей народной поэзии, как мифологической, так и смешанной с понятиями христианскими. С этой целью буду рассматривать эту «Беседу», во-первых, в отношении древнейших мифических преданий и, во-вторых, в связи с народными духовными стихами, с загадками и сказками; причем постараюсь объяснить вообще художественный стиль этой «Беседы». 1) Начну с языческих представлений характера космогонического. Сюда принадлежит миф глубокой древности о том, что земля, в символическом образе коровы, происходит от быка 11 . Этот миф не только вполне согласен с древнейшими представлениями индоевропейских языков, по которым понятия о земле и корове выражаются одним и тем же словом, но и глубоко входит в основы мифических и поэтических преданий родственных народов. По мифологии северной, два господствующих поколения мифических существ – великаны (турсы, йоты) и боги асы – ведут свое происхождение от двух космических начал: от чудовища Имира, тело которого пошло на построение всего мира, и от коровы Аудумблы. От Имира произошли великаны с карликами, а от Аудумблы – асы. |
| 23. Ученик же злобы Теревинф, сделавшись наследником золота, книг и ереси, пришедши в Палестину и быв узнан и осужден в Иудее, рассудил удалиться в Персию, а чтобы там не быть узнанным по имени, переименовал себя Вуддою. Но там были у него и противники, служители Митры, и после многих прений и состязаний он был обличен и, наконец, изгнанный, находит прибежище у одной вдовы. Потом, взошедши на верх дома и призвав воздушных демонов, которых и доныне призывают манихеи под проклятою своею смоковницею, пораженный Божиим гневом и сброшенный с кровли, испустил дух. И, таким образом, истреблен второй зверь. 24. Но остались памятники нечестия – книги, а наследницею книг и денег была вдова. Не имея же ни родственника, ни другого кого, рассудила она на деньги купить отрока, по имени Куврика, и усыновив его себе, как сына, обучила персидским наукам и изострила сию зловредную для человечества стрелу. Злой домочадец Куврик возрастал среди философов, а по смерти вдовы наследовал и книги и имущество. Потом, чтобы имя рабства не служило ему укоризною, из Куврика наименовал себя Манесом, что на персидском языке означает беседу. Поскольку оказался сильным в слове, то назвал себя Манесом, как бы превосходным каким собеседником. Но он домогался приобрести себе добрую славу по значению имени на языке персидском, по Божию же смотрению сделал, что имя сие, против воли его, сделалось обвинителем его и, думая почтить себя в Персии, у еллинов провозгласил себя соименным беснованию. 25. Дерзнул же говорить о себе, что он Утешитель. Написано: «но кто будет хулить Духа Святого, тому не будет прощения» ( Марк. 3:29 ), а он хулит Его, себя называя Духом Святым. Кто в общении с ними, тот пусть видит, с кем включает себя в один список. Этот раб поколебал вселенную, потому что «от трех трясется земля, четырех же она не может носить: раба, когда он делается царем» ( Притч. 30, 21. 21 ). Исшедши же на среду, Манес обещает сделать нечто превышающее человеческие силы. У персидского царя болен был сын; явилось множество врачей. |
|
|
